Внизу дверь оказалась не заперта. Он сунул туда голову и включил свет. В холодном каменном подвале стояли двое или трое носилок. На столе что-то было накрыто простыней. Кэллаген отвернул край.
Август Мероултон в лучшем виде.
Пуля пробила лобную кость сверху и справа над переносицей. Вид не слишком приятный. Кэллаген сбросил простыню на пол и нащупал в кармане перчатки. Потом расстегнул на трупе пальто сверху до низу и с удовлетворением заметил часовую цепочку, уходящую в брючной карман. За цепочкой появились и часы.
Мельком он посмотрел на циферблат: они ещё шли и показывали 1.40. Кэллаген с усмешкой подумал, что, заводя их в последний раз, покойный Мероултон не знал, что больше это делать не придется.
Он вытащил складной нож, открыл его, вскрыл заднюю крышку часов. Так оказался странно сложенный листок золотистой бумаги. Кэллаген положил его в карман.
Затем накрыл труп простыней, закрыл за собой дверь и поднялся по лестнице. Прежде чем выйти на улицу, он внимательно огляделся. Потом быстро дошел до Холборн и повернул к Ченсери Лейн, где задержался на углу на несколько мгновений, размышляя, и пересек дорогу, по кратчайшему расстоянию направившись к Стрей Инн Роуд.
Кэллаген прошел до конца Клифорд Стрит, повернул налево на Хантер Стрит, остановился возле дома в конце улицы и постучал в дверь. Пришлось стучать не меньше пяти минут, пока в окне не появилась голова, изрыгавшая проклятия.
— Заткнись, — буркнул Кэллаген. — Надень штаны и спускайся сюда. И не шуми ты так!
Пару минут спустя дверь распахнулась. Стал виден грязный коридор, едва освещенный газовым рожком, и в его свете — громоздкий силуэт Дарки. Ядовито голубая с красным пижамная куртка составляла верхнюю половину его одеяния, внизу её дополняли полосатые брюки.
Дарки был очень толст. Через ремень свешивалось огромное брюхо. Оно и круглое толстогубое лицо создавали ощущение, что перед вами — удивленная золотая рыбка.
— Тысяча чертей! — ворчал он. — Слим! Пожар, что ли?
Кэллаген закрыл за собой дверь, последовал за Дарки в гостиную, уселся на шаткий стул и протянул хозяину пачку «плейерс». Тот закурил. Придя в себя после первого шока, он уже воспринимал ночной визит как вполне естественный.
Кэллаген глубоко затянулся и артистически выпустил дым через одну ноздрю.
— Послушай, Дарки. Тебе что-нибудь удалось?
— Дай нам время! — возмутился Дарки. — Ты же связался со мной около полуночи… Но кое-что все-таки есть. Что-то я видел в газетах по поводу твоих дрепаных Мероултонов четыре месяца назад. Кутеж в каком-то ночном клубе, или пьяная оргия, или что-то вроде. Вейн Стрит — постоянное место их рейдов. Беллами и Пол Мероултоны вечно толкутся здесь и часто продуваются до нитки.
— Итак, после твоего звонка, я связался с Сайзером из клуба «Джей Берд», так вот он с ними очень даже знаком. Сайзер говорит, что у этих парней множество ты сам знаешь кого, причем самого высокого пошиба. Все первоклассное, но сами они хуже кучи бесноватых обезьян. Вино, женщины и прочая свистопляска, — говорит Сайзер, — вот их обычный стиль. Я предложил ему втереться в окружение интересующих нас лиц, чтобы разузнать побольше. Но понимаешь, я же не предполагал начинать это до утра. Кроме того, я выхожу на старину Фреда, Гарри, а также на чертенка Вильпинса, который только пять дней как вышел на волю. Парень просто сногсшибательно вскрывает подноготную любого человека. Имеет подход к слугам и служанкам, а это стоит дорого.
Кэллаген кивнул, ощупал карманы и вытащил письмо, который отпечатал на машинке для Эффи Перкинс. Потом достал пачку банкнот, отцепил пару бумажек по двадцать фунтов и передал их Дарки.
— Послушай, Дарки. Там, откуда эти, их гораздо больше. Так что работать будешь, как черт. Понял? Отлично. Теперь давай-ка собирайся. Я хочу, чтобы ты немедленно отправился в Виллесден и доставил это письмо Эффи Перкинс. Ты там уже бывал. Я опоздал на почту, но хочу, чтобы она наверняка получила его утром. Оденешься, наймешь такси и положи его прямо в почтовый ящик. Это очень важно, понял?
— Усек, Слим, — бодро кивнул Дарки. — Дела идут на лад, да?
Кэллаген усмехнулся, сверкнув крупными белыми зубами.
— Да, — согласился он. — Дела идут отлично, — и надел шляпу.
— Позвоню завтра, — он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Кэллаген вышел на Грей Инн Роуд, нанял такси и велел водителю ехать на Ченсери Лейн. Вернувшись к себе, он запер входную дверь и стал подниматься по лестнице, остановившись пару раз из-за одолевавшего кашля — последствий сотни сигарет в день.
В кабинете он включил настольную лампу и плюхнулся на стул. Затем забросил шляпу в угол, снова закурил, открыл нижний ящик с бутылкой ржаного виски и выцедил последние капли.
Откинувшись на стуле, он рассмеялся. Над кем — вопросов не было. Если он провалится, то станет объектом всеобщих насмешек. А пока предстояло заняться кое-какими мелочами, которые могли показаться пустой тратой времени.
Но если все получиться, то светят деньги — и немалые. Кэллаген ни о чем другом пока не думал. Он считал, что полет мысли должен останавливаться в тот момент, когда непроизвольно возникал вопрос: что может случиться, если это не получится?
В 2.20 он спустился и открыл дверь на улицу. Затем вернулся в кабинет, повернул лампу так, чтобы тень падала на стол, выбросил окурки и поправил галстук.
Когда она вошла, он сидел, положив ноги на стол, и не трудился их убрать не меньше десяти секунд после того, как она остановилась перед ним.
Затем Кэллаген встал.
— Садитесь. Нам предстоит немного побеседовать.
Она села. На ней был черный костюм, сверху — шуба персидского каракуля. И к нему — маленькая изысканная шляпка того же меха. Шею украшало что-то невесомое. Кэллаген надеялся разглядеть из-за стола, какого сорта у неё обувь, и был весьма доволен, увидев замшевые вечерние туфельки. Ему понравились аккуратненькие туфельки, ему понравилась форма и миниатюрность стопы. Кроме того, он обратил внимание на мокрые подошвы: она шла пешком.
Достав новую пачку «плейерс», он подтолкнул её по столу и позволил ей самой закурить. Суетиться не стоило — сцена разыгрывалась точно по плану.
Девушка нервничала, и он был этому откровенно рад. Сейчас она волновалась куда сильнее, чем разговаривая с ним по телефону.
Но заговорила она по-прежнему холодным тоном.
— Похоже, вам приходится работать чуть не до рассвета? В этом есть необходимость?
Он перебил.
— Наверно, будет лучше, если я стану говорить, а вы слушать. И позвольте кое-что вам сказать. Вы втянули меня в это дело. Заметьте: я не говорю, что не собираюсь больше в нем участвовать. Но вы должны понять: с этого момента вы будете делать то, что я скажу. Иначе нам обоим крышка. Понятно?
Она заерзала.
— Я не…
— Вы не понимаете? — перебил Кэллаген. — Это вы хотели сказать? Отлично! Думаю, вы чертовски хорошо все понимаете, но если хотите поиграть — пожалуйста!
Ее дыхание участилось, и он это заметил. Нет, хладнокровия ей все-таки недоставало.
— Из вашего звонка я поняла только одно, — заговорила она. — Что-то случилось с моим отчимом. Но я не понимаю, почему я должна была тащиться сюда, почему не могла взять такси и чего ради выбираться из собственного дома, чтобы прислуга ничего не знала. Я не могу понять, к чему такая спешка — да ещё в половине третьего утра.
Кэллаген потушил окурок и закурил снова.
— Итак, вы не понимаете, да? — заговорил он, стараясь имитировать стиль её речи и изысканное произношение. — Женщины — смешные существа! Верно? Вы не понимаете, о чем я? Вам не понятно, почему я попросил приехать? И все-таки вы здесь. Так? И вы пришли пешком. Зачем, вы думаете, мне понадобилось приглашать вас сюда? Неужели вы решили, что я намерен совратить вас? Если да, могу уверить вас, что на работе я этим никогда не занимаюсь… Ну, точнее, стараюсь не заниматься. Или не слишком часто.
Она вскочила. Видно было, что она могла двигаться очень быстро… Когда хотела.
— Нахал и хам! Да как вы смеете? Вилли вас за это просто убьет!
Кэллаген усмехнулся.
— Ну, это мы ещё посмотрим. Почему бы вам не расслабиться и сесть? Вы не находите, что вся эта эмоциональная чепуха — пустая трата времени и нервов? Но я готов держать пари на что угодно, что вашему дорогому Вилли понадобится гораздо больше времени, чтобы обдумать, как он собирается избежать ареста по обвинению в прямом или косвенном соучастии в известном вам убийстве, чем беспокоиться о моих попытках якобы совратить вас.
Немного помолчав, он задумчиво добавил:
— Нет, этот разговор гораздо интереснее, чем болтовня о предстоящей женитьбе.
Он встал со стула и занял свою излюбленную позу: спина к стене, руки в карманах, сигарета свисает из левого угла рта.
Она поймала себя на том, что почему-то рассматривает его рот. Рот необычный: чувственный, манящий, слишком красивый для грубого невежи, занюханного частного детектива.
Ей хотелось уйти, покинуть неопрятную контору под самой крышей. Но она осталась и села. А когда снова посмотрела на него, увидела, что он улыбается. Странно, но она чувствовала себя куда уютнее, когда он улыбался.
— Вам многое предстоит понять, так что я постараюсь объяснить получше, — заявил он. — Я буду краток, потому что уверен — вы в курсе того, о чем пойдет речь. Я велел вам добираться пешком и не брать такси, потому что шофера — чертовски шустрый и полезный народ… для полиции. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что приводит шоферов в дикую ярость? Это когда их выспрашивают умники из Скотланд Ярда, наподобие детектива-инспектора Грингола, которому поручено ваше дело. Уж не думаете ли вы, что нам пойдет на пользу, если некий таксист завтра сломя голову помчится в Скотланд Ярд и примется взахлеб рассказывать, как ночью вез вас сюда? Тоже самое с прислугой. Чем меньше люди знают, тем спокойнее. Это понятно?
— Да, — протянула она. — Это — да.
— Отлично. Теперь о самом главном. Сегодня ночью, где-то от 23.10 до 23.35 кто-то прострелил голову вашему отчиму. И сделал это на Линкольн Инн Филдс.
Он снова прикурил от окурка и улыбнулся.
— Есть кое-что ещё для полноты картины, причем немаловажное! Ваш приход сюда в 23. 45 с фантастическими росказнями про то, как ваш приятель Вилли за вас боится. Кстати, с первых же слов вы поставили меня в известность насчет общеизвестных выходок Мероултонов и их рискованных забав. Даю голову на отсечение, что пока вы мне морочили голову, все уже свершилось. Человек со стороны мог бы это счесть из ряда вон выходящим совпадением.
Наблюдая за ней, он затянулся, выпустил дым через ноздри и тут же закашлялся.
— Сигареты меня доконают, — буркнул он, ничего конкретного не имея в виду. И снова затянулся. Потом продолжил:
— Возможно, все и обойдется. Я считаю, что никогда не следует трястись в ожидании неприятностей, пока они сами не свалятся на голову. Так что я собираюсь придерживаться этого принципа и выжидать до завтра, когда мы все узнаем.
Она снова зашевелилась.
— Все о чем?
Дрожь в голосе выдавала её возбуждение.
Кэллаген усмехнулся и спокойно пояснил:
— Все про Эффи. Если Эффи будет держать язык на замке, все в порядке. Если нет, возникнет ситуация, в которой сам черт ногу сломит. Сейчас Эффи на меня здорово обижена. Я вчера её уволил, причем сразу по двум причинам: первая — она вообразила, что мне следует услышать молитвы девственницы, и вторая — она начала действовать мне на нервы. Вот… Пока мы с вами разговаривали, Эффи подслушивала у двери. Утром она прочтет газеты и захочет на нас отыграться. Тогда она наймет такси, помчится в Скотланд Ярд к драгоценному мистеру Гринголу и примется там распинаться до полной потери голоса. В этом случае мне предстоит действовать аккуратно и хорошенько обдумывать каждый шаг. Может быть, заманчивое предложение, направленное мной три четверти часа назад, её угомонит, но никогда не знаешь, что выкинет Эффи.
Он сделал паузу и некоторое время разглядывал мисс Мероултон. На его чрезвычайно подвижных губах играла улыбка, которая удерживала её от возражений. Она уже знала, что он предвидит все, что она скажет. Понимала с безнадежностью, что все её аргументы тщетны. И молчала.
— Отлично. — довольно подмигнул он. — Будем считать, что я уже выслушал все ваши возражения. Примиритесь с тем, что я вшивый сукин сын и полагаю, что это вы застрелили отчима. Смиритесь с тем, что я вас оскорблял, заставляя каждую клеточку вашего холеного породистого тела содрогаться от негодования. Все правильно. И если это позади, то можно идти дальше.
Кэллаген неожиданно сел за стол. Движение было удивительно быстрым для человека, который обычно все делал медленно и с ленцой. Потом, все ещё улыбаясь, ткнул в её сторону длинным указательным пальцем.
— Вы кое-что должны мне рассказать! Что вы делали между 23.00 и 23.30 вчера вечером? И подумайте, прежде чем отвечать. Выкладывайте все как на духу!
Мисс Мероултон колебалась. Его улыбка вдруг стала задорной и лукавой. Быть может, он только играл?
— Я так и думал. Хорошо. Я расскажу вам, что вы делали и где вы были. Три дня назад вы ушли из дому после жуткого скандала с отчимом. Потом решили, что это глупо. И вы назначили с ним встречу, по какому-то ведомому только вам поводу пригласив старого чудака на Линкольн Инн Филдс, где он и получил все, что причиталось. Держу пари, завтра в кустах за оградой сквера найдут револьвер, которым вы это сделали.
— Несколько дней вы пытались внушить Вилли Мероултону, что один из пляшущих на острие ножа: Беллами, Пол, Персиваль или Джереми — прикончит старика и попытается свалить на вас. Сами вы наверняка сидите без гроша, и потому Вилли снабдил вас пятью сотнями фунтов, чтобы прийти сюда и нанять меня присматривать за родственничками. Но вы не потрудились это сделать, пока ваши ручки не натворили дел… прошлым вечером. Так?
— По некоторым причинам, которые вам лучше знать, вам приспичило поскорее разделаться со старичком, и хватило духу это сделать. Я встречал таких женщин — рослых, крепких, красивых. Воспитание, порода и я не знаю что переполняют вас. У вас множество достоинств, но среди них — готовность убивать.
— Я все могу понять и посочувствовать. Я сам зачастую готов кое-кого убить. Вы, должно быть, про меня слышали. И знаете, какая у меня репутация. Я честный грубый «hombre», а вам необходимо алиби.
— Ну что же, вот и алиби. Я сижу на мели, отчаянно нуждаюсь в ваших пяти сотнях и вообще в любой сумме, которую можно заполучить с бедного простака Вилли. Так что если Эффи нам не нагадит, все пройдет совершенно замечательно.
Он снова закурил.
— Другими словами, малышка Цинтия, когда вы пришли в эту контору вечером поделиться подозрениями насчет кузенов и их проектах в отношении старичка, было 23.00; вы находились здесь до 23.55. Так что я думаю, что пять сотен фунтов — чертовски мало. Так, к слову…
Воцарилась мертвая тишина, лишь тикали часы.
Она взглянула на него. Кэллаген все ещё улыбался.
Голова девушки бессильно поникла, она уронила её на руки и горько зарыдала.
Кэллаген усмехнулся и достал очередную сигарету.
3. НЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ТАКОЕ СЛУЧАЕТСЯ
Кэллаген проснулся и уставился в потолок. Потом скинул одеяло, спустил ноги на пол и длинными пальцами взъерошил густые черные волосы. Немного покряхтел и начал одеваться.
Справившись с этим, он подошел к столу, снял чехол с ветхой портативной машинки, вставил лист бумаги и напечатал записку хозяйке дома:
"Дорогая миссис Лейк!
Я ненадолго отбываю. Сохраните комнату за мной. Оставляю все как есть. Если кто-то поинтересуется, где я, скажите правду — что не знаете. Прилагаю двадцать фунтов — плату за две недели. Возможно, вернусь раньше.
Искренне ваш — С. Кэллаген"
Он прошел к окну, задумчиво прошелся пальцами по небритому подбородку, нащупал и вытащил из жилетного кармана тоненький листок золотистой фольги, который изъял из часов мертвеца. Аккуратно раскрыв его, стал читать равнодушные строки последней воли Августа Мероултона:
"18 января 1938 г .
Это последняя воля и завещание Августа Мероултона, составленное в Челси Найтбридж, Лондон.
Находясь в здравом уме и твердой памяти я аннулирую все предыдущие завещания.
Я оставляю все, чем я владею, в любой форме и содержании моей падчерице Цинтии Марион Тревиньон, которая сменила фамилию по требованию своей матери — моей последней жены — и моему на Мероултон. Свидетели по данному завещанию не требуются, так как о его существовании ( но не содержании) известно моему поверенному Герберту Артуру Фердинанду Гезелингу, 467 Линкольн Инн Плейс, и моим племянникам: Уильяму, Беллами, Полу и Джереми Мероултонам, которые были названы наследниками по моему предыдущему завещанию, ныне аннулированному."
Подпись — «Август Мероултон» была нацарапана под текстом.
Кэллаген прочитал документ дважды, положил бумагу обратно в карман и задумался, глядя в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Август Мероултон в лучшем виде.
Пуля пробила лобную кость сверху и справа над переносицей. Вид не слишком приятный. Кэллаген сбросил простыню на пол и нащупал в кармане перчатки. Потом расстегнул на трупе пальто сверху до низу и с удовлетворением заметил часовую цепочку, уходящую в брючной карман. За цепочкой появились и часы.
Мельком он посмотрел на циферблат: они ещё шли и показывали 1.40. Кэллаген с усмешкой подумал, что, заводя их в последний раз, покойный Мероултон не знал, что больше это делать не придется.
Он вытащил складной нож, открыл его, вскрыл заднюю крышку часов. Так оказался странно сложенный листок золотистой бумаги. Кэллаген положил его в карман.
Затем накрыл труп простыней, закрыл за собой дверь и поднялся по лестнице. Прежде чем выйти на улицу, он внимательно огляделся. Потом быстро дошел до Холборн и повернул к Ченсери Лейн, где задержался на углу на несколько мгновений, размышляя, и пересек дорогу, по кратчайшему расстоянию направившись к Стрей Инн Роуд.
Кэллаген прошел до конца Клифорд Стрит, повернул налево на Хантер Стрит, остановился возле дома в конце улицы и постучал в дверь. Пришлось стучать не меньше пяти минут, пока в окне не появилась голова, изрыгавшая проклятия.
— Заткнись, — буркнул Кэллаген. — Надень штаны и спускайся сюда. И не шуми ты так!
Пару минут спустя дверь распахнулась. Стал виден грязный коридор, едва освещенный газовым рожком, и в его свете — громоздкий силуэт Дарки. Ядовито голубая с красным пижамная куртка составляла верхнюю половину его одеяния, внизу её дополняли полосатые брюки.
Дарки был очень толст. Через ремень свешивалось огромное брюхо. Оно и круглое толстогубое лицо создавали ощущение, что перед вами — удивленная золотая рыбка.
— Тысяча чертей! — ворчал он. — Слим! Пожар, что ли?
Кэллаген закрыл за собой дверь, последовал за Дарки в гостиную, уселся на шаткий стул и протянул хозяину пачку «плейерс». Тот закурил. Придя в себя после первого шока, он уже воспринимал ночной визит как вполне естественный.
Кэллаген глубоко затянулся и артистически выпустил дым через одну ноздрю.
— Послушай, Дарки. Тебе что-нибудь удалось?
— Дай нам время! — возмутился Дарки. — Ты же связался со мной около полуночи… Но кое-что все-таки есть. Что-то я видел в газетах по поводу твоих дрепаных Мероултонов четыре месяца назад. Кутеж в каком-то ночном клубе, или пьяная оргия, или что-то вроде. Вейн Стрит — постоянное место их рейдов. Беллами и Пол Мероултоны вечно толкутся здесь и часто продуваются до нитки.
— Итак, после твоего звонка, я связался с Сайзером из клуба «Джей Берд», так вот он с ними очень даже знаком. Сайзер говорит, что у этих парней множество ты сам знаешь кого, причем самого высокого пошиба. Все первоклассное, но сами они хуже кучи бесноватых обезьян. Вино, женщины и прочая свистопляска, — говорит Сайзер, — вот их обычный стиль. Я предложил ему втереться в окружение интересующих нас лиц, чтобы разузнать побольше. Но понимаешь, я же не предполагал начинать это до утра. Кроме того, я выхожу на старину Фреда, Гарри, а также на чертенка Вильпинса, который только пять дней как вышел на волю. Парень просто сногсшибательно вскрывает подноготную любого человека. Имеет подход к слугам и служанкам, а это стоит дорого.
Кэллаген кивнул, ощупал карманы и вытащил письмо, который отпечатал на машинке для Эффи Перкинс. Потом достал пачку банкнот, отцепил пару бумажек по двадцать фунтов и передал их Дарки.
— Послушай, Дарки. Там, откуда эти, их гораздо больше. Так что работать будешь, как черт. Понял? Отлично. Теперь давай-ка собирайся. Я хочу, чтобы ты немедленно отправился в Виллесден и доставил это письмо Эффи Перкинс. Ты там уже бывал. Я опоздал на почту, но хочу, чтобы она наверняка получила его утром. Оденешься, наймешь такси и положи его прямо в почтовый ящик. Это очень важно, понял?
— Усек, Слим, — бодро кивнул Дарки. — Дела идут на лад, да?
Кэллаген усмехнулся, сверкнув крупными белыми зубами.
— Да, — согласился он. — Дела идут отлично, — и надел шляпу.
— Позвоню завтра, — он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Кэллаген вышел на Грей Инн Роуд, нанял такси и велел водителю ехать на Ченсери Лейн. Вернувшись к себе, он запер входную дверь и стал подниматься по лестнице, остановившись пару раз из-за одолевавшего кашля — последствий сотни сигарет в день.
В кабинете он включил настольную лампу и плюхнулся на стул. Затем забросил шляпу в угол, снова закурил, открыл нижний ящик с бутылкой ржаного виски и выцедил последние капли.
Откинувшись на стуле, он рассмеялся. Над кем — вопросов не было. Если он провалится, то станет объектом всеобщих насмешек. А пока предстояло заняться кое-какими мелочами, которые могли показаться пустой тратой времени.
Но если все получиться, то светят деньги — и немалые. Кэллаген ни о чем другом пока не думал. Он считал, что полет мысли должен останавливаться в тот момент, когда непроизвольно возникал вопрос: что может случиться, если это не получится?
В 2.20 он спустился и открыл дверь на улицу. Затем вернулся в кабинет, повернул лампу так, чтобы тень падала на стол, выбросил окурки и поправил галстук.
Когда она вошла, он сидел, положив ноги на стол, и не трудился их убрать не меньше десяти секунд после того, как она остановилась перед ним.
Затем Кэллаген встал.
— Садитесь. Нам предстоит немного побеседовать.
Она села. На ней был черный костюм, сверху — шуба персидского каракуля. И к нему — маленькая изысканная шляпка того же меха. Шею украшало что-то невесомое. Кэллаген надеялся разглядеть из-за стола, какого сорта у неё обувь, и был весьма доволен, увидев замшевые вечерние туфельки. Ему понравились аккуратненькие туфельки, ему понравилась форма и миниатюрность стопы. Кроме того, он обратил внимание на мокрые подошвы: она шла пешком.
Достав новую пачку «плейерс», он подтолкнул её по столу и позволил ей самой закурить. Суетиться не стоило — сцена разыгрывалась точно по плану.
Девушка нервничала, и он был этому откровенно рад. Сейчас она волновалась куда сильнее, чем разговаривая с ним по телефону.
Но заговорила она по-прежнему холодным тоном.
— Похоже, вам приходится работать чуть не до рассвета? В этом есть необходимость?
Он перебил.
— Наверно, будет лучше, если я стану говорить, а вы слушать. И позвольте кое-что вам сказать. Вы втянули меня в это дело. Заметьте: я не говорю, что не собираюсь больше в нем участвовать. Но вы должны понять: с этого момента вы будете делать то, что я скажу. Иначе нам обоим крышка. Понятно?
Она заерзала.
— Я не…
— Вы не понимаете? — перебил Кэллаген. — Это вы хотели сказать? Отлично! Думаю, вы чертовски хорошо все понимаете, но если хотите поиграть — пожалуйста!
Ее дыхание участилось, и он это заметил. Нет, хладнокровия ей все-таки недоставало.
— Из вашего звонка я поняла только одно, — заговорила она. — Что-то случилось с моим отчимом. Но я не понимаю, почему я должна была тащиться сюда, почему не могла взять такси и чего ради выбираться из собственного дома, чтобы прислуга ничего не знала. Я не могу понять, к чему такая спешка — да ещё в половине третьего утра.
Кэллаген потушил окурок и закурил снова.
— Итак, вы не понимаете, да? — заговорил он, стараясь имитировать стиль её речи и изысканное произношение. — Женщины — смешные существа! Верно? Вы не понимаете, о чем я? Вам не понятно, почему я попросил приехать? И все-таки вы здесь. Так? И вы пришли пешком. Зачем, вы думаете, мне понадобилось приглашать вас сюда? Неужели вы решили, что я намерен совратить вас? Если да, могу уверить вас, что на работе я этим никогда не занимаюсь… Ну, точнее, стараюсь не заниматься. Или не слишком часто.
Она вскочила. Видно было, что она могла двигаться очень быстро… Когда хотела.
— Нахал и хам! Да как вы смеете? Вилли вас за это просто убьет!
Кэллаген усмехнулся.
— Ну, это мы ещё посмотрим. Почему бы вам не расслабиться и сесть? Вы не находите, что вся эта эмоциональная чепуха — пустая трата времени и нервов? Но я готов держать пари на что угодно, что вашему дорогому Вилли понадобится гораздо больше времени, чтобы обдумать, как он собирается избежать ареста по обвинению в прямом или косвенном соучастии в известном вам убийстве, чем беспокоиться о моих попытках якобы совратить вас.
Немного помолчав, он задумчиво добавил:
— Нет, этот разговор гораздо интереснее, чем болтовня о предстоящей женитьбе.
Он встал со стула и занял свою излюбленную позу: спина к стене, руки в карманах, сигарета свисает из левого угла рта.
Она поймала себя на том, что почему-то рассматривает его рот. Рот необычный: чувственный, манящий, слишком красивый для грубого невежи, занюханного частного детектива.
Ей хотелось уйти, покинуть неопрятную контору под самой крышей. Но она осталась и села. А когда снова посмотрела на него, увидела, что он улыбается. Странно, но она чувствовала себя куда уютнее, когда он улыбался.
— Вам многое предстоит понять, так что я постараюсь объяснить получше, — заявил он. — Я буду краток, потому что уверен — вы в курсе того, о чем пойдет речь. Я велел вам добираться пешком и не брать такси, потому что шофера — чертовски шустрый и полезный народ… для полиции. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что приводит шоферов в дикую ярость? Это когда их выспрашивают умники из Скотланд Ярда, наподобие детектива-инспектора Грингола, которому поручено ваше дело. Уж не думаете ли вы, что нам пойдет на пользу, если некий таксист завтра сломя голову помчится в Скотланд Ярд и примется взахлеб рассказывать, как ночью вез вас сюда? Тоже самое с прислугой. Чем меньше люди знают, тем спокойнее. Это понятно?
— Да, — протянула она. — Это — да.
— Отлично. Теперь о самом главном. Сегодня ночью, где-то от 23.10 до 23.35 кто-то прострелил голову вашему отчиму. И сделал это на Линкольн Инн Филдс.
Он снова прикурил от окурка и улыбнулся.
— Есть кое-что ещё для полноты картины, причем немаловажное! Ваш приход сюда в 23. 45 с фантастическими росказнями про то, как ваш приятель Вилли за вас боится. Кстати, с первых же слов вы поставили меня в известность насчет общеизвестных выходок Мероултонов и их рискованных забав. Даю голову на отсечение, что пока вы мне морочили голову, все уже свершилось. Человек со стороны мог бы это счесть из ряда вон выходящим совпадением.
Наблюдая за ней, он затянулся, выпустил дым через ноздри и тут же закашлялся.
— Сигареты меня доконают, — буркнул он, ничего конкретного не имея в виду. И снова затянулся. Потом продолжил:
— Возможно, все и обойдется. Я считаю, что никогда не следует трястись в ожидании неприятностей, пока они сами не свалятся на голову. Так что я собираюсь придерживаться этого принципа и выжидать до завтра, когда мы все узнаем.
Она снова зашевелилась.
— Все о чем?
Дрожь в голосе выдавала её возбуждение.
Кэллаген усмехнулся и спокойно пояснил:
— Все про Эффи. Если Эффи будет держать язык на замке, все в порядке. Если нет, возникнет ситуация, в которой сам черт ногу сломит. Сейчас Эффи на меня здорово обижена. Я вчера её уволил, причем сразу по двум причинам: первая — она вообразила, что мне следует услышать молитвы девственницы, и вторая — она начала действовать мне на нервы. Вот… Пока мы с вами разговаривали, Эффи подслушивала у двери. Утром она прочтет газеты и захочет на нас отыграться. Тогда она наймет такси, помчится в Скотланд Ярд к драгоценному мистеру Гринголу и примется там распинаться до полной потери голоса. В этом случае мне предстоит действовать аккуратно и хорошенько обдумывать каждый шаг. Может быть, заманчивое предложение, направленное мной три четверти часа назад, её угомонит, но никогда не знаешь, что выкинет Эффи.
Он сделал паузу и некоторое время разглядывал мисс Мероултон. На его чрезвычайно подвижных губах играла улыбка, которая удерживала её от возражений. Она уже знала, что он предвидит все, что она скажет. Понимала с безнадежностью, что все её аргументы тщетны. И молчала.
— Отлично. — довольно подмигнул он. — Будем считать, что я уже выслушал все ваши возражения. Примиритесь с тем, что я вшивый сукин сын и полагаю, что это вы застрелили отчима. Смиритесь с тем, что я вас оскорблял, заставляя каждую клеточку вашего холеного породистого тела содрогаться от негодования. Все правильно. И если это позади, то можно идти дальше.
Кэллаген неожиданно сел за стол. Движение было удивительно быстрым для человека, который обычно все делал медленно и с ленцой. Потом, все ещё улыбаясь, ткнул в её сторону длинным указательным пальцем.
— Вы кое-что должны мне рассказать! Что вы делали между 23.00 и 23.30 вчера вечером? И подумайте, прежде чем отвечать. Выкладывайте все как на духу!
Мисс Мероултон колебалась. Его улыбка вдруг стала задорной и лукавой. Быть может, он только играл?
— Я так и думал. Хорошо. Я расскажу вам, что вы делали и где вы были. Три дня назад вы ушли из дому после жуткого скандала с отчимом. Потом решили, что это глупо. И вы назначили с ним встречу, по какому-то ведомому только вам поводу пригласив старого чудака на Линкольн Инн Филдс, где он и получил все, что причиталось. Держу пари, завтра в кустах за оградой сквера найдут револьвер, которым вы это сделали.
— Несколько дней вы пытались внушить Вилли Мероултону, что один из пляшущих на острие ножа: Беллами, Пол, Персиваль или Джереми — прикончит старика и попытается свалить на вас. Сами вы наверняка сидите без гроша, и потому Вилли снабдил вас пятью сотнями фунтов, чтобы прийти сюда и нанять меня присматривать за родственничками. Но вы не потрудились это сделать, пока ваши ручки не натворили дел… прошлым вечером. Так?
— По некоторым причинам, которые вам лучше знать, вам приспичило поскорее разделаться со старичком, и хватило духу это сделать. Я встречал таких женщин — рослых, крепких, красивых. Воспитание, порода и я не знаю что переполняют вас. У вас множество достоинств, но среди них — готовность убивать.
— Я все могу понять и посочувствовать. Я сам зачастую готов кое-кого убить. Вы, должно быть, про меня слышали. И знаете, какая у меня репутация. Я честный грубый «hombre», а вам необходимо алиби.
— Ну что же, вот и алиби. Я сижу на мели, отчаянно нуждаюсь в ваших пяти сотнях и вообще в любой сумме, которую можно заполучить с бедного простака Вилли. Так что если Эффи нам не нагадит, все пройдет совершенно замечательно.
Он снова закурил.
— Другими словами, малышка Цинтия, когда вы пришли в эту контору вечером поделиться подозрениями насчет кузенов и их проектах в отношении старичка, было 23.00; вы находились здесь до 23.55. Так что я думаю, что пять сотен фунтов — чертовски мало. Так, к слову…
Воцарилась мертвая тишина, лишь тикали часы.
Она взглянула на него. Кэллаген все ещё улыбался.
Голова девушки бессильно поникла, она уронила её на руки и горько зарыдала.
Кэллаген усмехнулся и достал очередную сигарету.
3. НЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ТАКОЕ СЛУЧАЕТСЯ
Кэллаген проснулся и уставился в потолок. Потом скинул одеяло, спустил ноги на пол и длинными пальцами взъерошил густые черные волосы. Немного покряхтел и начал одеваться.
Справившись с этим, он подошел к столу, снял чехол с ветхой портативной машинки, вставил лист бумаги и напечатал записку хозяйке дома:
"Дорогая миссис Лейк!
Я ненадолго отбываю. Сохраните комнату за мной. Оставляю все как есть. Если кто-то поинтересуется, где я, скажите правду — что не знаете. Прилагаю двадцать фунтов — плату за две недели. Возможно, вернусь раньше.
Искренне ваш — С. Кэллаген"
Он прошел к окну, задумчиво прошелся пальцами по небритому подбородку, нащупал и вытащил из жилетного кармана тоненький листок золотистой фольги, который изъял из часов мертвеца. Аккуратно раскрыв его, стал читать равнодушные строки последней воли Августа Мероултона:
"18 января 1938 г .
Это последняя воля и завещание Августа Мероултона, составленное в Челси Найтбридж, Лондон.
Находясь в здравом уме и твердой памяти я аннулирую все предыдущие завещания.
Я оставляю все, чем я владею, в любой форме и содержании моей падчерице Цинтии Марион Тревиньон, которая сменила фамилию по требованию своей матери — моей последней жены — и моему на Мероултон. Свидетели по данному завещанию не требуются, так как о его существовании ( но не содержании) известно моему поверенному Герберту Артуру Фердинанду Гезелингу, 467 Линкольн Инн Плейс, и моим племянникам: Уильяму, Беллами, Полу и Джереми Мероултонам, которые были названы наследниками по моему предыдущему завещанию, ныне аннулированному."
Подпись — «Август Мероултон» была нацарапана под текстом.
Кэллаген прочитал документ дважды, положил бумагу обратно в карман и задумался, глядя в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20