Был черный, как смола, – поседел, когда умер на руках верный друг Гришка.В том же месяце получил сообщение о смерти матери и тетки, умерших от голода в блокадном Ленинграде. А он копил им солдатские сухари и откладывал "на потом": может, посчастливится попасть ему в отпуск в город и порадовать их бесценными подарками.Окаменел он в тот день и всю войну прошел настоящим солдатом, изведав все на свете, что может быть записано на одного человека.Война съела четыре года, вывернула наизнанку. Сверхсрочная служба – еще пять лет. Демобилизовался. Оказалось, он никто. Ничего не умеет, мало знает. И вот родилась тогда жажда – учиться всему на свете, работать без продыху, сначала все равно где, все равно кем, лишь бы работать, а потом – судосборщиком; почему судосборщиком, именно судосборщиком – он и сам не знал… Год прошел, другой, и стал он знаменитым судосборщиком, но не оставила его жажда. Занялся он общественной работой, с головой ушел в общественную работу, не заметил, как женился, – снова жажда при нем! Поступил в институт, проучился шесть лет, перешел на третий курс – родилась дочка. Думал – конец жажде, и вот совсем свихнулся с теориями и практикой своей. Завтра по всем предметам – двойки.И захотелось ему стать учителем, почему учителем – он уже знал. Знал также, что не станет. Подводил возраст и техническое образование. А хотел он завладеть первыми классами, где открылось бы перед ним огромное поле, травой затянутое, и он бы то поле пахал, как старый русский пахарь, от зари до зари, и взошли бы на том поле колосья доброго разума, и люди поклонились бы ему с благодарностью…Утром сонная Алла, в сопровождении верной спутницы – бабушки, потянулась нехотя в школу. Получать двойки было не больно, двойки не уколы, но все равно на душе у нее было тягостно, не хотелось разговаривать и смотреть на белый свет. Можно сказать, это была первая серьезная, заранее известная ей непонятность, и Алла совсем пала духом.В этот день она заработала три двойки. Наталья Савельевна расстроилась от своей щедрости и стала у нее допытываться, почему она плохо готовит уроки. Алла молчала, зато бабушка, все уроки простоявшая под дверью класса, все выложила учительнице, и результатом этого явилось незамедлительное приглашение товарища Щукина в школу, на что он откликнулся с большой радостью.Входя в школу, товарищ Щукин хозяйским глазом стал осматривать школьные владения, которые могли быть его владениями, если бы он раньше осознал свое призвание.Поздоровавшись с учительницей, он незамедлительно напал на нее:– Я прошелся по классам, заглянул в каждый, и везде в роли учителя выступают одни женщины. Почему ни одного мужчины я не нашел в вашей школе?– Вопрос интересный, но я в свою очередь хочу задать вам более конкретный вопрос: зачем ваша дочь так перегружена кружками? Вы отбиваете у нее охоту заниматься, не говоря уж о перегрузках детского организма.– Вопрос интересный, – сказал в свою очередь товарищ Щукин, останавливая бегущего по коридору мальчишку, который, как танк, метил в них. – Я, пожалуй, отвечу на него сразу, без объяснений. Пусть занимается в кружках! Методом проб и ошибок мы ищем в ней то, что заложила в неё природа. У нас нет другого метода распознания способностей человека, и лучше их определить с детства, чем обнаружить к закату жизни. Дело в том, что мы заранее не знаем, на что мы способны, чем нам надо заниматься, чтобы и приносить обществу пользу, и чувствовать себя счастливыми от работы.– Но зачем же свой эксперимент вы ставите так явно и, я бы сказала, драматично? – спросила Наталья Савельевна, останавливая подле себя Саню и поправляя ему воротник. – Зачем столько чрезмерности вы вложили в свое, в общем-то заслуживающее внимания, намерение? Вы же имеете дело с ребенком, с его тонкой организацией, настолько хрупкой, тоньше весеннего льда! Я бы не советовала так жестоко поступать с девочкой.Наталья Савельевна, наслушавшись бабушкиных характеристик, представляла себе Щукина этаким Мефистофелем. А перед ней стоял средних лет мужчина, худощавый и подтянутый, на лице которого боролись; чудесная улыбка, когда он поворачивал голову в сторону пробегавших мальчишек, и серьезность, великая серьезность, когда он поднимал глаза на нее. Он был ей очень симпатичен, товарищ Щукин, несмотря на его гонор. Что-то роднило ее с ним, где-то в глубине души чувства их пересекались. Оба они любили детей.– Ну да, я хватил через край! Мне недостает чувства меры во многом, но я абсолютно уверен, что имен но так надо воспитывать детей. Знаете, как я представляю современную школу? Кроме общеобразовательных предметов в ней преподают живопись, музыку, литературу и всевозможные виды спорта. И все по-настоящему! И учителя – художники, музыканты, писатели или спортсмены. Все они не ремесленники не халтурщики, и детей любят, и понимают их. Вот закрою глаза, и мне снится та школа, и я в ней учитель. Пусть самый скромный, но мастер своего дела потому что воспитание детей – дело, работа и вдобавок высшее искусство, какое я знаю на свете.Наталья Савельевна слушала Щукина, как собрата, и не хотелось ей, чтобы он кончал говорить, не хотелось ему возражать, хотя много в его воображаемой школе было незаполненных и темных мест.– А с Аллой мы исправим наши отметки. Ведь не в отметках дело, мы-то с вами хорошо знаем!– Да. Но я бы настаивала, чтобы у Аллы остался один кружок, от силы – два. Она девочка, ей надо и на одной ножке поскакать, и в куклы поиграть. Переутомляться ей ни к чему.Услышав насчет кукол, товарищ Щукин побледнел, но удержался и ничего не сказал вслух. Глядя в глаза учительнице и испытывая к ней чувство необыкновенной симпатии, он ощущал себя первоклассником.Он подумал: а что, если влюбиться в нее, – вот пошла бы карусель! Раньше это у него получалось неплохо, но, оценив возраст свой, понял: просто так не, получится. Или серьезно, или никак.Наталья Савельевна, уловив изменения в его лице не могла догадаться, о чем он думает. И стала жалеть, что так мала ее интуиция. А потом подумала, что и хорошо, что мала, иначе бы люди от жизни совсем устали.– Заходите к нам, познакомитесь с ребятами! – сказала она. – Очень своеобразный класс, интересный. Мы-то с вами знаем – самое главное увидеть человека прекрасным. Сумеешь – значит, такой он и будет на самом деле.Согласно кивнул товарищ Щукин, зажимая портфель под мышкой, и, на прощанье дав какому-то пареньку щелчок в лоб, понесся в свой институт, чтобы наконец свезти объяснительную записку к дипломному проекту и вручить ее терпеливому руководителю.Его дочь Алла в эту минуту направлялась в бассейн и несла в кармане маленького пупсика, своего единственного утешителя, тайно подаренного бабушкой. Вот и сейчас пупсик говорил, что двойки – ерунда, их многие хорошие ребята получают. И Саня, и Лена, и Пиня Глазов, а раньше их получал сам Гончаров.Пупсик был таинственным и тайным ребенком, потому что товарищ Щукин презирал кукол. Они ему не нравились, зато нравились машины, особенно управляемые. Он покупал их дочери и сам тоже играл в них, когда никто не видел.Несмотря на усилия товарища Щукина, Алла оставалась робкой маленькой девочкой, с обыкновенными мечтами о куклах и платьях, как у Лены Травкиной, а больше всего ей хотелось, чтобы не обращали на нее так много внимания. Мама, правда, не слишком много с ней возилась, занятая работой и диссертацией, которая у нее медленно подвигалась. А ей хотелось бы, чтобы мама побольше с ней была. Вот когда чего нет, так того только и хочется. Мама все на машинке печатает и очень мало разговаривает, а как поговорить с ней хочется! Зато она никогда не ругает ее – экономит силы для диссертации.Вечером, гордый, товарищ Щукин рассказал про разговор с Натальей Савельевной, про то, как она приглашала его в школу, и как учительница понравилась ему и он чуть-чуть в нее влюбился. Мама оторвала взгляд от страницы и, посмотрев на него грустными глазами, стала слушать дальше, вообразив, что муж собирается ее бросать. До сих пор при ней он не упоминал ни одной женщины. Он любил говорить, что застрахован от женщин тем, что у него есть такая безмятежная и необыкновенно молчаливая жена.– Не ходи к нам в школу! – требовательно сказала Алла. – Тебя все девочки испугаются и по домам разбегутся, и никто не будет со мной играть на переменках. Не буду я ничем заниматься, только в бассейн ходить буду!– Вот тебе и раз! Начали про сено, кончили про мыло, – на ходу сочинил поговорку товарищ Щукин.– Не буду! Ни за что не буду! Спать хочу, в куклы играть хочу, как лягу, так и не проснусь месяц, – горячо сказала Алла, быстро разделась и юркнула в кровать, прижав к щеке пупсика.– Забастовка? – грозно спросил папочка. – Откуда это у тебя?И услышал в ответ:– ОТВЕРБЛЮДА!Так сказала ему дочь. А его ученая жена, молчавшая много лет, задавленная его темпераментом и властью, подняла на него умные усталые глаза и добавила:– Сдавайтесь, товарищ Щукин! Ваше время кончилось!Не выдержал товарищ Щукин и захохотал во все горло. На этом царство и владычество его кончились. К власти пришли женщины, а он стал у них на посылках. Жизнь шестаяЛЕНА ТРАВКИНА – ТЕОРЕТИК БЫТА Алла Щукина в школе дружила с Мишей, но, когда он заболел, она нашла себе настоящую подругу, Лену Травкину, с которой ссорилась раз по двадцать в день, и все не по своей воле. Просто Лена иначе не умела дружить, как без конца ссорясь и обижаясь на всех, кто пытался на день или надолго быть ее подругой. Такой вздорный и обидчивый был у нее характер. Алле, помимо задач по математике, приходилось все время решать задачу – в каких отношениях она находится с Леной? – и спрашивать ее дрожащим голосом: "Ты со мной играешь, Лена?" Если Лена милостиво кивала головой, Алла чувствовала себя бодрой и готовой понимать все объяснения Натальи Савельевны. Если же нет, то настроение У нее падало, хотелось спать, и она мучилась, что навеки потеряла подругу. Мучительно было ходить одной на переменках и смотреть на Лену, окруженную девчонками, которым она что-то серьезно рассказывала.Но иногда с Леной случались удивительные превращения. Она все перемены посвящала Алле и вводила ее во все подробности взрослой жизни, до которых сна была большая охотница и крупная специалистка. Когда Алла рассказала ей о своей несчастной жизни, Лена за минуту надавала ей такое множество советов, что, как мы уже видели, совершила переворот в доме Щукиных, приведя к власти женщин.Так и не смог догадаться могущественный товарищ Щукин, откуда его дочь узнала таинственное слово "не буду".Услышав от Аллы ее сонную повесть, Лена вмешалась в ее жизнь, потому что вообще во все вмешивалась, потому что любопытство, как чесотка, не давало ей покоя.Жизнь у нее была беспокойная, так как знания свои она не умела скрывать и распространяла их среди детей и взрослых. Мама каждый день ее отчитывала за длинный язык и любопытный нос, а у Лены прямо холодело внутри, когда она слышала: "Уйди, это не детского ума дело!" Сначала холодело внутри от любопытства, а потом разгорался пожар – хотелось все узнать! И она узнавала.Большое удовольствие ей доставляло слушать разговоры женщин. С отцом, военным, она много раз переезжала из города в городок, из Ленинграда на Север, и везде прислушивалась к женским разговорам. К семи годам она обладала таким солидным запасом сведений, что отлично знала, что сейчас модно, в каких городах что можно купить, что такое любовь, развод и алименты. Пробовала слушать и разговоры мужчин, но так ничего особенного не почерпнула: про хоккей – зимой, про футбол – летом и независимо от времени года – про "надо бы выпить".В школе она продолжала развиваться в том же направлении. На переменках вертелась около старшеклассниц и выслушивала их разговоры. То, что ей удавалось услышать, она тотчас же несла в первый "А" своим подружкам.– Я слышала, как десятиклассницы только что про любовь говорили. Под картиной "Три богатыря". Это у них место свиданий. Уже и замуж собираются, как школу окончат. Не все, правда…– Ай-я-яй! – ответили девчонки-первоклассницы, далекие-далекие от тех мыслей.– Уж лучше в кино сходить, на "Флиппера", – ответила за всех Жирафа, и первоклассницы тряхнули косичками-хвостиками, согласились с ней.Тут и Миша подошел, ходил к школьному врачу за справкой. Девчонки на него накинулись, стали его трогать, словно он был елочной игрушкой, переживали, что его долго не было, хотя многие и не заметили, что его не было. Они еще не привыкли друг к другу и только впервые пережили возвращение своего товарища и нашли, что и правда Мишки не хватало.Миша направился к Алле и сказал радостно:– Здравствуй, Алла, вот я и вернулся!Сказал так, будто возвратился из длительного похода, как солдат к своей солдатке. Никто не почувствовал его интонации, только Лена вздрогнула от его слов и задумалась. Она вспомнила, что отец так; говорит, когда возвращается после длительной отлучки.Алле стало неудобно, что он только с ней поздоровался, и ока сказала:– Ну поздоровайся, Миша, со всеми девочками, а то им обидно!Девчонки зашумели, что им все равно, и Миша посмотрел на всех и сказал:– Здравствуйте! – и покраснел почему-то.Миша с Аллой пошли в класс, сели за свою парту и разговаривали всю перемену, а Лена, чувствуя, чтя теряет подругу, ходила взад-вперед около их парты и подслушивала, о чем они говорят.Говорили они про пустяки: про музыку, про бассейн, но так рады они были оба при этом, что не замечали, как Лена, хлопая крышкой парты, мешала им слушать друг друга. Наконец ей стало обидно, и она сказала:– А вы поцелуйтесь!Миша подпрыгнул от неожиданности и ответил:– Ну, Травкина, я теперь – за Гончарова! За все тебе попадет, когда он вернется. Мы вместе с ним тебя поколотим.– Очень я боюсь! Лучше обними Щуку, а то она тут без тебя ревела – "скучаю"!Алла широко открыла глаза, пораженная предательством, но тут в класс вошла Наталья Савельевна, и время пошло своим чередом.Лена вынула из кармана передника зеркальце и принялась в него смотреться, сравнивать себя с Аллой – кто красивее. В зеркале она увидела девочку, словно не себя, – на ромашку похожа, а если губы накрасить, то и на красную розу. А лицо вопросительное, на нем вопрос указан – красивая я, правда?Этот вопрос занимал Лену с двух лет, когда какая-то старушка, рассматривая ее, разодетую как кукла, сказала, ни к кому не обращаясь: "Какая хорошенькая девочка, просто красавица!"Говорить Лена тогда еще плохо умела, но поняла, что сказала старушка, и повторила про себя ее слова. И с тех пор всех знакомых и незнакомых людей она спрашивала: "Правда, я красивая?" И они убедили ее. Когда же она научилась думать, то разделила все человечество на две половины: красивые и некрасивые.Все красивые были добрыми, а некрасивые – наоборот. К красивым она отнесла себя, маму, когда она ее не ругала, папу, когда у него было хорошее настроение, Наталью Савельевну, когда она не ставила ей двоек, Жирафу, пока она не подружилась с Гончаровым, Аллу, пока не было Мишки, и всех остальных, кто к ней хорошо относился.Но, странное дело, иногда все люди становились красивыми сами по себе. Впервые она обнаружила это в Сане Иванове. Когда однажды Наталья Савельевна вызвала его и он, раскрасневшись, стал читать, Лена с удивлением увидела, каким красивым стало у него лицо. И показалось ей, что Саня не книгу читает, а плывет по морю, а море то Черное, а Саня, загорелый, плывет, плывет…– Тройка! – сказала Наталья Савельевна.Саня превратился сам в себя.Сколько раз, заглядываясь на лица своих товарищей, Лена хотела закричать: "Смотрите! Смотрите! Какие красивые!" Но видно, залюбовавшись, она упускала время, и только губы ее шептали обрывок предложения, а Наталья Савельевна, перебивая отвечавшего, обращалась к ней:– Травкина, прекрати подсказывать! Если тебя сейчас вызову, то ведь не ответишь!Очнувшись, Лена вздыхала, пробегала глазами по обыкновенным лицам и не находила в них чудесной красоты.Красота для Лены сочеталась с красивой одеждой. Мама приучила ее с детства к нарядам и теперь с трудом могла удовлетворить ее прихотливые желания. Фасоны Лена изобретала сама, высматривая их на девушках. Мама говорила: "Еще не время, ты маленькая!" Но Лена упрямилась и настаивала на своем.Придя в первый день в школу и окинув Наталью Савельевну острым своим глазом, она про себя, а потом при девчонках оценила, как та одета и какая у нее прическа. Наталья Савельевна услышала, как новая ученица разбирает ее по косточкам (такая малявка!), ко потом справилась с собственным раздражением и вынуждена была признать, что замечания были по существу, и удивилась остроте ее глаза. Подумала о себе, которой в семь лет надевать было нечего, вспомнила, как хотелось красиво одеваться в двадцать, да возможности не было, – видно, не научиться теперь уж!Таким образом, Лена в глазах Натальи Савельевны стала выразительницей женского общественного мнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22