Зачарованные, охваченные смутным желанием, они застыли с открытыми ртами, пока она величественно шла легкой походкой. А когда Венера постучала в дверь, то открывший ей дьякон был так потрясен, что, бормоча невразумительное, позволил богине войти.
— Не здесь ли проживает молодой Басофон? — приветливо спросила Венера.
— Сильвестр! Имя, данное ему при крещении, — Сильвестр… — промямлил дьякон, тело которого охватил жар. — Мне нужно предупредить Варнаву.
Но Венера уже открыла дверь комнаты, где лежал сын Сабинеллы. Приблизившись к ложу, она сразу поняла, какая болезнь причиняет ему страдания. Не назывались ли любовные болезни ее именем? Однако не она наделяла ими мужчин. Какой развратный бог придумал эту пытку с целью наказать их?
Она села у изголовья больного. Вскоре Басофон почувствовал ее присутствие. Он повернул голову, открыл глаза и увидел прекрасное лицо. Он сразу же приподнялся на своем ложе.
— Не бойся, — произнесла богиня. — Я не видение из твоего кошмарного сна. Я живая и готова доказать тебе мою дружбу.
— Кто вы?
— Ты все равно не поверишь. Положим, я принцесса, случайно оказавшаяся в этом городе. Я вылечу тебя, поскольку имею власть над болезнями. Оставлю тебе только одну: она обостряет ум, возбуждая мозг надежнее, чем мак или беладонна. Она пригодится тебе, поможет выполнить порученную тебе задачу. Но пока я не начала тебя лечить, ты должен поклясться, что примешь меня в свою веру.
— А как я сделаю это, не зная вас? Мой Бог очень ревнив.
— Я знаю, но ведь он еще и бог любви.
— Вы, стало быть, христианка?
— Не совсем. Но все же я знаю этого Иисуса, позволившего распять себя, точно раба, ради любви к людям. Зевс так бы не поступил.
Тут в комнату вошел Варнава с дьяконом, который ходил за ним. Увидев восхитительную богиню у изголовья юноши, старик, опешив, остановился на пороге.
— Не пугайтесь, — улыбнулась Венера. — Я пришла полечить вашего протеже.
— Как вы это будете делать? — спросил Варнава.
— Очень просто. И я рада вашему присутствию; вы сможете что-нибудь посоветовать. Вы слышали о некоем Платоне?
— Конечно. Я даже читал один из его трактатов.
— И Плотина вы знаете?
— Нет, его я не знаю.
— Так вот, — сказала Венера, — Плотин дает последователям Христа разъяснения по поводу некоторых тайн.
Варнава, в зрелом возрасте когда-то бывший профессором в академии, оказался в своей стихии, хотя и был обращен в веру назареянина.
— Не думаете ли вы, что мы могли бы объединить слова Мессии с учением Платона?
— Это даже упрочит учение Христа среди греков. Считаете ли вы, что философы вас поймут, если вы придерживаетесь иудейских взглядов?
Венера затронула чувствительную струну старика, вдруг загоревшегося этой идеей. Он прошел в комнату и сказал Басофону:
— Дорогой Сильвестр, если эта женщина вылечит тебя, тем самым она докажет, что мы должны следовать ее совету. Я уже считаю его уместным, но некое чудо яснее докажет нам, что мы не сошли с пути праведного.
— Ладно, я обещаю, — согласился Басофон и тут же почувствовал, к собственному изумлению, как тело его наливается силой. Он не решался пошевелиться, чтобы не нарушить этого очарования. По жилам текла живительная влага, сладкая дрожь пробегала по коже. Глаза Афродиты лучились многообещающим счастьем.
— Итак, — подвел итог Варнава, — я готов вместе с вами изучить этот вопрос, дабы быстрее достичь цели.
— Разрешаю, — сказал Басофон, вставая и разминая неподвижные члены.
— Нет, нет! — воскликнула Венера. — Я хочу, чтобы и вы участвовали в этой работе. Вас надо насытить этой любовью.
Тут вошел Теофил с попугаем на плече. Крещение омолодило его, и из огрубевшего воина он превратился в такого прелестного юношу, что очаровал богиню.
— Этот молодой римлянин может тоже трудиться с нами, — решила она.
— А я? А я? — заверещал попугай, подпрыгивая и от нетерпения высовывая язычок.
На него не обратили внимания. Вот так в жилище епископа Варнавы, примыкавшем к дому Девы Марии, начались работы под руководством красивой и рассудительной богини. Толпа лавочников осадила дом, его обитателям им до них и дела не было. Их медитации длились три месяца, по истечении которых прозорливость Басофона стала творить чудеса. Спирохета, атакуя его мягкую мозговую оболочку, дала ему способность выдвигать самые поразительные идеи. Были подготовлены основополагающие элементы учения, которое греческие отцы взяли на вооружение и бросили христианство на завоевание античного мира.
По вечерам Венера втайне принимала Басофона или Теофила — в зависимости от настроения, чем доводила Артемиду до исступления».
ГЛАВА XIX,
в которой говорят о покушении, а Басофон находит свой посох и отправляется в Афины
— Это какой-то бред! — возмутился Караколли, отталкивая манускрипт.
— Но какой занятный! — бросил Сальва, пожевывая кончик незажженной сигары.
— Это — свободное переложение «Жизнеописания Гамалдона». Видно, что фальсификатор Кашанский с удовольствием работал над ним, — заметил Мореше.
— Если только каждая фраза не зашифрована, — предположил Сальва. — Когда я выполнял поручение МИДа, довелось мне слышать об одной рукописи романа, который в действительности представлял собой подробное описание советского военного порта. По здравом размышлении я прихожу к выводу о необходимости подключить специалистов по дешифровке.
— Увы! — вздохнул нунций. — Нельзя ли избежать в этом деле упоминания о Ватикане?
Адриен Сальва объяснил, что по роду деятельности секретные службы вовсе на склонны к саморекламе, и, следовательно, здесь нет риска разглашения тайны. И все же магистр Караколли настоял на необходимости проинформировать кардинала Бонини. Они заявились в кабинет его преосвященства в момент, когда разразилась гроза со всеми признаками жесточайшего муссона.
— Fervet opus, — изрек прелат, приоткрыв правый глаз.
Казалось, он только что вышел из глубокого сна, и Сальва обратил внимание, насколько он постарел за десять дней со времени последней встречи. Черты его львиного лица вытянулись. Голубые глаза поблекли, став почти белыми. Все в этом шестидесятилетнем гиганте свидетельствовало о безмерной усталости.
— Ваше преосвященство, — начал нунций, — два новых события вынуждают нас принять согласованные решения — не очень приятные, но крайне необходимые. Первое касается кончины профессора Стэндапа, которого, по уточненным данным, убили. Второе заключается в возникшей у нас уверенности, что «Жизнеописание» — манускрипт, предназначенный быть средством связи между агентами, работающими на Советский Союз. Наше решение — доверить документ специалистам для выяснения точного смысла послания, таящегося в тексте.
Кардинал Бонино вздохнул, потом, еле ворочая языком, произнес несколько почти неслышных слов, взятых из Вергилия, в которых угадывалась какая-то скрытая опасность:
— Latet anguis in herba.
Слова эти вызвали у отца Мореше неожиданную реакцию.
— Нет, не одна змея, ваше преосвященство. Клубок змей шевелится в Ватикане. И это угрожает верховному понтифику!
Кардинал, казалось, не слышал. Жестом он дал понять, что беседа окончена. Викарий, стоявший по правую руку, проводил визитеров в вестибюль и сказал им:
— Его преосвященство официально не дал своего согласия, но он поручил мне передать, что все, что будет вами сделано, получит его отеческое благословение.
— Он болен? — поинтересовался Сальва.
— Его преосвященство получил во время исповеди некоторые признания, поставившие его в затруднительное положение. Вам достаточно знать, что он благословляет вашу деятельность на благо церкви и его святейшества.
Дождь, сопровождаемый раскатами грома, от которого дрожали стекла секретариата, хлестал со страшной силой.
— С самого начала нашего расследования этот человек знал больше, чем каждый из нас, — заметил Мореше. — Потому-то он и прикрывается своей латынью. Он не хочет говорить. Мы должны были это понять.
— Только один клерк из Обрядовой конгрегации вздумал исповедоваться кардиналу, — добавил Сальва.
— О, какая чудовищная гипотеза, — простонал нунций. — Заговор замышляется в ближайшем окружении папы. Но с какой целью? Боже, с какой целью?
— Надо смотреть трезво, монсеньор… Москва с помощью кучки польских интегристов и еще кого-нибудь желает приостановить деятельность Иоанна Павла П. Готовится покушение, оно уже запрограммировано. Поэтому мне очень важно знать обо всех предстоящих зарубежных поездках папы, о ближайших выездах в Рим и особенно обо всех перемещениях, дату которых несчастный отец Строб мог сообщить своим корреспондентам до официального объявления. Вспомните: на следующей неделе — тайное совещание верховного понтифика и главного раввина Рима.
— Господи Иисусе! — вздохнул нунций. И перекрестился.
В этот момент удар грома сильнее других прокатился по коридору, в котором остановились наши герои, чтобы обменяться мнениями. Можно было подумать, что стихия решила внести мелодраматическую ноту в ход событий.
— Папе следует отменить эту встречу, — заявил Мореше.
— Уже невозможно, — возразил викарий. — Главный раввин усмотрит в этом позорное отступление. Секретариату и так с трудом удалось организовать это свидание.
— Телохранители предусмотрены? — спросил Сальва.
— В таких скромных выходах папу сопровождают только два-три советника и один швейцарский гвардеец в штатском, — ответил клерк.
— Предполагаю, что и у главного раввина не будет большой охраны. Так что момент для покушения благоприятный. Где находится дворец князя Ринальди да Понте?
Викарий отрицательно покачал головой.
— Сомневаюсь, что именитых гостей он примет в своем римском дворце. Только его преосвященство кардинал Катальди мог бы уточнить, где находится это место для тайных встреч. Видите ли, кроме его святейшества, лишь он в курсе деталей встречи. А я лично, будучи секретарем кардинала Бонино, не знаю ни даты, ни места.
— А вот отец Строб знал, — сказал нунций.
Викария оставили наедине с его думами. Добрый аббат был потрясен услышанным. Покуситься на жизнь его святейшества! Вообразимо ли это?
Когда дождь закончился, профессор Сальва доехал до своего отеля на такси. Ему совсем не хотелось бродить по Риму, как он это делал еще на прошлой неделе. Требовалось как можно быстрее созвониться со своим старым другом, сотрудником «Интеллидженс сервис» Сирилом Бетхемом, который оставался лучшим специалистом по Восточной Европе после трагической гибели Клауса Шварценберга. Специальные службы Италии и Франции были недостаточно гибкими, и им в любом случае не следовало доверять.
Но когда он вошел в свою комнату, то понял, что его надеждам не суждено было сбыться. Его уже опередила американская секретная служба в лице майора Джона Трудмена и лейтенанта Эмаса Блюменталя, с которыми он когда-то встречался при расследовании дела Кариатид и которые в этот час терпеливо дожидались его: один — растянувшись на его кровати, другой — сидя за его рабочим столом.
— Ну и как, — сразу же начал толстяк Трудмен, вставая с кровати, — ваша пробежка в Польшу хорошо прошла?
— Нормально, — ответил Сальва. — Что вам от меня надо?
— Совсем не много, профессор. Что это за история с манускриптом? И что, по-вашему, означает смерть профессора Стэндапа?
Адриен Сальва прикурил свою мексиканскую сигару, сразу наполнив комнату едким дымом, затем сел на край кровати, заскрипевшей под его тяжестью.
— Советские службы намереваются покончить с Иоанном Павлом II. Я уверен, что на него будет совершено покушение в следующую среду в 15 часов около одной из вилл князя Ринальди да Понте. Это все.
Блюменталь рассмеялся. Он знал методы Сальва и ценил их, но плохо представлял его в роли вольного стрелка.
— Почему нас не предупредили?
— Ватикан поручил мне найти один манускрипт и изучить его совместно со специалистами, а не заниматься расследованием предполагаемого убийства. И все же мне показалось, что, случайно узнав о готовящемся убийстве главы христианства, я должен этим заняться.
— Конечно-конечно, — одобрил Трудмен. — А мы, стало быть, обеспечим непосредственную защиту святого отца с согласия итальянских властей. Будьте спокойны, мой дорогой Сальва. Но что касается манускрипта — что он собой представляет?
— Господа, с сожалением напоминаю вам, что этот документ — собственность библиотеки Ватикана и, следовательно, святого престола. Я не имею права ни выносить его, ни даже говорить с вами о нем.
Блюменталь присвистнул.
— Через нашего агента, курирующего посольство Польши в Риме, мы знаем, что вы неоднократно встречались с графиней Кокошкой. А вам известно, что эта мадам сует свой носик во все дела и совести у нее не больше, чем у ее мужа, который, будучи послом, является, к сожалению, лицом неприкосновенным.
— Но заговор действительно существует, только я не уверен, что графиня Кокошка — один из его винтиков.
— Допустим. Но не находите ли вы странным, что профессора Стэндапа убили в Польше, тогда как ему полагалось переводить известный манускрипт вместе с вами?
— Вы опоздали к битве, майор Трудмен. Стэндап мертв. А вот верховный понтифик рискует последовать за ним, если не предотвратить покушения. Я открыл вам день и час. Проверьте место, обратившись к князю Ринальди да Понте. И позвольте мне поспать. Гроза вконец измотала меня.
Оба американских разведчика ушли без лишних вопросов. Они знали, что профессор слов на ветер не бросает. Но как только они вышли, Сальва позвонил домой Сирилу Бетхему, своему британскому другу, и, считая, что линия отеля прослушивается, сказал ему кое-что на условном языке. Бетхем перевел сказанное как срочный вызов в Рим и тотчас засобирался.
После чего Сальва заказал в номер пиццу и бутылку ламбруско. Было девять часов, когда он уснул. Однако его сразу разбудила одна мысль. Он сел на постели, подложив под спину подушку, вытер выступивший на лбу пот. Ему только что вспомнилось, что письмо из Ватикана с просьбой присоединиться к поискам «Жизнеописания» было подписано самим кардиналом Бонино. Значит, уже тогда этот человек знал о заговоре и под предлогом научных изысканий призвал на помощь. Что за тайну узнал он в исповедальне? Теперь Сальва стало понятно, почему прелат умышленно — гротескно на первый взгляд — отделывался латинскими изречениями. Делалось это не из оригинальности, а для того, чтобы дать ясно понять, что язык его опечатан. А что до его кажущейся усталости, то это не переутомление, а тоска. С самого начала он знал о грозящей папе опасности и никого не мог предупредить.
«Через три месяца уставшие торговцы статуэтками и хвалами в честь Артемиды сняли осаду с жилища епископа Варнавы. Воспользовавшись этим, Басофон, Теофил и попугай Гермоген ночью покинули дом, где они трудились совместно с Венерой, называвшей себя Софьей — мудростью, — о которой упоминалось в Ветхом Завете.
Впрочем, богиня не очень-то заботилась о продвижении работ. Она знала, что Басофон со своим умом и Варнава с платоновскими познаниями прекрасно справятся и без нее. Так что она обрадовалась, узнав, что Басофон решил покинуть Эфес и продолжить путь морем. Ведь надо было поскорее распространить такое замечательное учение среди жителей Фессалии, поскольку именно там желал Мессия использовать дар убеждения своего посланца.
Да будет известно, что после первой волны христианизации, апостолами которой были святой Перпер и Павел Без Меча, Фессалией вновь овладели Зевс и египетские мистерии. Причиной этого явились не только жестокие гонения со стороны губернатора Руфуса, но и крайне слабое представление о вере Христовой. Привычка греков философствовать стала почти порочной. Все было проникнуто духом Платона. Вера в героя, умершего, подобно рабу, на кресте, могла войти в людей лишь в метафизической оболочке. Гениальная идея Сильвестра, обработанная Варнавой, заключалась в том, чтобы представить Мессию неким Логосом, таким, каким определил его Филон Александрийский.
На корабле, увозившем их в Афины, Басофон и Теофил вспоминали сладкие мгновения, разделенные с богиней. Была ли она так же нежна с другими мужчинами после ее неудачного приключения с Адонисом? Днем они выстраивали философскую концепцию, способную привести в восхищение Фессалию; по ночам им не давали покоя плотско-мистические способности Венеры. Хотя они знали, что такое не может длиться вечно, в момент расставания будто осиротели.
Нет, Афродита не была такой ограниченной самкой, какой ее представляла людская молва. За ее несравненной красотой скрывалась истинная доброта. За мощным очарованием пряталось редкое интуитивное понимание духовности. Она была ни с кем не сравнимой женщиной: великодушной, щедрой и величественной — и в то же время матерью и супругой, сестрой и защитницей, любовницей и пророчицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Не здесь ли проживает молодой Басофон? — приветливо спросила Венера.
— Сильвестр! Имя, данное ему при крещении, — Сильвестр… — промямлил дьякон, тело которого охватил жар. — Мне нужно предупредить Варнаву.
Но Венера уже открыла дверь комнаты, где лежал сын Сабинеллы. Приблизившись к ложу, она сразу поняла, какая болезнь причиняет ему страдания. Не назывались ли любовные болезни ее именем? Однако не она наделяла ими мужчин. Какой развратный бог придумал эту пытку с целью наказать их?
Она села у изголовья больного. Вскоре Басофон почувствовал ее присутствие. Он повернул голову, открыл глаза и увидел прекрасное лицо. Он сразу же приподнялся на своем ложе.
— Не бойся, — произнесла богиня. — Я не видение из твоего кошмарного сна. Я живая и готова доказать тебе мою дружбу.
— Кто вы?
— Ты все равно не поверишь. Положим, я принцесса, случайно оказавшаяся в этом городе. Я вылечу тебя, поскольку имею власть над болезнями. Оставлю тебе только одну: она обостряет ум, возбуждая мозг надежнее, чем мак или беладонна. Она пригодится тебе, поможет выполнить порученную тебе задачу. Но пока я не начала тебя лечить, ты должен поклясться, что примешь меня в свою веру.
— А как я сделаю это, не зная вас? Мой Бог очень ревнив.
— Я знаю, но ведь он еще и бог любви.
— Вы, стало быть, христианка?
— Не совсем. Но все же я знаю этого Иисуса, позволившего распять себя, точно раба, ради любви к людям. Зевс так бы не поступил.
Тут в комнату вошел Варнава с дьяконом, который ходил за ним. Увидев восхитительную богиню у изголовья юноши, старик, опешив, остановился на пороге.
— Не пугайтесь, — улыбнулась Венера. — Я пришла полечить вашего протеже.
— Как вы это будете делать? — спросил Варнава.
— Очень просто. И я рада вашему присутствию; вы сможете что-нибудь посоветовать. Вы слышали о некоем Платоне?
— Конечно. Я даже читал один из его трактатов.
— И Плотина вы знаете?
— Нет, его я не знаю.
— Так вот, — сказала Венера, — Плотин дает последователям Христа разъяснения по поводу некоторых тайн.
Варнава, в зрелом возрасте когда-то бывший профессором в академии, оказался в своей стихии, хотя и был обращен в веру назареянина.
— Не думаете ли вы, что мы могли бы объединить слова Мессии с учением Платона?
— Это даже упрочит учение Христа среди греков. Считаете ли вы, что философы вас поймут, если вы придерживаетесь иудейских взглядов?
Венера затронула чувствительную струну старика, вдруг загоревшегося этой идеей. Он прошел в комнату и сказал Басофону:
— Дорогой Сильвестр, если эта женщина вылечит тебя, тем самым она докажет, что мы должны следовать ее совету. Я уже считаю его уместным, но некое чудо яснее докажет нам, что мы не сошли с пути праведного.
— Ладно, я обещаю, — согласился Басофон и тут же почувствовал, к собственному изумлению, как тело его наливается силой. Он не решался пошевелиться, чтобы не нарушить этого очарования. По жилам текла живительная влага, сладкая дрожь пробегала по коже. Глаза Афродиты лучились многообещающим счастьем.
— Итак, — подвел итог Варнава, — я готов вместе с вами изучить этот вопрос, дабы быстрее достичь цели.
— Разрешаю, — сказал Басофон, вставая и разминая неподвижные члены.
— Нет, нет! — воскликнула Венера. — Я хочу, чтобы и вы участвовали в этой работе. Вас надо насытить этой любовью.
Тут вошел Теофил с попугаем на плече. Крещение омолодило его, и из огрубевшего воина он превратился в такого прелестного юношу, что очаровал богиню.
— Этот молодой римлянин может тоже трудиться с нами, — решила она.
— А я? А я? — заверещал попугай, подпрыгивая и от нетерпения высовывая язычок.
На него не обратили внимания. Вот так в жилище епископа Варнавы, примыкавшем к дому Девы Марии, начались работы под руководством красивой и рассудительной богини. Толпа лавочников осадила дом, его обитателям им до них и дела не было. Их медитации длились три месяца, по истечении которых прозорливость Басофона стала творить чудеса. Спирохета, атакуя его мягкую мозговую оболочку, дала ему способность выдвигать самые поразительные идеи. Были подготовлены основополагающие элементы учения, которое греческие отцы взяли на вооружение и бросили христианство на завоевание античного мира.
По вечерам Венера втайне принимала Басофона или Теофила — в зависимости от настроения, чем доводила Артемиду до исступления».
ГЛАВА XIX,
в которой говорят о покушении, а Басофон находит свой посох и отправляется в Афины
— Это какой-то бред! — возмутился Караколли, отталкивая манускрипт.
— Но какой занятный! — бросил Сальва, пожевывая кончик незажженной сигары.
— Это — свободное переложение «Жизнеописания Гамалдона». Видно, что фальсификатор Кашанский с удовольствием работал над ним, — заметил Мореше.
— Если только каждая фраза не зашифрована, — предположил Сальва. — Когда я выполнял поручение МИДа, довелось мне слышать об одной рукописи романа, который в действительности представлял собой подробное описание советского военного порта. По здравом размышлении я прихожу к выводу о необходимости подключить специалистов по дешифровке.
— Увы! — вздохнул нунций. — Нельзя ли избежать в этом деле упоминания о Ватикане?
Адриен Сальва объяснил, что по роду деятельности секретные службы вовсе на склонны к саморекламе, и, следовательно, здесь нет риска разглашения тайны. И все же магистр Караколли настоял на необходимости проинформировать кардинала Бонини. Они заявились в кабинет его преосвященства в момент, когда разразилась гроза со всеми признаками жесточайшего муссона.
— Fervet opus, — изрек прелат, приоткрыв правый глаз.
Казалось, он только что вышел из глубокого сна, и Сальва обратил внимание, насколько он постарел за десять дней со времени последней встречи. Черты его львиного лица вытянулись. Голубые глаза поблекли, став почти белыми. Все в этом шестидесятилетнем гиганте свидетельствовало о безмерной усталости.
— Ваше преосвященство, — начал нунций, — два новых события вынуждают нас принять согласованные решения — не очень приятные, но крайне необходимые. Первое касается кончины профессора Стэндапа, которого, по уточненным данным, убили. Второе заключается в возникшей у нас уверенности, что «Жизнеописание» — манускрипт, предназначенный быть средством связи между агентами, работающими на Советский Союз. Наше решение — доверить документ специалистам для выяснения точного смысла послания, таящегося в тексте.
Кардинал Бонино вздохнул, потом, еле ворочая языком, произнес несколько почти неслышных слов, взятых из Вергилия, в которых угадывалась какая-то скрытая опасность:
— Latet anguis in herba.
Слова эти вызвали у отца Мореше неожиданную реакцию.
— Нет, не одна змея, ваше преосвященство. Клубок змей шевелится в Ватикане. И это угрожает верховному понтифику!
Кардинал, казалось, не слышал. Жестом он дал понять, что беседа окончена. Викарий, стоявший по правую руку, проводил визитеров в вестибюль и сказал им:
— Его преосвященство официально не дал своего согласия, но он поручил мне передать, что все, что будет вами сделано, получит его отеческое благословение.
— Он болен? — поинтересовался Сальва.
— Его преосвященство получил во время исповеди некоторые признания, поставившие его в затруднительное положение. Вам достаточно знать, что он благословляет вашу деятельность на благо церкви и его святейшества.
Дождь, сопровождаемый раскатами грома, от которого дрожали стекла секретариата, хлестал со страшной силой.
— С самого начала нашего расследования этот человек знал больше, чем каждый из нас, — заметил Мореше. — Потому-то он и прикрывается своей латынью. Он не хочет говорить. Мы должны были это понять.
— Только один клерк из Обрядовой конгрегации вздумал исповедоваться кардиналу, — добавил Сальва.
— О, какая чудовищная гипотеза, — простонал нунций. — Заговор замышляется в ближайшем окружении папы. Но с какой целью? Боже, с какой целью?
— Надо смотреть трезво, монсеньор… Москва с помощью кучки польских интегристов и еще кого-нибудь желает приостановить деятельность Иоанна Павла П. Готовится покушение, оно уже запрограммировано. Поэтому мне очень важно знать обо всех предстоящих зарубежных поездках папы, о ближайших выездах в Рим и особенно обо всех перемещениях, дату которых несчастный отец Строб мог сообщить своим корреспондентам до официального объявления. Вспомните: на следующей неделе — тайное совещание верховного понтифика и главного раввина Рима.
— Господи Иисусе! — вздохнул нунций. И перекрестился.
В этот момент удар грома сильнее других прокатился по коридору, в котором остановились наши герои, чтобы обменяться мнениями. Можно было подумать, что стихия решила внести мелодраматическую ноту в ход событий.
— Папе следует отменить эту встречу, — заявил Мореше.
— Уже невозможно, — возразил викарий. — Главный раввин усмотрит в этом позорное отступление. Секретариату и так с трудом удалось организовать это свидание.
— Телохранители предусмотрены? — спросил Сальва.
— В таких скромных выходах папу сопровождают только два-три советника и один швейцарский гвардеец в штатском, — ответил клерк.
— Предполагаю, что и у главного раввина не будет большой охраны. Так что момент для покушения благоприятный. Где находится дворец князя Ринальди да Понте?
Викарий отрицательно покачал головой.
— Сомневаюсь, что именитых гостей он примет в своем римском дворце. Только его преосвященство кардинал Катальди мог бы уточнить, где находится это место для тайных встреч. Видите ли, кроме его святейшества, лишь он в курсе деталей встречи. А я лично, будучи секретарем кардинала Бонино, не знаю ни даты, ни места.
— А вот отец Строб знал, — сказал нунций.
Викария оставили наедине с его думами. Добрый аббат был потрясен услышанным. Покуситься на жизнь его святейшества! Вообразимо ли это?
Когда дождь закончился, профессор Сальва доехал до своего отеля на такси. Ему совсем не хотелось бродить по Риму, как он это делал еще на прошлой неделе. Требовалось как можно быстрее созвониться со своим старым другом, сотрудником «Интеллидженс сервис» Сирилом Бетхемом, который оставался лучшим специалистом по Восточной Европе после трагической гибели Клауса Шварценберга. Специальные службы Италии и Франции были недостаточно гибкими, и им в любом случае не следовало доверять.
Но когда он вошел в свою комнату, то понял, что его надеждам не суждено было сбыться. Его уже опередила американская секретная служба в лице майора Джона Трудмена и лейтенанта Эмаса Блюменталя, с которыми он когда-то встречался при расследовании дела Кариатид и которые в этот час терпеливо дожидались его: один — растянувшись на его кровати, другой — сидя за его рабочим столом.
— Ну и как, — сразу же начал толстяк Трудмен, вставая с кровати, — ваша пробежка в Польшу хорошо прошла?
— Нормально, — ответил Сальва. — Что вам от меня надо?
— Совсем не много, профессор. Что это за история с манускриптом? И что, по-вашему, означает смерть профессора Стэндапа?
Адриен Сальва прикурил свою мексиканскую сигару, сразу наполнив комнату едким дымом, затем сел на край кровати, заскрипевшей под его тяжестью.
— Советские службы намереваются покончить с Иоанном Павлом II. Я уверен, что на него будет совершено покушение в следующую среду в 15 часов около одной из вилл князя Ринальди да Понте. Это все.
Блюменталь рассмеялся. Он знал методы Сальва и ценил их, но плохо представлял его в роли вольного стрелка.
— Почему нас не предупредили?
— Ватикан поручил мне найти один манускрипт и изучить его совместно со специалистами, а не заниматься расследованием предполагаемого убийства. И все же мне показалось, что, случайно узнав о готовящемся убийстве главы христианства, я должен этим заняться.
— Конечно-конечно, — одобрил Трудмен. — А мы, стало быть, обеспечим непосредственную защиту святого отца с согласия итальянских властей. Будьте спокойны, мой дорогой Сальва. Но что касается манускрипта — что он собой представляет?
— Господа, с сожалением напоминаю вам, что этот документ — собственность библиотеки Ватикана и, следовательно, святого престола. Я не имею права ни выносить его, ни даже говорить с вами о нем.
Блюменталь присвистнул.
— Через нашего агента, курирующего посольство Польши в Риме, мы знаем, что вы неоднократно встречались с графиней Кокошкой. А вам известно, что эта мадам сует свой носик во все дела и совести у нее не больше, чем у ее мужа, который, будучи послом, является, к сожалению, лицом неприкосновенным.
— Но заговор действительно существует, только я не уверен, что графиня Кокошка — один из его винтиков.
— Допустим. Но не находите ли вы странным, что профессора Стэндапа убили в Польше, тогда как ему полагалось переводить известный манускрипт вместе с вами?
— Вы опоздали к битве, майор Трудмен. Стэндап мертв. А вот верховный понтифик рискует последовать за ним, если не предотвратить покушения. Я открыл вам день и час. Проверьте место, обратившись к князю Ринальди да Понте. И позвольте мне поспать. Гроза вконец измотала меня.
Оба американских разведчика ушли без лишних вопросов. Они знали, что профессор слов на ветер не бросает. Но как только они вышли, Сальва позвонил домой Сирилу Бетхему, своему британскому другу, и, считая, что линия отеля прослушивается, сказал ему кое-что на условном языке. Бетхем перевел сказанное как срочный вызов в Рим и тотчас засобирался.
После чего Сальва заказал в номер пиццу и бутылку ламбруско. Было девять часов, когда он уснул. Однако его сразу разбудила одна мысль. Он сел на постели, подложив под спину подушку, вытер выступивший на лбу пот. Ему только что вспомнилось, что письмо из Ватикана с просьбой присоединиться к поискам «Жизнеописания» было подписано самим кардиналом Бонино. Значит, уже тогда этот человек знал о заговоре и под предлогом научных изысканий призвал на помощь. Что за тайну узнал он в исповедальне? Теперь Сальва стало понятно, почему прелат умышленно — гротескно на первый взгляд — отделывался латинскими изречениями. Делалось это не из оригинальности, а для того, чтобы дать ясно понять, что язык его опечатан. А что до его кажущейся усталости, то это не переутомление, а тоска. С самого начала он знал о грозящей папе опасности и никого не мог предупредить.
«Через три месяца уставшие торговцы статуэтками и хвалами в честь Артемиды сняли осаду с жилища епископа Варнавы. Воспользовавшись этим, Басофон, Теофил и попугай Гермоген ночью покинули дом, где они трудились совместно с Венерой, называвшей себя Софьей — мудростью, — о которой упоминалось в Ветхом Завете.
Впрочем, богиня не очень-то заботилась о продвижении работ. Она знала, что Басофон со своим умом и Варнава с платоновскими познаниями прекрасно справятся и без нее. Так что она обрадовалась, узнав, что Басофон решил покинуть Эфес и продолжить путь морем. Ведь надо было поскорее распространить такое замечательное учение среди жителей Фессалии, поскольку именно там желал Мессия использовать дар убеждения своего посланца.
Да будет известно, что после первой волны христианизации, апостолами которой были святой Перпер и Павел Без Меча, Фессалией вновь овладели Зевс и египетские мистерии. Причиной этого явились не только жестокие гонения со стороны губернатора Руфуса, но и крайне слабое представление о вере Христовой. Привычка греков философствовать стала почти порочной. Все было проникнуто духом Платона. Вера в героя, умершего, подобно рабу, на кресте, могла войти в людей лишь в метафизической оболочке. Гениальная идея Сильвестра, обработанная Варнавой, заключалась в том, чтобы представить Мессию неким Логосом, таким, каким определил его Филон Александрийский.
На корабле, увозившем их в Афины, Басофон и Теофил вспоминали сладкие мгновения, разделенные с богиней. Была ли она так же нежна с другими мужчинами после ее неудачного приключения с Адонисом? Днем они выстраивали философскую концепцию, способную привести в восхищение Фессалию; по ночам им не давали покоя плотско-мистические способности Венеры. Хотя они знали, что такое не может длиться вечно, в момент расставания будто осиротели.
Нет, Афродита не была такой ограниченной самкой, какой ее представляла людская молва. За ее несравненной красотой скрывалась истинная доброта. За мощным очарованием пряталось редкое интуитивное понимание духовности. Она была ни с кем не сравнимой женщиной: великодушной, щедрой и величественной — и в то же время матерью и супругой, сестрой и защитницей, любовницей и пророчицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30