— Милый Холмс, милый Холмс, — только и пролепетал я.
— Минуточку, Уотсон, дайте согреться, отдышаться и перекусить. Я вижу, что ветчину вы съели часа полтора назад.
— Как вы догадались?
— Элементарно. Именно полтора часа назад вы очень близко подходили к свече и волновали пламя. Я сужу по тому, как именно свеча оплыла… А что бы вам еще делать у свечи, как не разворачивать ветчину?
— Вы абсолютно правы! Но, дорогой Холмс, я с нетерпением жду рассказа о ваших похождениях.
— Не волнуйтесь, милый Уотсон, не волнуйтесь, — сказал Холмс, принимаясь за сырокопченую колбасу, — Что же, укоптилась она отнюдь не отвратительно… Да, я пошел в грязные забегаловки Вест-Лондона, чтобы разузнать, каким образом и когда в преступном мире города возникал этот символ — нарцисс. Чей это знак? Я вам рассказывал, в этих притонах есть три-четыре человека — прямо-таки ходячие энциклопедии преступной жизни. Развязать им язык бывает не просто, но мой природный артистизм, незаурядный ум и пара трубок опиума сделали свое дело. Один из этих стариков, Бэн Дуглас, поведал мне, что цветок нарцисса был знаком принадлежности к крупному преступному клану, который возглавлял легендарный мистер ъ — человек, о личности которого и сейчас еще никто ничего не может толком сказать. Мне, признаться, ни разу не доводилось сталкиваться с кланом мистера ъ, до меня доносились иногда разного рода слухи, но совершенно невозможно было отличить правду от вымысла. Преступный мир склонен мифологизировать своих героев, и согласно одному на мифов мистера ъ никто никогда не видел, хотя я по размаху злодеяний, он, пожалуй, мог сравниться с самим профессором Мориарти. Лет десять назад клан перестал существовать: главным образом потому, что мистер ъ умер. Бэн Дуглас поведал такую легенду: у ъ остались несметные сокровища — десятка полтора алмазов таких размеров, каких попросту и не бывает. Говорят, он хотел оставить их своим детям — сыну и дочери — которые даже и не знали, кем на самом деле был их отец. На сокровище претендовал и второй сын мистера ъ, с которым отец находился в отношениях откровенной вражды: чего-то они крупно не поделили по своей бандитско линии. Говорят даже, что именно сын отравил мистера ъ, во что я лично слабо верю: зачем убивать, не зная, где спрятаны алмазы? Так или иначе, отец схоронил алмазы в тайнике, а шифр и план, указывающий на положение этого тайника, поделил между двумя надежными людьми, которые друг друга не знали. Легенда гласит, что клад зарыт около маяка. Каково, Уотсон? Сын ъ некоторое время провел в Лондоне, но потом был вынужден быстро уехать: предал сообщников или что-то в этом роде, в общем, ему грозила смерть… И самое главное: братья — близнецы… Что вы смотрите на меня, как баран, Уотсон? Зная ваши затруднения с умственной деятельностью, я постараюсь все разжевать как следует… Вообразите, что мистер ъ — отец Элизабет и Исаака Нэдлина. Вообразили? Брат Исаака, о котором последний, заметьте, никогда не знал или просто не помнит, приезжает десять лет спустя в Лондон — все с той же целью, найти алмазы. Мы не можем узнать, как ему стало известно, что половина шифра — у Элизабет, мы также не знаем, как он вышел на Майкла Джексона. Так или иначе, это случилось. Элизабет, надо полагать, не захотела отдавать сувенир вдруг появившемуся брату, собиралась рассказать все Исааку (помните ее фразу: «Мне нужно с тобой поговорить»?) и была в этот момент настигнута убийцей, который, конечно, легко подкупил горничную, знаем мы этих горничных, и который счел, что единственный свидетель находится в обмороке, и не стал от него избавляться. Или даже понадеялся, что на сэра Исаака падет подозрение, которое нервнобольному будет очень трудно опровергнуть. Получилось даже еще лучше: сэр Исаак сам взял на себя вину, увидев, как двойник убивает сестру… Но сэр Исаак был убежден, что двойник — это он сам и есть… Уотсон, вы в состоянии следить за моей мыслью?
— О, да.
— В таком случае, поделитесь со мной сыром, который вы с таким энтузиазмом истребляете, и слушайте дальше. Спасибо, Ошибки преступника в том, что он не оставил ножа на месте первого убийства, а второе совершил точно таким же характерным ударом. А то, что мы в обоих случаях узнали о похищении безделушек — это, право же, только везение или выдумка, удобная для сюжета рассказа. Завладев медальоном, преступник узнает, что клад или то, что он считает кладом, находится на маяке с инициалами «С. Г#». И если мы с вами в течение трех секунд узнали о существовании двух таких маяков, то преступник сделал это еще быстрее.
— Вот записка от Лестрейда: на «Синем Гольфе » он уже был.
— Холмс повертел записку в руках, понюхал, попробовал на вкус.
— У рассыльного, который доставил ее сюда, явные признаки холецистита. Но нам это ни о чем не говорит. Интересно, удовлетворил «Синий Гольф » третьего Нэдлина или нет? Знаете, Уотсон, эта проклятая оглобля, упавшая мне на голову, сильно нам навредила. У меня ведь была просто блестящая идея, но я никак не могу ее вспомнить! На лестнице шаги, Уотсон. Ба, да это Лестрейд! Лестрейд, хотите сыру?
Лестрейд выглядел так, будто его в течение часа валяли в грязи. Костюм его был ужасен, исцарапанное лицо с трудом оживляли красные от бессонницы глаза.
— Ну его к черту, ваш сыр, мистер Холмс! Я — с маяка «Свирепый Гена ». Час назад туда заявился человек в плаще с капюшоном. Лица не видел, сразу предупреждаю. Ростом невысокий, но какой ловкий, черт. Нас было четверо: я и трое высококлассных полисменов. Рейджер Бикс — чемпион Лондона по боксу! И что же? А то что через несколько минут три полисмена, в том числе чемпион Лондона, были отправлены к чертовой бабушке, то есть прямиком на тот свет, я уцелел по счастливой случайности, потерял сознание, а, очнувшись, увидел, что «Свирепый Гена » разнесен так же, как и «Синий Гольф »! Мне страшно стыдно, господа, это первый случай в моей практике, но я упустил преступника… И жив-то я, думаю, только потому, что Уотсону не хочется терять персонажа, в лице которого он из рассказа в рассказ издевается над Скотлэнд-Ярдом…
— И мы снова не знаем результатов его поисков, — воскликнул Холмс, — Ах, если бы я мог вспомнить, о чем я думал, прежде чем вы, Лестрейд, вошли сюда в прошлый раз и прежде чем меня шарахнула по башке окаянная балясина! Голова, господа, мое слабое место…
Холмс нервно ходил по гостиной, через раз попадая в рот трубкой, а через раз не попадая. Лестрейд ухватил сыр и взволнованно жевал. Мне захотелось огурца.
— Что же делать, господа? — возопил инспектор.
— Прежде всего — принять меры к задержанию преступника, — сообщил Холмс, продолжая метаться по комнате. — Дайте распоряжение, Лестрейд, чтобы фотография сэра Исаака Нэдлина была разослана по всем портам и полицейским управлениям.
— Исаака Нэдлина? — удивился Лестрейд. — Но он прекрасно сидит себе в камере. Ловить его второй раз — можно, конечно, но для этого его придется сначала выпустить… Довольно странное занятие вы предлагаете.
— Уважаемый инспектор, у нас нет времени. До сих пор мои советы вас не обманывали, не так ли? Исполните же и этот.
— Бога ради, Холмс, Бога ради, — нервно сказал Лестрейд, — вот заходит полисмен, и я отдаю распоряжение. Я понимаю, что вам непременно нужна в каждом деле какая-нибудь причуда, чтобы доктору Уотсону было чем привлекать своих читателей. Но я, кроме того, служу закону, я хочу разгадать тайну…
— Лестрейд, — послышался усталый голос Холмса, — все мы хотим именно этого. Я предполагаю позавтракать, привести себя в порядок и снова браться за дело. Да, позавтракать и привести себя в порядок, — Холмс подошел к зеркалу. — Боже, как я ужасно выгляжу. Хоть убирай зеркало…
И решил разрядить обстановку шуткой (тем более, что и предвкушение завтрака настраивало на несколько игривый лад):
— Миссис Хадсон не позволит. Она, как и Элизабет Нэдлин, хочет, чтобы все оставалось на своих местах. После вашей смерти, Холмс, она намеревается открыть здесь мемориальный музей…
— Что вы сказали? — закричал Холмс.
— После вашей смерти здесь будет музей…
— Нет, до этого что вы сказали?
— Что миссис Хадсон, как Элизабет Нэдлин…
— Твою мать! — расхохотался Холмс, — Проклятая оглобля! Я вспомнил. Уотсон, Лестрейд, мы срочно едем на Кукуц-Мукуц-стрит. Мы едем без завтрака.
Холмс скатился с лестницы, черной молнии подобный. Мы с Лестрейдом бежали следом. С нами зачем-то увязалась миссис Хадсон, что было совершенно ни к чему — особенно с точки зрения литератора, которому предстоит описывать события и как-то мотивировать все поступки персонажей. Кроме того, из-за нее мне не хватило места в кэбе, а потому пришлось пристроиться на запятках. Только ветер доносил обрывки беспорядочных фраз Холмса: «Проклятая оглобля… Не убирать зеркало…»
Кэб остановился на Кукуц-Мукуц-стрит. Уже рассвело, но громада особняка как бы продолжала, стоять в предрассветном тумане: массивное серое здание за угрюмым забором. Холмс громадными прыжками понесся через сад. рядом с ним стремительно семенила навязавшаяся миссис Хадсон, мы с Лестрейдом чуть-чуть поотстали, Холмс распахнул входную дверь и остановился, миссис Хадсон взвизгнула и подпрыгнула. Подбежав, мы увидели страшную картину: на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, лежала молодая девушка. Голова ее была запрокинута, под правым ухом алела смертельная рана. Судя по одежде, это была горничная. В каморке под лестницей послышалось шуршание, скрипнула дверь, показалось бледное старческое лицо…
— Г-господа, — с-сказало лицо, — г-господа, здесь п-произошло убийство.
— А то мы сами не видим, ч-черт вас дери, — ответил остроумный Лестрейд. — Кто вы такой?
— Я д-дворецкий, меня зовут Том… Это случилось буквально полчаса назад. Я услышал шум, выглянул и увидел, как бедная Кэтти падает, вся в крови, а по лестнице взбегает человек в сером плаще… Я… Я не решился выйти… Я очень испугался… В-вчера здесь была убита миссис Элизабет, а сегодня…
— Страсти какие, — заметила миссис Хадсон, — Теперь я понимаю, Холмс, почему вы и доктор так много курите и много едите. Мне при виде этой ужасной картины немедленно захотелось, допустим, ухи.
— Теперь мы, во всяком случае, знаем, что на «Свирепом Гене » наш малыш тоже ничего не нашел, — сказал Холмс. — Потому он в отчаянии бросился сюда, чтобы вновь попытаться найти потерянную нить. Последуем его примеру. Любезный Том, проводите нас в спальню мистера Исаака.
Том живо подхватил лампу и поспешил наверх. Спальня, как и писали газеты, оказалась глухой комнатой без окон, длинной и узкой, с одной стороны всю стену занимала дверь, в которую мы вошли, с другой — большое зеркало. Занавески, скрывавшие зеркало, были раздвинуты. На секунду мне стало не по себе: мне представилось, что и наши изображения выходят из стены в комнату и достают ножи… Но Холмс кинулся к зеркалу и стал ощупывать его сверху, снизу и с боков.
— Где-то должна быть кнопка, — пробормотал Холмс, и в этот момент раздался сухой щелчок и зеркало плавно распахнулось нам навстречу, раскрыв две свои половинки, как створки шкафа.
— Таким вот образом двойники выходят из зеркал, — самодовольно улыбнулся Холмс.
За зеркалом оказалось небольшое квадратное помещение, в котором, однако, располагалась кровать, стул, стол и что-то вроде тумбочки.
— Том, вы знали о существовании этой комнаты? — спросил Холмс.
— Н-нет, с-сэр.
— А куда ведет этот люк? — Холмс указал на пол, где действительно виднелась крышка люка.
— Н-не могу знать, сэр, — пролепетал Том. — Но там внизу спальня мисс Элизабет.
Холмс открыл люк.
— Лестрейд, у вас есть фонарики?
— Штук шесть, Холмс. Но если мы поедем на Скотлэнд-Ярд, там их у меня до черта, штук четыреста.
— Не надо четыреста, дайте один. Холмс посветил в люк.
— По всей видимости, это действительно спальня мисс Элизабет. Негодяй был здесь, все переворошено. Строго говоря, мы могли бы проникнуть сюда обычным путем, с первого этажа. Не знаю, кому понадобилась эта акробатка. Очевидно, Уотсону, для пущей живости его сочинения.
Холмс прыгнул в люк. Мы последовали за ним. Последней, охнув, сиганула миссис Хадсон. Том прыгать не стал, а спустился по лестнице.
— Прыткий малый, — заметил Холмс, оглядывая комнату, — все перевернул вверх дном. Лестрейд, посмотрите бумаги, а я возьму альбом с фотографиями, который лежит около подсвечника. Преступник, наверное, подошел к свету, чтобы его пролистать… Вот оно! На этой странице явно не хватает фотографии и, судя по тому, что на альбомной пыли свежие следы пальцев, именно этот снимок стал добычей преступника. Том, в доме есть съестное? То есть я хотел спросить: вы, конечно, не знаете, что за фотография была на этой странице?
— Я знаю все фотографии в этом альбоме, сэр. Это старый семейный альбом, им очень дорожили в доме.
— Ну, так что за снимок? — обернулся Холмс.
— Дайте припомнить… Точно: на этом снимке был изображен сэр Дэвид, отец мисс Элизабет и мистера Исаака. Он стоял на палубе яхты и ветер трепал ему волосы.
— Зачем?
— Ветер дул, сэр. Ветер дул, а сэр Дэвид стоял на палубе, на фоне Тауэра.
— М-да, Тауэра… Это кстати. А что еще было на фото?
— Ничего, сэр. Тауэр, яхта и мистер Дэвид. Мистер Дэвид кушал пирожок, сэр.
— С чем пирожок, с чем? — хором спросили мы с Холмсом.
— С ливером, сэры. С ливером или же с капустой.
— У мистера Нэдлина была яхта? — спросил Холмс.
— Нет, сэр. Это была обыкновенная прогулочная яхта, сэр Дэвид брал ее внаем. Он катал по Темзе детей, мисс Элизабет и мистера Исаака. Он и меня брал с собой. Мы обильно кушали во время этих прогулок. Никогда не забуду окуня в сметане…
— А вы не помните, как называлась яхта, — у меня было впечатление, что Холмс растерян и спрашивает лишь для того, чтобы что-нибудь спрашивать.
— Мы катались на разных яхтах, сэр. Но ту, что изображена на снимке, сэр Нэдлин брал чаще других, там, на фотографии, видно ее название.
— Какое название?
— «Святой Грааль », сэр.
— С. Г. — воскликнул Лестрейд, — Что за чертовщина?
— Святой Грааль — это не чертовщина, — обиделась миссис Хадсон.
— Где мы можем найти эту яхту? — голос Холмса дрожал от волнения.
— Мы брали ее в яхтклубе «Маяк », сэр.
Лестрейд охнул. Я почувствовал, как часто забилось сердце.
— Опять бежать, господа, — устало произнес Холмс, — Опять бежать, и снова без завтрака. Миссис Хадсон, отправляйтесь, ради Бога, на Бейкер-стрит и приготовьте нам молочного поросенка. А нам с вами, дорогой доктор и милый инспектор, предстоит нелегкое утро…
Когда мы добрались до яхтклуба «Маяк », было уже семь часов утра. Издалека было слышно, как зевает в служебном домике только проснувшийся ночной служащий. Холмс толкнул запертую дверь и крикнул:
— Любезный! В вашем клубе есть яхта «Святой Грааль »? В окошке возникла взлохмаченная голова.
— Странное дело, — удивленно сказал служащий, — Второй раз за двадцать минут требуют «Святой Грааль. На кой ляд он вам сдался в эдакую рань?
— Так где же он?
— Я уже объяснил тому господину в сером плаще, что приходил перед вами. Вчера вечером его взяла для пикника компания студентов. К девяти часам должны вернуться… Они пошли вон туда — вверх по реке.
— Студенты тоже ищут клад? — удивленным шепотом спросил Лестрейд.
Холмс отмахнулся.
— Скажите, любезный, в клубе есть моторный катер?
— Есть, господа. Но его только что забрал тот самый господин. Очень хорошо заплатил. Странное, прямо скажу, утро, сначала все хотят «Святой Грааль », а потом моторный катер.
— Тысяча чертей! — взревел Лестрейд. — Он уйдет! Эй, как вас там, черт бы вас драл, у вас есть еще один моторный катер? Я из полиции!
— Из полиции? — удивилась лохматая голова. — Хорошее дело. Нет, господа, у нас нет второго катера.
Лестрейд застонал и заметался по берегу. Холмс подошел к самой воде, заложил руки за спину и молча смотрел вверх по течению. Я встал рядом. Холмс помолчал еще с минуту, потом произнес:
— Кажется, Уотсон, на этот раз мы проиграли. Проклятая оглобля… Во всем, однако, есть своя положительная сторона. Можно возвращаться на Бейкер-стрит, где нас ждет маленький поросеночек…
Но именно в этот момент на реке показался прекрасный самоходный катер — белый, с красной полосой, с желтым праздничным флагом. Лестрейд заголосил и замахал руками. Катер причалил, Лестрейд взлетел на него с криками «полиция!», и скоро мы уже неслись по Темзе.
— А скажите, капитан, — суетился Лестрейд вокруг флегматичного бородатого богатыря, похожего на артиста Шона О'Коннори, — Ваша машина ходит быстрее этой чертовой посудины клуба «Маяк »?
Капитан медленно покивал головой.
— И мы сможем ее догнать?
Капитан пожал плечами. Солнце поднялось уже довольно высоко, освещая блестящую водную гладь на пару миль перед вами: не было видно ни одного суденышка.
— К каким чертям они делись?
1 2 3 4