Такой маленький, а как ловко он перекинул через себя такого длинного.
Славка снова вскочил и снова бросился на Пыжика, но опять растянулся на земле. Несколько раз пытался он повалить Пыжика, но так ничего у него и не получилось.
А мы стояли и хохотали до слёз. Ведь Славка подумал, наверное, что первый раз случайно был сбит с ног, второй раз – тоже. Ну, а теперь-то он шлёпался уже по привычке. И тогда мне стало понятно, что Пыжик хотя и крошечный, а силач из силачей. И, может быть, не уступит по силе даже Чи-лень-чи-пеню.
Когда опозорившийся Славка понял, что с Пыжиком ему не справиться, он закричал:
– Ты не по правилам борешься!.
Пыжик пожал плечами:
– Это же приёмы самбо! А против самбо ни одна сила не устоит.
Ага, значит, не сила у него, а ловкость! Ну, а я ведь тоже ловкая и, пожалуй, половчее даже Пыжика. Надо только посмотреть, какие у него приёмы, и тогда я сама буду кидать мальчишек не хуже Пыжика.
Ребята начали обсуждать, что главнее: сила или ловкость, можно ли слабому победить сильного и какими приёмами.
Колхозный Васёк сказал:
– Приём при силе хорош, а если силы нет, – так с одним приёмом не одолеешь.
Пыжик начал доказывать, что приёмы самбо делают человека втрое, даже вчетверо сильнее.
– Видите, какой я ростом? – спросил он. – Самый низкорослый! Но уверен, ни один из вас минуты не устоит против меня. Даже самые длинноногие.
Завязался горячий спор. Пыжик раскраснелся от обиды (ему же никто не верил) и закричал:
– Давайте! – Он выхватил из кармана чёрную маску, нацепил её на нос. – Таинственный самбист Икс плюс Игрек предлагает миллион рублей каждому, кто устоит перед чёрной маской пять минут! Выходи, желающие!
Дима Смирнов, праправнук самой старой бабушки колхоза, вышел первым и через полминуты полетел на пол. За ним выходили, смущённо улыбаясь, другие колхозные ребята, но все они, один за другим, кувыркались через головы.
Я внимательно следила за приёмами Пыжика. Мне показалось, что ничего хитрого тут нет, а поэтому я и сама решила побороться с Пыжиком.
– Давай со мной! – предложила я.
– Давай! – засмеялся Пыжик. – Получишь миллион рублей!
– Не миллион, а маску, – сказала я. – Если свалю тебя, сожгу твою маску сегодня же!
Мы схватились, но не успела я понять, каким приёмом Пыжик захватил меня, как уже валялась на полу.
Колхозные ребята закричали:
– Дудина!
– Пусть Дудин схватится!
– Мишаку Дудина!
Ребята вытолкнули в середину круга своего колхозного богатыря – Мишу Дудина. Он стоял, растерянно улыбаясь, похожий на медвежонка, широкоплечий, головастый, с длинными, чуть не до колен руками. По сравнению с Пыжиком колхозный Миша был таким здоровяком, что мне показалось, – раздавит он Пыжика одной своей тяжестью.
– Да он же хлипкий, – сконфуженно бормотал Миша. – Я ж поврежу его ненароком. Не надо, ребята…
Но все закричали:
– Надо!
– Надо!
Я тоже кричала вместе со всеми, потому что интересно же выяснить: что выше – сила или ловкость?
– Защищайся! – крикнул Пыжик. Налетев на Мишу, он опрокинул его раньше, чем тот приготовился бороться.
Под общий дружный хохот Миша поднялся медленно с пола и, посмотрев на всех с удивлением, мотнул головою:
– Давай ещё раз! – и тотчас же снова растянулся на полу.
Вскочив проворно, Миша спросил озадаченно:
– Ты, значит, позаправдошному? Ладно! Тогда… смотри! Тогда и я позаправдошно! – И, склонив голову, как бык, он двинулся на Пыжика, широко раскинув руки.
Отскочив в сторону, Пыжик схватил Мишу за руку, дёрнул его на себя, и Миша опять оказался на полу. Наши ребята захохотали, забили в ладошки и закричали радостно:
– Бис! Бис!
Не поднимаясь с пола, Миша почесал грудь, вздохнул и сказал угрюмо:
– Так я не согласен! Бороться надо по-честному! А ты дёргаешь да подножку делаешь! Давай по-настоящему. В обнимку!
Пыжик засмеялся:
– В обнимку? По-медвежьи? Ну, уж нет! Ты ж мне кости переломаешь! Вон ты какой медведь!
– А так я не буду! – тяжело поднялся с пола Миша. – Так это не борьба, а жульничество!
Наши ребята стали кричать:
– Тогда сдавайся! Или давай ещё раз!
Подбежав к Мише, Бомба схватил его руку и стал подталкивать к Пыжику.
– Внимание! – закричал Бомба. – Последний раунд! Ловкость на силу! Техника борьбы или техника силы! Шире круг! Дз-з-зан! Начали! Чемпион Мишутреску полетит на пол с треском!
Но Миша решительно отказался бороться.
– А ну вас, – отмахнулся он от Бомбы. – Хитрые вы, городские!
– Ага! – закричал Бомба. – Значит, сдаёшься? Признаёшь себя побеждённым?
Миша вдруг схватил Бомбу, приподнял и, покружив его в воздухе, бросил на пол.
– Ура! – закричали колхозные ребята. – Бис! Бис!
– Ничего не ура! – вскочил Бомба. – Я болезненный ребенок! Меня любой и каждый поборет!
Все так и покатились от смеха. Ведь Бомба – самый толстый у нас мальчишка, самый здоровый.
– Хочешь на кулачки? – предложил Миша Пыжику. – Или перетягиваться на палках? А так… это ж баловство одно!
– Чудак! – засмеялся Пыжик. – Я же не для того боролся, чтобы тебя победить, а чтобы показать всем, как полезно знать приёмы борьбы самбо. А если ты непременно хочешь победить меня, считай, что я тебе уже сдался.
Ах, какой молодец Пыжик! Обязательно буду учиться у него приёмам самбо.
Когда мы ехали обратно в электричке, я всю дорогу разговаривала с Пыжиком о борьбе, о книгах, о школе, похвалила его за то, что он хорошо относится к девочкам. Пыжик потрогал нос, подумал и сказал честно:
– Вообще-то я не очень люблю девчонок. И знаешь почему? Уж очень они какие-то… трусихи! Лягушек боятся! Пауков боятся! И все такие плаксы, такие болтушки, что я, признаться, с ужасом думаю о том, как бы я жил, если бы родился девчонкой. Но, – торопливо сказал он, – ты ещё ничего! Ты совсем не похожа на всех других девчонок. Боролась со мною! Самбо хочешь изучать. И вообще всё в тебе больше напоминает мальчика. И даже дерёшься ты по-настоящему. Нет, ты молодец! Честное пионерское, молодец! Даже жаль, что ты не мальчик!
– Какой ужас! – сказала я. – Но я бы за миллион не согласилась быть мальчишкой!
– А я бы за миллиард миллиардов не стал бы девчонкой! Подумай сама, приятно разве слышать, когда ребята говорят: «Эх, ты девчонка, а не парень!» Или ещё говорят, если хотят унизить: «Ты не мужчина, а баба!»
– Так это кто говорит? Глупые мальчишки говорят это! И говорят потому, что мальчишки вообще глупее девочек!
– Привет! Это кто же тебе насвистел?
– Да это все давно уже знают! Скажи, кто занимает первые места по учению в классах? Мы! Кто самые ленивые? Вы! Мальчишки. Что, скажешь неправда?
– Ерунда! У нас в Москве были такие классы, где первые места занимали мальчики.
– Ну и что? В нашей школе тоже есть два – три таких класса. Но это же редкость! А теперь скажи: кто учит нас? Бывшие девочки! Учительниц в нашей школе в пять раз больше, чем учителей! А кто лечит нас? Бывшие девочки! Почти все врачи – женщины!
– Ну и что?
– Ну и то… Значит, из мальчишек ничего не получается!
Конечно, я сама понимала, что говорю неверно, но когда начинаешь спорить, – всегда почему-то хочется доказать всё так, как тебе самой хочется. И когда мы заспорили с Пыжиком, я всё время боялась, что он скажет: «А из мальчиков выходят маршалы, генералы, учёные, композиторы, знаменитые лётчики!» И я бы ещё назвала много полезных профессий, которые прославляют бывших мальчишек, если бы мне пришлось спорить не за себя, а за Пыжика. Но он вздохнул грустно, потрогал в раздумье кончик носа и сказал:
– У нас замедленное развитие! Мы не сразу развиваемся. Но уж зато как разовьёмся, – так сразу начинаем проявляться. Тогда уж за нами девчонкам не угнаться!
– А по-моему, дело не в том, что мальчишки поздно развиваются, а в том, что – сознайся всё-таки – они же не такие старательные и трудолюбивые, как девочки! Ну, ты видел когда-нибудь девочку лентяйку? Чтобы она училась на все двойки?
– Видел! У нас в Москве была одна!
– Ну и что? Одна не считается! А вообще-то во всех классах самые последние ученики не девочки, а мальчишки! Скажи – нет?
– Просто мы стесняемся учиться! А вдруг скажут: «Эх ты, зубрила-мученик!» Но стоит только захотеть – и точка! Как миленькие выйдем на первое место!
– Ну, так захоти! Чего ж ты не захочешь?
– Уже! – снисходительно улыбнулся Пыжик. – План! Понимаешь? План и слово! В седьмом классе буду учиться на одни пятёрки! Вот увидишь! Факт! Железное решение! Твёрдый личный план! И я уже дал маме слово занять в классе первое место.
– Напрасно!
– Что напрасно?
– Напрасно ты поторопился дать такое слово. Тебе не так легко будет выполнить своё обещание, потому что я сама уже дала твёрдое слово быть первой в седьмом. А моё слово – это такое слово, что ты не представляешь даже.
– Не спорь со мной, – нахмурился Пыжик. – Уж если я даю слово, так… – Он прищурил глаза и скрестил на груди руки. – Учти, слово мужчины – это же совсем не то, что слово женщины.
– Ты? Мужчина? Ну, какой же ты мужчина?
Пыжик нахмурился:
– Ну… Пока ещё не совсем, но потом всё равно же буду мужчиной!
– Это ещё неизвестно!
– Ух ты! Неизвестно!?. А кем же я буду? Женщиной?
Я сказала:
– Мужчина – а то когда… самый храбрый, самый сильный, самый умный!
Пыжик возмутился:
– Что же тебе… всё сразу? Сразу всё не приходит. Главное, чтоб была сильная воля. А насчёт моей силы воли – будь покойна.
– О силе воли лучше не говори, – сказала я, возмущённая хвастовством Пыжика. – У меня, например, такая сила воли, что я сама себе удивляюсь.
– У тебя? – презрительно фыркнул Пыжик. – Да знаешь ли ты, какая у меня стальная сила воли? Не знаешь? Нет? Смотри!
Он выхватил из куртки булавку, и не успела я понять, что собирается он делать, как Пыжик воткнул булавку в свою руку.
– Ха-ха! – сказал он деревянным голосом. – Видишь? Кровь? Да? А я смеюсь! Я говорю: трижды ха-ха! Чихаю на боль! Теперь ты видишь, какая бывает настоящая сила воли!
Он слизнул языком проступившую кровь и спросил гордо:
– Назови хоть одну девчонку, которая может воткнуть в себя булавку и смеяться?
Этого уж я не могла стерпеть.
Не говоря ни слова, я взяла у него булавку, воткнула себе в руку пониже локтя и, когда брызнула кровь, сказала таким же деревянным голосом:
– Ха-ха! Смеюсь десять раз! Даже сто раз могу сказать «ха-ха»! Такие пустяки может делать любая девочка и утром, перед завтраком, и вечером, перед сном.
Конечно, мне было очень больно, но надо же было проучить хвастуна. И, кажется, он понял, что я не та девочка, которая позволяет мальчишкам хвастаться.
Пыжик посмотрел на меня с уважением.
– Тебе не больно? – спросил он, схватив меня за руку.
– Больно! Какие глупости! – сказала я и вдруг подумала: «А что, если булавка грязная и у меня начнётся заражение крови?» А это не так уж приятно, потому что от заражения крови всегда умирают. Я чуть было не заревела от страха. Однако показать себя трусихой перед каким-то чижиком-пыжиком мне тоже не хотелось.
– Боли я не чувствую, – сказала я, – меня это не беспокоит. Сейчас я думаю о том, через сколько часов начнётся заражение крови? Булавка-то грязная? Грязная! Значит, заражение крови началось. Теперь, может быть, у меня всю руку отнимут до плеча. Но ты не беспокойся. Пусть отнимают! Я буду говорить спокойно «ха-ха»! Как ни в чём не бывало. Не сомневайся!
Скажу честно: я ни вот столечко не верила, что у меня отнимут руку, но пусть теперь и Пыжик подумает о своей руке. Булавкой-то одной мы испытывали силу воли.
– Слушай, – сказал Пыжик, глядя на меня округлившимися глазами. – У проводника вагона должна быть аптечка. Надо поскорее смазаться йодом.
– Поздно, – сказала я.
Думаете, я верила, что мы должны умереть? Конечно нет! Просто мне хотелось получше напугать Пыжика, чтоб больше он не втыкал в себя булавок и чтоб не учил других таким глупостям.
Я закрыла глаза и, нарочно заикаясь, сказала тихо:
– К-к-кажется… уже начинается.
– Что? – вскочил, бледнея, Пыжик.
– З-за-заражение к-к-крови начинается.
Я откинулась к спинке сидения и помотала головою, как это делают в кинокартинах умирающие артисты, потом два раза вздрогнула и зашептала:
– Палит… по всему телу огонь… А по руке… поднимается что-то…
– Что поднимается?
– Ржавчина… Кажется, ржавчина… – Тут я вспомнила, как интересно умирала одна киноартистка. Подпрыгнув на месте, я провела ладонью по лбу. – Подступает… к самому сердцу… как ледяной комок…
Пыжик вскочил, растерянно глядя по сторонам, и открыл уже рот, собираясь, кажется, позвать на помощь.
Ну, вот этого ещё не хватало!
Я быстро «пришла в себя», села как следует и вздохнула:
– Первый приступ прошёл, – сказала я нормальным голосом. – Посмотрим, что будет дальше! – Но, так как Пыжик повеселел сразу, а мне эта весёлость совсем не понравилась, я прошептала снова умирающим голосом: – В случае чего – возьми себе на память мой термос… С горячим чаем… Когда будешь пить чай, вспомни про меня… Вот он! Возьми, Пыжик!
Пыжик выхватил из моих рук термос, быстро открутил головку и, придерживая меня одной рукою, другую, с термосом, поднёс к моему лицу.
– Выпей, – зашептал он. – Выпей, Сологубова… Чай всегда помогает… Знаешь, как хорошо… Когда горячим чаем… Тебе не холодно?
– Холодно, – прошептала я. – Рука холодеет…
Перепуганный Пыжик начал поить меня. У него был такой смешной вид, что я чуть не расхохоталась. Но вдруг почувствовала, что в самом деле, кажется, умираю. Мне показалось: рука моя немеет, становится холодной, как мороженое.
Тут уж я и сама испугалась по-настоящему. А вдруг действительно булавка грязная и у меня начинается самое настоящее заражение крови?
Ох, как я разозлилась на Пыжика, вы не представляете даже! Мне хотелось вскочить, вцепиться ему в нос и так отлупить его, чтобы он уже не баловался с булавками. Но как раз в эту минуту электричка влетела на перрон Финляндского вокзала и мне сразу стало легче.
Все бросились к выходу, но я нарочно прижалась к спинке сидения.
– Одну минутку… – забормотала я больным голосом, – подождите… Мне так плохо… Всё кружится, как на каруселях… Страшная слабость… И сердце… Так бьётся, так бьётся… Одну минутку… Только соберусь с силами…
Пыжик стал таким бледным, что его голубые глаза показались мне чёрными пятнами на лице.
– Сологубова, – забормотал он, хватая мои руки, – Антило… Подожди… Тут же рядом… Возьми себя в руки… Я сейчас устрою… Тут же аптека… Рядом с вокзалом… Аптека, понимаешь?… Обопрись на меня!
Я приоткрыла глаза, а когда увидела, что все уже вышли из вагона, простонала:
– Где я? (В книгах всегда стонут и спрашивают: «Где я», когда происходит несчастье.)
– Ты со мной! Со мной! Я – Пыжик! Опирайся на меня! Сейчас я всё устрою. Пошли.
– Поздно!
– Ничего не поздно! – закричал Пыжик. – Аптека ещё открыта, мы успеем купить хоть пять литров йоду.
Он вытащил меня из вагона, и так как на перроне уже никого не было, я повисла на руке Пыжика и позволила ему вести меня, как умирающую. Но, когда мы переходили площадь перед вокзалом, я пошла сама, потому что через площадь идут трамваи, троллейбусы, автобусы и грузовики и тут надо смотреть в оба глаза, чтобы не попасть под колёса.
– Тебе немного лучше? – дрожащим голосом спросил Пыжик.
– Я напрягаю всю силу воли! – простонала я. – Дойду!
В аптеке я села на скамейку, закрыла лицо фуками и сквозь пальцы смотрела, как Пыжик бегает от одного окошка к другому, платит деньги, получает йод.
Но вот йод у него в руках. Он подбегает ко мне, мажет мне руку так, что она превращается в бурую. Наверное, теперь у меня обязательно слезет кожа с руки.
– Помажь и себя! – шепчу я.
Пусть и у него слезает кожа. В следующий раз не будет баловаться с булавками.
Пыжик помазал, но плохо.
– Дай-ка я тебе помажу!
И я размазала по его руке всё, что было в маленьком пузырёчке.
– Полегче? – спросил Пыжик.
– Как будто, – кивнула я. – Только внутри… сильный жар.
– Ничего, ничего! Это пройдёт! – стал уверять меня Пыжик. – После йода всегда начинается жар. Это даже хорошо. Значит, йод подействовал.
Мы вышли из аптеки, а при выходе чуть не столкнулись с продавщицей мороженого.
– Вот что нам ещё нужно! – крикнул Пыжик. – Против жара внутри это же самые лучшие компрессы… Пару брикетов! – остановил он продавщицу. – Даже не пару, а четыре!
С холодными сливочными брикетами в руках мы вошли в метро и, пока ехали до Технологического, лечились так усердно, что сегодня у меня болит горло и трудно глотать даже чай.
– Кажется, теперь есть надежда остаться живыми! – сказала я, когда мы пересели в трамвай.
– Значит, – обрадовался Пыжик, – ты одна доедешь до дома?
Ну скажите, не бессовестный разве?
Человек, может быть, умирает, а он торопится бросить его посреди улицы. И, главное, сам же довёл до смерти и сам же спешит уйти от своей жертвы.
Я пошатнулась, оперлась всей тяжестью на его руку и простонала:
– Дойду! Как-нибудь, возможно, доберусь одна… Если, конечно, не умру на улице… Иди, Пыжик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Славка снова вскочил и снова бросился на Пыжика, но опять растянулся на земле. Несколько раз пытался он повалить Пыжика, но так ничего у него и не получилось.
А мы стояли и хохотали до слёз. Ведь Славка подумал, наверное, что первый раз случайно был сбит с ног, второй раз – тоже. Ну, а теперь-то он шлёпался уже по привычке. И тогда мне стало понятно, что Пыжик хотя и крошечный, а силач из силачей. И, может быть, не уступит по силе даже Чи-лень-чи-пеню.
Когда опозорившийся Славка понял, что с Пыжиком ему не справиться, он закричал:
– Ты не по правилам борешься!.
Пыжик пожал плечами:
– Это же приёмы самбо! А против самбо ни одна сила не устоит.
Ага, значит, не сила у него, а ловкость! Ну, а я ведь тоже ловкая и, пожалуй, половчее даже Пыжика. Надо только посмотреть, какие у него приёмы, и тогда я сама буду кидать мальчишек не хуже Пыжика.
Ребята начали обсуждать, что главнее: сила или ловкость, можно ли слабому победить сильного и какими приёмами.
Колхозный Васёк сказал:
– Приём при силе хорош, а если силы нет, – так с одним приёмом не одолеешь.
Пыжик начал доказывать, что приёмы самбо делают человека втрое, даже вчетверо сильнее.
– Видите, какой я ростом? – спросил он. – Самый низкорослый! Но уверен, ни один из вас минуты не устоит против меня. Даже самые длинноногие.
Завязался горячий спор. Пыжик раскраснелся от обиды (ему же никто не верил) и закричал:
– Давайте! – Он выхватил из кармана чёрную маску, нацепил её на нос. – Таинственный самбист Икс плюс Игрек предлагает миллион рублей каждому, кто устоит перед чёрной маской пять минут! Выходи, желающие!
Дима Смирнов, праправнук самой старой бабушки колхоза, вышел первым и через полминуты полетел на пол. За ним выходили, смущённо улыбаясь, другие колхозные ребята, но все они, один за другим, кувыркались через головы.
Я внимательно следила за приёмами Пыжика. Мне показалось, что ничего хитрого тут нет, а поэтому я и сама решила побороться с Пыжиком.
– Давай со мной! – предложила я.
– Давай! – засмеялся Пыжик. – Получишь миллион рублей!
– Не миллион, а маску, – сказала я. – Если свалю тебя, сожгу твою маску сегодня же!
Мы схватились, но не успела я понять, каким приёмом Пыжик захватил меня, как уже валялась на полу.
Колхозные ребята закричали:
– Дудина!
– Пусть Дудин схватится!
– Мишаку Дудина!
Ребята вытолкнули в середину круга своего колхозного богатыря – Мишу Дудина. Он стоял, растерянно улыбаясь, похожий на медвежонка, широкоплечий, головастый, с длинными, чуть не до колен руками. По сравнению с Пыжиком колхозный Миша был таким здоровяком, что мне показалось, – раздавит он Пыжика одной своей тяжестью.
– Да он же хлипкий, – сконфуженно бормотал Миша. – Я ж поврежу его ненароком. Не надо, ребята…
Но все закричали:
– Надо!
– Надо!
Я тоже кричала вместе со всеми, потому что интересно же выяснить: что выше – сила или ловкость?
– Защищайся! – крикнул Пыжик. Налетев на Мишу, он опрокинул его раньше, чем тот приготовился бороться.
Под общий дружный хохот Миша поднялся медленно с пола и, посмотрев на всех с удивлением, мотнул головою:
– Давай ещё раз! – и тотчас же снова растянулся на полу.
Вскочив проворно, Миша спросил озадаченно:
– Ты, значит, позаправдошному? Ладно! Тогда… смотри! Тогда и я позаправдошно! – И, склонив голову, как бык, он двинулся на Пыжика, широко раскинув руки.
Отскочив в сторону, Пыжик схватил Мишу за руку, дёрнул его на себя, и Миша опять оказался на полу. Наши ребята захохотали, забили в ладошки и закричали радостно:
– Бис! Бис!
Не поднимаясь с пола, Миша почесал грудь, вздохнул и сказал угрюмо:
– Так я не согласен! Бороться надо по-честному! А ты дёргаешь да подножку делаешь! Давай по-настоящему. В обнимку!
Пыжик засмеялся:
– В обнимку? По-медвежьи? Ну, уж нет! Ты ж мне кости переломаешь! Вон ты какой медведь!
– А так я не буду! – тяжело поднялся с пола Миша. – Так это не борьба, а жульничество!
Наши ребята стали кричать:
– Тогда сдавайся! Или давай ещё раз!
Подбежав к Мише, Бомба схватил его руку и стал подталкивать к Пыжику.
– Внимание! – закричал Бомба. – Последний раунд! Ловкость на силу! Техника борьбы или техника силы! Шире круг! Дз-з-зан! Начали! Чемпион Мишутреску полетит на пол с треском!
Но Миша решительно отказался бороться.
– А ну вас, – отмахнулся он от Бомбы. – Хитрые вы, городские!
– Ага! – закричал Бомба. – Значит, сдаёшься? Признаёшь себя побеждённым?
Миша вдруг схватил Бомбу, приподнял и, покружив его в воздухе, бросил на пол.
– Ура! – закричали колхозные ребята. – Бис! Бис!
– Ничего не ура! – вскочил Бомба. – Я болезненный ребенок! Меня любой и каждый поборет!
Все так и покатились от смеха. Ведь Бомба – самый толстый у нас мальчишка, самый здоровый.
– Хочешь на кулачки? – предложил Миша Пыжику. – Или перетягиваться на палках? А так… это ж баловство одно!
– Чудак! – засмеялся Пыжик. – Я же не для того боролся, чтобы тебя победить, а чтобы показать всем, как полезно знать приёмы борьбы самбо. А если ты непременно хочешь победить меня, считай, что я тебе уже сдался.
Ах, какой молодец Пыжик! Обязательно буду учиться у него приёмам самбо.
Когда мы ехали обратно в электричке, я всю дорогу разговаривала с Пыжиком о борьбе, о книгах, о школе, похвалила его за то, что он хорошо относится к девочкам. Пыжик потрогал нос, подумал и сказал честно:
– Вообще-то я не очень люблю девчонок. И знаешь почему? Уж очень они какие-то… трусихи! Лягушек боятся! Пауков боятся! И все такие плаксы, такие болтушки, что я, признаться, с ужасом думаю о том, как бы я жил, если бы родился девчонкой. Но, – торопливо сказал он, – ты ещё ничего! Ты совсем не похожа на всех других девчонок. Боролась со мною! Самбо хочешь изучать. И вообще всё в тебе больше напоминает мальчика. И даже дерёшься ты по-настоящему. Нет, ты молодец! Честное пионерское, молодец! Даже жаль, что ты не мальчик!
– Какой ужас! – сказала я. – Но я бы за миллион не согласилась быть мальчишкой!
– А я бы за миллиард миллиардов не стал бы девчонкой! Подумай сама, приятно разве слышать, когда ребята говорят: «Эх, ты девчонка, а не парень!» Или ещё говорят, если хотят унизить: «Ты не мужчина, а баба!»
– Так это кто говорит? Глупые мальчишки говорят это! И говорят потому, что мальчишки вообще глупее девочек!
– Привет! Это кто же тебе насвистел?
– Да это все давно уже знают! Скажи, кто занимает первые места по учению в классах? Мы! Кто самые ленивые? Вы! Мальчишки. Что, скажешь неправда?
– Ерунда! У нас в Москве были такие классы, где первые места занимали мальчики.
– Ну и что? В нашей школе тоже есть два – три таких класса. Но это же редкость! А теперь скажи: кто учит нас? Бывшие девочки! Учительниц в нашей школе в пять раз больше, чем учителей! А кто лечит нас? Бывшие девочки! Почти все врачи – женщины!
– Ну и что?
– Ну и то… Значит, из мальчишек ничего не получается!
Конечно, я сама понимала, что говорю неверно, но когда начинаешь спорить, – всегда почему-то хочется доказать всё так, как тебе самой хочется. И когда мы заспорили с Пыжиком, я всё время боялась, что он скажет: «А из мальчиков выходят маршалы, генералы, учёные, композиторы, знаменитые лётчики!» И я бы ещё назвала много полезных профессий, которые прославляют бывших мальчишек, если бы мне пришлось спорить не за себя, а за Пыжика. Но он вздохнул грустно, потрогал в раздумье кончик носа и сказал:
– У нас замедленное развитие! Мы не сразу развиваемся. Но уж зато как разовьёмся, – так сразу начинаем проявляться. Тогда уж за нами девчонкам не угнаться!
– А по-моему, дело не в том, что мальчишки поздно развиваются, а в том, что – сознайся всё-таки – они же не такие старательные и трудолюбивые, как девочки! Ну, ты видел когда-нибудь девочку лентяйку? Чтобы она училась на все двойки?
– Видел! У нас в Москве была одна!
– Ну и что? Одна не считается! А вообще-то во всех классах самые последние ученики не девочки, а мальчишки! Скажи – нет?
– Просто мы стесняемся учиться! А вдруг скажут: «Эх ты, зубрила-мученик!» Но стоит только захотеть – и точка! Как миленькие выйдем на первое место!
– Ну, так захоти! Чего ж ты не захочешь?
– Уже! – снисходительно улыбнулся Пыжик. – План! Понимаешь? План и слово! В седьмом классе буду учиться на одни пятёрки! Вот увидишь! Факт! Железное решение! Твёрдый личный план! И я уже дал маме слово занять в классе первое место.
– Напрасно!
– Что напрасно?
– Напрасно ты поторопился дать такое слово. Тебе не так легко будет выполнить своё обещание, потому что я сама уже дала твёрдое слово быть первой в седьмом. А моё слово – это такое слово, что ты не представляешь даже.
– Не спорь со мной, – нахмурился Пыжик. – Уж если я даю слово, так… – Он прищурил глаза и скрестил на груди руки. – Учти, слово мужчины – это же совсем не то, что слово женщины.
– Ты? Мужчина? Ну, какой же ты мужчина?
Пыжик нахмурился:
– Ну… Пока ещё не совсем, но потом всё равно же буду мужчиной!
– Это ещё неизвестно!
– Ух ты! Неизвестно!?. А кем же я буду? Женщиной?
Я сказала:
– Мужчина – а то когда… самый храбрый, самый сильный, самый умный!
Пыжик возмутился:
– Что же тебе… всё сразу? Сразу всё не приходит. Главное, чтоб была сильная воля. А насчёт моей силы воли – будь покойна.
– О силе воли лучше не говори, – сказала я, возмущённая хвастовством Пыжика. – У меня, например, такая сила воли, что я сама себе удивляюсь.
– У тебя? – презрительно фыркнул Пыжик. – Да знаешь ли ты, какая у меня стальная сила воли? Не знаешь? Нет? Смотри!
Он выхватил из куртки булавку, и не успела я понять, что собирается он делать, как Пыжик воткнул булавку в свою руку.
– Ха-ха! – сказал он деревянным голосом. – Видишь? Кровь? Да? А я смеюсь! Я говорю: трижды ха-ха! Чихаю на боль! Теперь ты видишь, какая бывает настоящая сила воли!
Он слизнул языком проступившую кровь и спросил гордо:
– Назови хоть одну девчонку, которая может воткнуть в себя булавку и смеяться?
Этого уж я не могла стерпеть.
Не говоря ни слова, я взяла у него булавку, воткнула себе в руку пониже локтя и, когда брызнула кровь, сказала таким же деревянным голосом:
– Ха-ха! Смеюсь десять раз! Даже сто раз могу сказать «ха-ха»! Такие пустяки может делать любая девочка и утром, перед завтраком, и вечером, перед сном.
Конечно, мне было очень больно, но надо же было проучить хвастуна. И, кажется, он понял, что я не та девочка, которая позволяет мальчишкам хвастаться.
Пыжик посмотрел на меня с уважением.
– Тебе не больно? – спросил он, схватив меня за руку.
– Больно! Какие глупости! – сказала я и вдруг подумала: «А что, если булавка грязная и у меня начнётся заражение крови?» А это не так уж приятно, потому что от заражения крови всегда умирают. Я чуть было не заревела от страха. Однако показать себя трусихой перед каким-то чижиком-пыжиком мне тоже не хотелось.
– Боли я не чувствую, – сказала я, – меня это не беспокоит. Сейчас я думаю о том, через сколько часов начнётся заражение крови? Булавка-то грязная? Грязная! Значит, заражение крови началось. Теперь, может быть, у меня всю руку отнимут до плеча. Но ты не беспокойся. Пусть отнимают! Я буду говорить спокойно «ха-ха»! Как ни в чём не бывало. Не сомневайся!
Скажу честно: я ни вот столечко не верила, что у меня отнимут руку, но пусть теперь и Пыжик подумает о своей руке. Булавкой-то одной мы испытывали силу воли.
– Слушай, – сказал Пыжик, глядя на меня округлившимися глазами. – У проводника вагона должна быть аптечка. Надо поскорее смазаться йодом.
– Поздно, – сказала я.
Думаете, я верила, что мы должны умереть? Конечно нет! Просто мне хотелось получше напугать Пыжика, чтоб больше он не втыкал в себя булавок и чтоб не учил других таким глупостям.
Я закрыла глаза и, нарочно заикаясь, сказала тихо:
– К-к-кажется… уже начинается.
– Что? – вскочил, бледнея, Пыжик.
– З-за-заражение к-к-крови начинается.
Я откинулась к спинке сидения и помотала головою, как это делают в кинокартинах умирающие артисты, потом два раза вздрогнула и зашептала:
– Палит… по всему телу огонь… А по руке… поднимается что-то…
– Что поднимается?
– Ржавчина… Кажется, ржавчина… – Тут я вспомнила, как интересно умирала одна киноартистка. Подпрыгнув на месте, я провела ладонью по лбу. – Подступает… к самому сердцу… как ледяной комок…
Пыжик вскочил, растерянно глядя по сторонам, и открыл уже рот, собираясь, кажется, позвать на помощь.
Ну, вот этого ещё не хватало!
Я быстро «пришла в себя», села как следует и вздохнула:
– Первый приступ прошёл, – сказала я нормальным голосом. – Посмотрим, что будет дальше! – Но, так как Пыжик повеселел сразу, а мне эта весёлость совсем не понравилась, я прошептала снова умирающим голосом: – В случае чего – возьми себе на память мой термос… С горячим чаем… Когда будешь пить чай, вспомни про меня… Вот он! Возьми, Пыжик!
Пыжик выхватил из моих рук термос, быстро открутил головку и, придерживая меня одной рукою, другую, с термосом, поднёс к моему лицу.
– Выпей, – зашептал он. – Выпей, Сологубова… Чай всегда помогает… Знаешь, как хорошо… Когда горячим чаем… Тебе не холодно?
– Холодно, – прошептала я. – Рука холодеет…
Перепуганный Пыжик начал поить меня. У него был такой смешной вид, что я чуть не расхохоталась. Но вдруг почувствовала, что в самом деле, кажется, умираю. Мне показалось: рука моя немеет, становится холодной, как мороженое.
Тут уж я и сама испугалась по-настоящему. А вдруг действительно булавка грязная и у меня начинается самое настоящее заражение крови?
Ох, как я разозлилась на Пыжика, вы не представляете даже! Мне хотелось вскочить, вцепиться ему в нос и так отлупить его, чтобы он уже не баловался с булавками. Но как раз в эту минуту электричка влетела на перрон Финляндского вокзала и мне сразу стало легче.
Все бросились к выходу, но я нарочно прижалась к спинке сидения.
– Одну минутку… – забормотала я больным голосом, – подождите… Мне так плохо… Всё кружится, как на каруселях… Страшная слабость… И сердце… Так бьётся, так бьётся… Одну минутку… Только соберусь с силами…
Пыжик стал таким бледным, что его голубые глаза показались мне чёрными пятнами на лице.
– Сологубова, – забормотал он, хватая мои руки, – Антило… Подожди… Тут же рядом… Возьми себя в руки… Я сейчас устрою… Тут же аптека… Рядом с вокзалом… Аптека, понимаешь?… Обопрись на меня!
Я приоткрыла глаза, а когда увидела, что все уже вышли из вагона, простонала:
– Где я? (В книгах всегда стонут и спрашивают: «Где я», когда происходит несчастье.)
– Ты со мной! Со мной! Я – Пыжик! Опирайся на меня! Сейчас я всё устрою. Пошли.
– Поздно!
– Ничего не поздно! – закричал Пыжик. – Аптека ещё открыта, мы успеем купить хоть пять литров йоду.
Он вытащил меня из вагона, и так как на перроне уже никого не было, я повисла на руке Пыжика и позволила ему вести меня, как умирающую. Но, когда мы переходили площадь перед вокзалом, я пошла сама, потому что через площадь идут трамваи, троллейбусы, автобусы и грузовики и тут надо смотреть в оба глаза, чтобы не попасть под колёса.
– Тебе немного лучше? – дрожащим голосом спросил Пыжик.
– Я напрягаю всю силу воли! – простонала я. – Дойду!
В аптеке я села на скамейку, закрыла лицо фуками и сквозь пальцы смотрела, как Пыжик бегает от одного окошка к другому, платит деньги, получает йод.
Но вот йод у него в руках. Он подбегает ко мне, мажет мне руку так, что она превращается в бурую. Наверное, теперь у меня обязательно слезет кожа с руки.
– Помажь и себя! – шепчу я.
Пусть и у него слезает кожа. В следующий раз не будет баловаться с булавками.
Пыжик помазал, но плохо.
– Дай-ка я тебе помажу!
И я размазала по его руке всё, что было в маленьком пузырёчке.
– Полегче? – спросил Пыжик.
– Как будто, – кивнула я. – Только внутри… сильный жар.
– Ничего, ничего! Это пройдёт! – стал уверять меня Пыжик. – После йода всегда начинается жар. Это даже хорошо. Значит, йод подействовал.
Мы вышли из аптеки, а при выходе чуть не столкнулись с продавщицей мороженого.
– Вот что нам ещё нужно! – крикнул Пыжик. – Против жара внутри это же самые лучшие компрессы… Пару брикетов! – остановил он продавщицу. – Даже не пару, а четыре!
С холодными сливочными брикетами в руках мы вошли в метро и, пока ехали до Технологического, лечились так усердно, что сегодня у меня болит горло и трудно глотать даже чай.
– Кажется, теперь есть надежда остаться живыми! – сказала я, когда мы пересели в трамвай.
– Значит, – обрадовался Пыжик, – ты одна доедешь до дома?
Ну скажите, не бессовестный разве?
Человек, может быть, умирает, а он торопится бросить его посреди улицы. И, главное, сам же довёл до смерти и сам же спешит уйти от своей жертвы.
Я пошатнулась, оперлась всей тяжестью на его руку и простонала:
– Дойду! Как-нибудь, возможно, доберусь одна… Если, конечно, не умру на улице… Иди, Пыжик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30