— Я оставлю тебе неколько тысяч, чтобы ты ежемесячно посылал деньги моему мальчику, — сказал Сашко.
— Десять процентов за обмен, — ответил Крыса и тут же разозлился на самого себя за то, что не запросил больше.
От Крысы Ромуальд позвонил в управление Госстраха и долго уговаривал какого-то инспектора, чтобы он застраховал его или по крайней мере Хуго от несчастного случая. Но инспектор был неумолим: при страховке необходимо предъявить паспорт.
Ромуальд боролся с соблазном позвонить Хуго. Ну, что он мог ему сказать? Здравствуй? Или дать денег? Нет, от «здрасьте» парню никакой пользы не будет, а от больших денег — тем паче. После того, как деньги кончатся — а, учитывая доброту и легкомыслие Хуго, это случится очень быстро — после того, как деньги кончатся, он еще острее почувствует необходимость в них и, не дай бог, сотворит какую-нибудь глупость. Мальчик не из тех, кто способен делать деньги, а денег ему захочется. Пусть лучше Крыса посылает ему по сотне в месяц. Эта сумма позволит мальчику жить безбедно, но роскошествовать не даст.
Часы показывали половину двенадцатого. Может, я до обеда успею воротиться, подумал Ромуальд.
— Вызови такси!
— Иди на улицу и поймай. Сейчас день, пустых машин навалом, — посоветовал Крыса. Вызов такси он считал расточительством и не хотел его допускать, хотя речь шла не о его деньгах. Ромуальд же подумал, что у Крысы иные причины не вызывать такси, но не стал спрашивать, какие именно.
На улице плясала метель. Такси не было, зато появилась какая-то легковушка. Ромуальд поднял руку.
Дорога была скользкая и потому Козинд не торопился: видимость плохая, еще ткнется в бок какой-нибудь джигит. От этих ребятишек никакого спасения нет! На «Яве» газуют на всю катушку, стоит сесть в машину — все, педаль до отказа. Вот и приходится удирать от них, будто в пятнашки играешь.
Козинд пробыл шофером у Сашко неполный год. Ромуальд не мог вспомнить теперь, кто рекомендовал ему Козинда, но в какой форме это было сделано, он помнил.
— Если разрешить ему халтурить, то шофер будет у тебя — лучше некуда. Не слишком глупый, не слишком умный, и умеет держать язык за зубами!
Ромуальд попросил Козинда остановиться, когда до тайника было еще далеко. Спрятал в яму золото и пятилатовики и хотел было бросить туда и оставшиеся деньги, но передумал. Сумма была довольно большая — тысяч десять или чуть больше в пересчете на новые деньги.
Потом он засыпал яму, закидал ее сверху ветвями и вернулся к машине. Козинд читал газету. Он всегда читал газету, когда приходилось ждать.
— Поехали!
Сашко сделал предложение не вдруг. Он расспросил Козинда о семье, узнал, как растут девочки, попытался выяснить, какое у него настроение и материальное положение, вызнал, что делал бы Козинд, если бы вдруг ему в лотерею выпал большой выигрыш, и только тогда сказал:
— Я мог бы дать тебе тысяч десять…, Козинд глянул на него как на сумасшедшего.
— Я не шучу. Видишь ли, я не освободился, я просто убежал из тюрьмы и только что решил вернуться. Лучше отсидеть еще пять лет, чем до конца жизни быть в бегах.
Козинд побелел как мел и даже остановил машину.
— Эти деньги у меня за пазухой.
— Но мы же не можем оформить долговое обязательство…
— Никаких обязательств не надо.
— Так поверите?
— Сумма великовата, чтобы просто так…
— Я бы с удовольствием взял… Как раз сейчас в Донях продается дом. Человек для себя строил, а его переводят директором в Валою… Восемь тысяч новыми. Хороший дом. Я бы занялся гладиолусами и за пять лет вернул долг… Ну, самое большое за шесть Я подсчитал.
— Ты мне напиши расписку, Есть у тебя бумага?
— Тетрадь.
— Подойдет. Бери ручку, я буду диктовать. Сверху большими буквами: «Расписка». Дальше… Я, такой-то и такой-то, проживающий в Риге там-то и там-то… настоящим подтверждаю, что получил от Сашко Ромуальда сто шесть тысяч рублей на приобретение дома и инвентаря… А теперь внимательно… Мне известно, что упомянутые деньги приобретены путем хищения государственных средств, мне известно также, что эти деньги подлежат конфискации, что Ромуальд Сашко скрыл их от государственных органов и, учитывая тот факт, что он осужден с конфискацией всего имущества, эти деньги фактически являются государственной собственностью… Дальше дата и подпись…
Ромуальд дотянулся до чемодана, стоявшего на заднем сидении и открыл его:
— Вот они… — Я возьму пару десяток на дорогу… Ну, пора прощаться… Счастливой покупки!
— Счастливо!
Дорога была такая скользкая, что «Волга» забуксовала и не сразу тронулась.
«Вот это удача! Деньги определенно пропали бы, а теперь я по крайней мере хоть сколько-то получу!» — Ромуальд глянул на автомобильные часы. Двенадцать двадцать. К обеду еще можно было бы успеть. До старой дачи совсем недалеко. Он заторопился.
В продовольственном магазине Сашко купил пустую литровую бутылку.
Лопаты не было, он попробовал копать землю куском доски, но она скоро сломалась. Ничего подходящего больше не нашлось, и он стал рыть руками. Обломал все ногти, пальцы болели.
Когда он вернулся на шоссе, до обеда оставалось только пятнадцать минут, но он все же надеялся проскользнуть в лаз незамеченным и, в зависимости от обстоятельств, воспользоваться несколько измененным вариантом алиби. Он нащупал в кармане ключ. Великолепная улика! Вот бы следователь обрадовался… И Сашко закинул ключ в снег.
Такси он все-таки поймал, шофер мчался как черт, потому что Ромуальд пообещал ему за скорость все, что у него оставалось.
У лаза в заборе, через который солдаты из госпиталя убегали к своим девчонкам, стояли два милиционера со служеб-ной собакой на брезентовом поводке. Опоздал! Ромуальд велел ехать к колонии. Несколькими минутами позже он стоял в кабинете начальника и говорил, что до сих пор не может понять, что побудило его к побегу. Чердачная дверь была открыта, он снес вниз куски старой жести и там, у мусорников, увидел лаз в заборе. Дальше он действовал, как во сне. Ходил по улицам… Думал… Сожалел… Потому и воротился…
— А теперь можете кусать себе локти, — огорченно сказал начальник. — Явились бы часом раньше, и, может быть, не пришлось бы передавать дело в суд…
Никто не думал, что суд приговорит Ромуальда к двум годам — это была высшая мера наказания за побег. То, что он вернулся сам, все сочли смягчающим обстоятельством. Суд тоже так считал, однако приговор был суровым — в назидание другим.
22
В то проклятое утро Конрад так и не попал домой. Не имело смысла мчаться в Задвинье на каких-то два часа и потом трястись обратно. Позавтракать он может в кафе или просто купить в магазине пирожков и съесть их у себя в кабинете. Размышляя об этом, он уже ощущал приятный горьковатый вкус чая и его аромат.
— Остановите здесь, у магазина, — сказал Конрад шоферу.
В магазине было полно народу, как обычно сразу после открытия. Кондитерский отдел находился в самом конце, и оттуда плыли соблазнительные запахи.
Сперва Конрад хотел взять полдюжины пирожков, но они были такие теплые, что он попросил полный кулек — наверняка еще кому-нибудь захочется.
Когда они подъехали к министерству, Конрад увидел, что милиционер уже ведет кассиршу магазина с улицы Вирснавас, а из машины вылезает сердитый старик Николай Голубовский.
— Доброе утро! — приветствовал Конрад Голубовского и с сожалением подумал, что пирожкам суждено остыть.
— Здравствуйте! — Голубовский протянул тощую ладонь, и они пожали друг другу руки.
Потом они вместе пошли наверх. Два старика. Один шел враскачку, как моряк, и, мечтая о пирожках, с достоинством отвечал на приветствия. Второй — развалина, семенил мелкими утиными шажками и широкой улыбкой приветствовал тех, кто приветствовал Конрада.
— Насколько я понимаю, — засюсюкал Голубовский, когда они вошли в кабинет Конрада, правда восторжествовала.
— Садитесь, — Конрад предложил свидетелю стул. Тут же в соседней комнате послышалось движение.
Вошел Юрис. В руках у него была вешалка со светло-коричневым плащом покроя реглан. Юрис держал плащ высоко и поворачивал из стороны в сторону: так обычно держат одежду на ярмарочных распродажах и в химчистке, когда хотят разглядеть мелкие пятнышки. Юрис повернул плащ спинкой к Голубовскому.
— Узнаете? — спросил Конрад.
Голубовский пожал плечами, почесал висок, выпятил нижнюю губу.
— Черт его знает… Может быть… Примерно такой был на этом, который ударил… Но утверждать не берусь! Для того, чтобы утверждать, надо быть полностью уверенным. Для того, чтобы утверждать…
— Спасибо, Юрис!
— Для того, чтобы утверждать…
— Вам тоже спасибо! Юрис унес плащ.
Плащ нашли на диване на втором этаже дома Римшей, рядом с брезентовыми инкассаторскими мешочками. Преступник или преступники не хотели возиться с рублями, трешками и пятерками — деньги были рассыпаны по дивану и полу, общая сумма составляла около четырех тысяч. Казалось, все произошло в страшной спешке, потому что один инкассаторский мешочек завалился за диван и остался нетронутым — в нем было почти три тысячи.
— Посмотрите сюда! — Конрад пригласил Голубовского поближе к письменному столу, Он разложил целую серию фотоснимков. С фотоснимков смотрели разные мужчины. И Хуго тоже. Конрад включил настольную лампу, чтобы Голубовскому было лучше видно.
— Не похож ли кто-нибудь из них на человека, который вошел в магазин?
— Тогда?
— Тогда.
Голубовский нацепил на нос очки, его лицо собралось мелкими морщинками. Он сосредоточивался. Он выглядел как человек, который глубоко осознает серьезность доверенного ему задания и готов ради дела принести самые тяжкие жертвы.
Голубовский по нескольку раз рассмотрел каждую фотографию и с ударением произнес:
— Здесь его нет. На инкассатора напал часовщик Дуршис. Я это уже показывал.
— Вы утверждаете?
— Утверждаю, что на инкассатора напал гражданин Дуршис или кто-то очень на него похожий.
Конрад отложил в сторону фотографию Хуго и собрал остальные. Он двигался медленно, даже сонно, движения его были мягкими, как у лемура. Он тянул время и неприметно, но зорко следил за реакцией Голубовского.
— А не этот ли был в магазине? Пожалуйста, посмотрите внимательнее!
Голубовский присунул фотографию Хуго почти к самому носу, потом наклонился поближе к лампе.
— Не-ет. Впервые вижу.
— Этот снимок сделан год или два назад. У меня есть более поздний, но… — он нарочно не окончил предложенне, чтобы дать возможность Голубовскому попросить: «Покажите!»
Конрад ловко разложил перед ним снимки, сделанные после смерти Хуго. Хуго лежал на ковре в большой комнате Римшей. Казалось, будто тяжелый орнамент ковра давит на него, и он открыл рот, чтобы это сказать.
Ни одна черточка не дрогнула в лице Голубовского, однако руки предательски затряслись.
— В этом доме он был не один. Были там и другие трупы, — как бы между прочим заметил Конрад.
Руки Голубовского перестали трястись. Может быть, это была непосредственная реакция на жуткие фотографии? Он же не медик и не юрист, которые со временем привыкают к подобным картинкам.
— Ужасно…
— Не знаете?
Голубовский покачал головой. Казалось, он размышляет о чем-то. Конрад подписал ему пропуск и сказал?
— До свидания!
Голубовский вздрогнул, будто его внезапно разбудили, взял пропуск, поклонился и быстро вышел.
Конрад разминал сигарету, чтобы придать ей округлую форму, но она лопнула, и он бросил ее в корзину для бумаг.
Кто такой этот Голубовский? Почему он врет? Голубовский… Знакомая фамилия. Казалось, память вот-вот подскажет ему то, что нужно, но ей опять не хватило силы, и мелькнувшая было догадка рассеялась, так и не оформившись.
Кто такой Голубовский? Это надо узнать сегодня же.
Вошел Юрис и доложил, что продавщица трикотажного магазина сразу узнала плащ.
— Тот самый, — сказала она.
— Такой же, — поправил Юрис.
— Реглан, пятьдесят второй размер, четвертый рост, точно?
— Как в аптеке.
— Давно работаю в магазинах.
Но фотографию Хуго показывали ей напрасно: она не приметила лица преступника.
— Хочешь чаю с пирожками? Когда я покупал, были совсем еще теплые.
— Потом, — отказался Юрис. — Кассирше показывать картинки? Эти, свеженькие?
— Зачем?
— Я тоже думаю, что незачем, Пойду отпущу ее.
— Алвис не звонил?
— Нет.
— Хорошо. Я сам справлюсь. Иди… иди, но к одиннадцати возвращайся. И придумай что-нибудь умное, чтобы на совещании нам не пришлось хлопать ушами. Такой клубок накрутился, хоть вешайся, Что с квартирантом Лангерманиса? Выяснил?
— Вася-Кот. Сидит. Увел велосипед.
— Где сидит?
— В предварилке. Скоро суд. Я им займусь, как только появится свободная минутка.
— Ну, иди же! Чего стоишь? Время не ждет!
Не хватало ему еще неприятностей с Алвисом. Но куда ты денешься!
Ровно в девять дверь Конрадова кабинета отворилась, и на пороге появился Алвис Грауд. Он был очень аккуратно одет, волосы тщательно приглажены, лицо решительное. Ничего хорошего это не предвещало. Особенно, если учесть Алвисово упрямство.
— Разрешите войти, товарищ полковник?
— Заходите, заходите, товарищ капитан, — парировал Конрад, потому что официальный тон не был между ними принят.
— Приказываю заявление, которое лежит у вас в кармане, выбросить в корзину для бумаг!
Нет, не помогло.
Алвис деревянным шагом прошел через кабинет и вытянулся в струнку.
— Служебное задание было выполнено мною поверхностно, что явилось… Я готов отправиться на гауптвахту…
— Строгий выговор с предупреждением! — отчеканил Конрад. — А на собрании сможешь проанализировать свои ошибки.
— Нет, я прошу вас отправить меня на гауптвахту!
— И отправлю! На гауптвахте ты отдохнешь, когда мы закончим дело!
— Прошу вас…
— Будь же человеком, черт подери! Ну, что ты такое натворил? Поверил телефонному звонку; не съездил проверить гараж Нелли Римши? Но ты, между прочим, не имел никакого права лезть в ее гараж! Она могла послать тебя ко всем чертям! Ты же не пожарник, которому позволительно всюду совать нос, ты же инспектор уголовного розыска, и для того, чтобы ты мог куда-то сунуться, необходим специальный ордер. А выговор я тебе влеплю за то, что не сумел сунуть нос в гараж без ордера.
— Я бы попросил ее показать мне гараж, и она показала бы…
— Показала бы. Согласен. Если бы «Запорожец» еще никуда не пропал, а такси 86 — 37 еще не появилось, тогда бы она показала. В противном случае она потребовала бы ордер!
— Если бы не эти трупы, я…
— Ты не попросился бы на гауптвахту?
— Нет.
— Ты же просишься туда потому, что хочешь избежать собрания. Мудрецу Грауду трудно выступать в роли собственного обвинителя. Но неужели ты надеешься, что гауптвахта спасет тебя от последствий твоей ошибки? И совещание тоже не избавит. Так не бывает. Пирожков хочешь? Когда я покупал, были совсем теплые.
— Не хочу.
— А кто же их есть будет? Мне одному не проглотить весь кулек! У тебя есть хоть малейшее представление о том, как и что случилось в доме Римшей?
— Один собрал весь урожай.
— А, может, двое? Или трое? Может… Да садись же! Я рассмотрел различные варианты — просто хоть вешайся! — продолжал Конрад. — Если преступников двое и одного неизвестного гражданина мы обозначим через х, возможны будут разные комбинации. х+Римша. х+Хуго. Хуго + Римша. Единственно Нелли остается вне подозренией, потому что Тереза видела, как она запирала ворота за такси. Она также видела, что Римша приехал, но не видела человека, который уехал в такси. Никто не видел шофера такси!
— Надо начинать с другого конца. Надо начинать со стрельбы. Я был в Донях около половины восьмого и разговаривал с Нелли Римшей. Все ружья были в шкафу. К сожалению, как только я ушел, Тереза отправилась на карнавал — она бы услыхала выстрелы, а другие, дальние соседи Римшей могли их и не слышать, потому что стреляли в подвале. У Козиндов никого дома не было, так как сестра Терезы и мать уехали на работу, а хозяин в это время находился в городе. Он вернулся в девять вечера и выстрелов не слышал. Значит, бойня была между половиной восьмого и девятью вечера.
— Мимо! Соседи слыхали выстрелы. Один выстрел. Один-единственный выстрел около одиннадцати вечера. Только никто из них не подумал, что это выстрел, Козинд сказал: «Был вроде хлопок такой, я слышал. Не мог понять, что это хлопнуло». Другой сосед подумал, что мальчишки взрывают самодельные ракеты. Ну, ты еще не передумал дезертировать?
— Не передумал.
— Тем хуже для тебя. Все равно придется передумать. Юрис помчался в Огре, потому что «Запорожец» Римши еще вчера был найден в лесу у дороги Сунтажи-Огре. Рабочие в лесу заметили его уже утром, но думали, что это грибники приехали или ягодники. В Огре его доставили ночью, еще до того, как мы объявили розыск.
— Значит, этот тип уже далеко.
— К сожалению! — Конрад положил на стол кулек с пирожками:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24