– Выходит, то, что он говорил, было настолько важно?
– Другого рационального объяснения, дружище, я не вижу. Ладно, досыпай, Пинюш.
– Погоди. Тебе не трудно почесать мне подошвы ног?
– Немного трудновато, – признаюсь я. – У меня нет при себе перчаток.
Я ухожу, оставив Пинюша его зуду.
Вернувшись домой, я иду прямо к холодильнику и выпиваю большой стакан молока, затем поднимаюсь на цыпочках в свою комнату. Кретоновые обои, кровать из хорошо навощенного дерева, старая мебель, до блеска начищенная Фелиси, – мои добрые друзья, успокаивающие мне нервы. Я забираюсь в кровать и задаю храпака с голубыми снами.
Когда я просыпаюсь утром следующего дня, стоит отличная погода. Светит яркое солнце, птицы заливаются, словно собираются поступать в миланскую Ла-Скалу, а небо нежно-голубое и без единого облачка. И вдруг я принимаю героическое решение, которое еще ни разу не принимал: остаться дома.
Да, представьте себе, вашему доблестному Сан-Антонио, запросто раскалывающему челюсти и самые сложные тайны, захотелось остаться дома. После молниеносного начала расследования требуется некоторая пауза. Я говорю себе, что не всегда годится нестись вперед очертя голову; иногда нужно посидеть и проанализировать ситуацию. Фелиси готовит на кухне какао. В воздухе вкусно пахнет поджаренными тостами. Я беру мою старушку за плечи и целую. Она оборачивается, вся светясь, и, заметив, что на мне пижама, шепчет, боясь выразить слишком сильную надежду:
– Ты сегодня не торопишься?
– Нет, ма. Сегодня я решил отдохнуть. Хочу заняться садом.
Для Фелиси это сильное потрясение. Бедняжка просто окаменела, и вероломное какао пользуется этим, чтобы предпринять внезапную вылазку. Но мама не такой человек, чтобы позволить удрать какому-то какао. Она пресекает его попытку, выключив газ.
– Малыш, ты правда проведешь день дома?
– Клянусь, ма.
– Тогда я приготовлю морской язык с вермутом и тушеные почки.
– Ма, с твоей кухней я превращусь в Берюрье!
Ее это приводит в восторг.
Я быстренько одеваюсь и иду заниматься садом... Консульство Алабании с его странной фауной, живой и мертвой, далеко. Я спрашиваю себя, как поживают эти господа, но спрашиваю рассеянно, поплевывая на ответ. Мне даже неохота звонить Старику, чтобы узнать, как там дела. Повторяю, я в полной летаргии.
Появляется мадам Согреню, наша домработница, в своем обычном черном платье и с сумкой для провизии. Это маленькая старушка с лицом, похожим на печеное яблоко. Ее голос напоминает скрип несмазанной велосипедной цепи. Через открытое кухонное окно я слышу ее разговор с мамой в стиле «жизнь была ко мне жестокой». В ней, в ее жизни, были все возможные несчастья: социальное страхование, муж алкоголик, сын погиб на войне, дочка сбежала с каким-то проходимцем. Когда Бог изобретает новую гадость, он опробует ее на мамаше Согреню...
Сейчас она рассказывает о том, что прошлой ночью околел ее кенар. Она уже не плачет. Несчастья давно высушили ее слезы. А ведь кенар был ее старым другом. Это был единственный в мире кенар, умевший высвистывать «Марсельезу», причем начинал он ее, едва заслышав по радио голос Генерала... Фелиси вытирает слезу. Мамаша Согреню довольна: она обожает, когда другие плачут над ее судьбой. Это ее немного утешает. Чтобы отвлечь ее, Фелиси начинает рассказывать рецепт приготовления морского языка с вермутом. Мамашу Согреню это сильно увлекает, особенно потому, что у нее дома едят одну картошку и лапшу. Она просит Фелиси записать ей рецепт, потому что собирает их. Кажется, рецептов у нее набралась целая тетрадь... Она уверяет, что полезно держать их под рукой на случай, если к ней кто придет. Вот только заходят к ней только почтальон, газовщик и другие персонажи, один вид которых отбивает у вас всякий аппетит.
Но она все равно надеется. В ее возрасте уже не перестроишься.
Я закрываю глаза, чтобы лучше насладиться весенним солнцем. Наш садик пахнет свежей землей, деревья зеленеют. Вдруг звонит телефон. Женщины прекращают разговор. Звонки умолкают, потом на пороге появляется мама с лицом, искаженным предчувствием.
– Тебя, Антуан. Месье Берюрье.
– Скажи ему, чтобы он убирался к дьяволу, – отвечаю. – Скажи что хочешь: я болен, разговариваю с министром внутренних дел или иностранных, на выбор.
Она вздыхает. Мама никогда не была специалистом по вранью. Ей противно это. А ведь это сулит ей радость удержать меня на целый день возле своей юбки. Однако она уходит. Все приходит в порядок. Я замечаю, что наши соседи сменили служанку. Раньше они (и я тоже) пользовались услугами маленькой шаловливой брюнеточки, всегда готовой заняться любовью.
Эту милашку они заменили бретонской коровищей, которая весит не меньше тонны и похожа на ББ (Берту Берюрье). В данный момент она выбивает ковер, сделанный под персидский. От этого поднимается такая пыль, что остальные соседи спешат закрыть окна, потому что думают, что начался торнадо.
Что от меня понадобилось Жирдяю? Это донимает, сначала потихоньку, потом сильнее и быстро становится невыносимым.
Непреодолимая сила толкает меня к дому. Мадам Согреню и Фелиси моют пол. Дама, потерявшая кенара, трЕт пол щеткой, а Фелиси вытирает тряпкой.
Драя пол, несчастная дама рассказывает о варикозных язвах своего супруга. Это придает ей сил.
– Ма, – перебиваю я ее, – а что сказал Толстяк? Фелиси ожидала моего приступа угрызений совести. Своего маленького Тонио она знает наизусть.
– Кажется, некий... – Она делает паузу, краснеет и продолжает: -...некий Морпьон звонил тебе на работу. Ему нужно было срочно поговорить с тобой.
В моей совести раздается треск разорванной бумажной сумки. Я автоматическим шагом направляюсь к лестнице.
– Мне не готовить на обед морской язык? – спрашивает мама.
У меня нет сил ответить вслух, потому я малодушно качаю головой и иду одеваться.
Консьержка дома Морпьона натирает медный подсвечник, когда у окна ее квартиры появляется моя спортивная фигура.
– Месье Мопюи... – начинаю я.
– Седьмой слева!
– Знаю, но его дома нет!
– Ну и что вы хотите от меня? – спрашивает достойная дама.
Я изучаю вопрос и прихожу к выводу, что положительного ответа на него не существует.
– Вы видели, как он выходил?
– Нет, но я отлучалась на два часа.
– Спасибо...
Я собираюсь уйти. Мой взгляд падает на полку, на которой лежит почта для жильцов. Я замечаю открытку, на которой неловкими буквами пляшут имя и адрес Морпьона.
Я беру ее, чтобы рассмотреть получше.
– Не стесняйтесь! – взвивается церберша. Следуя ее совету, я читаю текст:

Дорогой господин учитель,
Надеюсь, что Вы скоро выздоровеете и мы увидим Вас вновь. Пока что Вас заменяет одна учительница, которую с Вами не сравнить. Ребята присоединяются ко мне, чтобы пожелать Вам скорейшего выздоровления.
Поль, Рири, Альбер и я, Виктор Лекюйе.

На открытке изображен ангорский кот возле телефонного аппарата.
– Ну вы и нахал! – вопит консьержка. – А если я позову ажана, чтобы он научил вас жить?
– Это была бы серьезная ошибка, дорогая мадам, – уверяю. – Ажан мне кажется недостаточно квалифицированным специалистом для столь сложного предмета.
Я показываю ей мое удостоверение, и она сразу затыкается.
– Что, не могли сказать раньше? Что случилось?
– В котором часу приходит почта?
– В восемь...
– Невзирая на ваше отсутствие, жильцы могут взять ее через окошко, не так ли?
– Да.
– И месье Мопюи, уходя, не взял свою?
– Нет.
– Вам это не кажется странным?
– Да.
– Вы уверены, что не видели его?
– Да.
– Он, часом, не глуховат?
– Нет.
Не имея особых способностей к пинг-понгу, я покидаю даму и опять поднимаюсь на седьмой этаж. Снова настойчиво жму на звонок, что в этом буржуазном доме производит такой же эффект, как взрыв смеха в церкви.
Мне отвечает только кошачье мяуканье. Когда и прибегать к помощи отмычки, как не в таких случаях? Замок Морпьона так же прост, как и он сам. Его можно открыть обычной вилкой. За меньшее время, чем требуется меховщику, чтобы превратить кролика в норку, дверь открывается. Три кошки бросаются мне в ноги, отчаянно мяуча. Я врываюсь в квартиру, подгоняемый мрачным предчувствием. У Морпьона воняет все сильнее. Но, странное дело, мои страхи оказываются напрасными. Морпьона в квартире нет, как христианина в мечети. Сколько бы я ни смотрел под кроватью, в шкафу и в ящиках комода, его нигде нет.
Чувствуя облегчение, я подхожу к окну. Фасад консульства нейтрален, как будто это консульство Швейцарии. Нечто неуловимое, странное и смущающее щекочет мне горло. Я безо всяких церемоний обращаюсь к себе: «Эй, Сан-А, что не так? Почему ты испытываешь это неприятное ощущение?»
И ничего себе не отвечаю. Квартира в беспорядке, но это беспорядок Морпьона. Кошки должны были бы создать успокаивающую атмосферу, однако в них есть что-то зловещее. Итак, сегодня утром Мопюи позвонил мне на работу. Он хотел со мной поговорить по срочному делу. Что он хотел мне сказать?
Он, человек привычки, ушел, не взяв у консьержки свою почту.
Подозрительно.
Естественно, вы бы не обратили внимания на такие мелкие детали. Вы вообще можете садиться на печку, не посмотрев, раскаленная она или нет, а ваш любимый комиссар привык работать тщательно. У него чувствительность медвежатника. Неуловимые мелочи – это его специализация. Так вот, поскольку он более чувствителен, чем фотопленка, то решает, что здесь что-то не так, и начинает искать, что именно.
Я решаю съездить в контору расспросить Берю. Может, Морпьон ему что-нибудь объяснил?
Когда я направляюсь к двери, срабатывает моя знаменитая проницательность. Я обнаруживаю, что мне не нравилось в квартире: у часов оторвался маятник. Его просто положили рядом. Неподвижный циферблат показывает без двадцати десять. Смотрю на собственные часы. Почти поддень.
Не знаю, что вы об этом думаете, но мне это кажется удивительным.
Глава 9
– Берю пошел к себе домой, – сообщает мне дежурный. – Народ разошелся обедать.
Со вздохом, похожим на порыв ветра, я решаю навестить чету Берюрье. Когда я подъезжаю к их дому, по лестнице сбегает залитый кровью старичок, за которым несется вопящая старуха, за ней плачущая женщина лет сорока, а за ней веселый мальчишка. Я хватаю маленького монстра.
– Что случилось, весельчак? – спрашиваю я.
– Тигр месье Берюрье укусил дедушку, – объясняет он, вырываясь из моих рук.
У Берю дым коромыслом. Толстяк хлещет здоровенным хлыстом бенгальского тигра, привезенного из Торино.
– Клемансо, на место! – вопит дрессировщик. Его корова кидается мне на грудь и заливает ее слезами. Она проклинает своего муженька, чьи безумные выходки испортили их семейную жизнь. Объяснение: они собирались купить маленький загородный домик. Нынешние владельцы пришли подписывать документы, но у старого хозяина запершило в горле, а Клемансо, тигр Берюрье, терпеть не может кашля. Он бросился на продавца и превратил его в Ван Гога, съев у него правое ухо. Так что сделка сорвалась.
Берю наконец загоняет своего полосатого кота в туалет. Но это ничего не меняет, потому что там уже находились его сенбернар и домработница. Начинается жуткая чехарда. Домработница – бледная белобрысая девица вся в волосатых бородавках – вылезает из туалета с сиденьем от унитаза на шее, ведя сенбернара на цепочке от сливного бачка. Но справиться с псиной ей не удается.
Тигр и он начинают жестокую драку. Берте приходится спасаться, забравшись на стол. Но он не был создан чтобы выдерживать такую тушу, и обрушивается под ее весом. Берта цепляется за люстру. Та тоже не создавалась для этой цели и уступает Берте, беря в этом пример со всех продавцов квартала. Люстра срывается и при падении выдирает кусок потолка площадью в два квадратных метра. К сожалению, потолок имеет двойное назначение – соседи сверху используют его в качестве пола.
В дырке показывается старичок. Он вставляет свой монокль, чтобы посмотреть на корриду
– Добрый день, месье Лесаж! – приветливо кричит Берю, пытаясь одновременно разъединить противников. – Извините за беспорядок. Эти проклятые зверюги мне житья не дают.
– Нет, спасибо, я уже пообедал! – отвечает глухой, который ничего не понял.
Служанка наконец выпустила цепочку и, придя на помощь Берте, вынимает сахарными щипцами осколки стекла, вонзившиеся той в щеки. Бедняжка субретка плачет. Она не понимает, как все эти несчастья могут происходить несмотря на то, что она носит медальон, освященный в Лурде самим монсеньером архиепископом. В этом дрянном мире действительно случаются самые необъяснимые вещи! Берю похож на циклон. Он утверждает, что является здесь единственным хозяином и сейчас разозлится. В отместку сенбернар разрывает ему штаны, а тигр отрывает рукав пиджака. Но Берюрье умеет проходить через испытания с высоко поднятой головой. Он бежит на кухню и хватает стоящую на огне кастрюлю, даже не удосужившись снять с нее крышку.
– Ах так! – орет он. – Кастрюлька кипятка успокоит вам нервы!
Он выплескивает содержимое кастрюли в сторону дерущихся. О ужас! В ней была не вода, а жирное жаркое. Еще один ужас: оно выплескивается на декольте Берты! ББ начинает выть, как заводские сирены в день получки, и говорит, что умирает. Правда, говорит она это с успокаивающей энергией. Она срывает с себя запачканную шелковую блузку, на которой изображена цветная капустка на фоне нежно-зеленых листочков. Затем она срывает лифчик из бронированной ткани, расстегивает пояс для чулок. Уверяю вас, на Диком Западе, в каком-нибудь салуне «Дикая Лошадь», ее номер имел бы бешеный успех.
Смущенный своей жестокой неудачей с жарким, Толстяк применяет другие, более сильные средства. Он хватает торшер на резной деревянной ножке и начинает им размахивать. В кратчайший срок он разбивает на куски две безделушки, фотографию родителей, гипсовую статуэтку, изображавшую оленя, бюст генерала Вейганда, транзисторный приемник, телевизор, зеркало, мрамор камина, канделябр, барометр... Наконец торшер обрушивается на лохматых противников. Первым удар получает тигр. Оскалив зубы, он валится на пол. Обескураженный сенбернар начинает обнюхивать его морду. Второй удар переводит собаку в горизонтальное положение. Берю взваливает торшер на плечо. Голову Берты, сидящей в костюме Евы, украшает абажур. Вы себе не представляете, какой потрясающий вид у нашей славной коровушки, на которой из всей одежды чулки, абажур и ожог. У нее больше нет сил для криков. Она подавлена, уничтожена, покорена! Берю подсчитывает убытки: его тигр убит, у Сары Бернар сломана спина, а всю мебель придется покупать заново.
– Вот что бывает, когда меня выводят из себя! – бросает он в качестве последнего предупреждения.
Но ухо знающего человека может уловить в его голосе легкую тревогу. Толстяк знает, что ответный удар не заставит себя ждать. Берта не такая женщина, чтобы позволять долго продолжать скандал такого масштаба, и на ее карательные меры стоит посмотреть.
Глухой с верхнего этажа сидит на краю дыры на складном стульчике и продолжает взирать на происходящее, как пингвин мог бы смотреть в глубь Берингова пролива через прорубь во льду.
Он знает своих добрых соседей, знает, что сейчас начнется второй тайм, а может, будет и дополнительное время. До сих пор в счете вел Берю, но его корова уже встает на ноги с помощью служанки. Она надевает трусы и блузку. Закончив с главным, она готова к весенним маневрам. Ее спокойствие предвещает самое худшее.
Это и происходит.
ББ смотрит по сторонам, но не находит ничего, что могло бы утолить ее ярость, и уходит в спальню. Мадам возвращается, неся рыболовное снаряжение Толстяка в полном комплекте, и методичными движениями превращает удочку из камбоджийского бамбука в шведские спички.
– Берти! – хнычет Толстяк.
Ей на него начхать. Теперь она выбрасывает за окно спиннинг. Домработница заливается слезами. Она произносит одну молитву на латыни, вторую на бретонском, третью жестами, но Небо, кажется, не понимает сегодня ни один из этих трех языков. У Берю осталась единственная надежда – я.
– Сан-А! – умоляет он – Поговори с ней! Ты же видишь, я не виноват.
Берта поднимает свои налитые кровью глаза на глухого соседа сверху.
– Вы свидетель! – воинственно кричит она ему.
– Двадцать минут первого! – сообщает этот достойный человек.
– Дорогая Берта, – вступаю в разговор я, – успокойтесь. Красивая женщина должна контролировать свои нервы.
Она предлагает мне сходить вместе с контролем и нервами в ее задницу. Не имея желания совершать эту прогулку, я замолкаю. У Берюрье назревает большая драка. Из всех квартир сбегаются соседи. Дамы приносят вязанье, мужчины забывают про свои газеты. Консьержка звонит в коммунальную службу с просьбой прислать грузовик для вывоза обломков. Может, надо заодно вызвать пожарных?
Я встаю между супругами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11