Подпись. Печать.
Отличная работа. Кругленькая суммочка, как вы думаете? В отель я вернулся в 11 часов. Мне передали записку от Хинкса: один из его парней ожидает меня в Армин Лодж и он будет находиться в кустарнике до моего приезда.
Я сел в другое такси и поехал в Нейи. Хоть я уговаривал себя, что все окончится замечательно, я все-таки не был вполне уверен в успехе этого дела.
Если Хинкс справится с той работой, которую я ему поручил, и если все будет сделано шито-крыто, тогда нам остается только дожидаться весточки от акционерного общества Фернанда-Жоржетта, заплатить им деньги и надеяться, что они честно выполнят свои обязательства в нашей сделке. Только я в это никак не могу поверить. Одна мысль, что эти две красотки способны честно выполнить свои обязательства, заставляет меня буквально лопаться от смеха.
Я расплатился с таксистом у самых ворот Армин Лодж и вошел в сад. Впереди — огромное здание, окруженное кустарником. К входной двери подходила асфальтовая автомобильная дорожка, обвивавшая здание.
Я шел по дорожке. Через некоторое время из кустов вылез парень и сказал: «Доброе утро».
Я сказал ему, что Сай Хинкс — мой приятель.
Он поведал мне:
— Армин Лодж снял и месяца два назад с полной меблировкой через нью-йоркское агентство. Авансом была внесена трехмесячная рента, кроме того, для спокойствия хозяина меблировка была застрахована.
Дом часто посещали различные люди, но редко кто оставался дольше, чем на несколько часов. Соседи и местные торговцы утверждают, что фактически здесь никто не живет.
В местной лавочке ничего не покупают, из города тоже ничего не доставляют и…
— О'кей, приятель, — сказал я ему. — Ты сказал мне все, что я хотел знать. Ты сделал ключи от входной двери? Он сказал «да» и достал их из кармана. Я взял их.
— Теперь давай мотай отсюда, — сказал я. — Я хочу побродить здесь в одиночестве.
— Слушаюсь, сэр, — сказал он.
Но вид у него при этом был слегка разочарованным. Может быть, он надеялся быть свидетелем по крайней мере двух убийств.
Я потопал по автомобильной дорожке к входной двери. Подойдя совсем близко к дому, я решил осторожно обойти стороной, чтобы не стереть следов на гравии.
Прошлая ночь была довольно влажной, и отлично были видны следы шин бьюика, как он подъехал и остановился.
Подойдя к месту, где стояла машина, я увидел следы шагов двух людей: одни мужские копыта, а другие сделаны ножками, обутыми в туфельки на высоком каблучке, вероятно, это следы Жоржетты.
Автомобиль постоял здесь и тронулся дальше. Следы шин привели меня к заднему входу в Армин Лодж.
Здесь машина опять остановилась. От двери к машине вели следы — мужские, но совершенно другой формы, чем первые. Значит, так, Жоржетта и два парня уехали через задние ворота.
Я вернулся к входной двери, отпер ее и вошел. В холле темно, воздух несколько спертый, я чиркнул зажигалку, нашел выключателе включил его и огляделся.
Холл очень большой, отделанный дубовыми панелями, повсюду старинное оружие: классное местечко, только вот почему-то уж очень пахнет жареным луком.
Я прошел по всем комнатам первого этажа. Все они огромные, мебель покрыта белыми чехлами от пыли. В шкафу одной из комнат нашел пустую бутылку из-под бренди, больше ничего интересного.
Я вернулся в холл и поднялся по широкой дубовой лестнице наверх. На втором этаже тоже холл. Дверь в одну из комнат распахнута. Я вошел и зажег свет.
Огромные шторы, мебель опять-таки в чехлах, за исключением нескольких стульев, чехлы с которых валялись тут же на полу. На столе поднос с недоеденными сандвичами, пустая бутылка из-под коннектикутского виски и два грязных стакана.
На подоконнике кипа журналов. Один или два американских, "дин экземпляр «Курортного журнала», английский и с полдюжины французских. На обложке одного из них — фотография дамы, у которой имеется все, что положено, и она очень довольна этим.
Я пошел к двери. По дороге наступил на какой-то твердый предмет, валявшийся под мебельным чехлом. Я приподнял край чехла и увидел там пистолет 22-го калибра. Отличная маленькая игрушка. В обойме все 10 пуль.
Я положил оружие в карман, еще раз посмотрел вокруг. Ничего интересного — обыкновенный дом, как и всякий другой.
Я вышел из ворот, долго слонялся, пока меня не подобрало тащившееся мимо такси. Я вернулся в отель и заказал первоклассный ленч и бутылку отличного вина.
Да, необходимо все обдумать.
После ленча я проспал до самого вечера. В восемь часов встал, принял горячий душ, нарядился в смокинг, который мне отгладил отельный лакей, и спустился в бар.
Чтобы отогнать бациллы гриппа, выпил большой стакан виски, взял такси и поехал в Чарли-бар.
В глубоком раздумье я не спускал глаз с одной дамочки, сидевшей на высоком табурете по другую сторону стойки.
Неплохая куколка! Синий костюм так ладно сшит, будто вмазан в ее фигуру, горжетка из двух чернобурок, белые замшевые перчатки, маленькая шляпка-эгретка с бриллиантовой брошью в виде вопросительного знака и невообразимо высокие каблучки.
На ее губах играла чуть заметная невинная и в то же время печальная улыбка. Если бы она не повторяла двойную порцию виски и не осушала бы ее с такой жадностью, как будто она последний день живет на земле, можно было подумать, что это дочь пастора, случайно заглянувшая узнать, который теперь час.
Едва я успел закончить поверхностный осмотр, как бармен пригласил меня к телефону. «Вас вызывает мистер Хинкс».
Аппарат находился в маленькой комнате сзади бара.
— Слушай, — сказал Сай. — Мне пришлось чертовски потрудиться, пока я вбил разум в головы этих олухов. У меня их здесь семь человек. Вот уже пятый час я убеждаю их согласиться на мое предложение, но они ни с места. Они думают, что это какая-то ловушка, надувательство. И это неудивительно. Они обо всех судят по себе.
— Ну, так что же дальше? — спросил я.
— А вот что, — сказал Сай. — У меня здесь Чарльз и Антонио Грацци, ты, надеюсь, помнишь банковское дело в Оклахома-Сити в 1934 году? Потом Вилли Гил, его кузен Мартеллини — эти двое в 1937 году привлекались в Нью-Йорке за фальшивые акции, Артур Югенхаймер, Джон Пансинелли, он толькй два месяца назад вышел из тюряги и, наконец, последний по счету, но отнюдь не последний по значению Ларви Рилуотер, умнейший парень, помнишь его аферу в Ассоциации западных банков в 1932 году? С тех пор Ларви живет, как герцог. Мне почему-то казалось, что ты вел дело Ассоциации западных банков.
— Ты чертовски прав, — сказал я. — Ну и что же из этого?
— Им что-то не подходит мое предложение, — сказал он. — Ларви у них вроде главаря, и он никак не может поверить нам, не может понять, зачем нам все это понадобилось. Он считает, что дело пахнет жареным.
— Может быть, мне удастся уговорить его? — спросил я.
— О, нет, — сказал Сай. — Но вот жена Ларви сидит сейчас в Чарлибаре и приглядывается к тебе. По-моему, если тебе удастся уломать ее, тогда все они согласятся.
Рилуотер говорит, что эта бэби еще ни разу в жизни не ошибалась ни в одном парне, и если тебе удастся уговорить ее, тогда они все согласятся.
— О'кей, — сказал я. — Разница между парнем, который при попытке поцеловать девчонку получает за это шлепок по морде, и парнем, шествующим по жизни под непрерывный град лобзаний, заключается только в том, как показать товар лицом. Что ж, займемся этим делом. Если только, конечно, я сумею дотянуться до этой дамочки. Видел бы, какие у нее высоченные каблуки.
— Желаю удачи, — сказал он. — Если договоритесь, приезжайте с ней вместе. А я сейчас буду поить эту банду за казенный счет до тех пор, пока ты не приедешь сюда с ней или без нее.
Я сказал «до свидания» и повесил трубку. Когда я заглянул через стеклянные двери в бар, моя красотка заказывала двойной мартини и сигареты.
Я подошел к ней и снял шляпу.
— Миссис Рилуотер, — сказал я:
— Я до того счастлив познакомиться с вами, что вы не представляете себе. Когда я сейчас услышал, что вы — это вы, я был чрезвычайно рад, потому что последние пять минут я буквально пожирал глазами ваши ножки, от чего мое кровяное давление чуть не превысило положенный предел. Разрешите мне угостить вас?
Она осмотрела меня с головы до ног.
— Ах, это вы, мистер Коушн? — сказала она. — Что же, мне давно хотелось познакомиться с вами. Я просто жаждала увидеть грозу всех уважающих себя гангстеров. Конечно, на территории США, — добавила она со значением, но мило. — И, конечно, вы не можете быть опасным в этой стране. Без особых на то документов, выданных правительством Франции.
— А, забудьте такие мелочи, детка, — сказал я. — Я ведь отнюдь не опасен для таких парней, как ваши друзья. Я могу представлять опасность только лично для вас, в случае, если вашего Ларви привяжут где-нибудь в подземелье Китая и он не сможет помешать мне приволокнуться за его очаровательной женой, а она до того хороша, что я готов отдать за нее свою двухгодовую зарплату, большой палец правой ноги и еще в придачу старый граммофон фирмы Роберт Ли.
И добавил более серьезным тоном.
— Бэби, — сказал я. — Я любовался здесь многими женщинами. Надо сказать, что француженки очень хорошенькие. Но когда я сегодня вошел в эту хату и увидел вас, у меня сердце дважды конвульсивно стукнуло и приостановилось на целую минуту. Вам когда-нибудь говорили, до чего вы хороши, когда сидите вот так на высоком табурете, в баре?
Ее глаза заблестели. Кажется, я выбрал правильный путь к этой девчонке.
— Нет, малыш, — сказала она. — Никто не говорил. Ну-ка, скажи мне.
Я сказал. Когда она кончила смеяться, я подхватил наши стаканы, и мы пошли за маленький столик в укромном уголочке, чтобы можно было спокойно поговорить.
— Слушай, любовь моя, — сказал я. — Не стоит попусту терять время на всякие там подходы. Давай перейдем сразу к делу.
Я дал ей прикурить.
— Чарли и Антони Грацци ограбили банк в Оклахоме, — сказал я ей. — Они отлично это сделали. Удрали сюда с двадцатью тысячами в кармане и не оставили никаких улик. До тех пор, пока они здесь, они в абсолютной безопасности. Если они вернутся, их немедленно засадят, поводов для этого найдется сколько угодно.
Такое же чистое похищение у Вилли Гила и его кузена. Югенхаймера разыскивают, правда, не по столь крупному делу, так что вряд ли будут просить у французского правительства его выдачи. Нет ничего серьезного и на Панзинелли.
Я минутку помолчал. Я видел, как у нее затрепетали ресницы. Она ждала, когда я заговорю о Ларви.
— У Ларви дела плохи, — сказал я. — Я вел дело Ассоциации западных банков. Такие аферы в юрисдикции федеральных властей. В то время у нас было недостаточно оснований приписать это дело ему.
Я помолчал еще минуту, а потом начал заливать историю, которую только что выдумал.
— Три недели назад, — заливал я, — Сален Джеймс, который с Ларви участвовал в этом деле, попал в тюрьму. Ему хотели приписать заодно и дело банковской ассоциации. Он ужасно испугался, это грозило ему двадцатью годами тюрьмы.
Он заговорил. Он наговорил достаточно, чтобы Ларви получил по крайней мере лет 50 каторги по четырем различным делам.
Я снова помолчал, нарочно долго возился с прикуриванием сигареты, чтобы мои слова хорошенько дошли до ее сознания.
— Я считаю, что Ларви может повлиять на остальных ребят, — сказал я, — так же, как и ты можешь повлиять на самого Ларви.
Сейчас я сделаю тебе предложение, и это вполне серьезно. Не веришь? Взгляни в мои честные красивые глаза.
Ларви и все ребята осуждены на вечное изгнание. Ни один из них не может вернуться на родину, не боясь, что вдруг из-под земли вынырнет коп и загребет их. Но рано или поздно у них появится охота вернуться на родину. Они рискнут и попадут в тюрьму. Ты отлично знаешь, что я говорю правду. Так всегда бывает. Им никогда не удастся уйти от наказания.
О'кей. Если ты уговоришь этих парней помочь мне, я обещаю тебе навеки вечные отложить исполнение приговоров на основании особых услуг, оказанных ими федеральному правительству. Так будет, если они согласятся помочь мне. Если нет, то я, конечно, не буду возиться с остальными парнями, но могу тебя заверить, я выхлопочу выдачу Ларви. Учитывая новые показания, он пробудет на каторге до той поры, когда ты будешь играть в кегли со своими правнучками. Поняла?
— Поняла.
Она сурово посмотрела на меня.
— Слушай, мне говорили, что ты прямой, честный парень, хотя ты и федеральный шпик.
О'кей. Так вот, я заставлю Ларви и его ребят помочь тебе. Как я это сделаю, никого не касается. Надеюсь, все выйдет хорошо.
Она уткнулась в чернобурки и встала.
— Но если ты обманешь Ларви, — продолжала она, улыбаясь довольно мило, — если он согласится тебе помочь, а ты предашь его, я сама лично, собственными руками пристрелю тебя, и это верно так же, как то, что мое имя Джуанелла, и я сделаю это, даже если меня за это поджарят на стуле. Понял?
Я улыбнулся ей и протянул руку.
— Понял, — сказал я.
— А сейчас я выпью еще один мартини на дорожку, — сказала она.
Я вернулся к стойке, заказал два мартини.
— Смотри только, веди себя пристойно в такси. Потому что, хотя за мной есть кое-какие грешки, я всегда храню верность Ларви… Ну, скажем, почти всегда… Хотя мне страшно любопытно, как это обниматься с коном в такси. А я, между прочим, слышала, что у тебя отличная техника в этом деле.
— Ах, не обращай внимания, золотко, — сказал я. — Все всё врут. Я из тех парней, которые с большим уважением относятся к женщинам. А моим успехам у дам я обязан тем, что от корки до корки прошел заочный курс «Как научиться читать мысли возлюбленной» и, кроме того, бифштекс всегда ем без лука.
А когда я бываю в обществе такой красотки, как ты, я немного нервничаю.
— Оно и видно, — сказала она. — Бедняжка, весь дрожишь! Но мне очень хочется вернуться в Нью-Йорк и чтобы Ларви помог тебе, а потому мне нельзя заявиться перед ребятами с видом «Свобода для всех», а то Ларви бог знает что подумает.
— Не беспокойся, Джуанелла, — сказал я. — Подобная мысль даже не приходит мне в голову. Уверяю тебя, когда в Париже по ночам езжу в такси с такими красотками, как ты, я всегда сижу скрестив пальцы.
— Догадываюсь, — довольно печально ответила она. — Вот чего я и боюсь.
Мы вернулись в отель «Веллингтон» без четверти одиннадцать. Сай Хинкс в восторге от самого себя и от того, что ему удалось заставить ребят выполнить мой план.
Он ломал голову, как ему удастся все организовать. Я посоветовал ему обратиться утром к Варнею в посольство, может быть, у него найдется пара предложений о путях и способах выполнения нашего плана.
Когда мы проходили мимо конторки портье, он помахал нам рукой. Я подошел, и он закатил интересную речугу с ужасно смешным акцентом. Я слушал с широко открытыми глазами.
— Сегодня вечером, мсье, — говорил он, — сюда приходил какой-то человек и спрашивал мсье Тони Скала. Он сказал, что у него есть какое-то поручение для мсье Скала.
Мы сказали ему, что вас сейчас дома нет и нам неизвестно, когда вы вернетесь. Мы предложили ему оставить записку. Он сказал, нет. Он снова придет к вам после полуночи, поговорить с вами.
Я спросил его, что это за парень? Он не знает, известно только, что шофер грузовика. Он каждую ночь привозит фрукты и овощи на рынок. Он сказал, что непременно придет в отель «Веллингтон», как только разгрузит свой лук и прочую ерундовину.
Я сказал о'кей. Как только он придет, пошлите его немедленно ко мне наверх.
Я пригласил Сая к себе в номер выпить по маленькой, и мы проболтали примерно час. Болтали мы о предприятии Ларви Рилуотера и о том, смогут ли эти ребята достаточно быстро справиться с работой.
В самый разгар нашей беседы к нам ввалился портье и этот овощной парень.
Отослав клерка, я предложил луковому парню выпить. Это славный, неотесанный деревенский парень, с приветливой улыбкой на широкой роже. Ему примерно 35 лет, и виски он глотает, как воду. Осушив стаканчик, он начал деятельно вертеть в руках свою кепчонку и через некоторое время извлек оттуда кусочек голубой бумаги. Протянул его мне с широчайшей улыбкой и начал что-то быстро-быстро болтать на своем непонятном языке, можно было подумать; что он сошел с ума.
Я посмотрел на бумажку. Уголок, вырезанный не то из обложки журнала, не то еще откуда-то. С одной стороны бумажка красивого голубого цвета, с другой — внутренней — белая.
На белой стороне довольно неразбочиво, как будто парень, который писал эти слова, ужасно нервничал, была написана по-французски какая-то чепуха.
Я разобрал только: «Мсье Тони Скала, Отель „Веллингтон“, Париж».
Я передал бумажку Саю и попросил француза хоть на минуту помолчать, а он все еще что-то болтал.
— Интересная штука, — сказал Сай, — рассматривая уголок. — Написано карандашом с очень мягким грифелем. — Сай не удержался от того, чтобы не блеснуть своими шерлок-холмсовскими умозаключениями. — В записке говорится следующее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Отличная работа. Кругленькая суммочка, как вы думаете? В отель я вернулся в 11 часов. Мне передали записку от Хинкса: один из его парней ожидает меня в Армин Лодж и он будет находиться в кустарнике до моего приезда.
Я сел в другое такси и поехал в Нейи. Хоть я уговаривал себя, что все окончится замечательно, я все-таки не был вполне уверен в успехе этого дела.
Если Хинкс справится с той работой, которую я ему поручил, и если все будет сделано шито-крыто, тогда нам остается только дожидаться весточки от акционерного общества Фернанда-Жоржетта, заплатить им деньги и надеяться, что они честно выполнят свои обязательства в нашей сделке. Только я в это никак не могу поверить. Одна мысль, что эти две красотки способны честно выполнить свои обязательства, заставляет меня буквально лопаться от смеха.
Я расплатился с таксистом у самых ворот Армин Лодж и вошел в сад. Впереди — огромное здание, окруженное кустарником. К входной двери подходила асфальтовая автомобильная дорожка, обвивавшая здание.
Я шел по дорожке. Через некоторое время из кустов вылез парень и сказал: «Доброе утро».
Я сказал ему, что Сай Хинкс — мой приятель.
Он поведал мне:
— Армин Лодж снял и месяца два назад с полной меблировкой через нью-йоркское агентство. Авансом была внесена трехмесячная рента, кроме того, для спокойствия хозяина меблировка была застрахована.
Дом часто посещали различные люди, но редко кто оставался дольше, чем на несколько часов. Соседи и местные торговцы утверждают, что фактически здесь никто не живет.
В местной лавочке ничего не покупают, из города тоже ничего не доставляют и…
— О'кей, приятель, — сказал я ему. — Ты сказал мне все, что я хотел знать. Ты сделал ключи от входной двери? Он сказал «да» и достал их из кармана. Я взял их.
— Теперь давай мотай отсюда, — сказал я. — Я хочу побродить здесь в одиночестве.
— Слушаюсь, сэр, — сказал он.
Но вид у него при этом был слегка разочарованным. Может быть, он надеялся быть свидетелем по крайней мере двух убийств.
Я потопал по автомобильной дорожке к входной двери. Подойдя совсем близко к дому, я решил осторожно обойти стороной, чтобы не стереть следов на гравии.
Прошлая ночь была довольно влажной, и отлично были видны следы шин бьюика, как он подъехал и остановился.
Подойдя к месту, где стояла машина, я увидел следы шагов двух людей: одни мужские копыта, а другие сделаны ножками, обутыми в туфельки на высоком каблучке, вероятно, это следы Жоржетты.
Автомобиль постоял здесь и тронулся дальше. Следы шин привели меня к заднему входу в Армин Лодж.
Здесь машина опять остановилась. От двери к машине вели следы — мужские, но совершенно другой формы, чем первые. Значит, так, Жоржетта и два парня уехали через задние ворота.
Я вернулся к входной двери, отпер ее и вошел. В холле темно, воздух несколько спертый, я чиркнул зажигалку, нашел выключателе включил его и огляделся.
Холл очень большой, отделанный дубовыми панелями, повсюду старинное оружие: классное местечко, только вот почему-то уж очень пахнет жареным луком.
Я прошел по всем комнатам первого этажа. Все они огромные, мебель покрыта белыми чехлами от пыли. В шкафу одной из комнат нашел пустую бутылку из-под бренди, больше ничего интересного.
Я вернулся в холл и поднялся по широкой дубовой лестнице наверх. На втором этаже тоже холл. Дверь в одну из комнат распахнута. Я вошел и зажег свет.
Огромные шторы, мебель опять-таки в чехлах, за исключением нескольких стульев, чехлы с которых валялись тут же на полу. На столе поднос с недоеденными сандвичами, пустая бутылка из-под коннектикутского виски и два грязных стакана.
На подоконнике кипа журналов. Один или два американских, "дин экземпляр «Курортного журнала», английский и с полдюжины французских. На обложке одного из них — фотография дамы, у которой имеется все, что положено, и она очень довольна этим.
Я пошел к двери. По дороге наступил на какой-то твердый предмет, валявшийся под мебельным чехлом. Я приподнял край чехла и увидел там пистолет 22-го калибра. Отличная маленькая игрушка. В обойме все 10 пуль.
Я положил оружие в карман, еще раз посмотрел вокруг. Ничего интересного — обыкновенный дом, как и всякий другой.
Я вышел из ворот, долго слонялся, пока меня не подобрало тащившееся мимо такси. Я вернулся в отель и заказал первоклассный ленч и бутылку отличного вина.
Да, необходимо все обдумать.
После ленча я проспал до самого вечера. В восемь часов встал, принял горячий душ, нарядился в смокинг, который мне отгладил отельный лакей, и спустился в бар.
Чтобы отогнать бациллы гриппа, выпил большой стакан виски, взял такси и поехал в Чарли-бар.
В глубоком раздумье я не спускал глаз с одной дамочки, сидевшей на высоком табурете по другую сторону стойки.
Неплохая куколка! Синий костюм так ладно сшит, будто вмазан в ее фигуру, горжетка из двух чернобурок, белые замшевые перчатки, маленькая шляпка-эгретка с бриллиантовой брошью в виде вопросительного знака и невообразимо высокие каблучки.
На ее губах играла чуть заметная невинная и в то же время печальная улыбка. Если бы она не повторяла двойную порцию виски и не осушала бы ее с такой жадностью, как будто она последний день живет на земле, можно было подумать, что это дочь пастора, случайно заглянувшая узнать, который теперь час.
Едва я успел закончить поверхностный осмотр, как бармен пригласил меня к телефону. «Вас вызывает мистер Хинкс».
Аппарат находился в маленькой комнате сзади бара.
— Слушай, — сказал Сай. — Мне пришлось чертовски потрудиться, пока я вбил разум в головы этих олухов. У меня их здесь семь человек. Вот уже пятый час я убеждаю их согласиться на мое предложение, но они ни с места. Они думают, что это какая-то ловушка, надувательство. И это неудивительно. Они обо всех судят по себе.
— Ну, так что же дальше? — спросил я.
— А вот что, — сказал Сай. — У меня здесь Чарльз и Антонио Грацци, ты, надеюсь, помнишь банковское дело в Оклахома-Сити в 1934 году? Потом Вилли Гил, его кузен Мартеллини — эти двое в 1937 году привлекались в Нью-Йорке за фальшивые акции, Артур Югенхаймер, Джон Пансинелли, он толькй два месяца назад вышел из тюряги и, наконец, последний по счету, но отнюдь не последний по значению Ларви Рилуотер, умнейший парень, помнишь его аферу в Ассоциации западных банков в 1932 году? С тех пор Ларви живет, как герцог. Мне почему-то казалось, что ты вел дело Ассоциации западных банков.
— Ты чертовски прав, — сказал я. — Ну и что же из этого?
— Им что-то не подходит мое предложение, — сказал он. — Ларви у них вроде главаря, и он никак не может поверить нам, не может понять, зачем нам все это понадобилось. Он считает, что дело пахнет жареным.
— Может быть, мне удастся уговорить его? — спросил я.
— О, нет, — сказал Сай. — Но вот жена Ларви сидит сейчас в Чарлибаре и приглядывается к тебе. По-моему, если тебе удастся уломать ее, тогда все они согласятся.
Рилуотер говорит, что эта бэби еще ни разу в жизни не ошибалась ни в одном парне, и если тебе удастся уговорить ее, тогда они все согласятся.
— О'кей, — сказал я. — Разница между парнем, который при попытке поцеловать девчонку получает за это шлепок по морде, и парнем, шествующим по жизни под непрерывный град лобзаний, заключается только в том, как показать товар лицом. Что ж, займемся этим делом. Если только, конечно, я сумею дотянуться до этой дамочки. Видел бы, какие у нее высоченные каблуки.
— Желаю удачи, — сказал он. — Если договоритесь, приезжайте с ней вместе. А я сейчас буду поить эту банду за казенный счет до тех пор, пока ты не приедешь сюда с ней или без нее.
Я сказал «до свидания» и повесил трубку. Когда я заглянул через стеклянные двери в бар, моя красотка заказывала двойной мартини и сигареты.
Я подошел к ней и снял шляпу.
— Миссис Рилуотер, — сказал я:
— Я до того счастлив познакомиться с вами, что вы не представляете себе. Когда я сейчас услышал, что вы — это вы, я был чрезвычайно рад, потому что последние пять минут я буквально пожирал глазами ваши ножки, от чего мое кровяное давление чуть не превысило положенный предел. Разрешите мне угостить вас?
Она осмотрела меня с головы до ног.
— Ах, это вы, мистер Коушн? — сказала она. — Что же, мне давно хотелось познакомиться с вами. Я просто жаждала увидеть грозу всех уважающих себя гангстеров. Конечно, на территории США, — добавила она со значением, но мило. — И, конечно, вы не можете быть опасным в этой стране. Без особых на то документов, выданных правительством Франции.
— А, забудьте такие мелочи, детка, — сказал я. — Я ведь отнюдь не опасен для таких парней, как ваши друзья. Я могу представлять опасность только лично для вас, в случае, если вашего Ларви привяжут где-нибудь в подземелье Китая и он не сможет помешать мне приволокнуться за его очаровательной женой, а она до того хороша, что я готов отдать за нее свою двухгодовую зарплату, большой палец правой ноги и еще в придачу старый граммофон фирмы Роберт Ли.
И добавил более серьезным тоном.
— Бэби, — сказал я. — Я любовался здесь многими женщинами. Надо сказать, что француженки очень хорошенькие. Но когда я сегодня вошел в эту хату и увидел вас, у меня сердце дважды конвульсивно стукнуло и приостановилось на целую минуту. Вам когда-нибудь говорили, до чего вы хороши, когда сидите вот так на высоком табурете, в баре?
Ее глаза заблестели. Кажется, я выбрал правильный путь к этой девчонке.
— Нет, малыш, — сказала она. — Никто не говорил. Ну-ка, скажи мне.
Я сказал. Когда она кончила смеяться, я подхватил наши стаканы, и мы пошли за маленький столик в укромном уголочке, чтобы можно было спокойно поговорить.
— Слушай, любовь моя, — сказал я. — Не стоит попусту терять время на всякие там подходы. Давай перейдем сразу к делу.
Я дал ей прикурить.
— Чарли и Антони Грацци ограбили банк в Оклахоме, — сказал я ей. — Они отлично это сделали. Удрали сюда с двадцатью тысячами в кармане и не оставили никаких улик. До тех пор, пока они здесь, они в абсолютной безопасности. Если они вернутся, их немедленно засадят, поводов для этого найдется сколько угодно.
Такое же чистое похищение у Вилли Гила и его кузена. Югенхаймера разыскивают, правда, не по столь крупному делу, так что вряд ли будут просить у французского правительства его выдачи. Нет ничего серьезного и на Панзинелли.
Я минутку помолчал. Я видел, как у нее затрепетали ресницы. Она ждала, когда я заговорю о Ларви.
— У Ларви дела плохи, — сказал я. — Я вел дело Ассоциации западных банков. Такие аферы в юрисдикции федеральных властей. В то время у нас было недостаточно оснований приписать это дело ему.
Я помолчал еще минуту, а потом начал заливать историю, которую только что выдумал.
— Три недели назад, — заливал я, — Сален Джеймс, который с Ларви участвовал в этом деле, попал в тюрьму. Ему хотели приписать заодно и дело банковской ассоциации. Он ужасно испугался, это грозило ему двадцатью годами тюрьмы.
Он заговорил. Он наговорил достаточно, чтобы Ларви получил по крайней мере лет 50 каторги по четырем различным делам.
Я снова помолчал, нарочно долго возился с прикуриванием сигареты, чтобы мои слова хорошенько дошли до ее сознания.
— Я считаю, что Ларви может повлиять на остальных ребят, — сказал я, — так же, как и ты можешь повлиять на самого Ларви.
Сейчас я сделаю тебе предложение, и это вполне серьезно. Не веришь? Взгляни в мои честные красивые глаза.
Ларви и все ребята осуждены на вечное изгнание. Ни один из них не может вернуться на родину, не боясь, что вдруг из-под земли вынырнет коп и загребет их. Но рано или поздно у них появится охота вернуться на родину. Они рискнут и попадут в тюрьму. Ты отлично знаешь, что я говорю правду. Так всегда бывает. Им никогда не удастся уйти от наказания.
О'кей. Если ты уговоришь этих парней помочь мне, я обещаю тебе навеки вечные отложить исполнение приговоров на основании особых услуг, оказанных ими федеральному правительству. Так будет, если они согласятся помочь мне. Если нет, то я, конечно, не буду возиться с остальными парнями, но могу тебя заверить, я выхлопочу выдачу Ларви. Учитывая новые показания, он пробудет на каторге до той поры, когда ты будешь играть в кегли со своими правнучками. Поняла?
— Поняла.
Она сурово посмотрела на меня.
— Слушай, мне говорили, что ты прямой, честный парень, хотя ты и федеральный шпик.
О'кей. Так вот, я заставлю Ларви и его ребят помочь тебе. Как я это сделаю, никого не касается. Надеюсь, все выйдет хорошо.
Она уткнулась в чернобурки и встала.
— Но если ты обманешь Ларви, — продолжала она, улыбаясь довольно мило, — если он согласится тебе помочь, а ты предашь его, я сама лично, собственными руками пристрелю тебя, и это верно так же, как то, что мое имя Джуанелла, и я сделаю это, даже если меня за это поджарят на стуле. Понял?
Я улыбнулся ей и протянул руку.
— Понял, — сказал я.
— А сейчас я выпью еще один мартини на дорожку, — сказала она.
Я вернулся к стойке, заказал два мартини.
— Смотри только, веди себя пристойно в такси. Потому что, хотя за мной есть кое-какие грешки, я всегда храню верность Ларви… Ну, скажем, почти всегда… Хотя мне страшно любопытно, как это обниматься с коном в такси. А я, между прочим, слышала, что у тебя отличная техника в этом деле.
— Ах, не обращай внимания, золотко, — сказал я. — Все всё врут. Я из тех парней, которые с большим уважением относятся к женщинам. А моим успехам у дам я обязан тем, что от корки до корки прошел заочный курс «Как научиться читать мысли возлюбленной» и, кроме того, бифштекс всегда ем без лука.
А когда я бываю в обществе такой красотки, как ты, я немного нервничаю.
— Оно и видно, — сказала она. — Бедняжка, весь дрожишь! Но мне очень хочется вернуться в Нью-Йорк и чтобы Ларви помог тебе, а потому мне нельзя заявиться перед ребятами с видом «Свобода для всех», а то Ларви бог знает что подумает.
— Не беспокойся, Джуанелла, — сказал я. — Подобная мысль даже не приходит мне в голову. Уверяю тебя, когда в Париже по ночам езжу в такси с такими красотками, как ты, я всегда сижу скрестив пальцы.
— Догадываюсь, — довольно печально ответила она. — Вот чего я и боюсь.
Мы вернулись в отель «Веллингтон» без четверти одиннадцать. Сай Хинкс в восторге от самого себя и от того, что ему удалось заставить ребят выполнить мой план.
Он ломал голову, как ему удастся все организовать. Я посоветовал ему обратиться утром к Варнею в посольство, может быть, у него найдется пара предложений о путях и способах выполнения нашего плана.
Когда мы проходили мимо конторки портье, он помахал нам рукой. Я подошел, и он закатил интересную речугу с ужасно смешным акцентом. Я слушал с широко открытыми глазами.
— Сегодня вечером, мсье, — говорил он, — сюда приходил какой-то человек и спрашивал мсье Тони Скала. Он сказал, что у него есть какое-то поручение для мсье Скала.
Мы сказали ему, что вас сейчас дома нет и нам неизвестно, когда вы вернетесь. Мы предложили ему оставить записку. Он сказал, нет. Он снова придет к вам после полуночи, поговорить с вами.
Я спросил его, что это за парень? Он не знает, известно только, что шофер грузовика. Он каждую ночь привозит фрукты и овощи на рынок. Он сказал, что непременно придет в отель «Веллингтон», как только разгрузит свой лук и прочую ерундовину.
Я сказал о'кей. Как только он придет, пошлите его немедленно ко мне наверх.
Я пригласил Сая к себе в номер выпить по маленькой, и мы проболтали примерно час. Болтали мы о предприятии Ларви Рилуотера и о том, смогут ли эти ребята достаточно быстро справиться с работой.
В самый разгар нашей беседы к нам ввалился портье и этот овощной парень.
Отослав клерка, я предложил луковому парню выпить. Это славный, неотесанный деревенский парень, с приветливой улыбкой на широкой роже. Ему примерно 35 лет, и виски он глотает, как воду. Осушив стаканчик, он начал деятельно вертеть в руках свою кепчонку и через некоторое время извлек оттуда кусочек голубой бумаги. Протянул его мне с широчайшей улыбкой и начал что-то быстро-быстро болтать на своем непонятном языке, можно было подумать; что он сошел с ума.
Я посмотрел на бумажку. Уголок, вырезанный не то из обложки журнала, не то еще откуда-то. С одной стороны бумажка красивого голубого цвета, с другой — внутренней — белая.
На белой стороне довольно неразбочиво, как будто парень, который писал эти слова, ужасно нервничал, была написана по-французски какая-то чепуха.
Я разобрал только: «Мсье Тони Скала, Отель „Веллингтон“, Париж».
Я передал бумажку Саю и попросил француза хоть на минуту помолчать, а он все еще что-то болтал.
— Интересная штука, — сказал Сай, — рассматривая уголок. — Написано карандашом с очень мягким грифелем. — Сай не удержался от того, чтобы не блеснуть своими шерлок-холмсовскими умозаключениями. — В записке говорится следующее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24