Ведь прошло восемь дней… Почему она так поступила? У неё не было денег?
— Это не причина, — буркнул Вилли. — Не знаю, почему она меня не послушала. Деньги тут не при чем. Конечно, она отлично знала, что вам нужно платить вперед, но деньги можно было взять у меня. Когда бы не понадобилось…
— Глупая девчонка, — буркнул Кэллаген.
— Глупая, — согласился Вилли. — Я каждый день настаивал, предлагал отвезти её, если назначит время, но вечно что-то ей мешало. Знаете, как это бывает у женщин… Думаю, она совсем не жаждала с вами беседовать.
Кэллаген рассмеялся.
— Уверен, что не жаждала. Думаю, я ей вообще не симпатичен. И все-таки вы заставили её прийти! Это лучше, чем если бы она совсем не явилась. В конце концов, мы можем кое-что придумать.
— Может быть, — согласился Вилли. — Но если бы она пришла, когда я просил, ничего бы и не случилось.
Кэллаген выдохнул дым, заполняя им всю кабинку.
— Забудьте об этом. Лучше поздно, чем никогда.
Голос Кэллагена звучал почти дружески.
— Чертовски вам сочувствую, мистер Мероултон. Не вешайте носа! Придет день, когда останутся одни воспоминания о наших нынешних заботах. До свидания, сэр.
Он повесил трубку и выбросил окурок.
Затем Кэллаген отправился к Стюарту и заказал двойную порцию бараньей отбивной с мятным соусом.
Отбивная оказалась великолепной.
— Такова жизнь. Но могло быть и хуже, — подумал он.
В половине третьего Кэллаген вышел из ресторана, напрямик отправился на вокзал, вошел в телефонную будку, позвонил в Скотланд Ярд и попросил детектива-инспектора Грингола.
Тот сразу взял трубку.
— Хелло, Слим! Неплохо вы поработали прошлым вечером с Белдо. Я и не знал, что вы можете действовать так жестко.
Кэллаген усмехнулся.
— Пустяки. Я пытался выжать из него информацию по поводу одной истории с шантажом, а он попробовал со мной шутить. Пришлось его немного поучить…
Грингол что-то промычал, в голосе его звучало недоверие.
— Я звоню, поскольку собираюсь на пару дней уехать, — сообщил Кэллаген. — И не хочу, чтобы вы думали, что я куда-то убежал или стараюсь держаться от вас подальше.
Грингол саркастически хмыкнул.
— Я бы никогда о вас такого не подумал, Слим. Нет-нет! Между прочим, Беллами Мероултон рассказывает про вас занятные истории!
— В самом деле? — беззаботно удивился Кэллаген. — О чем же?
— О том, что вы его нагрели на двести фунтов. Чистейший шантаж, как он заявляет. Мол, вы сказали, что считаете Цинтию Мероултон убийцей старика…
Кэллаген рассмеялся.
— Беллами — беспардонный лжец. Но наркоманы все такие. Согласны?
— Возможно.
Тон Грингола изменился
— Я пытаюсь проследить путь шляпы, которую мы обнаружили у Беллами. Вы знаете, что я её искал? Так вот. Я сомневаюсь, что её вообще покупал или носил Август Мероултон. Придется выяснять, где и кем она куплена. И я это сделаю завтра или послезавтра. К несчастью, это очень распространенная модель, и на подкладке нет марки изготовителя.
Грингол умолке и откашлялся.
— Если нам повезет и мы узнаем, кто купил злополучную шляпу и подсунул её Беллами, мне захочется перекинуться с вами парой слов, Слим. — Голос его стал холоден и тверд. — Так что я рассчитываю, что вы будете в городе, скажем, через два дня.
— Обещаю, хотя не имею понятия, какое отношение ко мне имеет какая-то шляпа и откуда она взялась. Но все равно я объявлюсь через пару дней. Уверен, у меня тоже появиться желание с вами пообщаться.
— Отлично. Вот только не уверен, что это желание будет обоюдным.
Кэллаген рассмеялся.
— Одно могу обещать, Грингол: когда мне понадобится что-то сказать, вы будете слушать. Клянусь дьяволом — будете! Вот так!
Он повесил трубку, вышел из будки и взял такси до Ченсери Лейн. Фред Мейзин торчал в приемной, клюя носом над справочником по бегам и скачкам.
Кэллаген прошел в свой кабинет, снял шляпу, водрузил ноги на стол и стал молиться, чтобы Ривенхольт вышел на связь.
Что делать, если тот не позвонит?
На обдумывание этой ситуации ушло немало времени. Затем он снял ноги со стола, открыл ключом один из ящиков и достал любовно ухоженный и заряженный «люгер». Осмотрев оружие , Кэллаген сунул его в карман, подумал, вытащил и осмотрел снова. Потом сунул обратно в ящик и щелкнул замком.
— Если понадобится его взять, значит понадобится, — заключил он, снова взгромоздил ноги на стол и стал ждать звонка.
9. ЛЕДИ ФЕРИВАЛЬ — ПОДРУГА ДЖЕРЕМИ
Звонил Ривенхольт, и голос его звучал легко и непринужденно.
— Вам повезло, Кэллаген. И мне тоже. Если вы очень хотите видеть леди Фериваль, можете выйти на неё сегодня.
— Когда и где?
— Сейчас расскажу, — продолжал Ривенхольт. — После того, как мы расстались , я все спокойно обдумал и вспомнил человека, работающего у моих друзей; так вот, этот человек устроил своего родственника, имевшего слабость к шелесту карт и спустившего фамильные ценности за зеленым столом, в «Шоу Даун». Поместье расположено в семи милях от Хай Вайкомб.
Я прогулялся по окрестностям и переговорил со знакомым дворецким, который встретился и связался с тем самым родственником — мажордомом в «Шоу Даун». И тому удалось выяснить — конфиденциально, разумеется, — некоторые подробности о прекрасной Майоле.
Это женщина с мгновенной реакцией и стальными нервами. В «Шоу Даун» она выступает в качестве хозяйки, принимая гостей с тугими кошельками. Время от времени организует высококлассный шантаж: находит пожилого богача в игривом настроении и заманивает его в укромное местечко. У нее, видимо, талант обращения с пожилыми джентльменами. Ее всегда сопровождает некая личность, которая абсолютно в курсе дела. И вот когда наш пожилой джентльмен получает свое, появляется этот тип и намекает, что стоило бы расстаться с несколькими сотнями фунтов, иначе жене предоставится возможность услышать некие прелюбопытные истории с его участием…
И старики обычно платят. С них никогда не берут слишком много, так что возражать себе дороже.
Вот такая у неё побочная профессия. Вне всякого сомнения, это делается в тесном союзе с Джереми. Видимо, она здорово к нему привязана, насколько подобные женщины вообще могут быть к кому-то привязаны. Она весьма недурна по части зажигательных номеров с соответствующими песенками, и иногда их демонстрирует, чтобы развлечь гостей. Зато достаточно регулярно участвует в шоу в одном лондонском ночном притоне. Выступает и сегодня вечером, но об этом потом.
С Джереми трудно иметь дело. Известно, что его выгнали из армии — Ее величество не нуждалось более в его услугах. Настоящей причиной стало использование уникальной системы мухлежа при игре в покер. Затем он устроился в Буэнос Айресе секретарем какого-то закрытого спортклуба, в котором вовсю практиковалось распространение наркотиков. Дважды чуть не попал в тюрьму и избежал этого только благодаря быстроте принятия решений. Похоже, Джереми здорово не жалует любого из братьев, но испытывает определенное уважение к Вилли. Насчет себя иллюзий не питает. Понимает степень своей испорченности, и она ему даже нравится. Он явно полагает, что Пол, Персиваль и Беллами с ним одного поля ягоды, но не желают этого признать. И презирает их за это.
По его мнению, Вилли единственный мужчина в семье, у которого хватает ума оставаться честным, и, видимо, ему завидует.
Напоминаю, он довольно крут. Когда за что-то берется, то ни перед чем не остановится.
Кэллаген что-то проворчал.
— Прекрасно, но где я найду Майолу?
— Она сегодня выступает в клубе «Крестики-Нолики» на Корк Стрит. Номер её около полуночи; когда закончит, вернется на автомобиле в «Шоу Даун». Иногда прихватывает продувшихся в карты простофиль, иногда — нет.
Ривенхольт скромно кашлянул.
— Теперь могу я прикоснуться к гонорару?
— Да, я позвоню Дарки, чтобы он выслал его с посыльным. Получишь нынче вечером.
— Премного благодарен. Как раз подворачивается прекрасно им применение. Могу ещё чем-то помочь?
Кэллаген долго размышлял.
— Сейчас пока не думаю. Но все равно спасибо. Полагаю, я ещё свяжусь с тобой.
— Тогда мне остается забрать мой гонорар и поглядеть, что можно с ним предпринять в «Монт»…
— Можно, — проворчал Кэллаген. — Смотри только, чтобы уши не надрали… — и повесил трубку.
Какое-то время он внимательно изучал телефон, затем встал и вышел в приемную.
— Фред, пройдись-ка на угол, где подают чай и кофе. Купи чего-нибудь… любую мелочь… и какие ни на есть сигареты. Прихвати пару листов оберточной бумаги и тащи сюда.
Фред кивнул и исчез. Кэллаген вернулся в кабинет, позвонил Дарки и попросил переслать Ривенхольту 80 фунтов .
Вернулся Фред с бумагой — грубой оберточной бумагой для покупок.
Кэллаген сложил один из листов и разорвал его на четыре части размером со стандартный лист писчей бумаги. Затем наложил на него копировальную бумагу и сверху — два обычных листа для машинописи. Вставив всю эту пачку в машинку, он начал печатать:
"Привет, Слим!
У меня есть сведения, что ты работаешь на Беллами Мероултона. Если это так, тебя может заинтересовать информация о человеке, о котором Ярд давал объявление в газету. Я о человеке, которого видели возле морга в ночь убийства. Если ты ещё не в курсе, сообщаю, что это он спер завещание из часов старика Мероултона. Мы-то знаем, как знают и все братья Мероултоны, что завещание оставляет их без гроша. Но если завещание испарится, они получат денежки старика, как ни в чем ни бывало.
Итак, завещание у меня. И если твои клиенты согласны раскошелиться на пять сотен, я передам его — пусть делают с ним что угодно.
Если это устраивает, покажи это письмо Вилли в «Томе Пеперсе» — он скажет, как меня найти. Даже не предлагаю держать язык за зубами, так как прекрасно тебя знаю.
Так что Слимми — пока!
Сэмми Шейк.
P.S. Если не получу пять сотен, то через пару дней заброшу бумаженцию стряпчему Гезелингу. Так что пусть твои клиенты раскошеливаются поживее."
Кэллаген внимательно прочитал послание, сложил бумагу втрое, затем разыскал в мусорной корзине конверт со своим адресом, в котором утром прибыли счета. Конверты эти из самых дешевых и обычно не заклеиваются.
Он засунул в него только что созданное послание, заклеил клапан и затем сделал на нем разрез, вскрыв конверт общепринятым путем. С виду изделие выглядело вполне натурально.
В половине двенадцатого Кэллаген сидел за маленьким столиком в конце танцевального зала клуба «Крестики-Нолики», дымя очередной сигаретой.
Перед ним красовались остатки роскошного ужина.
Под нежные и зажигательные мелодии джаз-секстета в зале танцевала очень усталая и равнодушная публика, явно состоявшая из завсегдатаев. Казалось, те проводили львиную долю времени в этом клубе, не то удивляясь, не то раздумывая, почему они оказались здесь, и безучастно озирались вокруг, надеясь, что что-то случится и хоть на миг выведет их из состояния скуки и хандры, в которой, казалось, они родились и живут.
Кэллаген затушил сигарету, закурил новую, выпил виски с содовой, заказал ещё — и проделал все это совершенно машинально.
Его сознание сконцентрировалось на развитии дела Мероултона и его собственной в нем роли. Предметом размышлений были идеи и версии, которые медленно и верно формирует Грингол вокруг Цинтии Мероултон. Он обдумывал те неприятности, которые могут возникнуть в ближайшие часы, о Майоле Фериваль и Джереми Мероултоне.
Персиваль его не занимал. Тот был просто марионеткой, тенью Беллами, абсолютной и беспрекословной шестеркой, слоняющейся рядом и выискивающей шанс выпросить за услуги выпивку. Бесхребетный, бездумный, этот человек опасен только самому себе.
Кэллаген оглянулся. Танцевальный паркет опустел. Джаз молчал. От соседних столов долетал мягкий гомон, прекрасно характеризующий интеллектуальный уровень здешних посетителей. Все это можно слышать в любом танцевальном клубе для состоятельной публики, уверенной, что ночь можно проводить только в таких местах.
— Я говорю ему: не будь ты дураком. Но знаешь, Вики, если ему взбредет в голову поволочиться за девкой, он не обратит внимания даже…
Голос женщины:
— Он должен на ней жениться. Меня не волнует, что он говорит или делает. Он просто обязан…
Мужской голос:
— Конечно, чек вернули. Чеки Скривена всегда снабжены розовым клише. И любой ростовщик, кто недостаточно умен и принимает эти бумаги, сам напрашивается на неприятности…
Кэллаген, рассеяно прислушиваясь, взял на заметку, что клуб "Крестики-Нолики "может оказаться отличным местом для его бизнеса. Тут просто должны найтись для него дела. Завсегдатаи клуба — люди денежные и не слишком умные. А такие зачастую попадают в беду.
Неожиданно и без всяких видимых причин Кэллаген поймал себя на мысли, как ему прискучили богачи, вечно попадающие в переделки. И с удивлением заметил, что его охватили странные чувства. Это было на него не похоже. Ему не приходило в голову, что причиной всему — дело Мероултонов, и то, что с ним связано, медленно и уверенно вело к пониманию, какое положение он занимает по отношению к остальному миру, и как этот мир расценивает его.
Он усмехнулся, затушил пятую за последние полчаса сигарету и снова заказал виски.
Оркестр разразился бурной увертюрой. Дирижер с маленькими усиками и тонкой талией, изо всех сил копировавший облик модной кинозвезды, подошел к краю сцены.
— Леди и джентльмены! — зажурчал он. — Мне доставляет величайшее удовольствие представить вам звезду Парижа, Буэнос-Айреса и Нью-Йорка, чье зажигательное мастерство никого не оставляет равнодушным. Леди и джентльмены! Майола Фериваль — «Аргентинский Соловей»!
Джаз снова загремел, кулисы справа распахнулись, вспыхнули прожектора и пятно света выделило Майолу Фериваль, шагающую к центру танцевального паркета.
Кэллаген оценивающее её оглядел. У неё было все что надо: рослая стройная фигура, более чем привлекательные формы, и каждое движение дышало сексуальным напором — а двигаться Майола умела.
Изумительное тело спокойно и ритмично колыхалось в такт музыке. Оркестр четко отслеживал картинные движения дирижера, медленно наращивая темп. Сначала звучало что-то вроде блюза, который постепенно превращался в зажигательную самбу.
Теперь Майола запела. В мягком вибрирующем голосе ощущалась огромная скрытая сила. Выражение невинной простоты на её лице ещё больше подчеркивало тщательно продуманную чувственность слов.
Майола была хороша. Чертовски хороша.
Разрез на черном платье до середины бедра подчеркивал изумительной красоты ноги. Тело её извивалось под стремительную музыку, темный огонь вспыхнул в глазах утомленных мужчин и вызвал неудержимую зависть их женщин.
Кэллаген стал разглядывать её лицо. Тонкий нос, прекрасно очерченный рот вызывали ощущение характера и силы. Лучи прожектора выхватывали стальные всполохи её горящих черных глаз. Овальный подбородок плавно переходил в четкую линию челюстей.
Крепкий орешек, — подумал Кэллаген и вспомнил слова старой песни: «Характер парня виден по друзьям и ещё лучше — по его подружкам!»
Он огляделся кругом, подозвал официанта и приказал принести бумагу и конверт. Потом снял колпачок авторучки и написал:
"Дорогая мисс Фериваль!
Мне совершенно необходимо немедленно встретиться с вами. Я обладаю информацией, которая должна заинтересовать мистера Джереми Мероултона. Уделите мне несколько минут.
Ваш С. Кэллаген"
Когда в зале вспыхнул свет, официант отнес записку.
Она смотрелась в зеркало в гримерной, одновременно наблюдая за Кэллагеном, сидевшим в углу комнаты. Тот знал, что за ним наблюдают и оценивают, поэтому придал лицу подобающее выражение и смущенно мял свою шляпу, косясь на крутые линии её бедер.
Наконец Майола повернулась на стуле и улыбнулась.
— Итак, в чем дело, мистер Кэллаген? Что же вы знаете такое важное для мистера Мероултона?
Кэллаген подумал, что голос у неё также хорош, как и все прочее. Английским она владела почти в совершенстве, с едва заметными следами иностранного акцента, который придавал дополнительный шарм.
Он положил шляпу на пол и хрустнул пальцами.
— Я в большом затруднении, мисс Фериваль. Не знаю, правильно ли я поступил, придя сюда для разговора с вами. Но я подумал, что это лучше, чем заявляться в «Шоу Даун» и, к моему великому неудовольствию, оказаться выставленным за дверь.
Она рассмеялась.
— И вы подумали, что лучше использовать шанс, прийти сюда и оказаться, как вы выразились, выставленным из «Крестиков-Ноликов»?
Он тоже хохотнул.
— Возможный вариант. Но, полагаю, не единственный. Я слышал, вы дружны с мистером Джереми, а я твердо знаю, что в деле вроде этого женщина может оказаться чертовски проницательней и сообразительней мужчины.
Она кивнула, взяла с туалетного столика золотую сигаретницу, отложила одну себе и предложила ему. Он взял и прикурил обе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Это не причина, — буркнул Вилли. — Не знаю, почему она меня не послушала. Деньги тут не при чем. Конечно, она отлично знала, что вам нужно платить вперед, но деньги можно было взять у меня. Когда бы не понадобилось…
— Глупая девчонка, — буркнул Кэллаген.
— Глупая, — согласился Вилли. — Я каждый день настаивал, предлагал отвезти её, если назначит время, но вечно что-то ей мешало. Знаете, как это бывает у женщин… Думаю, она совсем не жаждала с вами беседовать.
Кэллаген рассмеялся.
— Уверен, что не жаждала. Думаю, я ей вообще не симпатичен. И все-таки вы заставили её прийти! Это лучше, чем если бы она совсем не явилась. В конце концов, мы можем кое-что придумать.
— Может быть, — согласился Вилли. — Но если бы она пришла, когда я просил, ничего бы и не случилось.
Кэллаген выдохнул дым, заполняя им всю кабинку.
— Забудьте об этом. Лучше поздно, чем никогда.
Голос Кэллагена звучал почти дружески.
— Чертовски вам сочувствую, мистер Мероултон. Не вешайте носа! Придет день, когда останутся одни воспоминания о наших нынешних заботах. До свидания, сэр.
Он повесил трубку и выбросил окурок.
Затем Кэллаген отправился к Стюарту и заказал двойную порцию бараньей отбивной с мятным соусом.
Отбивная оказалась великолепной.
— Такова жизнь. Но могло быть и хуже, — подумал он.
В половине третьего Кэллаген вышел из ресторана, напрямик отправился на вокзал, вошел в телефонную будку, позвонил в Скотланд Ярд и попросил детектива-инспектора Грингола.
Тот сразу взял трубку.
— Хелло, Слим! Неплохо вы поработали прошлым вечером с Белдо. Я и не знал, что вы можете действовать так жестко.
Кэллаген усмехнулся.
— Пустяки. Я пытался выжать из него информацию по поводу одной истории с шантажом, а он попробовал со мной шутить. Пришлось его немного поучить…
Грингол что-то промычал, в голосе его звучало недоверие.
— Я звоню, поскольку собираюсь на пару дней уехать, — сообщил Кэллаген. — И не хочу, чтобы вы думали, что я куда-то убежал или стараюсь держаться от вас подальше.
Грингол саркастически хмыкнул.
— Я бы никогда о вас такого не подумал, Слим. Нет-нет! Между прочим, Беллами Мероултон рассказывает про вас занятные истории!
— В самом деле? — беззаботно удивился Кэллаген. — О чем же?
— О том, что вы его нагрели на двести фунтов. Чистейший шантаж, как он заявляет. Мол, вы сказали, что считаете Цинтию Мероултон убийцей старика…
Кэллаген рассмеялся.
— Беллами — беспардонный лжец. Но наркоманы все такие. Согласны?
— Возможно.
Тон Грингола изменился
— Я пытаюсь проследить путь шляпы, которую мы обнаружили у Беллами. Вы знаете, что я её искал? Так вот. Я сомневаюсь, что её вообще покупал или носил Август Мероултон. Придется выяснять, где и кем она куплена. И я это сделаю завтра или послезавтра. К несчастью, это очень распространенная модель, и на подкладке нет марки изготовителя.
Грингол умолке и откашлялся.
— Если нам повезет и мы узнаем, кто купил злополучную шляпу и подсунул её Беллами, мне захочется перекинуться с вами парой слов, Слим. — Голос его стал холоден и тверд. — Так что я рассчитываю, что вы будете в городе, скажем, через два дня.
— Обещаю, хотя не имею понятия, какое отношение ко мне имеет какая-то шляпа и откуда она взялась. Но все равно я объявлюсь через пару дней. Уверен, у меня тоже появиться желание с вами пообщаться.
— Отлично. Вот только не уверен, что это желание будет обоюдным.
Кэллаген рассмеялся.
— Одно могу обещать, Грингол: когда мне понадобится что-то сказать, вы будете слушать. Клянусь дьяволом — будете! Вот так!
Он повесил трубку, вышел из будки и взял такси до Ченсери Лейн. Фред Мейзин торчал в приемной, клюя носом над справочником по бегам и скачкам.
Кэллаген прошел в свой кабинет, снял шляпу, водрузил ноги на стол и стал молиться, чтобы Ривенхольт вышел на связь.
Что делать, если тот не позвонит?
На обдумывание этой ситуации ушло немало времени. Затем он снял ноги со стола, открыл ключом один из ящиков и достал любовно ухоженный и заряженный «люгер». Осмотрев оружие , Кэллаген сунул его в карман, подумал, вытащил и осмотрел снова. Потом сунул обратно в ящик и щелкнул замком.
— Если понадобится его взять, значит понадобится, — заключил он, снова взгромоздил ноги на стол и стал ждать звонка.
9. ЛЕДИ ФЕРИВАЛЬ — ПОДРУГА ДЖЕРЕМИ
Звонил Ривенхольт, и голос его звучал легко и непринужденно.
— Вам повезло, Кэллаген. И мне тоже. Если вы очень хотите видеть леди Фериваль, можете выйти на неё сегодня.
— Когда и где?
— Сейчас расскажу, — продолжал Ривенхольт. — После того, как мы расстались , я все спокойно обдумал и вспомнил человека, работающего у моих друзей; так вот, этот человек устроил своего родственника, имевшего слабость к шелесту карт и спустившего фамильные ценности за зеленым столом, в «Шоу Даун». Поместье расположено в семи милях от Хай Вайкомб.
Я прогулялся по окрестностям и переговорил со знакомым дворецким, который встретился и связался с тем самым родственником — мажордомом в «Шоу Даун». И тому удалось выяснить — конфиденциально, разумеется, — некоторые подробности о прекрасной Майоле.
Это женщина с мгновенной реакцией и стальными нервами. В «Шоу Даун» она выступает в качестве хозяйки, принимая гостей с тугими кошельками. Время от времени организует высококлассный шантаж: находит пожилого богача в игривом настроении и заманивает его в укромное местечко. У нее, видимо, талант обращения с пожилыми джентльменами. Ее всегда сопровождает некая личность, которая абсолютно в курсе дела. И вот когда наш пожилой джентльмен получает свое, появляется этот тип и намекает, что стоило бы расстаться с несколькими сотнями фунтов, иначе жене предоставится возможность услышать некие прелюбопытные истории с его участием…
И старики обычно платят. С них никогда не берут слишком много, так что возражать себе дороже.
Вот такая у неё побочная профессия. Вне всякого сомнения, это делается в тесном союзе с Джереми. Видимо, она здорово к нему привязана, насколько подобные женщины вообще могут быть к кому-то привязаны. Она весьма недурна по части зажигательных номеров с соответствующими песенками, и иногда их демонстрирует, чтобы развлечь гостей. Зато достаточно регулярно участвует в шоу в одном лондонском ночном притоне. Выступает и сегодня вечером, но об этом потом.
С Джереми трудно иметь дело. Известно, что его выгнали из армии — Ее величество не нуждалось более в его услугах. Настоящей причиной стало использование уникальной системы мухлежа при игре в покер. Затем он устроился в Буэнос Айресе секретарем какого-то закрытого спортклуба, в котором вовсю практиковалось распространение наркотиков. Дважды чуть не попал в тюрьму и избежал этого только благодаря быстроте принятия решений. Похоже, Джереми здорово не жалует любого из братьев, но испытывает определенное уважение к Вилли. Насчет себя иллюзий не питает. Понимает степень своей испорченности, и она ему даже нравится. Он явно полагает, что Пол, Персиваль и Беллами с ним одного поля ягоды, но не желают этого признать. И презирает их за это.
По его мнению, Вилли единственный мужчина в семье, у которого хватает ума оставаться честным, и, видимо, ему завидует.
Напоминаю, он довольно крут. Когда за что-то берется, то ни перед чем не остановится.
Кэллаген что-то проворчал.
— Прекрасно, но где я найду Майолу?
— Она сегодня выступает в клубе «Крестики-Нолики» на Корк Стрит. Номер её около полуночи; когда закончит, вернется на автомобиле в «Шоу Даун». Иногда прихватывает продувшихся в карты простофиль, иногда — нет.
Ривенхольт скромно кашлянул.
— Теперь могу я прикоснуться к гонорару?
— Да, я позвоню Дарки, чтобы он выслал его с посыльным. Получишь нынче вечером.
— Премного благодарен. Как раз подворачивается прекрасно им применение. Могу ещё чем-то помочь?
Кэллаген долго размышлял.
— Сейчас пока не думаю. Но все равно спасибо. Полагаю, я ещё свяжусь с тобой.
— Тогда мне остается забрать мой гонорар и поглядеть, что можно с ним предпринять в «Монт»…
— Можно, — проворчал Кэллаген. — Смотри только, чтобы уши не надрали… — и повесил трубку.
Какое-то время он внимательно изучал телефон, затем встал и вышел в приемную.
— Фред, пройдись-ка на угол, где подают чай и кофе. Купи чего-нибудь… любую мелочь… и какие ни на есть сигареты. Прихвати пару листов оберточной бумаги и тащи сюда.
Фред кивнул и исчез. Кэллаген вернулся в кабинет, позвонил Дарки и попросил переслать Ривенхольту 80 фунтов .
Вернулся Фред с бумагой — грубой оберточной бумагой для покупок.
Кэллаген сложил один из листов и разорвал его на четыре части размером со стандартный лист писчей бумаги. Затем наложил на него копировальную бумагу и сверху — два обычных листа для машинописи. Вставив всю эту пачку в машинку, он начал печатать:
"Привет, Слим!
У меня есть сведения, что ты работаешь на Беллами Мероултона. Если это так, тебя может заинтересовать информация о человеке, о котором Ярд давал объявление в газету. Я о человеке, которого видели возле морга в ночь убийства. Если ты ещё не в курсе, сообщаю, что это он спер завещание из часов старика Мероултона. Мы-то знаем, как знают и все братья Мероултоны, что завещание оставляет их без гроша. Но если завещание испарится, они получат денежки старика, как ни в чем ни бывало.
Итак, завещание у меня. И если твои клиенты согласны раскошелиться на пять сотен, я передам его — пусть делают с ним что угодно.
Если это устраивает, покажи это письмо Вилли в «Томе Пеперсе» — он скажет, как меня найти. Даже не предлагаю держать язык за зубами, так как прекрасно тебя знаю.
Так что Слимми — пока!
Сэмми Шейк.
P.S. Если не получу пять сотен, то через пару дней заброшу бумаженцию стряпчему Гезелингу. Так что пусть твои клиенты раскошеливаются поживее."
Кэллаген внимательно прочитал послание, сложил бумагу втрое, затем разыскал в мусорной корзине конверт со своим адресом, в котором утром прибыли счета. Конверты эти из самых дешевых и обычно не заклеиваются.
Он засунул в него только что созданное послание, заклеил клапан и затем сделал на нем разрез, вскрыв конверт общепринятым путем. С виду изделие выглядело вполне натурально.
В половине двенадцатого Кэллаген сидел за маленьким столиком в конце танцевального зала клуба «Крестики-Нолики», дымя очередной сигаретой.
Перед ним красовались остатки роскошного ужина.
Под нежные и зажигательные мелодии джаз-секстета в зале танцевала очень усталая и равнодушная публика, явно состоявшая из завсегдатаев. Казалось, те проводили львиную долю времени в этом клубе, не то удивляясь, не то раздумывая, почему они оказались здесь, и безучастно озирались вокруг, надеясь, что что-то случится и хоть на миг выведет их из состояния скуки и хандры, в которой, казалось, они родились и живут.
Кэллаген затушил сигарету, закурил новую, выпил виски с содовой, заказал ещё — и проделал все это совершенно машинально.
Его сознание сконцентрировалось на развитии дела Мероултона и его собственной в нем роли. Предметом размышлений были идеи и версии, которые медленно и верно формирует Грингол вокруг Цинтии Мероултон. Он обдумывал те неприятности, которые могут возникнуть в ближайшие часы, о Майоле Фериваль и Джереми Мероултоне.
Персиваль его не занимал. Тот был просто марионеткой, тенью Беллами, абсолютной и беспрекословной шестеркой, слоняющейся рядом и выискивающей шанс выпросить за услуги выпивку. Бесхребетный, бездумный, этот человек опасен только самому себе.
Кэллаген оглянулся. Танцевальный паркет опустел. Джаз молчал. От соседних столов долетал мягкий гомон, прекрасно характеризующий интеллектуальный уровень здешних посетителей. Все это можно слышать в любом танцевальном клубе для состоятельной публики, уверенной, что ночь можно проводить только в таких местах.
— Я говорю ему: не будь ты дураком. Но знаешь, Вики, если ему взбредет в голову поволочиться за девкой, он не обратит внимания даже…
Голос женщины:
— Он должен на ней жениться. Меня не волнует, что он говорит или делает. Он просто обязан…
Мужской голос:
— Конечно, чек вернули. Чеки Скривена всегда снабжены розовым клише. И любой ростовщик, кто недостаточно умен и принимает эти бумаги, сам напрашивается на неприятности…
Кэллаген, рассеяно прислушиваясь, взял на заметку, что клуб "Крестики-Нолики "может оказаться отличным местом для его бизнеса. Тут просто должны найтись для него дела. Завсегдатаи клуба — люди денежные и не слишком умные. А такие зачастую попадают в беду.
Неожиданно и без всяких видимых причин Кэллаген поймал себя на мысли, как ему прискучили богачи, вечно попадающие в переделки. И с удивлением заметил, что его охватили странные чувства. Это было на него не похоже. Ему не приходило в голову, что причиной всему — дело Мероултонов, и то, что с ним связано, медленно и уверенно вело к пониманию, какое положение он занимает по отношению к остальному миру, и как этот мир расценивает его.
Он усмехнулся, затушил пятую за последние полчаса сигарету и снова заказал виски.
Оркестр разразился бурной увертюрой. Дирижер с маленькими усиками и тонкой талией, изо всех сил копировавший облик модной кинозвезды, подошел к краю сцены.
— Леди и джентльмены! — зажурчал он. — Мне доставляет величайшее удовольствие представить вам звезду Парижа, Буэнос-Айреса и Нью-Йорка, чье зажигательное мастерство никого не оставляет равнодушным. Леди и джентльмены! Майола Фериваль — «Аргентинский Соловей»!
Джаз снова загремел, кулисы справа распахнулись, вспыхнули прожектора и пятно света выделило Майолу Фериваль, шагающую к центру танцевального паркета.
Кэллаген оценивающее её оглядел. У неё было все что надо: рослая стройная фигура, более чем привлекательные формы, и каждое движение дышало сексуальным напором — а двигаться Майола умела.
Изумительное тело спокойно и ритмично колыхалось в такт музыке. Оркестр четко отслеживал картинные движения дирижера, медленно наращивая темп. Сначала звучало что-то вроде блюза, который постепенно превращался в зажигательную самбу.
Теперь Майола запела. В мягком вибрирующем голосе ощущалась огромная скрытая сила. Выражение невинной простоты на её лице ещё больше подчеркивало тщательно продуманную чувственность слов.
Майола была хороша. Чертовски хороша.
Разрез на черном платье до середины бедра подчеркивал изумительной красоты ноги. Тело её извивалось под стремительную музыку, темный огонь вспыхнул в глазах утомленных мужчин и вызвал неудержимую зависть их женщин.
Кэллаген стал разглядывать её лицо. Тонкий нос, прекрасно очерченный рот вызывали ощущение характера и силы. Лучи прожектора выхватывали стальные всполохи её горящих черных глаз. Овальный подбородок плавно переходил в четкую линию челюстей.
Крепкий орешек, — подумал Кэллаген и вспомнил слова старой песни: «Характер парня виден по друзьям и ещё лучше — по его подружкам!»
Он огляделся кругом, подозвал официанта и приказал принести бумагу и конверт. Потом снял колпачок авторучки и написал:
"Дорогая мисс Фериваль!
Мне совершенно необходимо немедленно встретиться с вами. Я обладаю информацией, которая должна заинтересовать мистера Джереми Мероултона. Уделите мне несколько минут.
Ваш С. Кэллаген"
Когда в зале вспыхнул свет, официант отнес записку.
Она смотрелась в зеркало в гримерной, одновременно наблюдая за Кэллагеном, сидевшим в углу комнаты. Тот знал, что за ним наблюдают и оценивают, поэтому придал лицу подобающее выражение и смущенно мял свою шляпу, косясь на крутые линии её бедер.
Наконец Майола повернулась на стуле и улыбнулась.
— Итак, в чем дело, мистер Кэллаген? Что же вы знаете такое важное для мистера Мероултона?
Кэллаген подумал, что голос у неё также хорош, как и все прочее. Английским она владела почти в совершенстве, с едва заметными следами иностранного акцента, который придавал дополнительный шарм.
Он положил шляпу на пол и хрустнул пальцами.
— Я в большом затруднении, мисс Фериваль. Не знаю, правильно ли я поступил, придя сюда для разговора с вами. Но я подумал, что это лучше, чем заявляться в «Шоу Даун» и, к моему великому неудовольствию, оказаться выставленным за дверь.
Она рассмеялась.
— И вы подумали, что лучше использовать шанс, прийти сюда и оказаться, как вы выразились, выставленным из «Крестиков-Ноликов»?
Он тоже хохотнул.
— Возможный вариант. Но, полагаю, не единственный. Я слышал, вы дружны с мистером Джереми, а я твердо знаю, что в деле вроде этого женщина может оказаться чертовски проницательней и сообразительней мужчины.
Она кивнула, взяла с туалетного столика золотую сигаретницу, отложила одну себе и предложила ему. Он взял и прикурил обе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20