Я, волнуясь, подержал этот листок в руках - по случайному совпадению он оказался последним - и потом положил его под ноги. И мы, подняв над головой руки, тотчас уперлись ими в поверхность Скромной планеты. И я, и Пыпин как бы стояли на руках посреди незнакомой улицы.
- Мама, мама, посмотри, какие нескромные люди! - послышался звонкий голос невидимого мальчика.
- Батюшки, и ходят на руках! Вот до чего падают нравы. А ты не смей на них смотреть, они ничему хорошему тебя не научат, - откликнулась невидимая мать малыша.
Я решился, сделал кульбит и удачно встал на ноги. И, не теряя времени, огляделся по сторонам.
Мы находились на широком проспекте посреди огромного странного города.
Город казался вымершим. На тротуарах не было ни души.
По асфальту разъезжали пустые автомобили и троллейбусы, и можно было подумать, будто они разъезжают сами по себе, как большие заводные игрушки.
Но по плотности окружающего нас воздуха я догадался, что мы очутились в центре огромной толпы, и когда в нее вливался новый зевака, воздух пружинил, становясь еще плотней.
Я увлекся знакомством с чужим далеким миром, и не заметил, что Пыпин для невидимок все еще стоит на руках, вызывая их осуждение.
- А этот совсем потерял стыд. Так и старается показать: вот, мол, как я умею, - говорили про него скромняги.
Им было невдомек, что Пыпину, который уже полвека пренебрегал утренней зарядкой, не так-то просто сделать и обычный кульбит.
- Чего ругаетесь? - обиделся Пыпин. - Может, это не я, а вы ходите вниз головой? Может, я держу на руках вашу планету? Вот возьму и перестану держать, и пусть она летит в тартарары. - И старый хулиган, кряхтя, перевалился на ноги.
Среди невежественных скромняг, считавших, как известно, знания проявлением зазнайства, поднялась такая паника, что Пыпин перепугался сам.
- Ладно, не бойтесь. Вашу планету держит другой наш человек. Скромный, а потому и невидимый, как и вы, - солгал хулиган, вдруг неожиданно пожалев скромняг.
- И ему при такой нескромности удалось остаться невидимым? - изумился кто-то из толпы.
- Я бы ни за что не решился на такую потрясающую нескромность. Это же надо: держать на себе целую обитаемую планету! - произнес и с ужасом и с восторгом другой скромняга.
- Они, наверно, тщеславцы, - предположил кто-то еще.
- Да на тщеславцев-то, пожалуй, не похожи. Они напоминают землян. Разве что возрастом немного постарше.
Я обернулся на этот голос и заметил, что его обладатель не был полным невидимкой. Там, где он стоял, на высоте человеческого роста, сверкало круглое врачебное зеркало. Я обрадовался этому человеку, потому что он не являлся образцовым скромнягой и с ним, наверное, можно было поговорить.
- Доктор, - сказал я, шагнув к нему, - а где сейчас эти земляне? Девочка и мальчик?
- О, лучше бы вы не спрашивали о них! - воскликнул врач-скромняга. - Это была печальная история. Первой появилась девочка Маша. Мы до сих пор не можем понять, как она попала на нашу планету, хотя над этой загадкой ломали умы самые никудышные скромняги. Девочка пыталась нас убедить, что быть чрезмерно скромным очень плохо.
Едва доктор повторил Машины слова, как послышался дружный удаляющийся топот, и я понял, что толпа разбежалась, испугавшись Крамольных речей. И мы остались втроем.
- И тогда ей тоже никто не поверил, - продолжал врач свой рассказ. Трудно сказать, что бы еще предприняла эта настойчивая школьница, если бы о девочке с Земли не узнали тщеславцы. Они похитили Машу и унесли ее в лес. А вскоре появился мальчик. Узнав, что Машу похитили, он тотчас отправился в лес за Машей, и с тех пор о них ничего не было слышно.
Я попросил отвести нас в лес, но врач, смутившись, сказал:
- Я бы вас отвел, если бы знал, что это такое. Мне говорили, что лес - это место, где обитают тщеславцы, и что оно находится где-то за городом.
- Интересно, как вам удалось построить свои дома и эти автомобили, если вы даже не знаете, что такое лес? - спросил я, подумав, что, может, туземцы шутят, разыгрывая нас, землян, притворяясь излишне скромными.
И тут я заметил, что дома иссечены трещинами и стоят кое-как, скособочившись, того и гляди рухнут от слабого дуновения ветра. И машины тоже ползают как-то боком, задыхаясь и кашляя.
- Мы уж и сами не знаем, когда построили город, - смущенно пробормотал врач, и под зеркалом в воздухе появилось розовое пятно.
Врачу стало так неловко за себя и своих сограждан, что он даже не сумел скрыть краску стыда.
"Если так будет продолжаться и дальше, то эта страна превратится в руины, - с горечью подумал я. - Я должен спасти скромняг и их страну от верной гибели. А Маша и Толик, отважные ребята, еще продержатся час-другой".
Но как излечить туземцев от чрезмерной скромности, этого я не знал. И уже было отчаялся, да неожиданно вспомнил слова эполета о том, что его земляки вернутся к нормальному образу жизни, когда кто-нибудь из людей наконец-то достигнет предела скромности. Это был ключ к спасению скромняг. Ах, если бы кто еще научил, как им пользоваться! Но нас было только двое, а вернее, я остался один. Пока я был погружен в свои размышления, Пыпин исчез. Видимо, начал действовать, плести против меня новые сети.
Словом, на мудрый совет нечего было рассчитывать, и я, доверившись судьбе, - что будет, то будет, - сказал врачу:
- Ладно, отведите меня к президенту страны. Может, мне, как всегда, удастся что-нибудь случайно придумать.
Президентский дворец оказался в двух шагах от места нашей высадки на планету. Я распрощался с врачом у порога приемной, и невидимый секретарь авторучка и блокнот - ввел меня в огромный, но запущенный кабинет и доложил о моем прибытии. Навстречу мне из-за широкого письменного стола вышли строгий черный галстук, белоснежные манжеты и лакированные туфли с острым носком. И сейчас же заиграл оркестр невидимок, и невидимый хор торжественно пропел:
Я - скромный,
Он - скромный,
Мы скромные все!
Кроме тебя!
- Это наш гимн, - пояснил президент и приветствовал меня как представителя далекой, но дружественной цивилизации, сказав, что недавно здесь уже были двое землян и тут же исчезли, еще до начала официальной встречи.
Затем мимо меня промаршировал почетный караул. Я узнал его по бряцанию невидимого оружия и нестройному топоту сапог.
Когда ритуал был исчерпан, президент предложил мне сесть в широкое пыльное кресло и жалобно сказал, имея в виду прошедшую церемонию:
- Каждый раз как нож в сердце торжественная шумиха, необходимость произносить уж очень громкие слова! Не обижайтесь, это я говорю всем нашим гостям, - и, оживившись, с надеждой: - Ну, как там наш эполет? Удался ему контакт? Или он... так и не решился?
Я красочно рассказал об успешной миссии экипажа "Скромняги".
- Слава нашей скромности, наконец-то я скоро отмучаюсь! - радостно воскликнул президент. - Теперь-то эполет не отвертится! Теперь-то он точно займет мое место! А меня снова будут считать простым и скромным человеком.
- Это ты-то скромный? - послышался издевательский голос Пыпина.
Матерый хулиган сидел на широком и пыльном подоконнике и открыто надсмехался над президентом страны.
- И вообще, никакие вы тут не скромные, - продолжал Пыпин. - Если уж кто и в самом деле до отвращения скромен, так это вот он. Наш юнга! Верно я говорю?
Хвалить себя очень плохо, но еще хуже скрывать явную правду. И я понял, что Пыпину все-таки удалось поймать меня в ловушку.
- Ну, ну, не может быть, да он и сам несогласен, - сказал президент, неверно истолковав мое затянувшееся молчание.
- Отчего же, я в самом деле несколько скромен, - вынужденно признал я.
- Не несколько, а очень, - нагло поправил Пыпин.
- Да... очень, - подтвердил я, краснея, потому что это уже напоминало настоящее хвастовство, это была как бы хвастливая скромность или скромное хвастовство.
- Он самый самый... он скромнейший из всех скромных. Ну, скажи сам, - не унимался безжалостный хулиган, понимая мое ужасное состояние.
Я молчал, крепился изо всех сил, но президент беспокойно заерзал в кресле, спросил у меня:
- По-моему, он слишком хватил?
- Не слишком, - возразил Пыпин. - Он предел скромности. Его апофеоз! Хотя я и не знаю этого слова. Но точно: апофеоз! Дальше скромничать некуда.
- Но такой человек еще не родился на свете! - сказал президент, огорченно покачав головой.
- Ну конечно, не родился! Я пошутил! Вы же видите: это обычный хвастун. Ну кто еще будет так расписывать свою скромность? - пояснил Пыпин, вредно хихикая и потирая руки.
- Нет, родился! И это я! - сказал я, багровея и вправду чувствуя себя отъявленным хвастунишкой.
- Если бы это было так, - вдруг мечтательно вздохнул президент. - Если бы это случилось, все бы скромняги снова вернулись к прежней нормальной жизни. Признаться, наше общество приходит в упадок. А ведь когда-то у нас была страна умных, трудолюбивых людей. Именно еще в те времена мы построили тот самый межзвездный корабль. Но потом началось увлечение скромностью, и вот к чему это привело. Ах, если бы вы на самом деле помогли нам вернуться к старому доброму времени. Но как вы докажете, что уже достигли предела? Как он сделает, а? спросил президент, повернувшись к Пыпину.
Но тот снова исчез, очень довольный тем, что наконец-то уронил меня в моих же глазах.
- Доказать очень просто, - сказал я, с трудом приходя в себя. - Пусть ваш президентский совет составит пять самых важнейших условий, из которых состоит настоящая скромность. И мы устроим соревнование по пятиборью: я и сборная вашей планеты.
"Так вот он, ключ к спасению скромняг", - пронеслось в моей голове.
Моя идея пришлась президенту по душе, и он приказал своему секретарю срочно созвать президентский совет.
ГЛАВА X, в которой юнга борется за звание скромнейшего среди скромных
- Скажите: вопрос неимоверной важности! - попросил президент. - А пока суд да дело, соберите скромнейших граждан планеты. Пусть они достойно ответят на смелый вызов нашего гостя.
Я почувствовал на себе изумленный и вместе с тем неодобрительный взгляд невидимого секретаря. Выказав таким образом свое отношение к наглому притязателю, секретарь вышел из кабинета, и во дворце поднялась беготня.
Пока скромняги готовились к небывалому турниру, я отправился в город и просто так, без всякой цели, купил походный котелок и две пачки проявителя и закрепителя для фоторабот. Потом, еще не зная, зачем мне это нужно, выпустил весь порошок на ветер, а в котелок набрал из ближайшего фонтана воды и отправился на Центральный стадион столицы, чтобы потягаться с местными жителями в скромности.
Город бурлил, взбудораженный предстоящим соревнованием по пятиборью. Толпа, текущая по улице к стадиону, становилась все гуще и гуще. Я чувствовал это по постепенно уплотняющемуся воздуху вокруг себя.
Войдя на праздничный стадион, я увидел, что здесь уже все готово к открытию турнира. Непосвященному человеку он мог показаться совершенно пустым, но я-то знал, что на самом деле его скамьи заполнены до отказа, и наиболее скромные из зрителей, не сумевшие обзавестись билетом, тесно стоят в проходах. Между рядами. И подтверждением этому был нетерпеливый гул стадиона, ждущего начала соревнований.
Бодро выбежав на середину поля, я окинул оценивающим взглядом сборную планеты, которая уже поджидала меня, горя желанием посрамить самозванца. И хотя моих соперников тоже не было видно, я был уверен, что их десять человек, что это, несомненно, рослые, как на подбор, брюнеты и блондины.
Я поставил котелок с водой на газон и сказал, что готов начать борьбу. Президент, сидевший в директорской ложе вместе с жюри, взмахнул белым манжетом, и по радио объявили:
- Его превосходительство считает турнир открытым! Первый вид пятиборья простота! В этот конкурс входит одежда соперников. Сейчас мы посмотрим, кто из них скромнее одет.
Я посмотрел на себя, на команду хозяев и понял, что попал в проигрышное положение, хотя, как всегда, был в своей неизменной просоленной морями тельняшке и потертых, обносившихся штанах. Одежда, что и говорить, обычная, простая - словом, рабочая матросская форма. Но как ее сравнить с одеждой скромняг, если той и вовсе не видно? Может, она еще проще моей?
И тут меня вдруг озарило: "Почему жители этой страны так тщательно скрывают свою внешность, хотя она и без того скромна? - спросил я себя. Человек может прятать только то, что ему неудобно показать другим. Но как сделать видимым невидимое?"
Я понял, что это невозможно, и понурил голову. И увидел, что на поле легла косматая тень. Она медленно ползла по траве и вскоре накрыла весь стадион.
Это была большая темная дождевая туча. В той стороне, откуда она пришла, сверкнула молния и прогремел гром. Я подумал, что дождь обязательно промочит мою тельняшку, быстро снял ее, аккуратно свернул и сел на тельняшку, укрыв таким образом собой.
Потом говорили, что это был очень ловкий маневр. Так оно и было на самом деле. Только в ту минуту я еще сам об этом не знал.
- Иван Иванович, зачем вы спрятали свою тельняшку? - удивился судья. Ведь мы все равно уже видели, что она была на вас.
- Дело вовсе не в этом, - возразил я, - а в том, что тельняшка - мой верный спутник, и потому мне очень дорога. А кто знает, какой сверху польется дождик? Ни кто! Может, это будет подсолнечное масло, как уже случалось со мной в Маниле. Или в Кувейте: на нас посыпались куриные яйца размером с крупный град. Моя тельняшка - неслыханная роскошь по сравнению с вашими лохмотьями, и мне, конечно, хочется ее сберечь.
Мой ответ почему-то вызвал в команде скромнейших невообразимую панику. Они забегали по газону. Я услышал их топот, шум от столкновения тел, треск рвущихся тесемок и пуговиц.
И вдруг хлынул ливень. Как я и предполагал, это был необычайный дождь.
С неба полил проявитель. Видимо, развеянный мною порошок занесло в тучу и там, словно в кюветке с водой, он превратился в крепкий раствор.
Едва потоки дождя обрушились на наши головы, как со скромнягами и на поле, и на трибунах стало происходить нечто невероятное. В воздухе, точно на фотобумаге, начали постепенно проступать их очертания. И вскоре я увидел людей в роскошных костюмах. Вначале мне почудилось, будто меня занесло на пышный маскарад. В моих глазах зарябило от позументов, кружев и кримплена самых ярких цветов.
Туча медленно проплыла над стадионом, но не успел ее хвост скрыться за верхней трибуной, как на смену ей прилетела вторая туча, и на перепуганных скромняг обрушился дождь закрепителя.
Первое время разоблаченные туземцы метались, никого не замечая, думая только о собственной репутации, но потом стадион обескураженно притих, скромняги стеснялись смотреть друг другу в глаза.
А я как ни в чем не бывало развел на травке уютный костер, поставил на огонь котелок и начал варить бульон из воды. Пусть, думаю, пока бедняги придут в себя.
В радиодинамиках послышался тяжелый вздох, и представитель жюри сказал:
- Первый вид пятиборья выиграл землянин Иван Иванович. Переходим к следующему виду...
Объявляющий умолк, из динамика донеслись приглушенные голоса. Это перешептывались члены жюри. А затем объявляющий смущенно откашлялся и произнес:
- Ввиду непредвиденных обстоятельств, вызванных техническими причинами, соревнования по застенчивости, терпению и непритязательности не проводить, отдав первое место, - объявляющий снова вздохнул, - землянину, и перейти к основному, последнему виду пятиборья. Сейчас мы узнаем, кто меньше всех не придает значения славе.
Ну, в этом-то виде скромности мне вообще не было равных. Победа, можно считать, уже была за мной. И если бы сейчас Появилась возможность незаметно ускользнуть со стадиона, я бы тотчас этим воспользовался, потому что где-то в лесу находились пленные Толик и Маша.
Я подумал, как бы это сделать, и увидел Пыпина. Он сидел в верхнем ряду и, свистя в два пальца, кричал:
- Юн-гу с по-ля! Юн-гу с по-ля!
- Пыпин, будьте любезны. Пожалуйста, подойдите ко мне, - позвал я его как можно повежливей.
Но Пыпин даже не пошевелился, еще не было случая, чтобы он расщедрился и выполнил чью-нибудь просьбу.
Тогда я крикнул:
- Пыпин, идите есть бульон, - и указал ему на вкусно дымящийся котелок.
В таких случаях его не приходилось долго уговаривать, через мгновение он был возле моего костерка. Я сейчас же с ним перемешался и, так как внешне мы были похожи, как две капли воды, незаметно покинул поле, оставив Пыпина вместо себя.
Когда я добрался до выхода, над стадионом грянул торжественный марш. Я обернулся и увидел, что упирающегося Пыпина и моих соперников ведут к пьедесталам почета, возле которых ждали красивые девушки с большими венками из лавра.
- Я - хвастун! Я - себялюбец и этим горжусь! Отпустите меня к бульону! кричал Пыпин, но его втолкнули на пьедестал.
- Какая скромность! Какое критическое отношение к себе! - заговорили скромняги, стоявшие рядом со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22