Распухло лицо. Во весь лоб синяк с зелёными краями. — Больно тебе? — спросила Таня.
— Коленку и локоть — немного, а так ерунда.
— Ты, Тимка, не обижайся, мы не знали, что ты упал.
— Не упал я, а застрял, я проход разыскал из трещины…
Их окликнул Шурка.
— Идёмте к лабиринту, там наговоритесь.
В последние дни Шурка стал вести себя немного нагловато, иногда даже грубил. Стал важничать. Виноват был Вислоухий, потому что во всём угождал Шурке.
Вход в лабиринт Гаусса был у самой земли. Туда можно было забраться только ползком, как в русскую |печь. Скала с отверстием потрескалась от землетрясения, как стекло. Верхушка скалы отломилась и нависла над входом. Когда Вислоухий на неё опёрся, она легко закачалась.
Таня пролезла в лабиринт, Петька подал ей туда стрелы, лук, капкан, котелок. Шурка схватился за мешок с мясом. Вислоухий засмеялся.
— Да вы сначала там осмотритесь. Ориентировку наведите. Потом факелов наделаем, и все туда полезем. Ночевать-то все равно здесь наверху будем.
Вислоухий наклонился к лазу, посмотрел в темноту: — Осмотритесь и вылазьте.
Он опять опёрся на качающуюся глыбу и встал. Из лабиринта не ответили. Там Шурка о чём-то уже спорил с Петькой.
Вислоухий видел, что Тимке тоже не терпится залезть в лабиринт.
— Слазь на секундочку и котелок обратно выкини, а я здесь завтрак сготовлю по такому случаю отменный.
Тимка быстро развязал мешок, сунул за пазуху несколько кусочков копчёной козлятины и юркнул в узкое жерло лабиринта.
Эй, кто там свет застил!
Звук был рокочущий, но Тимка узнал Шуркин голос.
— Тимка, ты? — спросила Таня.
Я— Ползи сюда, здесь как будто озеро. Сейчас. Но не пролезТимкаенный потолок, и наступила тьма.
— Тимка! Тимка! Тебя придавило?
— Живой я.
Он, как ящерица, подполз к ребятам.
— Где вы?
— Рядом мы.
Петькины руки прикоснулись к Тимке.
— Что там, Тимка?
— Вислоухий кажется, завалил вход.
— А-а-а! — закричал Шурка, — мамочка! Пропадём мы теперь!
— Не ори ты, трус Подметкинский! — рявкнулТимкаень нечаянно задел, и самого, может, в лепёшку раздавило.
Поползли обратно. Выход был плотно закрыт скальной глыбой.
— Дядя! — закричал Петька, — ты живой?
Прислушались. Глухо донеслось:
— Я-то живой. А вы, стервы, сдыхайте теперь там. Считали меня дураком. Думали, что я сдамся в милицию! — Бандит раскатисто захохотал.
— Ты же, Вислоухий, от голоду подохнешь.
— До Жаргино мне хватит. А там со старичком Костоедовым что-нибудь придумаем. Сюда с ним прогуляемся. Косточки ваши посмотрим. Золотишко приберём.
— Мы же тебе жизнь спасли. Ты же клялся.
— Клянутся господу богу…
— Выпусти. А иначе мы с тобой рассчитаемся, тогда не пожалеем тебя, — прокричала Таня.
Бандит загоготал:
Где же вы со мной рассчитаетесь?
— За нами группа чекистов и солдат идёт, — не совсем уверенно сказал Петька.
— Заливай кому-нибудь другому. А я знаю. Шурка — хлопец доверчивый, все мне доложил. Мы с Прокопием Костоедовым поставим тебе, Шурка, пудовую свечку в церкви, за помин твоей души.
— Откопай, все равно заблудишься без нас.
Не заблужусь, Тимофей, как тебя по батюшке. Не заблужусь. Карта берестяночка — то у меня.
Петька ощупал пояс. Под намотанными верёвками Костоедовской карты не было.
— Фашист проклятый, ночью обшарил.
— Прощевайте!
Ребята услышали удаляющиеся шаги.
РАДИОШИФРОГРАММА. ЦЕНТРУ (срочно).
В квадрате В-39-И в указанное время никаких самолётов не появлялось. Приказ о «зелёной улице» отменил.
Крупинцев
Петька с Тимкой попытались откопаться. Но кругом нащупывался сплошной гранит — многотонная глыба осела плотно.
Ребята собрали в темноте стрелы, лук, капкан, нашли укатившийся котелок и полезли обратно. Осторожно сползли с уступчика.
— Тимка, дальше не иди, там озеро, — предупредил Петька.
Сели на корточки, потрясённые подлостью Вислоухого.
Послышался плач.
— Таня, ты, почему плачешь? — спросил Петька.
— Это не я, это Шурка Подметкин плачет.
Шурка заплакал сильней.
— Перестань хныкать, доносчик! — закричал резко Петька.
— Не доносчик я! Я нечаянно рассказал. Не доносчик!
Шуркин рыдающий голос отражался от каменных сводов и тонул где-то в узких щелях.
Таня в темноте нашла Шурку, положила руку на плечо:
— Не плачь. Лучше думай, как отсюда выбраться.
ГЛАВА 20
— Тимка, зажигалка у тебя?
— У меня.
— Давай посмотрим, может, где-нибудь трещину найдём, выберемся.
Тимка зашуршал одеждой, запахло копчёным.
— Осматривайтесь, — сказал Тимка и крутанул рубчатое колёсико. Слабый огонёк бросил на воду лёгкие тени ребят. Озеро походило на лужу. Но чувствовалась большая глубина, как в колодце. Никаких коридоров не было. Они рухнули от землетрясения. За колодцем в углу виднелась широкая горизонтальная щель. Но очень узкая. Не выше полметра. С потолка этой щели до её низа свешивались острые известковые сосули. При мерцающем огоньке щель походила на зубатую пасть чудовища, ползущего к воде.
Тимка погасил зажигалку. Зашептался о чём-то с Петькой.
Ребятам оставалось испробовать только одно. В темноте обойти бездонный колодец и лезть в зубатую щель.
Таня сидела тихо и сама боялась своих мыслей. А если… если зубатый коридор тоже где-то обвалился или вообще не имеет выхода. Тогда что?»
Боялась ли Таня смерти? Наверное, нет. Но ей хотелось, чтобы всегда жили Петька, Шурка Подметкин и Тимка. Чтобы они, когда кончится война, ходили в школу и чтоб у Шурки и у Тимки всегда были цветные карандаши, а у Петьки акварельные краски и готовальня, чтобы чертить карты. Сама Таня мечтала о голубой шёлковой ленте, чтоб в школу ходить с бантами. В начале войны мама ей обещала: «Разобьём фашистов, приду с фронта и целых три метра куплю тебе, каких только захочешь». Таня всхлипнула. Теперь мама никогда не придёт с фронта.
— Опять там кто-то разнюнился, — громко сказал Тимка. — Не бойтесь, выберемся отсюда за милую душу. Я вчера второй, лаз в этот лабиринт нашёл. Только не здесь, а там, где упала зелёная скала. Вы не дали мне вчера говорить, кричать стали.
Таня сначала подумала, что Тимка успокаивает, и специально сейчас сочинил про второй вход. Но Тимка совершенно серьёзно подтвердил, что вчера он обнаружил ещё один вход в лабиринт. В стене ущелья он нашёл свежую трещину. Пролез в неё очень далеко и попал в какой-то старый коридор. Низ коридора шёл острыми волнами, а в изломах был залит водой.
— Почему ты думаешь, что трещина сюда идёт? Может, мимо?
— Мимо не может. Ещё отец мне говорил, что все трещины в горах к слабинеТяниудь с этим зубатым коридором встречается.
Тимкины слова немного успокоили. Зашевелился Шурка, встал на ноги Петька. А Таня вдруг захотела есть, она пошмыгала носом и спросила:
— Тимка, это от тебя, что ли, копчёным пахнет?
— От меня, — ответил бодро Тимка. — Я, как по лез сюда, по кусочку всем захватил. Вот они на камнях лежат.
— Я, мальчишки, проголодалась, просто умираю.
Тимка, зашарил рукой по камням.
— Петька, а тебе дать?
Петька не ответил.
— Ты здесь, Петька?
— Здесь.
— А чего молчишь?
— Мясо надо припасти. Сейчас съедим только один кусочек, а остальные будем тянуть до последнего.
— Понятно, Петька, — опять очень бодро ответил Тимка.
Тимка откусил мясо и подал Тане. Она откусила и подала Шурке.
— На, Шурка, кусай. Только осторожней, там с одного края острая косточка.
Шурка оттолкнул Танину руку:
— Не буду.
— Почему?
— Не буду, и все!
— Почему, Шурка?
— Сказано — не буду, и не приставайте!
— Ешь!
— Я предатель, — Шурка зарыдал. — Не буду я есть. Я лучше первым умру от голода…
Шурку успокаивали долго. Наконец он вытер слезы, оторвал от куска какую-то жилку и стал жевать. Когда третий раз подошла Танина очередь, она взяла кусок мяса и сердито сказала:
— Петька, почему ты не укусил ни разу?
— Тимка тоже не кусает.
— Я там, наверху, большой кусок съел, — ответил Тимка.
Когда мясо доели, Тимка обглоданную косточку положил в карман. «Пригодится на похлёбку», — подумал он.
Потом мальчишки определяли по стрелке компаса направление.
Держать вертикально иголку было неудобно. Стрелка долго прыгала и вращалась. Светилось в темноте острие, покрытое фосфором. Зубатая щель шла прямо на юг.
— Хорошо, если она повстречается с тем коридором, в который ты, Тимка, лазил, — с надеждой сказала Таня.
— Куда же ей деться, — ответил Шурка.
— Ну что, пойдём, — Петька загремел котелком, — попробуем пролезть. Тяжёлый капкан решили с собой не тащить. Взялись друг за друга и, щупая ногами землю, как слепые, пошли в обход бездонного колодца. Огня не зажигали. Тимка экономил бензин. Петька вдруг отцепился:
— Ждите меня здесь, сейчас вернусь.
Зашаркали шаги, брякнуло железо.
— Петька, ты где? — спросила Таня.
Опять загремело железо, щёлкнул рычажок капкана.
— Здесь я, сейчас Вислоухому гостинец оставлю, — донеслось из засыпанного хода.
Тимка понял Петькину хитрость, крикнул;
— Ты осторожней, сам не попадись.
Но зашуршали камни, и Петька снова поймался рукой за Таню:
— Пошли, ребята.
— Петька, ты что там сделал?
— Капкан зарядил да в коридорчик, к выходу, просунул. Полезет Вислоухий, обязательно попадётся.
Тимка словно видел в темноте. Он точно подвёл ребят к зубатой щели. Попросил у Петьки котелок, нащупал Таню и надел котелок ей на голову:
— Крепче солдатской каски будет. А ты, Шурка, тоже голову оберегай, сосули острые, как шилья — боднёшь одну, и каюк тебе.
Слышно было, как Тимка опустился на колени, лёг на живот, заполз в щель. И оттуда позвал Шурку. Шурка шмыгнул носом, подтянул штаны и опустился перед щелью. За ним ползла Таня. Сразу за Таней — Петька.
Продвигались медленно, постоянно касаясь вытянутой рукой ноги ползущего впереди. Несколько раз Таня задевала головой концы острых сосулек. Но котелок спасал, сосульки отламывались и мелкими крошками сыпались на шею.
Иногда потолок щели опускался так низко, что делалось жутко. Хотелось остановиться и закричать. Но спокойно пыхтел впереди Тимка. Уползали Шуркины ноги, и раздавался чей-нибудь голос:
— Не отставай!
Иногда Тане начинало казаться, что ползут они целую вечность, холодело в груди, подкрадывался страх. Но сзади тыкался головой в подошвы ног Петька. И она успокаивалась.
Наконец голос Тимки:
— Осторожно, тут приступок.
Переползли его. Стало как будто шире. И сразу скомандовал Тимка:.
— Останавливайтесь. Ложитесь на бок.
Повернулись, задев плечами шершавый потолок. Отдыхали на боку, слушая глухие удары своих сердец. И снова голос Тимки:
— Пошли.
Таня повернулась на живот и, касаясь руками Щуркиных ног, поползла вперёд.
Они сделали поворот, когда Таня почувствовала, что Петька отстал и давно не касается её ног.
— Тимка, стой! — закричала она. — Петька отстал.
Стали звать.
— Тут я, — донеслось сзади, — лук за сосульку зацепился, снять никак не могу.
Пролезть к Петьке и помочь было невозможно.
— Брось его, — крикнул Тимка.
— Брось его, — передала Таня.
Но «бросить его» Петька не мог. Лук был привязан к спине, верёвка не распутывалась, а сосуля звенела и не отпускала Петьку. Он хотел сдать назад, но сосуля зацепила рубаху и задирала её на голову. Петька долго пыхтел. Наконец послышался удар. И звон: тын-н-н…
— Что, Петька?
— Ногой переломил проклятую.
— Можно ползти? — спросил Тимка.
— Можно, — ответил вспотевший. Петька.
ТОКИО. АВДЕЕВУ.
В названном вами квадрате «юнкерс» с диверсионной группой «Феникс» не появлялся. Сообщите срочно: не проскочил ли он где-нибудь в другом месте. Об изменениях программы заброски диверсантов передавайте незамедлительно.
Вершинин
ГЛАВА 21
Тимка подполз к краю какой-то трещины, опустил туда руку и чиркнул зажигалкой.
Тим, что там? — плаксивым голосом спросил Шурка.
— Пещера опять.
— Спускаться будем?
— Будем.
Шурка осторожно повернул голову назад и передал:
— Сейчас начнётся спуск.
Таня передала Петьке.
Тимка спустился первым и сразу же предупредил:
— Шурка, здесь камни нависли. Не касайся их, а то рухнут.
— Знамо дело, — ответил Шурка и, как ящерица, юркнул вниз.
Таня проскочила тоже удачно. Полез Петька и, соскользнув, задел ногами верхний рыхлый козырёк. Тонны песка и щебня лавиной пошли вниз. Вспыхнул огонёк зажигалки. Петька, как кузнечик, отпрыгнул в сторону. Тимка дунул на зажигалку. В темноте ещё долго падали вниз пласты слежавшихся мелких камней. Ход, по которому только что ползли ребята, завалило. Ощупью отошли подальше от обвала и сели, прислонившись к сыпучей куче щебня.
Тимка попросил всех затаить дыхание, чиркнул зажигалкой и поднял руку. Бледный язычок пламени задрожал, но вытянулся и замер на месте. Тимка защёлкнул колпачок и тяжело перевёл дыхание. Подошёл к куче и сел.
— Тимка, зачем ты это делал? — спросил Петька.
— Смотрел потолок пещеры, — ответил Тимка громко. А шёпотом на ухо объяснил: — Из этой пещеры нет выхода. Пламя не колеблется — нет сквозняка.
Потрясённый Петька, забывшись, сказал громко:
— Мы же на большой глубине, может, поэтому и сквозняка нет.
— Глубина здесь ни при чём.
Но Шурка с Таней отнеслись к этому совершенно безразлично. Сейчас они хотели одного — спать. Беспробудно спать хоть тысячу дней и ночей.
Таня тихо зевнула и спросила печальным голосом:
— Сейчас день, вечер или ночь? — она опять сладко зевнула.
Петька представил сейчас Таню, худенькую, прижавшуюся к острым камням, не чувствующую уже ни голода, ни холода. Представил, как она сейчас зевает и закрывает рот исцарапанной ладошкой.
— Спать хочется… — сказала она и снова зевнула.
— Наверно, ночь, — произнёс Шурка и зевнул.
Заворочался на камнях Тимка и сказал то ли себе, толи всем:
— Маленько можно и вздремнуть. Зашуршал камнями, наверно, устраивался поудобней.
Петьке тоже захотелось спать. Он нащупал свободное место и лёг на спину. Вытянул ноги. Глубоко вздохнул. Перед глазами поплыли цветные круги, Петька что-то пробормотал, но ему не ответили. Таня, Шурка и Тимка уже крепко спали.
Петька раскинул руки, и приятная истома затуманила сознание. Начинался красивый сон. Он, Петька Жмыхин, вращается на яркой карусели, и карусель, как воздушный шар, бесшумно уносится к звёздам. Петька понимал, что это сон, и пытался отогнать его. Повернулся на бок, скатился с кучи, встал на колени и заставил себя проснуться. Вскочил на ноги, ощупью нашёл Тимку. Стал его тормошить:
— Вставай, нельзя спать, Тимка. Давай искать выход!
Тимка, качаясь из стороны в сторону, не отвечал. Шурка тоже спал. Только Таня умоляюще, прошептала:
— Петька, я немножко посплю, совсем-совсем немножко, и заснула.
Петька сел. Опустил голову на колени. Ему вспомнились письма с фронта о гибели матери и отца. Вспомнилась тихо умершая бабушка Вера Ивановна. Голодная зима и то, как радовались все в посёлке, когда узнали, что Петьку, Таню, Тимку и Шуру отправляют в пионерский лагерь. Петька почувствовал, что потекли слезы. Он представил, как осенью в посёлке их будут ждать. А они… теперь уж никогда не вернутся. Тимкина мама каждое утро будет приходить на берег Байкала, держаться рукой за сердце, всматриваться в колышущую даль и ждать лодку. И вечно она будет ждать не только Томку, по и Петьку, Таню и Щурку. А они? Они будут лежать умершие в этом проклятом лабиринте.
Петька вытер кулаком слезы.
— Этого не будет! Я не хочу, чтобы умерли… чтобы Тимкина мама плакала и звала нас.
Петька встал. Нашёл Тимку, вытащил у него из кармана зажигалку. Отошёл в сторону, поднял рубашку, отмотал с пояса немного верёвки и отрезал. Нож и зажигалку положил в карман, а отрезанный кусок стал раскручивать, теребить его. Щупая вокруг, нашёл узкий длинный камень и; не торопясь, намотал на него распущенный в паклю кусок верёвки. Вынул зажигалку, чиркнул. Факел вспыхнул ярким пламенем. Петька дунул на зажигалку, положил её в карман и пошёл осматривать последнее пристанище своего отряда.
Пещера походила на круглую и огромную как цирк комнату. С правой стороны — кучи камней и песка, и никаких дыр и трещин. Петька стал осматривать высокие стены, с которых сегодня осыпался спрессованный щебень.
Факел обгорел и светил плохо. Петька держал его у самого лица и щупал холодные стены. Выбоины. Рытвины. Царапины, но никаких крупных трещин. Петька раздул факел и пошёл, щупая стены. Его рука скользнула по гладкому, почти полированному. Он приблизил факел. На стене виднелось изображение быка.
Сначала Петьке показалось, что нарисовано два быка, а потом он рассмотрел: был один, но у него две головы. Одна опущена, как будто щиплет траву, другая — поднятая, как будто он орёт и зовёт других быков.
Сердце у Петьки заколотилось. В этой пещере жили древние люди! Значит, как-то они отсюда выходили! Петька, постоянно раздувая факел, пошёл вдоль стен. Шарил руками. Но никаких признаков выхода не было.
Факел уже не светил, а только тлел в темноте красным глазом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Коленку и локоть — немного, а так ерунда.
— Ты, Тимка, не обижайся, мы не знали, что ты упал.
— Не упал я, а застрял, я проход разыскал из трещины…
Их окликнул Шурка.
— Идёмте к лабиринту, там наговоритесь.
В последние дни Шурка стал вести себя немного нагловато, иногда даже грубил. Стал важничать. Виноват был Вислоухий, потому что во всём угождал Шурке.
Вход в лабиринт Гаусса был у самой земли. Туда можно было забраться только ползком, как в русскую |печь. Скала с отверстием потрескалась от землетрясения, как стекло. Верхушка скалы отломилась и нависла над входом. Когда Вислоухий на неё опёрся, она легко закачалась.
Таня пролезла в лабиринт, Петька подал ей туда стрелы, лук, капкан, котелок. Шурка схватился за мешок с мясом. Вислоухий засмеялся.
— Да вы сначала там осмотритесь. Ориентировку наведите. Потом факелов наделаем, и все туда полезем. Ночевать-то все равно здесь наверху будем.
Вислоухий наклонился к лазу, посмотрел в темноту: — Осмотритесь и вылазьте.
Он опять опёрся на качающуюся глыбу и встал. Из лабиринта не ответили. Там Шурка о чём-то уже спорил с Петькой.
Вислоухий видел, что Тимке тоже не терпится залезть в лабиринт.
— Слазь на секундочку и котелок обратно выкини, а я здесь завтрак сготовлю по такому случаю отменный.
Тимка быстро развязал мешок, сунул за пазуху несколько кусочков копчёной козлятины и юркнул в узкое жерло лабиринта.
Эй, кто там свет застил!
Звук был рокочущий, но Тимка узнал Шуркин голос.
— Тимка, ты? — спросила Таня.
Я— Ползи сюда, здесь как будто озеро. Сейчас. Но не пролезТимкаенный потолок, и наступила тьма.
— Тимка! Тимка! Тебя придавило?
— Живой я.
Он, как ящерица, подполз к ребятам.
— Где вы?
— Рядом мы.
Петькины руки прикоснулись к Тимке.
— Что там, Тимка?
— Вислоухий кажется, завалил вход.
— А-а-а! — закричал Шурка, — мамочка! Пропадём мы теперь!
— Не ори ты, трус Подметкинский! — рявкнулТимкаень нечаянно задел, и самого, может, в лепёшку раздавило.
Поползли обратно. Выход был плотно закрыт скальной глыбой.
— Дядя! — закричал Петька, — ты живой?
Прислушались. Глухо донеслось:
— Я-то живой. А вы, стервы, сдыхайте теперь там. Считали меня дураком. Думали, что я сдамся в милицию! — Бандит раскатисто захохотал.
— Ты же, Вислоухий, от голоду подохнешь.
— До Жаргино мне хватит. А там со старичком Костоедовым что-нибудь придумаем. Сюда с ним прогуляемся. Косточки ваши посмотрим. Золотишко приберём.
— Мы же тебе жизнь спасли. Ты же клялся.
— Клянутся господу богу…
— Выпусти. А иначе мы с тобой рассчитаемся, тогда не пожалеем тебя, — прокричала Таня.
Бандит загоготал:
Где же вы со мной рассчитаетесь?
— За нами группа чекистов и солдат идёт, — не совсем уверенно сказал Петька.
— Заливай кому-нибудь другому. А я знаю. Шурка — хлопец доверчивый, все мне доложил. Мы с Прокопием Костоедовым поставим тебе, Шурка, пудовую свечку в церкви, за помин твоей души.
— Откопай, все равно заблудишься без нас.
Не заблужусь, Тимофей, как тебя по батюшке. Не заблужусь. Карта берестяночка — то у меня.
Петька ощупал пояс. Под намотанными верёвками Костоедовской карты не было.
— Фашист проклятый, ночью обшарил.
— Прощевайте!
Ребята услышали удаляющиеся шаги.
РАДИОШИФРОГРАММА. ЦЕНТРУ (срочно).
В квадрате В-39-И в указанное время никаких самолётов не появлялось. Приказ о «зелёной улице» отменил.
Крупинцев
Петька с Тимкой попытались откопаться. Но кругом нащупывался сплошной гранит — многотонная глыба осела плотно.
Ребята собрали в темноте стрелы, лук, капкан, нашли укатившийся котелок и полезли обратно. Осторожно сползли с уступчика.
— Тимка, дальше не иди, там озеро, — предупредил Петька.
Сели на корточки, потрясённые подлостью Вислоухого.
Послышался плач.
— Таня, ты, почему плачешь? — спросил Петька.
— Это не я, это Шурка Подметкин плачет.
Шурка заплакал сильней.
— Перестань хныкать, доносчик! — закричал резко Петька.
— Не доносчик я! Я нечаянно рассказал. Не доносчик!
Шуркин рыдающий голос отражался от каменных сводов и тонул где-то в узких щелях.
Таня в темноте нашла Шурку, положила руку на плечо:
— Не плачь. Лучше думай, как отсюда выбраться.
ГЛАВА 20
— Тимка, зажигалка у тебя?
— У меня.
— Давай посмотрим, может, где-нибудь трещину найдём, выберемся.
Тимка зашуршал одеждой, запахло копчёным.
— Осматривайтесь, — сказал Тимка и крутанул рубчатое колёсико. Слабый огонёк бросил на воду лёгкие тени ребят. Озеро походило на лужу. Но чувствовалась большая глубина, как в колодце. Никаких коридоров не было. Они рухнули от землетрясения. За колодцем в углу виднелась широкая горизонтальная щель. Но очень узкая. Не выше полметра. С потолка этой щели до её низа свешивались острые известковые сосули. При мерцающем огоньке щель походила на зубатую пасть чудовища, ползущего к воде.
Тимка погасил зажигалку. Зашептался о чём-то с Петькой.
Ребятам оставалось испробовать только одно. В темноте обойти бездонный колодец и лезть в зубатую щель.
Таня сидела тихо и сама боялась своих мыслей. А если… если зубатый коридор тоже где-то обвалился или вообще не имеет выхода. Тогда что?»
Боялась ли Таня смерти? Наверное, нет. Но ей хотелось, чтобы всегда жили Петька, Шурка Подметкин и Тимка. Чтобы они, когда кончится война, ходили в школу и чтоб у Шурки и у Тимки всегда были цветные карандаши, а у Петьки акварельные краски и готовальня, чтобы чертить карты. Сама Таня мечтала о голубой шёлковой ленте, чтоб в школу ходить с бантами. В начале войны мама ей обещала: «Разобьём фашистов, приду с фронта и целых три метра куплю тебе, каких только захочешь». Таня всхлипнула. Теперь мама никогда не придёт с фронта.
— Опять там кто-то разнюнился, — громко сказал Тимка. — Не бойтесь, выберемся отсюда за милую душу. Я вчера второй, лаз в этот лабиринт нашёл. Только не здесь, а там, где упала зелёная скала. Вы не дали мне вчера говорить, кричать стали.
Таня сначала подумала, что Тимка успокаивает, и специально сейчас сочинил про второй вход. Но Тимка совершенно серьёзно подтвердил, что вчера он обнаружил ещё один вход в лабиринт. В стене ущелья он нашёл свежую трещину. Пролез в неё очень далеко и попал в какой-то старый коридор. Низ коридора шёл острыми волнами, а в изломах был залит водой.
— Почему ты думаешь, что трещина сюда идёт? Может, мимо?
— Мимо не может. Ещё отец мне говорил, что все трещины в горах к слабинеТяниудь с этим зубатым коридором встречается.
Тимкины слова немного успокоили. Зашевелился Шурка, встал на ноги Петька. А Таня вдруг захотела есть, она пошмыгала носом и спросила:
— Тимка, это от тебя, что ли, копчёным пахнет?
— От меня, — ответил бодро Тимка. — Я, как по лез сюда, по кусочку всем захватил. Вот они на камнях лежат.
— Я, мальчишки, проголодалась, просто умираю.
Тимка, зашарил рукой по камням.
— Петька, а тебе дать?
Петька не ответил.
— Ты здесь, Петька?
— Здесь.
— А чего молчишь?
— Мясо надо припасти. Сейчас съедим только один кусочек, а остальные будем тянуть до последнего.
— Понятно, Петька, — опять очень бодро ответил Тимка.
Тимка откусил мясо и подал Тане. Она откусила и подала Шурке.
— На, Шурка, кусай. Только осторожней, там с одного края острая косточка.
Шурка оттолкнул Танину руку:
— Не буду.
— Почему?
— Не буду, и все!
— Почему, Шурка?
— Сказано — не буду, и не приставайте!
— Ешь!
— Я предатель, — Шурка зарыдал. — Не буду я есть. Я лучше первым умру от голода…
Шурку успокаивали долго. Наконец он вытер слезы, оторвал от куска какую-то жилку и стал жевать. Когда третий раз подошла Танина очередь, она взяла кусок мяса и сердито сказала:
— Петька, почему ты не укусил ни разу?
— Тимка тоже не кусает.
— Я там, наверху, большой кусок съел, — ответил Тимка.
Когда мясо доели, Тимка обглоданную косточку положил в карман. «Пригодится на похлёбку», — подумал он.
Потом мальчишки определяли по стрелке компаса направление.
Держать вертикально иголку было неудобно. Стрелка долго прыгала и вращалась. Светилось в темноте острие, покрытое фосфором. Зубатая щель шла прямо на юг.
— Хорошо, если она повстречается с тем коридором, в который ты, Тимка, лазил, — с надеждой сказала Таня.
— Куда же ей деться, — ответил Шурка.
— Ну что, пойдём, — Петька загремел котелком, — попробуем пролезть. Тяжёлый капкан решили с собой не тащить. Взялись друг за друга и, щупая ногами землю, как слепые, пошли в обход бездонного колодца. Огня не зажигали. Тимка экономил бензин. Петька вдруг отцепился:
— Ждите меня здесь, сейчас вернусь.
Зашаркали шаги, брякнуло железо.
— Петька, ты где? — спросила Таня.
Опять загремело железо, щёлкнул рычажок капкана.
— Здесь я, сейчас Вислоухому гостинец оставлю, — донеслось из засыпанного хода.
Тимка понял Петькину хитрость, крикнул;
— Ты осторожней, сам не попадись.
Но зашуршали камни, и Петька снова поймался рукой за Таню:
— Пошли, ребята.
— Петька, ты что там сделал?
— Капкан зарядил да в коридорчик, к выходу, просунул. Полезет Вислоухий, обязательно попадётся.
Тимка словно видел в темноте. Он точно подвёл ребят к зубатой щели. Попросил у Петьки котелок, нащупал Таню и надел котелок ей на голову:
— Крепче солдатской каски будет. А ты, Шурка, тоже голову оберегай, сосули острые, как шилья — боднёшь одну, и каюк тебе.
Слышно было, как Тимка опустился на колени, лёг на живот, заполз в щель. И оттуда позвал Шурку. Шурка шмыгнул носом, подтянул штаны и опустился перед щелью. За ним ползла Таня. Сразу за Таней — Петька.
Продвигались медленно, постоянно касаясь вытянутой рукой ноги ползущего впереди. Несколько раз Таня задевала головой концы острых сосулек. Но котелок спасал, сосульки отламывались и мелкими крошками сыпались на шею.
Иногда потолок щели опускался так низко, что делалось жутко. Хотелось остановиться и закричать. Но спокойно пыхтел впереди Тимка. Уползали Шуркины ноги, и раздавался чей-нибудь голос:
— Не отставай!
Иногда Тане начинало казаться, что ползут они целую вечность, холодело в груди, подкрадывался страх. Но сзади тыкался головой в подошвы ног Петька. И она успокаивалась.
Наконец голос Тимки:
— Осторожно, тут приступок.
Переползли его. Стало как будто шире. И сразу скомандовал Тимка:.
— Останавливайтесь. Ложитесь на бок.
Повернулись, задев плечами шершавый потолок. Отдыхали на боку, слушая глухие удары своих сердец. И снова голос Тимки:
— Пошли.
Таня повернулась на живот и, касаясь руками Щуркиных ног, поползла вперёд.
Они сделали поворот, когда Таня почувствовала, что Петька отстал и давно не касается её ног.
— Тимка, стой! — закричала она. — Петька отстал.
Стали звать.
— Тут я, — донеслось сзади, — лук за сосульку зацепился, снять никак не могу.
Пролезть к Петьке и помочь было невозможно.
— Брось его, — крикнул Тимка.
— Брось его, — передала Таня.
Но «бросить его» Петька не мог. Лук был привязан к спине, верёвка не распутывалась, а сосуля звенела и не отпускала Петьку. Он хотел сдать назад, но сосуля зацепила рубаху и задирала её на голову. Петька долго пыхтел. Наконец послышался удар. И звон: тын-н-н…
— Что, Петька?
— Ногой переломил проклятую.
— Можно ползти? — спросил Тимка.
— Можно, — ответил вспотевший. Петька.
ТОКИО. АВДЕЕВУ.
В названном вами квадрате «юнкерс» с диверсионной группой «Феникс» не появлялся. Сообщите срочно: не проскочил ли он где-нибудь в другом месте. Об изменениях программы заброски диверсантов передавайте незамедлительно.
Вершинин
ГЛАВА 21
Тимка подполз к краю какой-то трещины, опустил туда руку и чиркнул зажигалкой.
Тим, что там? — плаксивым голосом спросил Шурка.
— Пещера опять.
— Спускаться будем?
— Будем.
Шурка осторожно повернул голову назад и передал:
— Сейчас начнётся спуск.
Таня передала Петьке.
Тимка спустился первым и сразу же предупредил:
— Шурка, здесь камни нависли. Не касайся их, а то рухнут.
— Знамо дело, — ответил Шурка и, как ящерица, юркнул вниз.
Таня проскочила тоже удачно. Полез Петька и, соскользнув, задел ногами верхний рыхлый козырёк. Тонны песка и щебня лавиной пошли вниз. Вспыхнул огонёк зажигалки. Петька, как кузнечик, отпрыгнул в сторону. Тимка дунул на зажигалку. В темноте ещё долго падали вниз пласты слежавшихся мелких камней. Ход, по которому только что ползли ребята, завалило. Ощупью отошли подальше от обвала и сели, прислонившись к сыпучей куче щебня.
Тимка попросил всех затаить дыхание, чиркнул зажигалкой и поднял руку. Бледный язычок пламени задрожал, но вытянулся и замер на месте. Тимка защёлкнул колпачок и тяжело перевёл дыхание. Подошёл к куче и сел.
— Тимка, зачем ты это делал? — спросил Петька.
— Смотрел потолок пещеры, — ответил Тимка громко. А шёпотом на ухо объяснил: — Из этой пещеры нет выхода. Пламя не колеблется — нет сквозняка.
Потрясённый Петька, забывшись, сказал громко:
— Мы же на большой глубине, может, поэтому и сквозняка нет.
— Глубина здесь ни при чём.
Но Шурка с Таней отнеслись к этому совершенно безразлично. Сейчас они хотели одного — спать. Беспробудно спать хоть тысячу дней и ночей.
Таня тихо зевнула и спросила печальным голосом:
— Сейчас день, вечер или ночь? — она опять сладко зевнула.
Петька представил сейчас Таню, худенькую, прижавшуюся к острым камням, не чувствующую уже ни голода, ни холода. Представил, как она сейчас зевает и закрывает рот исцарапанной ладошкой.
— Спать хочется… — сказала она и снова зевнула.
— Наверно, ночь, — произнёс Шурка и зевнул.
Заворочался на камнях Тимка и сказал то ли себе, толи всем:
— Маленько можно и вздремнуть. Зашуршал камнями, наверно, устраивался поудобней.
Петьке тоже захотелось спать. Он нащупал свободное место и лёг на спину. Вытянул ноги. Глубоко вздохнул. Перед глазами поплыли цветные круги, Петька что-то пробормотал, но ему не ответили. Таня, Шурка и Тимка уже крепко спали.
Петька раскинул руки, и приятная истома затуманила сознание. Начинался красивый сон. Он, Петька Жмыхин, вращается на яркой карусели, и карусель, как воздушный шар, бесшумно уносится к звёздам. Петька понимал, что это сон, и пытался отогнать его. Повернулся на бок, скатился с кучи, встал на колени и заставил себя проснуться. Вскочил на ноги, ощупью нашёл Тимку. Стал его тормошить:
— Вставай, нельзя спать, Тимка. Давай искать выход!
Тимка, качаясь из стороны в сторону, не отвечал. Шурка тоже спал. Только Таня умоляюще, прошептала:
— Петька, я немножко посплю, совсем-совсем немножко, и заснула.
Петька сел. Опустил голову на колени. Ему вспомнились письма с фронта о гибели матери и отца. Вспомнилась тихо умершая бабушка Вера Ивановна. Голодная зима и то, как радовались все в посёлке, когда узнали, что Петьку, Таню, Тимку и Шуру отправляют в пионерский лагерь. Петька почувствовал, что потекли слезы. Он представил, как осенью в посёлке их будут ждать. А они… теперь уж никогда не вернутся. Тимкина мама каждое утро будет приходить на берег Байкала, держаться рукой за сердце, всматриваться в колышущую даль и ждать лодку. И вечно она будет ждать не только Томку, по и Петьку, Таню и Щурку. А они? Они будут лежать умершие в этом проклятом лабиринте.
Петька вытер кулаком слезы.
— Этого не будет! Я не хочу, чтобы умерли… чтобы Тимкина мама плакала и звала нас.
Петька встал. Нашёл Тимку, вытащил у него из кармана зажигалку. Отошёл в сторону, поднял рубашку, отмотал с пояса немного верёвки и отрезал. Нож и зажигалку положил в карман, а отрезанный кусок стал раскручивать, теребить его. Щупая вокруг, нашёл узкий длинный камень и; не торопясь, намотал на него распущенный в паклю кусок верёвки. Вынул зажигалку, чиркнул. Факел вспыхнул ярким пламенем. Петька дунул на зажигалку, положил её в карман и пошёл осматривать последнее пристанище своего отряда.
Пещера походила на круглую и огромную как цирк комнату. С правой стороны — кучи камней и песка, и никаких дыр и трещин. Петька стал осматривать высокие стены, с которых сегодня осыпался спрессованный щебень.
Факел обгорел и светил плохо. Петька держал его у самого лица и щупал холодные стены. Выбоины. Рытвины. Царапины, но никаких крупных трещин. Петька раздул факел и пошёл, щупая стены. Его рука скользнула по гладкому, почти полированному. Он приблизил факел. На стене виднелось изображение быка.
Сначала Петьке показалось, что нарисовано два быка, а потом он рассмотрел: был один, но у него две головы. Одна опущена, как будто щиплет траву, другая — поднятая, как будто он орёт и зовёт других быков.
Сердце у Петьки заколотилось. В этой пещере жили древние люди! Значит, как-то они отсюда выходили! Петька, постоянно раздувая факел, пошёл вдоль стен. Шарил руками. Но никаких признаков выхода не было.
Факел уже не светил, а только тлел в темноте красным глазом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19