Но сколько Холмс ни перекладывал пробки, фантики, щепки и желтые пожухлые листья — все было безрезультатно. Оживление сползло с лица моего друга. Он что‑то еще бормотал, разгребая веточки и палочки, но уже без того воодушевления, которым был охвачен минуту назад.— Пойдемте‑ка лучше домой, — предложил я.— Да, — согласился Холмс, — шли бы вы домой! Шли бы! И не просто… Хотя нет… Постойте. Этот псих, кажется, говорил, что мусор бросали с моста, значит… Значит, надо обследовать мост! Немедленно!И Холмс, мокрый и грязный, как половая тряпка, бросился к выходу. Неповоротливый кабатчик не успел вовремя перехватить его, и мне самому пришлось заплатить за грог. Обследовать мост мне совершенно не хотелось, но иного способа поскорее попасть домой я просто не видел. Слегка утешало лишь то, что Холмс не додумался обследовать Темзу. А ведь мог.Мост находился в какой-то сотне ярдов от кабачка. По нему сновали прохожие, с грохотом проезжали экипажи. Внизу неторопливо проплывали баржи, до краев груженные песком.— Здесь это единственный мост, — уверенно сказал Холмс. — Кстати, если вам интересно, по нему в одна тысяча… — он замолчал, искоса посмотрел на меня и, махнув рукой, как всегда некстати пробормотал что‑то о метании бисера в свиней.У самого моста Холмс остановился.— Ватсон, — скомандовал он, — ждите меня здесь. А то вы, как обычно, затопчите все следы. У вас ведь прямо талант губить все мои начинания.С этими словами великий сыщик ловко увернулся от несущегося на него кэба и выбежал на мост.Я встал поодаль, наблюдая, как Холмс мечется из стороны в сторону, изучая тротуары то в одном, то в другом месте, ползает на четвереньках, петляет, совершая массу немыслимых и, на мой взгляд, ненужных движений. Складывалось впечатление, что он не идет по чужим следам, а запутывает свои собственные.Действия великого сыщика вызывали законное недоумение идущих и едущих по мосту. Мастеровые освистывали его, кэбмены кричали ему обидные слова, мальчишки с хохотом плясали вокруг него, осыпая моего друга непристойными шутками и бранью.Холмс ни на что не реагировал. Вытащив из кармана огромную лупу, рулетку, моток бечевки и колышки, он принялся методично разбивать мост на квадраты. Но как он ни старался, как ни спешил, разметить более двух квадратов никак не удавалось. Прохожие то и дело натыкались на колышки, вырывая их из трещин мостовой, рвали бечевку, сбивали с ног самого Холмса. Дело кончилось тем, что он разбил свою любимую лупу и, по‑видимому, два или три пузырька из коллекции Хьюго Блэквуда. Ничем другим я не могу объяснить внезапной вспышки ярости, овладевшей Холмсом.— Идиоты! Болваны! Безмозглые кретины! — неистово орал он, размахивая руками и яростно пиная уцелевшие колышки. — Вот вам! Вот! Нате! Получайте! Что, довольны?!Внезапно, сверхчеловеческим усилием Холмс взял себя в руки. Он медленно обвел взглядом толпу, сдержанно поклонился и направился ко мне. Народ расступился, послышались первые робкие аплодисменты. К ногам Холмса упали несколько медяков. Кто‑то крикнул: «Браво!» Великий сыщик остановился и поклонился еще раз. Аплодисменты переросли в овацию. Толпа сомкнулась вокруг Холмса и долго не хотела его отпускать.Когда мой друг, наконец, пробился ко мне, он был уже почти спокоен. Я сделал вид, что незнаком с ним, и, честно глядя ему в глаза, вложил в его руку шестипенсовую монету. Холмс машинально сунул ее в карман.— Спасибо, Ватсон, — сказал он. — У меня сейчас как раз туго с деньгами. И пойдемте отсюда. Нас здесь не поняли.Мы прошли сквозь ревущую в восторге толпу, свернули в узкую тихую улочку и некоторое время шли молча. Когда нас оставили даже самые горячие поклонники, я спросил:— Ну что, Холмс, вы нашли то, что искали?Холмс оживился. На его бледном до того лице выступил легкий румянец.— Конечно же, Ватсон! — с жаром начал он. — Я нашел очень любопытные следы! Мне кажется, следствие идет по верному пути. Чтобы восстановить картину преступления осталось уточнить пару незначительных деталей. Ах, да! Совсем забыл.Холмс вытащил из кармана обрывок злополучного письма и еще раз внимательно осмотрел его. Затем он понюхал бумагу, откусил уголок и сосредоточенно прожевал.— И все же, — сказал он, — меня чрезвычайно интересует вопрос: кто же этот таинственный «М». Интересно… Ватсон, кажется я знаю, куда нам надо идти.— Неужели домой? — спросил я, правда, даже не надеясь на чудо.— Вы спятили! Домой, в такую рань… — Холмс удивленно поглядел на меня. — Нет, мой милый Ватсон! Мы пойдем в лавку Огюста Фергюссона.— Кто такой этот Огюст Фергюссон? — подозрительно осведомился я, чувствуя, что Холмс втягивает меня в очередную авантюру.— Владелец лавки, — веско ответил Холмс. — Той самой лавки, где автор письма купил чернила.— Ну да, понятно, — усмехнулся я. — Это ведь единственное место в Лондоне, где можно купить чернила.— Ватсон! Вы недооцениваете мой талант, — скромно сказал Холмс. — Любому мало‑мальски образованному человеку известно, что чернила в каждой лавке обладают одним, неповторимым, присущим им и только им вкусом. А знать все лавки Лондона, их хозяев и вкус их чернил — моя святая обязанность.— Вы, конечно же, написали монографию по этому поводу…— Ну разумеется, Ватсон! А вы читали?..До лавки, как это ни странно, мы добрались без приключений. Это, без сомнения, была самая лучшая, самая красивая, самая восхитительная лавка в мире. Эта была самая великолепная лавка из тех, что мы посещали с Холмсом. Потому что на ее дверях висел огромный амбарный замок.— Слава Богу! — вырвалось у меня.Холмс еще некоторое время дергал замок, не в силах поверить в то, что лавка закрыта. Потом он повернул ко мне обескураженное лицо и пролепетал:— Этого не может быть, Ватсон! Так не бывает!— Бывает, — успокоил я его. — И даже гораздо чаще, чем вы думаете.Но Холмса это не утешило. Повернувшись к двери, он несколько раз неуверенно пнул ее.— Фергюссон, — сказал он, — открывайте. Ну, открывайте же, ну что вам стоит? Откройте, а?На месте Фергюссона я ни за что не открыл бы такому человеку, как Холмс. Возможно, Фергюссон придерживался аналогичного мнения, и входить в контакт с великим сыщиком не входило в его планы. Но, скорее всего, его просто не было дома.— Ладно, — сказал Холмс. — Допустим, он ушел. Вопрос — куда? Будем рассуждать логически.— А не проще ли спросить у соседей? — осведомился я. — Да и вообще, на кой черт вам сдался этот Фергюссон?— Фергюссон, — многозначительно сказал Холмс, подняв указательный палец, — одно из звеньев цепи…Я не выдержал:— Цепи идиотов, самым главным звеном в которой является один мой хороший приятель!..— Припоминаю, — Холмс кивнул. — Я, кажется, видел его.— И не однажды, — подтвердил я. — В зеркале.Но Холмс уже не слушал. Он во все стороны вертел головой, пытаясь найти человека, который поведал бы ему о судьбе Фергюссона. Но улица была пуста.— Ладно, — сказал Холмс. — Прячьтесь. Я не заплбчу.Он пересек мостовую и подошел к высокой чугунной ограде, тянущейся вдоль всей улицы, насколько хватало глаз. В мгновенье ока великий сыщик взобрался на нее, устроился там, как петух на насесте, и крикнул мне сверху:— Ватсон! Там должны знать, куда делся Фергюссон. Идемте!С этими словами он взмахнул руками, словно собираясь взлететь, и прыгнул. Послышался звук рвущейся материи, короткое проклятие, и Холмс повис вниз головой, зацепившись полой плаща за острый шпиль.Я, как это ни прискорбно, оказался еще менее удачлив. На верхней перекладине я поскользнулся и кубарем слетел вниз, больно ударившись головой о ствол дуба, росший футах в пяти от ограды.Когда способность рассуждать частично вернулась ко мне, я заметил, что мы находимся в обширном парке с чистенькими ухоженными дорожками и небольшими, разбросанными там и сям памятниками. Тут меня осенило.— Холмс! — вскричал я. — Это же кладбище!Великий сыщик поднял голову и одним глазом осмотрел раскинувшийся перед ним пейзаж.— Похоже, — растерянно пробормотал он.Из карманов Холмса вываливались пузырьки и с хрустальным звоном падали на землю. Холмс наблюдал за ними глазами, полными слез. Я подошел ближе, чтобы освободить его из безвыходного положения, но тут у него из‑за пазухи прямо мне на ногу вывалился кирпич. Я взвыл.— Холмс! И я еще хотел вам помочь! А вы выбрасываете такие штучки!— Это вовсе не штучки, — возразил Холмс, — а кирпичи. К тому же он сам вывалился, вы видели.— Ничего я не видел! — заорал я. — Если вам нравится тут висеть — висите себе на здоровье, а я пошел!— Да, — сказал Холмс, закрывая глаза и скрещивая руки на груди, — мне нравится. Я давно мечтал вот так просто повисеть вниз головой. Я просто счастлив.— Ах, вы еще и счастливы! — разъярился я. — Ну тогда получайте!Не долго думая, я схватил Холмса за плечи и с силой дернул вниз. Плащ его с треском разошелся пополам, а сам великий сыщик глухим стуком возвестил о своей встрече с землей.Некоторое время он лежал молча, глядя в серое небо, потом кротко перевел взгляд на меня.— Ватсон, набейте мне трубку, — слабым голосом попросил он.— А больше вам ничего не набить? — мрачно сказал я, в душе, все же, радуясь тому, что великий сыщик жив.— Я никогда не сомневался, — воскликнул Холмс, резво вскакивая на ноги, — в вашей великой лени. Я всегда говорил, что от Ватсона добра не жди.— Между прочим, — заметил я, — это не Ватсон, а вы бегаете за каким‑то Фергюссоном, вместо того, чтобы пойти домой и спокойно лечь спать. Да и действительно — зачем? Подумаешь, не спать целую ночь!..— Господи! — сказал Холмс, собирая пузырьки и вещественные доказательства в котомку, сооруженную из обрывков плаща. — С кем я связался!— Не знаю, что вы хотите этим сказать, — заметил я. — Но будет лучше, если в следующий раз вы поищете соратников на том берегу. В «Святой Елене».— Послушайте, Ватсон…— Не хочу ничего слушать! Какого черта? Я вполне допускаю, что на мосту вы что‑то такое нашли, по меньшей мере, популярность. Но вот что вы собираетесь разузнать на кладбище? Где Фергюссон? Прекрасно! Давайте спросим у покойников. Они, без всякого сомнения, ответят. А может вы, ко всему прочему, еще и медиум?— Да, — сказал Холмс. — Это Ватсон. Это он. А знаете ли вы, дорогой друг, что при каждом кладбище есть сторож и смотрители?— И они целыми днями следят за Фергюссоном?— Да, — ответил Холмс. — А за кем тут еще следить? Пойдемте.Я понял, что ругаться бесполезно. Холмс взвалил на плечи котомку, и мы двинулись вглубь кладбища.Миновав несколько неухоженных, заросших травой могил с покосившимися крестами, мы прошли мимо позеленевшего от времени ангела и свернули на широкую, покрытую гравием аллею. Мне показалось, что я уже был здесь. И, кажется, совсем недавно… Эта часовня… Этот памятник…— Холмс! — воскликнул я. — Холмс! Здесь похоронен Хьюго Блэквуд!Холмс вздрогнул и оглянулся. По всем моим расчетам, он должен был непременно произнести что‑нибудь умное, но, вопреки ожиданиям, он промолчал и, лишь как‑то странно посмотрев на меня, еще быстрее зашагал по аллее. Я понял, что ему в голову пришла очередная идея, и был бесконечно благодарен этому гению криминалистики за то, что он не стал делиться ею со мной.Наконец, мы подошли к небольшому домику, казавшемуся совсем игрушечным рядом с огромной грудой плит из песчаника. Рядом с дверью к стене были прислонены несколько венков.— Это здесь, — сказал Холмс и без стука вошел в дом. Я последовал за ним.Внутри было еще теснее, чем могло показаться снаружи. В комнате каким‑то чудом уместились кровать, неструганый стол, тумбочка и крохотный камин. У стены стояла надгробная плита из песчаника с наполовину вырезанным на ней текстом. За столом сидел лохматый, неопрятный старик и не спеша поглощал неаппетитного вида похлебку из глубокой глиняной миски.Примерно с минуту он молча смотрел на нас, и не думая отрываться от своего занятия. Мы, в свою очередь, не отрываясь смотрели на него. Я сглотнул слюну и почему-то вспомнил миссис Хадсон.Сторож неторопливо закончил трапезу и, утерев рукавом рот, долго полоскал ложку и миску в бадье с водой. После этого он поставил посуду на камин, сел и с видимым удовольствием принялся ковыряться в зубах сапожным шилом. Создалось неловкое молчание. Холмс кашлянул.— И что? — спросил сторож.— Я Холмс, — начал мой друг.— Да ну! — сказал сторож без тени удивления.— Мне нужен Фергюссон…— Это который? Тот, что помер от горячки три года назад? Или Генри Фергюссон, которого переехала карета? Или Марк Фергюссон‑старший, которому на голову упал цветочный горшок? Или Эдгар Фергюссон, что был зятем леди Монтгомери…— Нет, нет! Мне нужен Огюст Фергюссон, хозяин лавки, что напротив.— Ах вот оно что! — сторож присвистнул. — И вы решили поискать его у меня? Ну конечно! Где же ему еще быть! Эй, Фергюссон! — сторож демонстративно распахнул тумбочку, как и следовало ожидать, совершенно пустую. — А может быть, он забрался под кровать? Взгляните. Он наверняка там. Что? Нет? Ну тогда он, как пить дать, сидит под столом. Это его любимое место. И там нет? Ну надо же! Ну ты смотри! Как спрятался, прохвост!— Послушайте, — вступил я, пока Холмс доверчиво ползал под кроватью и столом. — Мы вовсе не надеялись найти его у вас. Его лавка закрыта. И мы подумали, что вы знаете…— Знать не знаю и знать не хочу! — отрезал старик. — Чтоб я еще хоть раз с ним связался — черта с два! Бумага у него мерзкая, чернила разбавленные и морда отвратительная…— Кстати, насчет чернил, — Холмс высунул голову из‑под кровати. — Не разрешите ли вы черкнуть для него пару строк?— Пару строк? Да вы все с ума посходили! Третьего дня приходят двое. Позавчера моряк какой‑то, потом поп, потом, нате вам, артисты-артиллеристы. А вчера лекарь с нотариусом. Вдова, понимаешь, чья-то… И всем дай чернил, дай бумаги!..Я положил на стол шиллинг. Перемену, произошедшую со сторожем, надо было видеть.— Джентльмены! Ох! Тысяча извинений! Секундочку! Одну только секундочку! Как я сразу не догадался! Но у вас такой вид… — Он вскочил с кровати и, неумело кланяясь, достал откуда-то чернильницу, перо и лист бумаги. — А я уж думал нищие… Надоели, понимаешь… Вот, пишите, пожалуйста!Холмс присел за стол и быстро начертал несколько строк своим неподражаемым почерком. Сложив записку и сунув ее в карман, Холмс встал и поклонился. При этом взгляд его упал на пол.— Боже! — воскликнул он. — Как мы наследили!— Что вы! Что вы! — замахал руками сторож. — Это было! Было! Не извольте беспокоиться, джентльмены!— Нет‑нет, — авторитетно заявил Холмс. — Я приберу. Где тут у вас совок и веник?Получив желаемое, он методично смел весь мусор и вышел наружу. Я повернулся к сторожу.— Спасибо, — сказал я, — огромное вам спасибо.— Всегда рад, — сторож неловко развел руками. — Чем можем…— Скорее, чем не можете. Это так хорошо, что вы не можете сказать, где Фергюссон. Спасибо вам за это.От удивления сторож только и смог открыть рот. Тем временем вернулся Холмс. Он поставил веник и совок в угол, взял котомку и, загадочно улыбнувшись, пошел к двери. На пороге он обернулся.— До свидания, — сказал он. — Пойдемте, Ватсон.Когда мы вновь оказались рядом с лавкой Фергюссона, я с ужасом заметил, что она открыта и попытался отвлечь от нее внимание моего друга:— Смотрите, Холмс! Вон там, впереди, это случайно не Лестрейд?— А! — Холмс весело подмигнул мне. — Вы тоже заметили, что дверь открыта? Да, Фергюссон вернулся. Но это уже не имеет значения. Все, Ватсон, домой.— Вы не шутите? — воскликнул я.— Нисколько, — ответил Холмс. — Поторопимся, погода портится.До дома мы успели добраться еще до того, как пошел дождь. Ах, как было приятно снова оказаться в нашей старой, уютной квартире! Мысль о том, что не нужно больше куда‑то бежать, кого‑то ловить, где‑то прятаться, доставляла мне невыразимое блаженство.Холмс, не теряя ни минуты, бухнулся за стол и, вывалив на него пузырьки, погрузился в изучение своих сокровищ. Тем временем я, еле живой от усталости, умылся и соскоблил, наконец, со щек трехдневную щетину. Не помню уже, как я добрался до кровати. Мои глаза просто закрывались на ходу. И тут ко мне подошел Холмс.— Ватсон, — серьезно сказал он. — Через пару часов я уйду. Оставляю вам этот пакет, — он показал голубой конверт, запечатанный сургучом. — Я кладу его на стол. Если к шести часам вечера завтрашнего дня я не вернусь — а к шести я обязательно должен вернуться! — вскройте его. Не забудьте — в шесть вечера! Ровно в шесть!..Я еще слышал, как он вернулся к столу с пузырьками, и все. Я провалился в сон, как в темную бездонную яму. Глава 13 — Это сумерки, братья, это сумерки… — зловеще шептал Холмс. — Это смерть, смерть от кораллов… — Холмс смотрел мне в глаза. — Это древние песни темной реки, слушайте их! — И он захохотал. Хохот становился все громче, а Холмс исчезал все дальше и дальше в кроваво-красном тумане, окутавшем Лондон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12