Запор открывается очень сложной цифровой комбинацией и есть еще двойная система блокировки механизма. К тому же сейф из броневой стали и не поддается взрыву или автогену.
— Грабители не могли воспользоваться взрывчаткой или автогеном из-за шума, дом же обитаем. Сейф вмонтирован в стену, следовательно, вынести его невозможно. Это работа для специалиста очень высокой квалификации.
— Да. И к тому же он должен был работать несколько часов.
Я старался говорить безразличным тоном и пытался сделать бесстрашное лицо.
— Да, тут работы на целую ночь, — сказал Роланд. — У тебя какие-нибудь версии?
— Нет. Версии пусть будут у полиции. Мне остается только развести руками.
Уже в машине я сказал Соланж:
— Теперь я не сомневаюсь, что это дело моих рук.
— Почему, Сим?
— Мне известен подобный механизм. Я смогу открыть его. Если же это сделал не я, почему этой вырезки из «Эко» или других газет нет в моем архиве?
— Мишель, должно быть, подозревал об этом, раз он ссылался на стихи Верлена.
— Это очень в его стиле. Он уверен, что меня похитили для того, чтобы я открыл этот сейф. Он читал об ограблении и хотел увериться на мой счет и только. А я ничего не вспомнил.
— Но ты узнал дом.
— И также вспомнил статуэтку. Я ее уже рисовал.
Когда мы приехали домой, то увидели, что возле ограды стоит машина. Черный «ситроен». Но не Монтаржи. Из автомобиля вышел инспектор Дориани с каким-то мужчиной.
Я хотел открыть ворота дорожки в гараж, когда незнакомец с каким-то свертком под мышкой зашел ко мне за спину, как будто собирался отрезать путь к отступлению. Лионел Дориани, весьма серьезный, сказал:
— Добрый день. Я хотел бы с вами побеседовать, Лефранж.
Вот... Я уже был не «мсье Лефранж».
— Только закрою машину и я весь в вашем распоряжении. Соланж поднялась с Дориани по лестнице в дом, я запер машину, сопровождаемый неизвестным мне субъектом с продолговатым лицом, напоминающим морду собаки. В гостиной в тишине нас ожидали Соланж и Дориани, который представил своего спутника:
— Мой коллега инспектор Дюпон из Восточного округа. Дюпон неожиданно улыбнулся, оскалив зубы, как собака, которая собирается укусить. Дориани вежливо продолжал:
— Мадам не обязательно присутствовать.
— Можете говорить при ней. У нас нет секретов друг от друга.
— Так-так. Как хотите, Лефранж. Я бы хотел побольше узнать о вашей потере памяти.
— Я тоже, но пусть сначала инспектор...
— Инспектор Дюпон знает кое-какие интересные вещи о вас, Лефранж. Твоя очередь, Жан.
У Жана Дюпона был приветливый любезный голос, который так не вязался с его внешностью.
— В первую очередь я узнавал о вас в Министерстве обороны. Признаюсь, мсье Лефранж, что я восхищен вашими подвигами и отчаянной смелостью, проявленной вами, когда вы выполняли задание своего командования и открыли сейф во вражеском штабе. И после, несмотря на ранение, смогли скрыться с документами, представлявшими огромную важность для французской армии.
Вмешалась Соланж.
— Ты никогда не рассказывал мне об этом, Сим! Ты говорил, что во время Алжирской войны пристроился в каком-то теплом местечке.
— И это правда. Но только после того эпизода.
— Ты говорил мне, что рубец у тебя на плече — это следствие неудачного падения на катке, когда ты был ребенком.
— Я и есть ребенок во всех отношениях...
— Извините, — перебил Дориани. — Совершенно ясно, что вы очень благородны, Лефранж. Некоторые мужчины всегда умаляют значимость своих героических поступков в присутствии симпатичной девушки. Продолжай, Жан.
. — Я узнал также, что вы очень ловко справляетесь с различного типа замками. Ваша фирма занимается изготовлением специальных несгораемых шкафов и систем различной сигнализации. По сути дела мы с вами занимаемся одной проблемой — охраной собственности.
— Конечно! Только я до ограбления, а вы — после.
— В самом деле. Сейчас хочу сообщить вам о взрыве в бунгало неподалеку от Дранса.
Жан Дюпон развернул сверток. Оттуда он достал непромокаемую шляпу, которую я потерял при поспешном бегстве из бунгало.
— Не хотите ли примерить, Лефранж? Она должна на вас хорошо сидеть. Вот инспектор Дориани считает, что вы купили себе новую такого же размера.
Я нахлобучил шляпу и сказал:
— Да, она мне впору. Но в Париже много подобных шляп. Это очень распространенный размер.
— Так-так, — сказал Дориани и весомо добавил: — Существуют специальные приборы для идентификации, которые смогут определить владельца этой шляпы, Лефранж. Вы что, хотите задать нам эту работенку?
— Нет. Это моя шляпа.
Во всяком случае им об этом известно.
— Спасибо за вашу откровенность, это указывает на вашу фамилию, — сыронизировал Дориани, прежде чем продолжить:
— Перейдем к другому. Этим утром был обнаружен труп девушки по фамилии Адриана Прево. Она была задушена. Соседи показывают, что поблизости они заметили автомобиль зеленого цвета. Это было чуть позже десяти часов.
— Существует множество зеленых автомобилей.
— Так-так. Но, пожалуйста, будем искренними. Шляпа, которая признана вами своей, была найдена около взорванного бунгало. Зеленая машина, такая же, как и ваша, проезжала по «Дороге влюбленных». Такая же точно машина находилась около дома Адрианы Прево, и эту же машину видели у бунгало «Монрепо».
— Я никогда не слышал ни о какой Адриане Прево, — сказал я категорическим тоном.
Инспектор Дюпон громко рассмеялся.
— Вечером накануне убийства Адрианы Прево вы танцевали с ней в «Зеленой обезьяне», где она работала. Она назвала ваше имя двум своим подругам.
Да, они меня приперли к стене и, конечно, это знали. Они развлекались тем, что играли со мной в кошки-мышки.
— Я вижу, вы смутились, — сказал Дориани. — Надо дать вам передохнуть, пока мы не вернемся к вашей потере памяти. Поговорим теперь об автобусе. Так-так... Автобус, который прибил в Вилетту, помните?
— Да, конечно. Кажется я вам это уже говорил.
— Так-так. Я хочу, чтобы вы окончательно все вспомнили. И вот что скажите мне, Лефранж: этот автобус ехал через Денфер?
— Через что? Денфер?
— Я думаю, вам знаком мальчик, живущий в Денфере. Жан Дюверне по прозвищу Ритона. Хороший мальчик. Если это необходимо, можно будет вам с ним устроить очную ставку. Узнает ли он мужчину, которого обнаружил в бессознательном состоянии во дворе, в том самом месте, где был найден труп Брессона.
Партия была закончена.
— Вы выиграли, инспектор. Но я не могу все объяснить, у меня же была амнезия. Вы уж сами свяжите все эти происшествия.
— Наша работа — проверять все совпадения. Занимаясь делом об убийстве Брессона, мы пересеклись с вами, Лефранж. Инспектор Дюпон, расследуя взрыв в бунгало, добрался до вас. А сегодня утром расследование убийства Адрианы Прево опять приводит нас к вам. Ну и задали вы нам работенку, Лефранж!
— Я помогу вам, но мне сначала надо разобраться с первопричиной, а именно с тем, что случилось со мной во время моего трехнедельного отсутствия. Брессон попытался обнаружить меня и был зарезан в Денфере. Я сам догадался, что надо начинать поиски именно с этого двора, но я ничего не могу рассказать, потому что боюсь, что вы подумаете, что я каким-то образом повинен в смерти детектива.
— Косвенно или прямо? — спросил Дориани.
— Не думаю, что могу быть в такой степени агрессивным.
— Вы уверены? Хорошо. Мой коллега напишет протокол допроса. Завтра мы опять встретимся и все оформим должным образом. Кстати, может быть, вам придется нас сопровождать. Рассказывайте.
Я рассказал им правду, но не до конца. О том, что я обнаружил труп. Барбары, промолчал — это не очень-то понравилось бы господам из полиции. Сказал, что звонил в дверь к Адриане-Барбаре, она мне не открыла и я ушел. Также ничего не рассказал о Монтаржи и о моей стычке с Акселем, потому что в данный момент Монтаржи был главной зацепкой в моем собственном расследовании. Я упомянул о моем подозрении, что кто-то из моей конторы связан с преступниками, но не рассказал ничего о голосе Соланж по телефону, голосе, который говорил, что она в смертельной опасности.
Мое повествование без этих деталей несколько отходило от правды, но инспектор Дориани не перебивал меня и, казалось, был им удовлетворен. Но инспектор Дюпон подал ему какой-то условный знак.
— Это все, инспектор. Я думаю, что теперь вы поймете, почему я не рассказывал этого раньше.
— Отчего же не пойму?
— Я не хотел тревожить мою жену. Вернее, мою невесту. У нас скоро должна быть свадьба. Как все это некстати!
На лице Соланж появилась удовлетворенная улыбка. Дюпон тоже улыбнулся и сделал движение, похожее на поклон. Дориани сказал:
— Такие сильные чувства я уважаю, Лефранж. Так-так... Но я проверю все, что связано с убийством Брессона, и все то, что вы мне рассказали, потому что расследование пока еще не продвинулось вперед. Вы говорили, что вас похитили. Вы что — миллионер?
— К сожалению, нет. Хотел бы...
— Тогда они не могли ждать за вас хорошего выкупа. Я не отрицаю, это, конечно, любопытно, что вас похищают и держат где-то три недели, а после пытаются убить в пустынном дворе.
— Я сам жду, когда раскроется эта тайна, наверное, как только ко мне вернется память. В котором часу я вас завтра увижу, инспектор?
— В три часа дня. Мадам...
Дориани коснулся края шляпы и повернулся. Жан Дюпон улыбнулся и ласково произнес:
— Имея такую прелестную жену, мсье Лефранж, вы не должны посещать заминированные бунгало. И не должны бегать по горам по долам целый день.
— По горам по долам? — заинтригованно спросила Соланж?
— Я хотел сказать, по крышам и улицам, мадам. Целую вашу руку.
Они ушли. Я остался. Свободный, но очень встревоженный.
Соланж приготовила кофе и сказала:
— Не думай больше о них, дорогой.
— Я сейчас думаю о твоем голосе по телефону. Все это отдает мистикой. А вдруг автор пьесы сможет нам что-нибудь прояснить. Мне хотелось бы с ним познакомиться.
— Если мы сейчас поедем, то ты сможешь его увидеть. У меня как раз репетиция. Я не собиралась туда, потому что все время ждала тебя.
Когда мы прошли за кулисы театра, первое, что мы услышали, был голос Соланж. Мы с ней разом остановились как вкопанные. Я воскликнул:
— Вот те на! Магнитофон! Я не думал, что все так просто... Мы бросились на сцену. Труппа собралась вокруг магнитофона, который кто-то остановил, когда увидел нас.
Это был высокий бородатый экстравагантный мужчина в свитере и сандалиях. Он был одет в немыслимые панталоны, в которых, по всей вероятности, спал. Соланж представила мне его.
— Ив Коста, наш режиссер. Мне очень жаль, что я не могла прийти раньше. Хочу познакомить вас с моим женихом.
Мы обменялись приветствиями. Потом меня представили автору пьесы, нервному и все время моргающему молодому человеку, который сказал:
— Мы тут слушали Соланж. Великолепная дикция!
— Ты меня радуешь, дорогая, — сказал я. — А ты знала о том, что твой голос запечатлен на пленку?
Вмешался режиссер:
— Мы не пользовались магнитофоном до сегодняшнего вечера. Но ведь Соланж отсутствовала, и мы решили репетировать так. Автор разрешил нам записать свое произведение в первый же день. И вообще так удобнее. Актеры могут попрактиковаться, лучше все запомнить... чем все время выслушивать мои замечания.
— Эта кассета все время находилась здесь? — спросил я.
— Вообще-то нет. Парень, который ее записал, уносил ее.
— Для чего?
— Он поклонник автора. Захотел иметь копию.
— Ах, вот оно что... — Я посмотрел на автора. — Значит, ваш друг любит талантливые пьесы.
— Ну, нельзя сказать, что он мой друг. Это правда, он попросил у меня запись, чтобы снять с нее копию, ведь моя пьеса — это что-то необыкновенное.
— Вы хорошо знакомы с этим парнем?
— Нет-нет. Я не растрачиваю своего времени, созерцая мужчин. Его мне представили за день до премьеры. Я разрешил ему снять копию и дал кассету на один день.
Мы ушли, и уже в машине Соланж проговорила:
— Значит, эта копия попала в руки бандитам. Это очевидно.
— Есть одна деталь. Автор не знает ни фамилии этого поклонника Мельпомены, ни что он за фрукт. Ты слышала, когда я спросил о нем автора, что тот ответил?
— "Я не растрачиваю своего времени, созерцая мужчин", — передразнила драматурга Соланж. — Этот Тео Дамьен очень мелочный, щепетильный и раздражительный человек. Кстати, его мужественность очень даже под сомнением.
— Из-за чего? Он не выглядит гомосексуалистом.
— У каждого свои причуды, Сим.
На следующее утро, едва войдя в свой кабинет, я тут же позвонил и позвал Лину Ламберт, секретаршу моего компаньона. Она быстро пришла, улыбающаяся, скромная, тактичная, аккуратная, как и подобает примерной секретарше. На ней был строгий серый костюм. Я предложил ей стул. Она села, скрестив ноги.
— Вопросы, которые я хочу задать вам, Лина, строго конфиденциальны. Вам знакома эта подшивка? В ней содержатся все газетные вырезки, касающиеся взломов сейфов. Некоторые отсутствуют. Вы брали какие-нибудь из них, чтобы кому-то их показать?
— Нет. А какие отсутствуют?
— Которые имеют отношение к краже бриллианта «Ухо мавританки». — Я сильно подчеркнул последние слова.
— "Ухо мавританки"... Помню, что я как-то просматривала эти вырезки, прежде чем подшить их и отнести в архив.
— Хорошо. Почему вы не сказали мне, что ваш муж находится в тюрьме в Канаде?
Она покраснела и заморгала.
— Откуда вам про это известно, мсье?
— Вы знали, что он взломщик сейфов, когда вы поженились?
— Нет. Тогда не знала. Я работала на фабрике измерительных приборов. Когда его арестовали, я решила поселиться во Франции у родственников. Мне не хотелось, чтобы вся Онтарио знала меня как жену вора.
— Но здесь, в Париже, вы ведь имели связи со взломщиками сейфов?
Она даже привстала.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Я не говорю о любовных связях, милочка. Просто вас видели с неким Умберто Кохином.
— А, да! Он знакомый моего мужа еще до того, как мы приехали в Канаду. Из тюрьмы муж написал Умберто, чтобы тот следил за мной. Ведь мой долг, как считает муженек, терпеливо ждать его освобождения. Умберто пригласил меня как-то вечером поужинать и намекнул о своих знакомствах в Канаде. Я не знала, что он преступник, до тех пор, пока не прочитала в газете, что его забрала полиция. Мы встречались один-единственный раз.
— Очень хорошо. И последнее, Лина. Вы никому не рассказывали обо мне и о моей работе?
— Никому. Могу поклясться, если хотите.
— Я верю. Это все, Лина.
Она встала несколько расстроенная.
— Вы расскажете о моем муже Феликсу... мсье Принсу?
— Нет! Конечно, нет. Но знайте, что все обязательно откроется. Феликс влюблен в вас, и лучше будет предупредить его заранее. Это не помешает тем серьезным отношениям, какие есть между вами, только не надо лгать. Вам нечего стыдиться.
Улыбнувшись, я добавил:
— А то все расскажу Феликсу сам. Ну, спасибо. Спасибо за все.
Я допросил и Фирмина. У того даже не было никаких соображений, куда могли пропасть газетные вырезки. Он ничего о них не знал.
В кабинет вошел Феликс.
— Как дела, Симон? Ты лучше себя чувствуешь?
— Спасибо, уже хорошо. Скажи, а почему ты мне ничего не рассказал о краже «Уха мавританки»?
— Не было повода. Это же не наш сейф. Никаких претензий не поступало. Для чего я буду говорить с тобой об этом деле?
— И то верно. До свидания.
Я снова нажал кнопку. На этот раз моей секретарши. Норма Орлеак тут же предстала перед моим столом, безупречно строгая и элегантная.
— Вы мне сказали, что подшивка газет цела, Норма?
— Так и есть.
— Посмотрите, пожалуйста, и скажите, может, все-таки отсутствуют какие-нибудь вырезки?
Она быстро просмотрела подшивку и удивленно подняла голову:
— Странно. Нет номера 16 — 64. Где говорится о краже бриллианта графа де Шодерло.
— Кто мог взять эту вырезку?
— Я не знаю, — с недоумением сказала она. Зазвонил мой телефон. Норма собиралась уходить, но я сделал ей знак остаться, указав на стул. В телефоне раздался тихий с присвистом голос, который произнес:
— Я сначала звонил Соланж, она дала мне этот номер. Это Тео Дамьен.
— Что вы хотите, мсье Дамьен?
— Вчера вечером я был несколько резок. Извините меня. Я сначала ошибся, сказав, что поклонник, записавший мое произведение, неизвестен. Сегодня, когда я рылся в своих бумагах, мне попалась его визитная карточка. У него магазин радиоаппаратуры и электротоваров. Кроме того, радиомастерская и неплохая студия грамзаписей. Но любопытно, что его фамилия нигде не фигурирует. Везде стоит только коммерческая марка фирмы «Марго».
— Огромное вам спасибо, мсье Дамьен.
Я повесил трубку. Как мне было известно, в Париже более трехсот магазинов радиоаппаратуры.
У меня, наверное, было странное выражение лица, но я был уверен, что Норма этого не заметила. Так, теперь кое-что становилось ясным. В моем мозгу молниеносно всплыли две картины.
... Подвал с решетками. Женщина в облегающих брюках и в свитере, сильно обтягивающем ее пышную грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
— Грабители не могли воспользоваться взрывчаткой или автогеном из-за шума, дом же обитаем. Сейф вмонтирован в стену, следовательно, вынести его невозможно. Это работа для специалиста очень высокой квалификации.
— Да. И к тому же он должен был работать несколько часов.
Я старался говорить безразличным тоном и пытался сделать бесстрашное лицо.
— Да, тут работы на целую ночь, — сказал Роланд. — У тебя какие-нибудь версии?
— Нет. Версии пусть будут у полиции. Мне остается только развести руками.
Уже в машине я сказал Соланж:
— Теперь я не сомневаюсь, что это дело моих рук.
— Почему, Сим?
— Мне известен подобный механизм. Я смогу открыть его. Если же это сделал не я, почему этой вырезки из «Эко» или других газет нет в моем архиве?
— Мишель, должно быть, подозревал об этом, раз он ссылался на стихи Верлена.
— Это очень в его стиле. Он уверен, что меня похитили для того, чтобы я открыл этот сейф. Он читал об ограблении и хотел увериться на мой счет и только. А я ничего не вспомнил.
— Но ты узнал дом.
— И также вспомнил статуэтку. Я ее уже рисовал.
Когда мы приехали домой, то увидели, что возле ограды стоит машина. Черный «ситроен». Но не Монтаржи. Из автомобиля вышел инспектор Дориани с каким-то мужчиной.
Я хотел открыть ворота дорожки в гараж, когда незнакомец с каким-то свертком под мышкой зашел ко мне за спину, как будто собирался отрезать путь к отступлению. Лионел Дориани, весьма серьезный, сказал:
— Добрый день. Я хотел бы с вами побеседовать, Лефранж.
Вот... Я уже был не «мсье Лефранж».
— Только закрою машину и я весь в вашем распоряжении. Соланж поднялась с Дориани по лестнице в дом, я запер машину, сопровождаемый неизвестным мне субъектом с продолговатым лицом, напоминающим морду собаки. В гостиной в тишине нас ожидали Соланж и Дориани, который представил своего спутника:
— Мой коллега инспектор Дюпон из Восточного округа. Дюпон неожиданно улыбнулся, оскалив зубы, как собака, которая собирается укусить. Дориани вежливо продолжал:
— Мадам не обязательно присутствовать.
— Можете говорить при ней. У нас нет секретов друг от друга.
— Так-так. Как хотите, Лефранж. Я бы хотел побольше узнать о вашей потере памяти.
— Я тоже, но пусть сначала инспектор...
— Инспектор Дюпон знает кое-какие интересные вещи о вас, Лефранж. Твоя очередь, Жан.
У Жана Дюпона был приветливый любезный голос, который так не вязался с его внешностью.
— В первую очередь я узнавал о вас в Министерстве обороны. Признаюсь, мсье Лефранж, что я восхищен вашими подвигами и отчаянной смелостью, проявленной вами, когда вы выполняли задание своего командования и открыли сейф во вражеском штабе. И после, несмотря на ранение, смогли скрыться с документами, представлявшими огромную важность для французской армии.
Вмешалась Соланж.
— Ты никогда не рассказывал мне об этом, Сим! Ты говорил, что во время Алжирской войны пристроился в каком-то теплом местечке.
— И это правда. Но только после того эпизода.
— Ты говорил мне, что рубец у тебя на плече — это следствие неудачного падения на катке, когда ты был ребенком.
— Я и есть ребенок во всех отношениях...
— Извините, — перебил Дориани. — Совершенно ясно, что вы очень благородны, Лефранж. Некоторые мужчины всегда умаляют значимость своих героических поступков в присутствии симпатичной девушки. Продолжай, Жан.
. — Я узнал также, что вы очень ловко справляетесь с различного типа замками. Ваша фирма занимается изготовлением специальных несгораемых шкафов и систем различной сигнализации. По сути дела мы с вами занимаемся одной проблемой — охраной собственности.
— Конечно! Только я до ограбления, а вы — после.
— В самом деле. Сейчас хочу сообщить вам о взрыве в бунгало неподалеку от Дранса.
Жан Дюпон развернул сверток. Оттуда он достал непромокаемую шляпу, которую я потерял при поспешном бегстве из бунгало.
— Не хотите ли примерить, Лефранж? Она должна на вас хорошо сидеть. Вот инспектор Дориани считает, что вы купили себе новую такого же размера.
Я нахлобучил шляпу и сказал:
— Да, она мне впору. Но в Париже много подобных шляп. Это очень распространенный размер.
— Так-так, — сказал Дориани и весомо добавил: — Существуют специальные приборы для идентификации, которые смогут определить владельца этой шляпы, Лефранж. Вы что, хотите задать нам эту работенку?
— Нет. Это моя шляпа.
Во всяком случае им об этом известно.
— Спасибо за вашу откровенность, это указывает на вашу фамилию, — сыронизировал Дориани, прежде чем продолжить:
— Перейдем к другому. Этим утром был обнаружен труп девушки по фамилии Адриана Прево. Она была задушена. Соседи показывают, что поблизости они заметили автомобиль зеленого цвета. Это было чуть позже десяти часов.
— Существует множество зеленых автомобилей.
— Так-так. Но, пожалуйста, будем искренними. Шляпа, которая признана вами своей, была найдена около взорванного бунгало. Зеленая машина, такая же, как и ваша, проезжала по «Дороге влюбленных». Такая же точно машина находилась около дома Адрианы Прево, и эту же машину видели у бунгало «Монрепо».
— Я никогда не слышал ни о какой Адриане Прево, — сказал я категорическим тоном.
Инспектор Дюпон громко рассмеялся.
— Вечером накануне убийства Адрианы Прево вы танцевали с ней в «Зеленой обезьяне», где она работала. Она назвала ваше имя двум своим подругам.
Да, они меня приперли к стене и, конечно, это знали. Они развлекались тем, что играли со мной в кошки-мышки.
— Я вижу, вы смутились, — сказал Дориани. — Надо дать вам передохнуть, пока мы не вернемся к вашей потере памяти. Поговорим теперь об автобусе. Так-так... Автобус, который прибил в Вилетту, помните?
— Да, конечно. Кажется я вам это уже говорил.
— Так-так. Я хочу, чтобы вы окончательно все вспомнили. И вот что скажите мне, Лефранж: этот автобус ехал через Денфер?
— Через что? Денфер?
— Я думаю, вам знаком мальчик, живущий в Денфере. Жан Дюверне по прозвищу Ритона. Хороший мальчик. Если это необходимо, можно будет вам с ним устроить очную ставку. Узнает ли он мужчину, которого обнаружил в бессознательном состоянии во дворе, в том самом месте, где был найден труп Брессона.
Партия была закончена.
— Вы выиграли, инспектор. Но я не могу все объяснить, у меня же была амнезия. Вы уж сами свяжите все эти происшествия.
— Наша работа — проверять все совпадения. Занимаясь делом об убийстве Брессона, мы пересеклись с вами, Лефранж. Инспектор Дюпон, расследуя взрыв в бунгало, добрался до вас. А сегодня утром расследование убийства Адрианы Прево опять приводит нас к вам. Ну и задали вы нам работенку, Лефранж!
— Я помогу вам, но мне сначала надо разобраться с первопричиной, а именно с тем, что случилось со мной во время моего трехнедельного отсутствия. Брессон попытался обнаружить меня и был зарезан в Денфере. Я сам догадался, что надо начинать поиски именно с этого двора, но я ничего не могу рассказать, потому что боюсь, что вы подумаете, что я каким-то образом повинен в смерти детектива.
— Косвенно или прямо? — спросил Дориани.
— Не думаю, что могу быть в такой степени агрессивным.
— Вы уверены? Хорошо. Мой коллега напишет протокол допроса. Завтра мы опять встретимся и все оформим должным образом. Кстати, может быть, вам придется нас сопровождать. Рассказывайте.
Я рассказал им правду, но не до конца. О том, что я обнаружил труп. Барбары, промолчал — это не очень-то понравилось бы господам из полиции. Сказал, что звонил в дверь к Адриане-Барбаре, она мне не открыла и я ушел. Также ничего не рассказал о Монтаржи и о моей стычке с Акселем, потому что в данный момент Монтаржи был главной зацепкой в моем собственном расследовании. Я упомянул о моем подозрении, что кто-то из моей конторы связан с преступниками, но не рассказал ничего о голосе Соланж по телефону, голосе, который говорил, что она в смертельной опасности.
Мое повествование без этих деталей несколько отходило от правды, но инспектор Дориани не перебивал меня и, казалось, был им удовлетворен. Но инспектор Дюпон подал ему какой-то условный знак.
— Это все, инспектор. Я думаю, что теперь вы поймете, почему я не рассказывал этого раньше.
— Отчего же не пойму?
— Я не хотел тревожить мою жену. Вернее, мою невесту. У нас скоро должна быть свадьба. Как все это некстати!
На лице Соланж появилась удовлетворенная улыбка. Дюпон тоже улыбнулся и сделал движение, похожее на поклон. Дориани сказал:
— Такие сильные чувства я уважаю, Лефранж. Так-так... Но я проверю все, что связано с убийством Брессона, и все то, что вы мне рассказали, потому что расследование пока еще не продвинулось вперед. Вы говорили, что вас похитили. Вы что — миллионер?
— К сожалению, нет. Хотел бы...
— Тогда они не могли ждать за вас хорошего выкупа. Я не отрицаю, это, конечно, любопытно, что вас похищают и держат где-то три недели, а после пытаются убить в пустынном дворе.
— Я сам жду, когда раскроется эта тайна, наверное, как только ко мне вернется память. В котором часу я вас завтра увижу, инспектор?
— В три часа дня. Мадам...
Дориани коснулся края шляпы и повернулся. Жан Дюпон улыбнулся и ласково произнес:
— Имея такую прелестную жену, мсье Лефранж, вы не должны посещать заминированные бунгало. И не должны бегать по горам по долам целый день.
— По горам по долам? — заинтригованно спросила Соланж?
— Я хотел сказать, по крышам и улицам, мадам. Целую вашу руку.
Они ушли. Я остался. Свободный, но очень встревоженный.
Соланж приготовила кофе и сказала:
— Не думай больше о них, дорогой.
— Я сейчас думаю о твоем голосе по телефону. Все это отдает мистикой. А вдруг автор пьесы сможет нам что-нибудь прояснить. Мне хотелось бы с ним познакомиться.
— Если мы сейчас поедем, то ты сможешь его увидеть. У меня как раз репетиция. Я не собиралась туда, потому что все время ждала тебя.
Когда мы прошли за кулисы театра, первое, что мы услышали, был голос Соланж. Мы с ней разом остановились как вкопанные. Я воскликнул:
— Вот те на! Магнитофон! Я не думал, что все так просто... Мы бросились на сцену. Труппа собралась вокруг магнитофона, который кто-то остановил, когда увидел нас.
Это был высокий бородатый экстравагантный мужчина в свитере и сандалиях. Он был одет в немыслимые панталоны, в которых, по всей вероятности, спал. Соланж представила мне его.
— Ив Коста, наш режиссер. Мне очень жаль, что я не могла прийти раньше. Хочу познакомить вас с моим женихом.
Мы обменялись приветствиями. Потом меня представили автору пьесы, нервному и все время моргающему молодому человеку, который сказал:
— Мы тут слушали Соланж. Великолепная дикция!
— Ты меня радуешь, дорогая, — сказал я. — А ты знала о том, что твой голос запечатлен на пленку?
Вмешался режиссер:
— Мы не пользовались магнитофоном до сегодняшнего вечера. Но ведь Соланж отсутствовала, и мы решили репетировать так. Автор разрешил нам записать свое произведение в первый же день. И вообще так удобнее. Актеры могут попрактиковаться, лучше все запомнить... чем все время выслушивать мои замечания.
— Эта кассета все время находилась здесь? — спросил я.
— Вообще-то нет. Парень, который ее записал, уносил ее.
— Для чего?
— Он поклонник автора. Захотел иметь копию.
— Ах, вот оно что... — Я посмотрел на автора. — Значит, ваш друг любит талантливые пьесы.
— Ну, нельзя сказать, что он мой друг. Это правда, он попросил у меня запись, чтобы снять с нее копию, ведь моя пьеса — это что-то необыкновенное.
— Вы хорошо знакомы с этим парнем?
— Нет-нет. Я не растрачиваю своего времени, созерцая мужчин. Его мне представили за день до премьеры. Я разрешил ему снять копию и дал кассету на один день.
Мы ушли, и уже в машине Соланж проговорила:
— Значит, эта копия попала в руки бандитам. Это очевидно.
— Есть одна деталь. Автор не знает ни фамилии этого поклонника Мельпомены, ни что он за фрукт. Ты слышала, когда я спросил о нем автора, что тот ответил?
— "Я не растрачиваю своего времени, созерцая мужчин", — передразнила драматурга Соланж. — Этот Тео Дамьен очень мелочный, щепетильный и раздражительный человек. Кстати, его мужественность очень даже под сомнением.
— Из-за чего? Он не выглядит гомосексуалистом.
— У каждого свои причуды, Сим.
На следующее утро, едва войдя в свой кабинет, я тут же позвонил и позвал Лину Ламберт, секретаршу моего компаньона. Она быстро пришла, улыбающаяся, скромная, тактичная, аккуратная, как и подобает примерной секретарше. На ней был строгий серый костюм. Я предложил ей стул. Она села, скрестив ноги.
— Вопросы, которые я хочу задать вам, Лина, строго конфиденциальны. Вам знакома эта подшивка? В ней содержатся все газетные вырезки, касающиеся взломов сейфов. Некоторые отсутствуют. Вы брали какие-нибудь из них, чтобы кому-то их показать?
— Нет. А какие отсутствуют?
— Которые имеют отношение к краже бриллианта «Ухо мавританки». — Я сильно подчеркнул последние слова.
— "Ухо мавританки"... Помню, что я как-то просматривала эти вырезки, прежде чем подшить их и отнести в архив.
— Хорошо. Почему вы не сказали мне, что ваш муж находится в тюрьме в Канаде?
Она покраснела и заморгала.
— Откуда вам про это известно, мсье?
— Вы знали, что он взломщик сейфов, когда вы поженились?
— Нет. Тогда не знала. Я работала на фабрике измерительных приборов. Когда его арестовали, я решила поселиться во Франции у родственников. Мне не хотелось, чтобы вся Онтарио знала меня как жену вора.
— Но здесь, в Париже, вы ведь имели связи со взломщиками сейфов?
Она даже привстала.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Я не говорю о любовных связях, милочка. Просто вас видели с неким Умберто Кохином.
— А, да! Он знакомый моего мужа еще до того, как мы приехали в Канаду. Из тюрьмы муж написал Умберто, чтобы тот следил за мной. Ведь мой долг, как считает муженек, терпеливо ждать его освобождения. Умберто пригласил меня как-то вечером поужинать и намекнул о своих знакомствах в Канаде. Я не знала, что он преступник, до тех пор, пока не прочитала в газете, что его забрала полиция. Мы встречались один-единственный раз.
— Очень хорошо. И последнее, Лина. Вы никому не рассказывали обо мне и о моей работе?
— Никому. Могу поклясться, если хотите.
— Я верю. Это все, Лина.
Она встала несколько расстроенная.
— Вы расскажете о моем муже Феликсу... мсье Принсу?
— Нет! Конечно, нет. Но знайте, что все обязательно откроется. Феликс влюблен в вас, и лучше будет предупредить его заранее. Это не помешает тем серьезным отношениям, какие есть между вами, только не надо лгать. Вам нечего стыдиться.
Улыбнувшись, я добавил:
— А то все расскажу Феликсу сам. Ну, спасибо. Спасибо за все.
Я допросил и Фирмина. У того даже не было никаких соображений, куда могли пропасть газетные вырезки. Он ничего о них не знал.
В кабинет вошел Феликс.
— Как дела, Симон? Ты лучше себя чувствуешь?
— Спасибо, уже хорошо. Скажи, а почему ты мне ничего не рассказал о краже «Уха мавританки»?
— Не было повода. Это же не наш сейф. Никаких претензий не поступало. Для чего я буду говорить с тобой об этом деле?
— И то верно. До свидания.
Я снова нажал кнопку. На этот раз моей секретарши. Норма Орлеак тут же предстала перед моим столом, безупречно строгая и элегантная.
— Вы мне сказали, что подшивка газет цела, Норма?
— Так и есть.
— Посмотрите, пожалуйста, и скажите, может, все-таки отсутствуют какие-нибудь вырезки?
Она быстро просмотрела подшивку и удивленно подняла голову:
— Странно. Нет номера 16 — 64. Где говорится о краже бриллианта графа де Шодерло.
— Кто мог взять эту вырезку?
— Я не знаю, — с недоумением сказала она. Зазвонил мой телефон. Норма собиралась уходить, но я сделал ей знак остаться, указав на стул. В телефоне раздался тихий с присвистом голос, который произнес:
— Я сначала звонил Соланж, она дала мне этот номер. Это Тео Дамьен.
— Что вы хотите, мсье Дамьен?
— Вчера вечером я был несколько резок. Извините меня. Я сначала ошибся, сказав, что поклонник, записавший мое произведение, неизвестен. Сегодня, когда я рылся в своих бумагах, мне попалась его визитная карточка. У него магазин радиоаппаратуры и электротоваров. Кроме того, радиомастерская и неплохая студия грамзаписей. Но любопытно, что его фамилия нигде не фигурирует. Везде стоит только коммерческая марка фирмы «Марго».
— Огромное вам спасибо, мсье Дамьен.
Я повесил трубку. Как мне было известно, в Париже более трехсот магазинов радиоаппаратуры.
У меня, наверное, было странное выражение лица, но я был уверен, что Норма этого не заметила. Так, теперь кое-что становилось ясным. В моем мозгу молниеносно всплыли две картины.
... Подвал с решетками. Женщина в облегающих брюках и в свитере, сильно обтягивающем ее пышную грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9