Будильник, конечно, болото, это все знают. Но газопроводские мальчишки почему-то были уверены, что Серега Светлов получает по заслугам…
Все, кроме Тимофея.
Но тому и положено думать иначе — ведь они со Светловым друзья. Хоть и бывшие… Короче, Тимофей решил выяснить, что за ерунда происходит с его другом.
Если все газопроводские мальчишки смотрят на Серегу без особого участия, как-то отрешенно — это нормально. Правда, нормально. Тимофей понимает их. Просто во всякой мальчишеской компании есть свой кодекс поведения, а они лишь стараются вести себя вежливо и не лезть в чужие дела. Все равно ведь помочь не смогут, верно?
Верно.
А Тимофей — сможет.
Должен. Если даже Серега набьет ему морду. Или вообще уроет к чертовой бабушке.
Ведь у каждого человека должен быть друг, который в случае чего может наплевать на все внешние приличия и нахально соваться в его личную жизнь — если ей, конечно, угрожает опасность. Вот тут дружба и проверяется на липовость. Липовый друг вежливо ткнется разок-другой: «Прости, я не могу чем-нибудь помочь?». И если в ответ у него под носом окажется кулак, то он побежит со всех ног к маме и никогда больше не появится на жизненном горизонте своего бывшего товарища.
А настоящему другу наплевать: он не позволит себе обижаться из-за всякой ерунды. Он будет тыкаться десять, пятнадцать, восемнадцать тысяч раз, пока не сумеет помочь или пока не окажется, что в данной ситуации даже Совет Безопасности ООН помочь не в силах.
Тимофей нисколько не задавался, когда думал, что они с Серегой — настоящие друзья и липы между ними никакой нет. Потому что это и в самом деле было так.
И поэтому Тим собирался шпионить за своим другом. Как ни гадко это звучит.
Глава 5
Ближе к вечеру, когда родители должны были вернуться домой, Тим поехал к ребятам на бензозаправку. Чем объясняться со стариками по поводу подбитой скулы, так уж лучше драить буржуйские машины.
Но объясняться все равно пришлось.
— Вместе с Серегой на передовую ходил? — заулыбался Дима Комлев.
Он вместе с Витькой Снегиревым отмывал замызганный до невозможности «запорожец». И где только водилы умудряются в такую погоду грязь отыскать?
— Ты лучше не отвлекайся, работай, — посоветовал ему Тим. — А то клиент по шее надает.
Он присел на бордюр рядом с Барбусом и Смольским. Барбус деловито пыхтел окурком «Магны».
— Сереги не было? — спросил Тим.
Не-а, — без выражения отозвался Смольский. — Ты что, с крыши упал?
— Почти. Познакомился с одним хорошим человеком. Рыжий такой, глаза, как у дохлой рыбы.
— Я знаю только одну рыбу — Барбуса.
— Усохни, — сказал Барбус. — А где его откопал, этого рыжего?
— За Кольцевой встретил, недалеко от железной дороги, — ответил Тим. — Их человек пять было. Один толстый, Пачкой звать.
Барбус усмехнулся и растер окурок о бордюр.
— Это качаловские, — сказал он. — Квашеный и каюк-компания. Так это они тебя?..
Он кивнул на Тимину скулу.
— Они.
— Неплохо отделался… А чего ты туда вообще совался? В Качалове никаких архитектурных памятников нет.
— Зато приключений хватает, — хмуро ответил Тим. И, кашлянув, добавил: — Кстати, в Качалово я и ногой не ступал.
— Так они и не ждут обычно, пока кто-то ступит. Квашеный всю территорию от Кольцевой до самого Вилара пасет. Он даже сюда, на заправку, являлся пару раз, когда денег на кока-колу не хватало.
— Ну и что, разжился? — поднял голову Тим.
Барбус невозмутимо уставился на горизонт.
— Генки-Будильника тогда на месте не было… А их человек восемь заявилось.
— Понятно.
Истерично взвизгнули тормоза. У заправки остановился «вольво-950» с псковскими номерами. Долларово-зеленый корпус едва просвечивался сквозь толстый слой пыли. Из машины выскочил молодой человек в шортах и торопливо направился к стеклянному окошку.
— Дяденька, не желаете?.. — поднялся с места Смольский.
Тот даже не посмотрел в его сторону.
— Ладно, давай рискнем, — сказал Барбус, тоже поднимаясь. — С виду мужик не жмот.
Он схватил ведро с водой и подбежал к машине. В руках Смольского оказалась пластмассовая бутыль с «кастроловским» чистящим средством. К тому моменту, когда хозяин вернется, машина должна сиять всеми цветами радуги; и когда он не узнает свой автомобиль, можно будет наверняка сказать, что деньги он заплатит. А если не заплатит… Что ж, если он еще когда-нибудь остановится здесь, то опять не узнает свою машину — но только она будет раза в два грязнее, чем была. И камеры будут проколоты.
— Присоединяйся, — кивнул Барбус Тимофею. — Сереги все равно нет. Третьим будешь.
Через полторы минуты они были насквозь мокрыми от пота и воды, но зато на «вольво» не найти было ни одного пыльного пятнышка. Еще через минуту вернулся водитель. Он удивленно застыл перед машиной, потом зло зыркнул на мальчишек, рывком отворил дверцу. Убедившись, что ничего не пропало, он жестом подозвал к себе Барбуса и небрежно сунул ему пять долларов.
— Вот так, — усмехнулся Барбус, снова усаживаясь на бордюр. — Ни один вшивый лоточник не заработает пять монет за полторы минуты. Если нас завалить работой, через месяц скупили бы эту заправку вместе со всей обслугой.
— Еще никто не разбогател на дурной работе, — отозвался Смольский.
— Разбогатеть — нет, а вот стартовый капитал…
— Кстати, — вдруг что-то вспомнив, перебил его Тим. — Ты говорил, что архитектурных памятников в Качалове нет. А я видел неподалеку оттуда четырехэтажную домину с башнями.
— Ну и что? — Барбус как-то отстраненно посмотрел на Тимофея, продолжая думать о товарно-денежных отношениях.
— Так, ничего, — пожал плечами Тим. — Думал, может, кто-нибудь знает, что за дом…
— Резиденция Квашеного, — предположил Барбус. — Хотя скорее всего Квашеный живет в обыкновенной собачьей будке, где-нибудь рядом с этим домом.
Часов в восемь заявился Серега. Свежих синяков на нем видно не было — только ссадина на лбу. И вид у него был, как всегда, хмурый.
— Работать еще будешь? — буркнул он Тимофею, даже не поздоровавшись.
— До десяти, — сказал Тим. Хотя только что уже собирался намылиться домой.
— Ладно, — поморщился Серега.
Он не произнес больше ни слова, а ровно в десять часов, когда в стороне города вспыхнуло оранжевое сияние уличных фонарей, молча, не попрощавшись, ушел.
Все остальные тоже разошлись. По дороге Тим думал о том, что Квашеный со своей компанией почему-то не тронул Серегу, позволив ему беспрепятственно дойти до «Дома Ашеров». А вот к нему, к Тиму, — прицепился. Почему?
Глава 6
На следующий день Серега не поехал в «Дом Ашеров». Вместо этого он отправился в аптеку — все той же торопливой, нервной походкой. Тим зашел за ним внутрь и встал за массивной колонной, обклеенной рекламой пана-дола, байеровского аспирина и презервативов от «Плейбоя».
Продавец долго и с явным сомнением изучал замызганный рецепт, который вручил ему Сергей. Потом о чем-то спросил его. Тим услышал только одно слово:
— … Элениум.
Элениум. Во дворе у них жил парень по кличке Кот. Он работал секретарем в заводской многотиражной газете и глотал транквилизаторы — «колеса», как их еще называют. Однажды утром мать его не добудилась. Вызвала «скорую». Кота увезли и целую неделю продержали в реанимации, но так и не откачали. Однажды вечером к Тиминым родителям зашла заплаканная соседка, она собирала деньги на похороны. Соседка сказала, что мать Кота нашла под его кроватью пустую упаковку от элениума.
Серега подошел к кассе и расплатился. Вытаскивая деньги из кармана, он хмуро и сосредоточенно смотрел на кассира. Та сказала ему что-то, покачав головой, — наверное, о синяках. Серега ничего не ответил и пошел с чеком в отдел. Продавец вручила ему коричневый бумажный пакет с лекарствами, и он торопливо отчалил.
Тим рассеянно вышел на улицу, никак не решаясь поверить в свою догадку. Серега — наркоман?! Что угодно, только не это. Но Тим чувствовал, как его мозговые клетки жадно переваривают информацию, а факты сами выстраиваются в безупречную ровную линию — неумолимые, страшные, словно отряд баркашовцев.
Черт… А ведь все Серегины закидоны вполне укладываются в рамки поведения наркоманов — по крайней мере какими их изображают российские и американские киноленты. Стремительное привыкание, хроническая озлобленность, суетливость, разрыв со старыми знакомыми…
И деньги ему, оказывается, нужны лишь для того, чтобы покупать эту дрянь.
И в «Дом Ашеров» Серега ходит только затем, чтобы притащиться там в компании каких-нибудь подонков — своих новых дружков.
Стоп. А синяки? Синяки, синяки… Тим задумался. У опиоманов на лице появляются прыщи и язвы. У гашишистов морды становятся желтыми, словно их травили дустом. Может, от элениума кожа становится лиловой? А почему бы и нет?
Тим вскинул голову, отыскивая среди прохожих Серегину фигуру. Он должен сейчас же поговорить с ним. Поговорить во как — по-мужски… Тим знал, что если дело дойдет до драки, то Серега обязательно вобьет его в стену: на физкультуре Светлов пять раз подряд мог сделать подъем-переворот, а Тим — ни одного.
Но ничего. Сегодня вобьет, завтра вобьет, а послезавтра Тим его самого уроет. И будет так делать до тех пор, пока Серега не поклянется ему бросить глотать всякую дрянь.
Но его нигде не было. Тим метнулся на остановку — пусто. Серега как сквозь землю провалился.
— Автобус давно ушел? — спросил Тим полного дядьку в бейсбольной шапке.
— Если бы он ушел недавно, я бы ушел вместе с ним, — печально ответил дядька.
Тим постоял немного, рассчитывая, что Серега забежал еще куда-то по пути и сейчас его фигура появится из-за обшарпанного рекламного щита «Покупайте одежду second hand!»… Но Серега не появлялся. Потом, лязгнув дверями-«гармошками», остановился автобус. Когда он уехал, Тим неторопливо пошагал домой, оглядываясь по сторонам.
Поднимаясь на свой этаж, он решил на всякий случай заглянуть к Сереге. Вряд ли Серега у себя — не явится же он пред мамины очи нагруженный «колесами». И все же… Может, он запрятал таблетки где-нибудь в подвале? Или в другом укромном месте?
Дверь открыла Серегина мама.
— Добрый день, тетя Женя, а Сергей дома?
— Дома, проходи.
В нос сразу шибанул резкий больничный запах, Тим даже невольно сморщился. Тетя Женя проводила его в Серегину комнату. Когда они вышли из полутемной прихожей, Тим взглянул на ее лицо — и почти не узнал. В последний месяц они редко виделись на улице, и тетя Женя заметно сдала за это время. Она была бледна как полотно, черты лица непонятным образом заострились, стали жесткими, колючими, словно Серегина мама постоянно злилась на кого-то. Злилась и злилась… Хотя голос у нее был обычный — мягкий, спокойный.
Серега распахнул дверь, не дожидаясь, когда Тим войдет в его комнату.
— Чего надо?
Он стоял на пороге, явно не расположенный пускать Тима внутрь. Раньше Тим не замечал, чтобы Серега как-то особо походил на мать, и теперь был поражен: их лица странным образом изменились, словно стремясь перенять черты друг друга. Может, так выглядят все изможденные люди?
— Как ты разговариваешь, Сережа? — удивилась тетя Женя.
— Мама, у нас свои дела, извини, — сдержанно отозвался Серега, продолжая пялиться на Тима. — Чего пришел? — снова спросил он.
— Просто так, — сказал Тимофей. — Поговорить хотел.
— Проходи, Тимоша, — сказала Серегина мама, мягко освобождая дверь. — Сейчас я тебе чаю налью.
— Спасибо, я… — попытался отговориться Тим, но тетя Женя уже направилась на кухню.
— Вали отсюда, понял? — тихо и зло прошептал Серега. — Я тебя не звал.
И тут Тим увидел коричневый бумажный пакет. Он открыто стоял на трюмо, прислоненный к зеркалу. Из-за зубчатого края пергамента выглядывал край упаковки с надписью «Элени…». Тим на секунду растерялся. Сергей, воспользовавшись этим, сильно толкнул его в грудь тыльной стороной ладони.
— Ты не понял, да?
— Серега, я подумал, у тебя проблемы… — ошеломленно пробормотал Тим, отступая назад. Еще совсем недавно он наивно полагал, что задавать вопросы тут будет он — и никто другой.
— Сейчас главная моя проблема — это ты. Сваливай на фиг.
— Не кипятись, Серега. Я хочу…
Еще один мощный толчок. Тим отлетел к телефонной полке, чудом умудрившись не обрушить ее на пол. Его наконец разобрало.
— Деловой, да? — угрожающе прошипел он, вставая на ноги.
— Деловой, — вяло согласился Серега. — Вали отсюда по-хорошему.
Тим попытался ударить его в плечо, но Серега увернулся и еще раз врезал Тимофею — на этот раз уже со всей силы. Тим с грохотом распахнул головой дверь и вылетел на лестничную площадку.
— Сережа, — донесся изнутри обеспокоенный голос тети Жени, — что там у вас происходит?
— Ничего страшного, мама, — ровным голосом ответил Серега.
И захлопнул дверь перед самым носом Тимофея.
* * *
Этим вечером Тим почти не разговаривал с родителями. Вернувшись домой, он заперся в своей комнате и никому не открывал. Мысли путались в голове, беспомощно тыкаясь в стенки черепной коробки. Стройное логическое каре, выстроенное им в аптеке, рассыпалось на тысячу маленьких беспризорных вопросов. Нельзя сказать, чтобы это было совсем неприятно. Но все-таки Серега… Он мог бы вести себя приличнее, честное слово.
Тим улегся на кровать, пытаясь привести мозги к общему знаменателю.
— Ты в порядке? — спросил из-за дверей папа.
— Ага.
— По московскому каналу «Некуда бежать» показывают, с Ван Даммом.
— Ну его.
— Не уговаривай, — послышался из зала раздраженный голос мамы. — Ужин на плите! — добавила она громче.
— Ага.
Отстали. Вот и хорошо. Вот и прекрасно. Тим протянул руку и нащупал панель магнитофона. Теперь будет совсем хорошо.
Роберт Плант взвыл, скребя пальцами волосатую грудь, провожая вдаль грохочущие вагоны, в которых вместо кокса и минеральных удобрений находилась его, Роберта Планта, неразделенная любовь. «Бум… Бум-бум… Бум-бум… БУ-БУ-БУ… Whole Lotta love… УА-А-А-А-АУУУ (грохот проезжающего товарного состава)… Whole Lotta love… УА-А-А-АУУУ (еще один товарный состав, под самую крышку груженный неразделенной любовью)… Whole Lotta love…»
Под гипнотическим воздействием ритма мысли, неприкаянные и беспризорные, сами собой рассредоточились по своим ячейкам.
Мысль номер один: Серега — козел.
Мысль номер два: возможно, помимо того, что Серега — козел, он еще «сел» на элениум.
Мысль номер три: возможно, и не сел. Уж больно лояльно его мама относится к бумажным аптечным пакетам, напичканным транквилизаторами.
Мысль номер четыре: запах лекарств в Серегиной квартире — какой-то он подозрительный.
Мысль номер пять: значит, тетя Женя тяжело больна.
Мысль номер шесть: может, именно она и «села» на элениум?
Мысль номер семь: тогда все понятно.
Мысль номер восемь: понятно все, кроме основного — кто же все-таки изо дня в день метелит Серегу?
Мысль номер девять: и все-таки Серега — козел. Не просто козел, а ка-а-азел.
Потом Тим вдруг вспомнил подслушанный разговор родителей о каком-то неподтвержденном диагнозе и загадочных восемнадцати тысячах. «Был бы Степан дома…» — сказала тогда мама. А как звали Серегиного отца? Тимофей выключил магнитофон и включил память.
Степан Владимирович. Точно…
Еще несколько ценных и неожиданных мыслей прыгнули по местам, в свои уютные ячейки. Тим отпер дверь и прошел в родительскую спальню. Папа уже спал, уткнувшись в стену; мама, нацепив очки на нос, читала «Дикую розу».
— Мам, а тетя Женя принимает элениум? — спросил Тимофей.
— Что? — По ее лицу пробежала быстрая тень — словно верткий черный краб. — Какая тетя Женя? Какой элениум?.. И откуда ты слов таких набрался?
— Тетя Женя — мама Сереги Светлова, — терпеливо пояснил Тим, успев за это время раз пятьдесят пожалеть о том, что обратился со своим дурацким вопросом. — Я хотел просто узнать, принимает она элениум или нет… Ладно, ма, я пошел.
И он повернулся, собираясь улизнуть в свою комнату.
— Постой, Тим.
Мама смотрела на него как-то странно, словно впервые увидела. И она казалась напуганной. Здорово напуганной.
— Я не знаю, принимает элениум Евгения Львовна или нет, — непривычно растягивая слова, произнесла она. — Но… Почему ты спрашиваешь меня об этом? Тебя кто-то просил об этом узнать?
— Нет, мам. Честное слово. — Тим испытал внутреннее облегчение от того, что ему не приходилось врать. — Никто не просил.
И, ни слова больше не говоря, он ушел к себе.
Глава 7
— Смотри, кто пожаловал. — Барбус толкнул Тимофея в бок и кивнул в сторону дороги. — Узнаешь? Тим поднял голову от горячего, как сковорода, капота «фольксвагена», который он усердно надраивал ветошью, и увидел небольшую живописную группу на другой стороне шоссе. Пятеро. Все коротко острижены — кроме одного, на чьей голове яркое солнце устроило богатую рыжую иллюминацию. Тим заметил еще один знакомый силуэт, напоминающий ходячий кулек из гастрономического отдела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Все, кроме Тимофея.
Но тому и положено думать иначе — ведь они со Светловым друзья. Хоть и бывшие… Короче, Тимофей решил выяснить, что за ерунда происходит с его другом.
Если все газопроводские мальчишки смотрят на Серегу без особого участия, как-то отрешенно — это нормально. Правда, нормально. Тимофей понимает их. Просто во всякой мальчишеской компании есть свой кодекс поведения, а они лишь стараются вести себя вежливо и не лезть в чужие дела. Все равно ведь помочь не смогут, верно?
Верно.
А Тимофей — сможет.
Должен. Если даже Серега набьет ему морду. Или вообще уроет к чертовой бабушке.
Ведь у каждого человека должен быть друг, который в случае чего может наплевать на все внешние приличия и нахально соваться в его личную жизнь — если ей, конечно, угрожает опасность. Вот тут дружба и проверяется на липовость. Липовый друг вежливо ткнется разок-другой: «Прости, я не могу чем-нибудь помочь?». И если в ответ у него под носом окажется кулак, то он побежит со всех ног к маме и никогда больше не появится на жизненном горизонте своего бывшего товарища.
А настоящему другу наплевать: он не позволит себе обижаться из-за всякой ерунды. Он будет тыкаться десять, пятнадцать, восемнадцать тысяч раз, пока не сумеет помочь или пока не окажется, что в данной ситуации даже Совет Безопасности ООН помочь не в силах.
Тимофей нисколько не задавался, когда думал, что они с Серегой — настоящие друзья и липы между ними никакой нет. Потому что это и в самом деле было так.
И поэтому Тим собирался шпионить за своим другом. Как ни гадко это звучит.
Глава 5
Ближе к вечеру, когда родители должны были вернуться домой, Тим поехал к ребятам на бензозаправку. Чем объясняться со стариками по поводу подбитой скулы, так уж лучше драить буржуйские машины.
Но объясняться все равно пришлось.
— Вместе с Серегой на передовую ходил? — заулыбался Дима Комлев.
Он вместе с Витькой Снегиревым отмывал замызганный до невозможности «запорожец». И где только водилы умудряются в такую погоду грязь отыскать?
— Ты лучше не отвлекайся, работай, — посоветовал ему Тим. — А то клиент по шее надает.
Он присел на бордюр рядом с Барбусом и Смольским. Барбус деловито пыхтел окурком «Магны».
— Сереги не было? — спросил Тим.
Не-а, — без выражения отозвался Смольский. — Ты что, с крыши упал?
— Почти. Познакомился с одним хорошим человеком. Рыжий такой, глаза, как у дохлой рыбы.
— Я знаю только одну рыбу — Барбуса.
— Усохни, — сказал Барбус. — А где его откопал, этого рыжего?
— За Кольцевой встретил, недалеко от железной дороги, — ответил Тим. — Их человек пять было. Один толстый, Пачкой звать.
Барбус усмехнулся и растер окурок о бордюр.
— Это качаловские, — сказал он. — Квашеный и каюк-компания. Так это они тебя?..
Он кивнул на Тимину скулу.
— Они.
— Неплохо отделался… А чего ты туда вообще совался? В Качалове никаких архитектурных памятников нет.
— Зато приключений хватает, — хмуро ответил Тим. И, кашлянув, добавил: — Кстати, в Качалово я и ногой не ступал.
— Так они и не ждут обычно, пока кто-то ступит. Квашеный всю территорию от Кольцевой до самого Вилара пасет. Он даже сюда, на заправку, являлся пару раз, когда денег на кока-колу не хватало.
— Ну и что, разжился? — поднял голову Тим.
Барбус невозмутимо уставился на горизонт.
— Генки-Будильника тогда на месте не было… А их человек восемь заявилось.
— Понятно.
Истерично взвизгнули тормоза. У заправки остановился «вольво-950» с псковскими номерами. Долларово-зеленый корпус едва просвечивался сквозь толстый слой пыли. Из машины выскочил молодой человек в шортах и торопливо направился к стеклянному окошку.
— Дяденька, не желаете?.. — поднялся с места Смольский.
Тот даже не посмотрел в его сторону.
— Ладно, давай рискнем, — сказал Барбус, тоже поднимаясь. — С виду мужик не жмот.
Он схватил ведро с водой и подбежал к машине. В руках Смольского оказалась пластмассовая бутыль с «кастроловским» чистящим средством. К тому моменту, когда хозяин вернется, машина должна сиять всеми цветами радуги; и когда он не узнает свой автомобиль, можно будет наверняка сказать, что деньги он заплатит. А если не заплатит… Что ж, если он еще когда-нибудь остановится здесь, то опять не узнает свою машину — но только она будет раза в два грязнее, чем была. И камеры будут проколоты.
— Присоединяйся, — кивнул Барбус Тимофею. — Сереги все равно нет. Третьим будешь.
Через полторы минуты они были насквозь мокрыми от пота и воды, но зато на «вольво» не найти было ни одного пыльного пятнышка. Еще через минуту вернулся водитель. Он удивленно застыл перед машиной, потом зло зыркнул на мальчишек, рывком отворил дверцу. Убедившись, что ничего не пропало, он жестом подозвал к себе Барбуса и небрежно сунул ему пять долларов.
— Вот так, — усмехнулся Барбус, снова усаживаясь на бордюр. — Ни один вшивый лоточник не заработает пять монет за полторы минуты. Если нас завалить работой, через месяц скупили бы эту заправку вместе со всей обслугой.
— Еще никто не разбогател на дурной работе, — отозвался Смольский.
— Разбогатеть — нет, а вот стартовый капитал…
— Кстати, — вдруг что-то вспомнив, перебил его Тим. — Ты говорил, что архитектурных памятников в Качалове нет. А я видел неподалеку оттуда четырехэтажную домину с башнями.
— Ну и что? — Барбус как-то отстраненно посмотрел на Тимофея, продолжая думать о товарно-денежных отношениях.
— Так, ничего, — пожал плечами Тим. — Думал, может, кто-нибудь знает, что за дом…
— Резиденция Квашеного, — предположил Барбус. — Хотя скорее всего Квашеный живет в обыкновенной собачьей будке, где-нибудь рядом с этим домом.
Часов в восемь заявился Серега. Свежих синяков на нем видно не было — только ссадина на лбу. И вид у него был, как всегда, хмурый.
— Работать еще будешь? — буркнул он Тимофею, даже не поздоровавшись.
— До десяти, — сказал Тим. Хотя только что уже собирался намылиться домой.
— Ладно, — поморщился Серега.
Он не произнес больше ни слова, а ровно в десять часов, когда в стороне города вспыхнуло оранжевое сияние уличных фонарей, молча, не попрощавшись, ушел.
Все остальные тоже разошлись. По дороге Тим думал о том, что Квашеный со своей компанией почему-то не тронул Серегу, позволив ему беспрепятственно дойти до «Дома Ашеров». А вот к нему, к Тиму, — прицепился. Почему?
Глава 6
На следующий день Серега не поехал в «Дом Ашеров». Вместо этого он отправился в аптеку — все той же торопливой, нервной походкой. Тим зашел за ним внутрь и встал за массивной колонной, обклеенной рекламой пана-дола, байеровского аспирина и презервативов от «Плейбоя».
Продавец долго и с явным сомнением изучал замызганный рецепт, который вручил ему Сергей. Потом о чем-то спросил его. Тим услышал только одно слово:
— … Элениум.
Элениум. Во дворе у них жил парень по кличке Кот. Он работал секретарем в заводской многотиражной газете и глотал транквилизаторы — «колеса», как их еще называют. Однажды утром мать его не добудилась. Вызвала «скорую». Кота увезли и целую неделю продержали в реанимации, но так и не откачали. Однажды вечером к Тиминым родителям зашла заплаканная соседка, она собирала деньги на похороны. Соседка сказала, что мать Кота нашла под его кроватью пустую упаковку от элениума.
Серега подошел к кассе и расплатился. Вытаскивая деньги из кармана, он хмуро и сосредоточенно смотрел на кассира. Та сказала ему что-то, покачав головой, — наверное, о синяках. Серега ничего не ответил и пошел с чеком в отдел. Продавец вручила ему коричневый бумажный пакет с лекарствами, и он торопливо отчалил.
Тим рассеянно вышел на улицу, никак не решаясь поверить в свою догадку. Серега — наркоман?! Что угодно, только не это. Но Тим чувствовал, как его мозговые клетки жадно переваривают информацию, а факты сами выстраиваются в безупречную ровную линию — неумолимые, страшные, словно отряд баркашовцев.
Черт… А ведь все Серегины закидоны вполне укладываются в рамки поведения наркоманов — по крайней мере какими их изображают российские и американские киноленты. Стремительное привыкание, хроническая озлобленность, суетливость, разрыв со старыми знакомыми…
И деньги ему, оказывается, нужны лишь для того, чтобы покупать эту дрянь.
И в «Дом Ашеров» Серега ходит только затем, чтобы притащиться там в компании каких-нибудь подонков — своих новых дружков.
Стоп. А синяки? Синяки, синяки… Тим задумался. У опиоманов на лице появляются прыщи и язвы. У гашишистов морды становятся желтыми, словно их травили дустом. Может, от элениума кожа становится лиловой? А почему бы и нет?
Тим вскинул голову, отыскивая среди прохожих Серегину фигуру. Он должен сейчас же поговорить с ним. Поговорить во как — по-мужски… Тим знал, что если дело дойдет до драки, то Серега обязательно вобьет его в стену: на физкультуре Светлов пять раз подряд мог сделать подъем-переворот, а Тим — ни одного.
Но ничего. Сегодня вобьет, завтра вобьет, а послезавтра Тим его самого уроет. И будет так делать до тех пор, пока Серега не поклянется ему бросить глотать всякую дрянь.
Но его нигде не было. Тим метнулся на остановку — пусто. Серега как сквозь землю провалился.
— Автобус давно ушел? — спросил Тим полного дядьку в бейсбольной шапке.
— Если бы он ушел недавно, я бы ушел вместе с ним, — печально ответил дядька.
Тим постоял немного, рассчитывая, что Серега забежал еще куда-то по пути и сейчас его фигура появится из-за обшарпанного рекламного щита «Покупайте одежду second hand!»… Но Серега не появлялся. Потом, лязгнув дверями-«гармошками», остановился автобус. Когда он уехал, Тим неторопливо пошагал домой, оглядываясь по сторонам.
Поднимаясь на свой этаж, он решил на всякий случай заглянуть к Сереге. Вряд ли Серега у себя — не явится же он пред мамины очи нагруженный «колесами». И все же… Может, он запрятал таблетки где-нибудь в подвале? Или в другом укромном месте?
Дверь открыла Серегина мама.
— Добрый день, тетя Женя, а Сергей дома?
— Дома, проходи.
В нос сразу шибанул резкий больничный запах, Тим даже невольно сморщился. Тетя Женя проводила его в Серегину комнату. Когда они вышли из полутемной прихожей, Тим взглянул на ее лицо — и почти не узнал. В последний месяц они редко виделись на улице, и тетя Женя заметно сдала за это время. Она была бледна как полотно, черты лица непонятным образом заострились, стали жесткими, колючими, словно Серегина мама постоянно злилась на кого-то. Злилась и злилась… Хотя голос у нее был обычный — мягкий, спокойный.
Серега распахнул дверь, не дожидаясь, когда Тим войдет в его комнату.
— Чего надо?
Он стоял на пороге, явно не расположенный пускать Тима внутрь. Раньше Тим не замечал, чтобы Серега как-то особо походил на мать, и теперь был поражен: их лица странным образом изменились, словно стремясь перенять черты друг друга. Может, так выглядят все изможденные люди?
— Как ты разговариваешь, Сережа? — удивилась тетя Женя.
— Мама, у нас свои дела, извини, — сдержанно отозвался Серега, продолжая пялиться на Тима. — Чего пришел? — снова спросил он.
— Просто так, — сказал Тимофей. — Поговорить хотел.
— Проходи, Тимоша, — сказала Серегина мама, мягко освобождая дверь. — Сейчас я тебе чаю налью.
— Спасибо, я… — попытался отговориться Тим, но тетя Женя уже направилась на кухню.
— Вали отсюда, понял? — тихо и зло прошептал Серега. — Я тебя не звал.
И тут Тим увидел коричневый бумажный пакет. Он открыто стоял на трюмо, прислоненный к зеркалу. Из-за зубчатого края пергамента выглядывал край упаковки с надписью «Элени…». Тим на секунду растерялся. Сергей, воспользовавшись этим, сильно толкнул его в грудь тыльной стороной ладони.
— Ты не понял, да?
— Серега, я подумал, у тебя проблемы… — ошеломленно пробормотал Тим, отступая назад. Еще совсем недавно он наивно полагал, что задавать вопросы тут будет он — и никто другой.
— Сейчас главная моя проблема — это ты. Сваливай на фиг.
— Не кипятись, Серега. Я хочу…
Еще один мощный толчок. Тим отлетел к телефонной полке, чудом умудрившись не обрушить ее на пол. Его наконец разобрало.
— Деловой, да? — угрожающе прошипел он, вставая на ноги.
— Деловой, — вяло согласился Серега. — Вали отсюда по-хорошему.
Тим попытался ударить его в плечо, но Серега увернулся и еще раз врезал Тимофею — на этот раз уже со всей силы. Тим с грохотом распахнул головой дверь и вылетел на лестничную площадку.
— Сережа, — донесся изнутри обеспокоенный голос тети Жени, — что там у вас происходит?
— Ничего страшного, мама, — ровным голосом ответил Серега.
И захлопнул дверь перед самым носом Тимофея.
* * *
Этим вечером Тим почти не разговаривал с родителями. Вернувшись домой, он заперся в своей комнате и никому не открывал. Мысли путались в голове, беспомощно тыкаясь в стенки черепной коробки. Стройное логическое каре, выстроенное им в аптеке, рассыпалось на тысячу маленьких беспризорных вопросов. Нельзя сказать, чтобы это было совсем неприятно. Но все-таки Серега… Он мог бы вести себя приличнее, честное слово.
Тим улегся на кровать, пытаясь привести мозги к общему знаменателю.
— Ты в порядке? — спросил из-за дверей папа.
— Ага.
— По московскому каналу «Некуда бежать» показывают, с Ван Даммом.
— Ну его.
— Не уговаривай, — послышался из зала раздраженный голос мамы. — Ужин на плите! — добавила она громче.
— Ага.
Отстали. Вот и хорошо. Вот и прекрасно. Тим протянул руку и нащупал панель магнитофона. Теперь будет совсем хорошо.
Роберт Плант взвыл, скребя пальцами волосатую грудь, провожая вдаль грохочущие вагоны, в которых вместо кокса и минеральных удобрений находилась его, Роберта Планта, неразделенная любовь. «Бум… Бум-бум… Бум-бум… БУ-БУ-БУ… Whole Lotta love… УА-А-А-А-АУУУ (грохот проезжающего товарного состава)… Whole Lotta love… УА-А-А-АУУУ (еще один товарный состав, под самую крышку груженный неразделенной любовью)… Whole Lotta love…»
Под гипнотическим воздействием ритма мысли, неприкаянные и беспризорные, сами собой рассредоточились по своим ячейкам.
Мысль номер один: Серега — козел.
Мысль номер два: возможно, помимо того, что Серега — козел, он еще «сел» на элениум.
Мысль номер три: возможно, и не сел. Уж больно лояльно его мама относится к бумажным аптечным пакетам, напичканным транквилизаторами.
Мысль номер четыре: запах лекарств в Серегиной квартире — какой-то он подозрительный.
Мысль номер пять: значит, тетя Женя тяжело больна.
Мысль номер шесть: может, именно она и «села» на элениум?
Мысль номер семь: тогда все понятно.
Мысль номер восемь: понятно все, кроме основного — кто же все-таки изо дня в день метелит Серегу?
Мысль номер девять: и все-таки Серега — козел. Не просто козел, а ка-а-азел.
Потом Тим вдруг вспомнил подслушанный разговор родителей о каком-то неподтвержденном диагнозе и загадочных восемнадцати тысячах. «Был бы Степан дома…» — сказала тогда мама. А как звали Серегиного отца? Тимофей выключил магнитофон и включил память.
Степан Владимирович. Точно…
Еще несколько ценных и неожиданных мыслей прыгнули по местам, в свои уютные ячейки. Тим отпер дверь и прошел в родительскую спальню. Папа уже спал, уткнувшись в стену; мама, нацепив очки на нос, читала «Дикую розу».
— Мам, а тетя Женя принимает элениум? — спросил Тимофей.
— Что? — По ее лицу пробежала быстрая тень — словно верткий черный краб. — Какая тетя Женя? Какой элениум?.. И откуда ты слов таких набрался?
— Тетя Женя — мама Сереги Светлова, — терпеливо пояснил Тим, успев за это время раз пятьдесят пожалеть о том, что обратился со своим дурацким вопросом. — Я хотел просто узнать, принимает она элениум или нет… Ладно, ма, я пошел.
И он повернулся, собираясь улизнуть в свою комнату.
— Постой, Тим.
Мама смотрела на него как-то странно, словно впервые увидела. И она казалась напуганной. Здорово напуганной.
— Я не знаю, принимает элениум Евгения Львовна или нет, — непривычно растягивая слова, произнесла она. — Но… Почему ты спрашиваешь меня об этом? Тебя кто-то просил об этом узнать?
— Нет, мам. Честное слово. — Тим испытал внутреннее облегчение от того, что ему не приходилось врать. — Никто не просил.
И, ни слова больше не говоря, он ушел к себе.
Глава 7
— Смотри, кто пожаловал. — Барбус толкнул Тимофея в бок и кивнул в сторону дороги. — Узнаешь? Тим поднял голову от горячего, как сковорода, капота «фольксвагена», который он усердно надраивал ветошью, и увидел небольшую живописную группу на другой стороне шоссе. Пятеро. Все коротко острижены — кроме одного, на чьей голове яркое солнце устроило богатую рыжую иллюминацию. Тим заметил еще один знакомый силуэт, напоминающий ходячий кулек из гастрономического отдела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20