А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Вторым прибыл Джон с лампой в одной руке и суковатой палкой в другой. Если бы я могла говорить, то непременно поблагодарила бы его за то, что сообразил принести лампу. В темноте Джон наверняка бы огрел дубиной сначала Эмерсона, а потом и меня. Львенок тем временем продолжал упоенно грызть мою ногу. Разумеется, он вовсе не желал лишить меня конечности, просто решил немного поиграть, забыв о том, сколь острые у него зубы.
Эмерсон с кряхтеньем поднялся на ноги.
– Рамсес! Рамсес, где ты?
Тут и до меня дошло, что я не слышала голоса Рамсеса. Довольно необычное молчание. Его койка представляла собой скомканный клубок одеял, но самого мальчика нигде не было видно.
– Ра-а-амсес! – завопил Эмерсон с побагровевшим лицом.
– Я под кроватью, – донесся слабый голос.
Там он и оказался. Эмерсон выдернул его оттуда и развернул смирительную рубашку... пардон, простыню. Сыпя нежными и бессмысленными словечками, он притиснул сына к груди.
– Рамсес, мальчик мой, скажи хоть слово... Ты ранен, Рамсес? Что с тобой сделали?
После первых слов Рамсеса я перестала беспокоиться за его безопасность. Сначала загнала львенка в клетку и лишь потом спокойно сказала:
– Эмерсон, Рамсес не может говорить, ты его так сжал, что он вот-вот задохнется.
– Спасибо, мамочка, – просипел Рамсес, жадно хватая ртом воздух. – Между простыней, которую я только теперь смог вытащить изо рта, и папиным объятием, которое, хотя и вызвано вполне понятными чувствами, много сходного...
– Господи, Рамсес! – воскликнула я в сердцах. – Хоть на этот раз ты можешь оставить свою многословную витиеватость и перейти прямо к делу? Что случилось?
– Я могу только гадать об источнике этой неприятности, поскольку я крепко спал, мамочка, – обиженно сказал Рамсес. – Но полагаю, что некий человек убрал ставень и забрался через окно. Я проснулся, когда он... или она – я не смог определить пол – обернул меня простыней. Стараясь высвободиться, я упал на пол и каким-то образом закатился под койку.
Он замолчал, переводя дыхание, и я быстро спросила:
– А как лев выбрался из клетки?
Рамсес с сомнением посмотрел на клетку. Свернувшись в пушистый клубок, львенок уже сладко спал.
– Наверное, я забыл проверить, заперта ли дверца.
– И хорошо, что забыл! – с жаром вскричал Эмерсон. – Я с содроганием думаю, что могло бы случиться, если бы это благородное животное не предупредило нас об опасности.
– Это животное с тем же успехом могло разбудить нас, находясь внутри клетки, – возразила я. – Единственный человек, на которого оно напало, – по-видимому, я. И если бы не лев, возможно, мне удалось бы схватить негодяя.
Отец с сыном посмотрели на меня, а затем друг на друга. «Ох уж эти женщины! – казалось, говорили их взгляды. – Всегда найдут на что пожаловаться».
2
На следующее утро за завтраком я напомнила Эмерсону о его обещании заняться пирамидами. Он с упреком посмотрел на меня.
– Мне не нужно напоминать, Амелия. В роду Эмерсонов никогда не нарушают данного слова. Но сегодня мы начать не можем. Необходимо произвести предварительный осмотр местности и законсервировать работу на кладбище.
– Хорошо, только, пожалуйста, не надо больше приносить костей. Последняя партия была ужасно ломкая. У меня уже нет ящиков. Брат Иезекия обрадуется, что ты закончил работу на кладбище, – добавила я, подавая ему мармелад.
– Надеюсь, этот тип не решит, будто я испугался его. – Эмерсон сконфуженно улыбнулся. – По правде говоря, именно поэтому я так долго там и ковырялся.
– Раз с пирамидами мы начнем через несколько дней, то я могу с чистой совестью наведаться в Каир.
– В Каир? Сейчас? После того как наш сын прошлой ночью подвергся жестокому нападению?
– Лев съел все домашние туфли. Я обернусь за день. Кроме того, не верю, что нападение на Рамсеса было умышленным. Негодяй что-то искал. Иными словами, это был грабитель, а не убийца.
– Искал? В комнате Рамсеса?
– Он мог ошибиться окном. Или хотел добраться до хранилища через внутреннюю галерею. Ведь в хранилище нет окон, а гостиную охраняет Абдулла...
– Абдулла тоже хорош, – проворчал Эмерсон. – Небось спал мертвым сном! Ладно, ладно, если ты решила ехать, поезжай, хотя я и сомневаюсь относительно твоих подлинных целей. Выдумала тоже, тапочки! Признавайся, Амелия, ты все еще не можешь выбросить из головы своего воображаемого Гения Преступлений?
– Нам все-таки стоит заняться преступниками, гении они или нет, если уж мы стали объектом их внимания. До каких пор прикажешь терпеть эти вторжения?
Эмерсон пожал плечами:
– Поступай как знаешь. Только постарайся, чтобы тебя не изнасиловали, не похитили и не убили.
* * *
Поразительно, но Рамсес отказался сопровождать меня. (Предложение отправиться в Каир, конечно же, исходило от его отца, а не от меня.)
– Раз ты все равно едешь, мамочка, – сказал отпрыск, – то не привезешь ли мне коптский словарь?
– Я не уверена, что такой существует, Рамсес.
– Герр Штайндорф только что опубликовал на немецком «Коптскую грамматику с хрестоматией, указателем и списком литературы». А еще есть коптская грамматика, а также коптско-латинский словарь, а еще...
– Хорошо, хорошо, что будет, то и куплю! – поспешно сказала я.
– Спасибо, мамочка.
– Зачем тебе понадобился коптский словарь? – встрял Эмерсон.
– В мамочкином папирусе есть несколько слов, смысл которых ускользает от меня.
– Боже мой, коптский папирус! Совсем забыла. Мистер Сейс только вчера о нем спрашивал...
Эмерсон улыбнулся:
– Этот святоша его не получит!
– И почему ты такой жадный, мой дорогой Эмерсон? Интересно, куда я подевала другой отрывок? Тот, что нашла в ночь убийства Абделя.
– Еще один папирус, мамочка? – обрадованно пискнул Рамсес.
– По-видимому, обрывок той же рукописи.
Рамсес возбужденно подпрыгнул.
– Мамочка, можно мне посмотреть на него?
– Я не помню, куда положила его, Рамсес.
– Но, мама...
– Если ты будешь вести себя хорошо и во всем слушаться папу, то обещаю: как только вернусь, непременно найду для тебя папирус.
3
Об обещании купить словарь я пожалела очень скоро. В Каире у меня было много дел, а отыскать книгу в здешних лавках – задача не из легких. В книжных магазинах я обычно застреваю очень надолго: что может быть приятнее, чем рыться в старых книгах? И все же я сумела справиться с задачей, да и как же иначе. На базаре башмачников я приобрела дюжину пар тапочек: по две для себя, Рамсеса и Эмерсона и шесть для львенка. Будем надеяться, что к тому времени, когда он разделается с последней парой, у него окончательно прорежутся зубы.
И лишь после этого отправилась в квартал торговцев древностями.
Лавка Абделя была заперта, ставни наглухо закрыты. На стук в дверь черного хода никто не отозвался. Несколько огорченная, я повернула назад, в сторону улицы Муски, где находился магазин Азиза, сына Абделя. Но по дороге меня осенила мысль получше. Я прошла мимо фонтана и нырнула под старинную арку, ведущую в глубь базара.
Критикас был самым известным торговцем древностями в Каире, соперником Абделя и нашим старым другом. Он встретил меня возгласами, в которых мешались упреки и искренняя радость.
– Насколько я понимаю, вы ищете демотические папирусы, миссис Эмерсон. Почему вы сразу не пришли ко мне?
– Я бы пришла, мистер Критикас, если бы меня не отвлекла смерть Абделя. Вы, наверное, слышали.
– Да, слышал. – Благородное чело Критикаса нахмурилось. – Печальная история. У меня есть превосходный экземпляр папируса Двадцать шестой династии...
Я осмотрела папирус, выпила кофе, завела разговор о погоде и природе и только потом как бы невзначай спросила:
– Я обратила внимание, что лавка Абделя закрыта. Кто ее новый владелец? Его сын или та очаровательная старая дама, что называет себя женой бедного Абделя?
Критикас беззвучно рассмеялся:
– Вы знакомы с этой почтенной женщиной?
– Да. Похоже, очень решительная особа.
– Можно и так сказать. Разумеется, у старухи нет никаких оснований для претензий. Она действует от имени своего сына Хасана. Он из тех, кого вы, англичане, называете непутевыми: наркоман, не раз попадал в сомнительные истории. Но вы же знаете этих матерей – чем хуже сын, тем больше они к нему привязаны.
– М-да...
– Положение старухи было с самого начала безнадежным, – продолжал Критикас. – Абдель еще несколько лет назад лишил Хасана наследства. Сейчас у парня наверняка новая неприятность. Его уже несколько недель не видно.
Тут мне в голову пришла настолько очевидная мысль, что я удивилась, как это не додумалась до нее раньше.
– Мне кажется, я с ним знакома... Среднего роста, редкие брови и нет переднего зуба.
– Он! И еще сотни тысяч других египтян. – Критикас вновь беззвучно рассмеялся. – Ну что, миссис Эмерсон, папирус находится в отличном состоянии. У меня есть на него покупатель, но если вы желаете...
После долгой торговли я купила папирус. Сделка привела торговца в хорошее расположение духа, и он потерял осторожность. И вот тут-то я нанесла разящий удар!
– Этот папирус, случаем, не трофей Хозяина? Именно так называли это мифическое существо Абдель с Хамидом...
Глаза Критикаса сверкнули.
– Прошу прощения, миссис Эмерсон?
– Вам не хуже меня знаком этот жаргон, – сказала я. – Ничего страшного, мистер Критикас. У вас есть все основания хранить молчание, но помните, мы с Эмерсоном – ваши друзья. Если вам когда-нибудь понадобится наша помощь, достаточно только попросить.
Гордый грек поджал губы:
– Абделю вы говорили то же самое?
4
Я пообедала в гостинице. Эмерсон наверняка счел бы это пустой тратой времени, но мой дорогой супруг заблуждается. Гостиница – средоточие каирской светской жизни, и я надеялась услышать последние новости. Так оно и оказалось. Герр Бехлер угостил меня аперитивом и поведал местные сплетни.
Кофе я решила выпить на террасе, и не ошиблась. Именно там мне на глаза попалось знакомое лицо. Лицо сделало вид, что меня не замечает, но я встала и помахала зонтиком.
– Князь Каленищефф! Ваша светлость!
Завидев меня, русский изобразил удивление и дал себя уговорить составить мне компанию.
– Я думал, вы никогда не расстаетесь со своим выдающимся супругом.
– А вы что делаете в Каире? Надеюсь, в Дахшуре ничего не случилось?
Этот диалог, я полагаю, дает достаточное представление о бессодержательности нашего разговора. Каленищефф без умолку трещал, а я поджидала, когда можно будет вставить неприметный, но коварный вопрос. Озабоченная своими далеко идущими планами, я не замечала, что Каленищефф придвигается ко мне все ближе и ближе. Внезапно моей ноги что-то коснулось.
– Сегодня утром я была в квартале древностей, – сказала я, хладнокровно убирая ногу.
– Какое совпадение! – промурлыкал Каленищефф. – Я тоже. Жаль, что мы не встретились раньше. С удовольствием пригласил бы вас на обед, дорогая...
Рука его скользнула под скатерть и, проворно ощупав материю моей юбки, вольготно устроилась на коленке. Я отодвинулась, но стул князя Каленищеффа, казалось, был привязан к моему.
– У меня в Каире есть очаровательная маленькая квартирка, – продолжал ворковать его светлость, с вожделением глядя на меня в монокль, и придвинулся совсем вплотную.
В поисках истины и справедливости я готова пойти на многое, но всему есть пределы. Свой пояс с прилагающимися к нему инструментами я оставила в лагере, однако верный зонтик находился при мне. Стальное острие вонзилось в ногу князя.
Каленищефф выронил монокль, широко разинул рот, потом захлопнул его, потом снова разинул – и так несколько раз. И совершенно беззвучно. Я с интересом наблюдала за его гримасами.
– Счастливо оставаться, ваша светлость. Если у я еще немного задержусь, то опоздаю на поезд.
Как бы то ни было, день я провела с большой пользой и не могла дождаться, когда расскажу Эмерсону о своих открытиях. Правда, свидание с князем придется опустить, не то Эмерсон тотчас помчится в Дахшур и от бедного ловеласа останется лишь мокрое место.
Самое важное открытие заключалось в том, что человек, которого мы считали Хамидом, на самом деле был непутевым сыном Абделя. Но виновен ли Хамид в подлом грехе отцеубийства? Поначалу эта мысль мне понравилась, но чем больше я размышляла, тем больше остывал мой энтузиазм. Я могла представить ссору, даже удар, нанесенный сгоряча. Но вряд ли худосочный и ленивый Хамид стал бы пыхтеть, подвешивая отца на крюк. Уж, наверное, Абдель не смог бы терпеливо наблюдать, как родное чадо пытается его вздернуть, а самоубийством там явно и не пахло.
Всю обратную дорогу я развлекалась подобными умозаключениями. До дома я добралась еще засветло и рассчитывала, что Эмерсон будет на раскопках. Представьте себе мое удивление, когда я обнаружила его в гостиной. С Рамсесом на коленях. Все мое существо пронзила дрожь недоброго предчувствия, но я не смогла удержаться от того, чтобы не выпалить новость:
– Эмерсон! Я выяснила, кем на самом деле является Хамид!
– Являлся, – отозвался Эмерсон.
– Что?..
– Являлся. Рамсес только что нашел его останки, истерзанные шакалами.
5
Увы, теперь нам никогда не удастся расспросить Хамида!.. Я села и сорвала с рук перчатки.
– Удивляюсь тебе, Рамсес. И почему ты вечно натыкаешься на всякую гадость?
– На самом деле это не я, а Бастет наткнулась на эту гадость, – спокойно ответствовал Рамсес. – Я дрессировал ее по своей методе и научил выкапывать всякие вещи. Теперь Бастет тоже археолог. Особый интерес она проявляет к костям, что не удивительно, но наша Бастет – кошка редкого ума, поскольку сумела преодолеть свои инстинкты и...
– Достаточно, мой мальчик, достаточно! – воскликнул Эмерсон. – Амелия, как ты можешь обсуждать с ребенком столь ужасные темы! Такая находка испугает и взрослого!
– И вовсе я не испугался, – недовольно сообщил Рамсес, извиваясь в нежных объятиях родителя. – Ученый-физиолог должен относиться к исследуемым объектам хладнокровно. Я хотел объяснить это папе, но не шмог.
Так всегда: только я решу, что наш сын навсегда избавился от шепелявости, как он непременно вернет меня с небес на землю.
Эмерсон чуть разжал руки, и Рамсес выскользнул на волю.
– Я сразу понял по внешнему виду останков, что они принадлежат человеку, умершему совсем недавно. Бастет вывела меня к месту, где лежали другие части...
– Хватит, Рамсес! – взмолилась я. – Эмерсон, а где эти... останки?
– Я принес их сюда.
– Сюда?! Я бы предпочла осмотреть их на месте.
– Ты бы предпочла их вовсе не осматривать, – слабо усмехнулся Эмерсон. – Слово «останки» полностью отражает суть, Амелия.
– Я их внимательно осмотрел, мамочка, – успокоил нас Рамсес. – Одежды на теле не было.
Смерть наступила несколько дней назад. На шее отметина от веревки, но, по моему мнению, его задушили руками.
Я во все глаза смотрела на юного патологоанатома.
– Хорошо, Рамсес, хорошо. Что будем делать, Эмерсон?
– Я послал за начальником местной полиции.
– Ладно. С вашего позволения, я переоденусь.
Направляясь к внутреннему дворику, я слышала бубнящий голос Рамсеса:
– Позволь мне отметить, папочка, что хотя твоя забота обо мне излишня, но это не значит, что я не ценю твои побуждения.
6
От полицейского, разумеется, не было никакого толку, но я не особо расстроилась, поскольку и не рассчитывала встретить полисмена семи пядей во лбу. Осмотрев останки – а должна признаться, Эмерсон оказался совершенно прав, слово это было самым подходящим, – полицейский ласково погладил свою шелковистую бороду и пробормотал:
– И что еще сотворят эти неверные?
– А что они уже сотворили? – вежливо спросил Эмерсон.
– О, великий Отец Проклятий, этот неверный повесился.
– А затем прогулялся по пустыне и закопался в песок?
– Отец Проклятий изволит шутить, – серьезно сказал египтянин. – Видимо, эту обязанность исполнил его друг. Только друг очень плохо сделал свою работу.
– Чушь! – не выдержала я. – Этого человека убили!
– Возможно, возможно. Если госпожа желает, я допрошу других неверных.
Полисмен явно недоумевал, с какой стати мы так интересуемся ничтожным трупом. Сам он не стал бы волноваться, даже если неверные решили поубивать друг друга. А мы почему-то подняли суету из-за безвестного крестьянина, который даже не был нашим слугой.
Поскольку я не желала видеть, как всех местных жителей построят и изобьют, что в представлении здешних полицейских и называется допросом, то отклонила это любезное предложение. Тем более что Хамид не был ни коптом, ни жителем соседней деревни и эти обстоятельства лишь еще больше смутят напыщенного старого каирца.
Поэтому мы попрощались с ним, и он отправился восвояси в сопровождении целой свиты оборванных и босых подчиненных. Я уже собиралась вернуться в дом, когда Эмерсон, скрестив руки на груди, преградил мне путь.
– Лучше подождем здесь, Амелия. Следующая делегация прибудет с минуты на минуту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33