А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Дело было за французской визой. Его жена, старая крестьянка, не соглашалась расстаться с родиной. Скажинский боялся, что она выдаст его, и… Когда началась история с тростью, Скажинский всеми силами старался избежать каких-либо расспросов, ибо милиция могла обнаружить, что он убил жену.
Поэтому он решил убить Бутылло, который шантажировал его и у которого после таинственного исчезновения жены Скажинского возникли различные подозрения. Скажинский ожидал получения визы со дня на день. Но развитие событий толкнуло его на новое преступление. Остальное ты знаешь…
– Арестовывая Скажинского, Пакула, наверное, не имел понятия, что видит перед собой убийцу Шуллера.
– Да, за эту информацию мы должны быть благодарны тебе. Но преступление раскрыл все же не ты. Ты недооценил Пакулу, Генрик. Пакула получил от своих людей сведения о перекрашенных «сиренах». Кто-то перекрасил светло-серую в темно-зеленую. Сначала Пакула не обратил внимания на этот факт. Но когда нашли затопленную машину, Пакула изменил свое мнение. Он отправился в ту мастерскую, где ему сообщили, что машина принадлежала инженеру Гелецкому. Тот перекрашивал ее по просьбе нового покупателя, Скажинского. Так Пакула оказался в квартире убийцы.
– Ловко, ничего не скажешь, – согласился Генрик.
– Это ты о ком? – спросила Розанна.
– О Пакуле. Потому что Скажинского я начинаю считать дураком. На кой черт ему понадобилось топить свою машину? Не сделай он этого, Пакула не напал бы на его след.
– Ты не прав, Генрик. Поставь себя на место Скажинского. В один прекрасный день ты узнаешь из газеты, что милиция разыскивает хозяина темно-зеленой «сирены». У тебя хватит ума сообразить, что милиция рано или поздно доберется до всех знакомых Бутылло. Тем самым и до тебя. Обратят внимание на то, что у тебя есть темно-зеленая машина. Что делать? Перекрасить ее? Но это бессмысленно. Все знают, какого цвета была она раньше. Оставалось только одно: убедить милицию в том, что убийца избавился от своей машины. Посуди сам, это задумано довольно хитро, и все клюнули на его приманку. Все, кроме Пакулы. Поэтому Пакула выиграл.
17 июня
Генрик стоял у Дома печати, поджидал фоторепортера Белика, с которым договорился отправиться к Бромбергу.
В кармане у него лежал конверт с пятьюстами злотых. Дело не терпело отлагательства, поскольку первая статья о трости уже находилась в наборе. Как он и опасался, главный редактор отнесся к его затее несколько скептически.
– Полиция не смогла решить загадку, а ты спустя столько лет можешь?
– Тросточка. Полиция не догадывалась о существовании тросточки со штыком, – терпеливо объяснял Генрик.
Главный добродушно покачал головой.
– Я-то тебе верю: твоя любовь к правде нам известна. Но поверит ли тебе читатель?
Необходимы были снимки. Фотография Бромберга, рассказывающего об убийстве, он же за приготовлением яичницы, а после на могиле Зазы – все это должно убедить читателя в достоверности изложенных в статье фактов.
Рядом с ним, как и несколько дней назад, остановилась зеленая «сирена». Из машины вышла Юлия.
– Как жаль, Генрик, – сказала она, – что ты в тот раз не поехал с нами. Мы прекрасно провели время – загорали, купались. Мой кузен – прекрасный водитель.
– Ты говорила, будто он твой брат из Познани.
– Брат? Ну да, двоюродный брат, кузен, – говоря это, Юлия залилась краской и вошла в Дом печати.
Кто-то взял Генрика за локоть. Он оглянулся: Розанна.
– Снова за мной следишь? – сердито буркнул он.
– Какой ты скучный! – скривилась Розанна. – Зачем мне за тобой следить, когда все, что ты сделаешь и скажешь, известно наперед. То же самое я могу сказать и о Юлии.
– Красивый у нее брат, – сказал Генрик, указывая на молодого мужчину, сидящего за рулем.
– Брат? – удивилась Розанна. – Я видела, как они целовались вчера на аллее Рузвельта…
Вскоре на редакционной машине к ним подъехал фоторепортер, и через десять минут они были у Бромберга. На дверях его комнаты висел амбарный замок.
– Этого еще не хватало! – выругался Генрик. – Неужели он куда-нибудь уехал?
Спустился на этаж ниже, постучался и спросил, где Бромберг.
– Тот, что жил на чердаке? Умер. Отравился газом и умер.
– Ничего не понимаю! Как отравился? – недоверчиво переспросила Розанна.
– Он слишком рано принял снотворное, – объяснил сосед. – Заснул, вода в кастрюле закипела, перелилась через край и залила огонь. Позавчера его хоронили. Вы из жилотдела? Понимаете, мы хотим приспособить его каморку под прачечную. Вот бумага, все жильцы уже подписались.
Генрик и Розанна вышли на улицу, отпустили фоторепортера и машину. Они решили немного прогуляться. Вид у Генрика был грустный, точно известие о смерти Бромберга потрясло его. Розанна попыталась отвлечь его от невеселых мыслей:
– Знаешь, Генрик, а золоченая солонка вовсе не работы Челлини. А этот серебряный нож не имеет к Екатерине Медичи никакого отношения. Вензель «ЕМ» – инициалы польской аристократии.
– Серьезно? – удивился Генрик.
– В своих мемуарах Крыжановский ни слова не упоминает о том, что солонка работы Челлини, а нож принадлежал Екатерине Медичи.
– Да как же так? Я своими глазами читал в нашей газете…
– Дело в том, что фрагмент, напечатанный в вашей газете, не соответствует оригиналу. На гранках рукописи, что была у вас, кто-то дописал несколько слов. И про Челлини, и про Медичи…
– Не вижу смысла в такой фальсификации. Пакула уже выяснил, что здесь произошло?
– Нет, Генрик, ведь это несущественно. Главное, что преступник пойман.
Генрик проводил Розанну во двор своего дома, где стояли гаражи. Он открыл дверь одного из них и показал девушке на стоящую внутри машину.
– Темно-зеленая «сирена», – шепнула Розанна.
– Я купил ее позавчера. Заплатил тридцать тысяч наличными, остальное в рассрочку. Если хочешь, можем поехать потанцевать.
Она долго над чем-то размышляла, потом проговорила:
– Ты не сумеешь написать репортаж о своей трости, потому что у тебя нет фотографии Бромберга. А тебе не приходила в голову мысль, что история с палисандровой тросточкой может стать основой для криминального романа?
– Я напишу его, будь уверена, – улыбнулся Генрик. – Только книга эта тебе не понравится. Видишь ли, законы жизни и законы литературы не всегда совпадают.
– Не понимаю. Разве это не будет история о тросточке?
– Да, о тросточке. Но главным действующим лицом в ней будет другой человек.
– Не Скажинский?
– Разве тебе не кажется, что в пережитой нами истории есть несколько неясных мест. В жизни всегда остаются какие-то неясности. Но в романе, особенно криминальном, все должно быть четко и ясно.
– О чем ты, Генрик?
– Ну, хотя бы о той же фальсификации текста. Кроме того, мы не знаем, что стало с деньгами, которые снял с книжки Бутылло. Или откуда у меня средства на покупку машины? Может быть, это деньги Бутылло?
– Перестань валять дурака, Генрик.
– Ничего подобного. В романе на все должен найтись ответ.
– А у тебя уже есть ответ для твоих читателей?
– Вне всякого сомнения.
– Ну тогда скажи мне: кто был главным виновником?
– Юлия.
– Ты в своем уме? Глупая, по добрая Юлия? Не будь таким жестоким и не превращай ее в преступницу.
– А я и не говорю, что она была преступницей. Однако она была причиной всех преступлений. А главным убийцей был журналист Генрик.
– Ты?!
– Да, я, как герой романа. Мне хочется написать роман о мрачных закоулках человеческой души. Роман о двух преступниках. Главный из них настолько ловок и изворотлив, что не желает пачкать своих рук кровью жертв. Убивает другой, Скажинский. Скажинского разоблачают. Но его вдохновитель остается па свободе.
– Я не верю в преступления, которые нельзя раскрыть до конца.
– Да нет же, все раскрыто. Преступник найден. Только он убивал по чужому приказу. Такие приказы он ни разу не получал непосредственно. Больше того, Скажинский и не догадывался, что он лишь слепое орудие в чьих-то руках.
– Ничего не понимаю!
– Слушай меня внимательно, Розанна! Представь себе Юлию, красавицу, чуждую всяких сантиментов, стремящуюся к обеспеченной и праздной жизни. Генрик любит Юлию, но не может дать ей такую жизнь, о которой она мечтает. Он беспомощен, сентиментален, непрактичен. Генрик знает: ему никогда не заполучить Юлию, если у него не будет денег.
– Мне очень легко вообразить это, – язвительно заметила Розанна.
– Однажды во время ночного дежурства в типографии Генрик читает дневник доктора Крыжановского. По пути домой он замечает в витрине магазина палисандровую трость. Как ты догадываешься, она вызывает в нем ассоциацию с тросточкой Шуллера, о которой он только что читал.
– Вполне возможно, Генрик – способный журналист.
– Спасибо, Розанна. Он сразу почувствовал, что за тростью скрывается какая-то тайна. Генрик купил ее и немедленно отправился к магистру Рикерту. Я подчеркиваю: немедленно. И разговаривал там с настоящим Рикертом.
– Значит, ты врал, что никогда его не видел?
– Да. Не мог же я навлечь на себя подозрения! Рикерту я заявил прямо: «Скажите мне, как трость попала к вам, ибо мне известно, что прежде она принадлежала эсэсовцу Шуллеру».
– И что Рикерт?
– Он уклонился от ответа. Сказал, чтобы я пришел в другой раз. Он, мол, должен вспомнить, у кого ее купил. В то время Рикерт находился в стесненных денежных обстоятельствах. Трость он купил у Бутылло, но знал, что тот получил ее от Скажинского. А поскольку предметы, продаваемые Скажинским, неоднократно вызывали подозрение (помнишь историю с золотым блюдом?), Рикерт заподозрил, будто Скажинский – Шуллер. «Если это так, – подумал Рикерт, – то не мешает вытянуть из него немного денег, угрожая разоблачением».
– И ты ушел с пустыми руками?
– Это было мне на руку, – улыбнулся Генрик. – Беседуя с ним, я разгадал его замыслы. Я знал, что рано или поздно получу от него нужные мне сведения. В квартире Рикерта я заметил золоченую солонку, о которой шла речь в мемуарах Крыжановского. Я понял, что имею дело со спекулянтами, торгующими вещами невинно убитых людей, и решил отомстить Рикерту. За тысячу пятьсот злотых купил у него старинный серебряный нож. Побежал в типографию и вставил в текст воспоминаний слова о солонке Челлини и ноже Екатерины Медичи. У меня не было ни капли сомнения в том, что, прочтя газету, Рикерт с ума сойдет от злости. Продать за полторы тысячи вещь, стоящую в двадцать раз больше!
– Значит, таинственный Игрек – это ты?
– Да, Розанна. Пользуясь своей фальсификацией, я рассчитывал достать тридцать тысяч злотых для покупки автомобиля. Мне нужна была машина, потому что издевательствам Юлии не было конца.
– Встретив меня у кладбища, ты уже знал, что в тросточке штык?
– Яснее ясного, Розанна. Иначе я не ввязался бы в драку с человеком, который явно сильнее меня. Слушай дальше. Я никак не мог дождаться того момента, когда Рикерт явится ко мне и предложит выкупить нож. Пошел к нему сам и столкнулся с человеком, выдававшим себя за Рикерта. У меня сразу возникло подозрение, что Рикерт пытался кого-то шантажировать и был убит. Хотя Пакула и сегодня считает, будто Рикерт погиб во время катастрофы, я уверен: это было первое убийство Скажинского. Он отправился с Рикертом за город, там оглушил его, а потом поставил автомобиль поперек железнодорожного полотна.
– Выходит, что, когда мы вместе ходили к Рикерту, ездили на кладбище и когда я впервые пришла к тебе, ты все время лгал?
– Да, Розанна. Это было следствием моих житейских планов. Ты ломала себе голову из-за загадочного визита незнакомца в квартиру Рикерта, а я точно знал, что он искал там солонку и серебряный нож. Именно в тот день газета напечатала фальсифицированные мною воспоминания. Бутылло узнал о подлинной ценности ножа и солонки. Пользуясь смертью Рикерта, он попытался украсть их. На следующий день я навестил сестру Рикерта. Во что бы то пи стало мне нужно было узнать, не вел ли Рикерт деловых бумаг и если вел, не записал ли он мою фамилию. С чувством облегчения я увидел, что фигурирую в записках как Игрек. Только убедившись в этом, я пошел в милицию, а потом к Бутылло. Визит к Бутылло сыграл в моей жизни громадную роль.
– Не выдумывай. Я все время была рядом с тобой и не заметила в тебе никаких перемен.
– И все же в Генрике произошла перемена, Розанна. Вид старого, отвратительного Бутылло, обладателя красавицы жены, виллы и автомобиля, заставил журналиста взглянуть на жизнь другими глазами. Сентиментальный Генрик под влиянием вульгарной материалистки Юлии и спекулянта Рикерта подделывает текст воспоминаний. В этом пока еще есть зерно обаяния. Теперь он становится на преступный путь. Генрик знает страшную тайну. Он понял, что где-то притаился человек, готовый отправить на тот свет каждого, кто нападет на его след. Если выражаться фигурально, он очутился в положении человека, знающего, что в одной из комнат притаился преступник и что каждый вошедший в эту комнату погибнет. И журналист начинает советовать некоторым людям войти в ту комнату. Они следуют его совету не потому, что верят Генрику. Они руководствуются алчностью, желанием разбогатеть при помощи шантажа.
– Но ведь я все время была рядом с тобой, – упорствовала Розанна.
– Неправда. Помнишь, когда мы уходили от Бутылло, я вернулся за портсигаром?
– Но что это имеет общего с твоим рассказом?
– Тогда-то Генрик и решил подсунуть Шуллеру новую жертву. Бутылло должен погибнуть, ибо Генрик хочет получить тридцать тысяч за серебряный нож. Свой план он реализует с необычайной ловкостью. Он сообщает Бутылло, что у него есть серебряный нож, который он готов продать. Договаривается встретиться с Бутылло в Лодзи, у Старого кладбища, в семь часов вечера. Когда Бутылло проезжает мимо на машине, Генрик возвращается на виллу. Мы знаем, для чего.
А Бутылло, узнавший от Генрика о существовании записной книжки, спешит к сестре Рикерта. С разочарованием узнает там, что солонку приобрел его злейший враг Гневковский. Остается предложение Генрика. Тридцать тысяч для Бутылло небольшая сумма. Если удастся переправить нож за границу, на нем можно здорово заработать. Бутылло снимает с книжки нужную сумму, встречается с Генриком и получает от него нож. Возвращаясь к разговору о трости, Генрик упоминает имя Шуллера. Бутылло едет к Скажинскому и шантажирует его, требуя заплатить за молчание. Тот обещает собрать нужные деньги. Как он выполнил свое обещание, мы знаем. Смерть Бутылло обрадовала Генрика. Он получил тридцать тысяч, подлеца и негодяя настигло возмездие. Более того, Игреком считают Бутылло, поскольку нож найден у него.
К сожалению, вскоре все начинает усложняться. В редакцию приезжает пани Бутылло. Генрик опасается, что Бутылло поделился с ней своими планами покупки ножа. Тем самым ей подписан смертный приговор. Узнав от Пакулы, что эта женщина при виде мертвого любовника первым делом его обворовала, журналист только утверждается в своем решении. По совету Генрика пани Бутылло отправляется к человеку, которого она подозревает в убийстве мужа. Убийца творит свое черное дело. Кобылинский обнаруживает фальсификацию воспоминаний. Под угрозой разоблачения Генрик советует ему обратиться к людям, покупавшим вещи Икса. Скажинский арестован. Подделка мемуаров разоблачена. Но кто может доказать, что руку убийцы направлял Генрик? Нет, он вне подозрений. Полный печали и жалости, стоит он перед заколоченной дверью Бромберга, Бромберга, который не убивал Зазу.
– Что ты говоришь?! Бромберг не убивал Зазу?
– Он не только не убивал ее. Он никогда и в глаза не видел тросточку со штыком. Просто удивительно, с какой легкостью вы согласились, что палисандровая тросточка принадлежала Иосифу Очко и через Кохера попала в руки Бромберга. У Очко действительно была трость со штыком, но нет никаких доказательств, что именно ее купил Генрик в комиссионке. Неправда также и то, будто Бромберг был зятем адвоката Кохера. Это утверждал ротмистр в застольной беседе. Но мы же знаем: ротмистр – отчаянный враль. Ни в одном из судебных репортажей не упоминается, будто Бромберг был зятем Кохера.
– Но ведь Бромберг признался в убийстве Зазы!
– Да, только после того, как ему пообещали за это признание деньги. Ясно, как день: Зазу убил ее ревнивый муж. Неужели ты думаешь, что можно равнодушно рассказывать, как ты убил любимую женщину, занимаясь приготовлением ужина?!
Повторяю тебе: Генрик умышленно принимает ложь за правду, ибо он хочет написать для своей газеты цикл сенсационных репортажей. Главный был прав, не принимая мою статью без фотографий… А теперь, Розанна, я хочу съездить с тобой за город и немного повеселиться.
Розанна не отвечала, она смотрела на Генрика с ужасом. С трудом выдавила из себя:
– Ты… ты отвратителен. Он печально кивнул.
– Не думаешь ли ты, что после такого рассказа я повезу тебя за город и убью штыком?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17