А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 




Айзек Азимов
В начале



Айзек Азимов
В начале

Азимов знакомый и неведомый

В начале… А кстати, что было в начале? Слово… но какое? «Законы роботехники», впервые познакомившие меня с фантастом Азимовым, или автобиографическая книга «Пока память зелена», открывшая неизвестного прежде человека Азимова? Информация о сотнях книг по всем, кажется, областям знания, написанных популяризатором Азимовым, или одна из них, та, что вы держите в руках?
Когда, с какой поры – с какой книги, ибо они ведут счет жизни литератора, а не часы и календари, – я открыл для себя этот странный феномен по имени Айзек Азимов. Думаю, что совсем недавно, во время нашей первой и пока единственной очной встречи. Не с книгой – с человеком.
Впервые оказавшись в Нью-Йорке, я не стал противиться искушению позвонить ему. Зная поистине легендарную занятость Азимова, иллюзий никаких не строил, да благо повод представился: я только что закончил с соавтором перевод этой книги. Вероятно, только везением новичка можно объяснить согласие всемирно известного писателя выкроить для меня полчаса.
Впрочем, и за них поговорить как следует не удалось. Что это за беседа – во время делового обеда в закрытом мужском клубе, где Айзек Азимов, к моему изумлению, еще и председательствовал! Работа не сложная (хотя, по-моему, совершенно не нужная для писателя), но даже то, что другой мог бы формально «отыграть», Азимов исполнил с блеском и подлинным артистизмом, вложив в свое маленькое представление и талант и Душу.
А главное – он и эту странную обязанность исполнил абсолютно серьезно и ответственно. Как и все в жизни.
За два часа обеда, пока я наблюдал Азимова в деле, мне, кажется, удалось ответить на годами мучивший меня вопрос: неужели он все это успевает сделать сам?
Успевает.
Он молнией носился от своего обеденного столика к председательской трибуне, с которой, вооружившись ритуальным молоточком (по виду кувалдой), комментировал последние политические новости, излагал свои взгляды на издательский процесс, наконец, просто веселил публику анекдотами. При этом не забыл представить приглашенных на обед гостей (ибо в клубе запрещено появление таинственных незнакомцев) и даже… спеть дуэтом с молодой певицей из Ирландии! В день святого Патрика, национальный праздник ирландцев, которых в Нью-Йорке больше, чем в Дублине, ей было сделано исключение, ибо двери клуба закрыты также и для женщин. Все, решительно все я был готов услышать и увидеть, но только не распевающего ирландские песенки 68-летнего Азимова! Кажется, при необходимости он и сплясал бы…
Конферансье, профессиональный «трепач» на эстраде (которых в этой стране называют очень уважительно «шоумэнами»?). Да нет же. Вполне серьезный человек. В прошлом – профессор биохимии, а в настоящее время – крупнейший писатель-фантаст и популяризатор науки, председатель американской Ассоциации гуманистов, автор сотен книг и почетный редактор научно-фантастического журнала его имени.
И вправду, когда же он все это успевает? Один (у Айзека Азимова нет даже литагента – говорят, не доверяет он им, сам предпочитает вести дела).
Конечно, работоспособность у него феноменальная. Но одного этого было бы недостаточно в мире, где и другим в общем лениться не приходится и каждый – специалист в своей области. Но именно в своей, какой-то одной, от силы в двух. Чем Азимов поистине уникален – так это своей разносторонностью. Он словно внутренне собирается, как боксер перед боем, пытаясь охватить все. Бросая вызов веку узкой специализации и пресловутой информационной лавины, которая, говорят, скоро нас всех накроет.
Айзек Азимов принципиально настроен на то, чтобы знать все. И написать об этом так, чтобы прочли миллионы – на меньшее не согласен. Подобные желания, возможно, посещали многих, но удается реализовать их считанным единицам, и Айзек Азимов из числа этих счастливчиков.
Скоро он отпразднует – отпразднует, ни секунды не сомневаюсь в этом! – редкий юбилей для литератора: свою четырехсотую книгу. Причем ведь не какой-нибудь поставщик бульварного чтива, не литературный поденщик… «Энциклопедией интеллигентного человека» названа одна из серий азимовских научно-популярных книг, и название это вполне подходит ко всему творчеству писателя в целом.
Космология, астрофизика и физика микромира, математика, химия, биология и биохимия, история, литературоведение, футурология, энергетика, медицина, кибернетика, общие вопросы техники, лингвистика, психология, антропология, языкознание… Даже популярные путеводители по миру Шекспира и Библии (последняя книга сейчас лежит перед вами).
И нет книги в этом бесконечном собрании сочинений Азимова, за которую автору пришлось бы краснеть. Есть более яркие, есть менее, но ни одной ошибочной, мистифицирующей, пустой, отставшей безнадежно от времени. Ни одной, наконец, халтурной. Не все они несут на себе печать совершенства, но и читатель, глядя на фирменную марку «Сделано Азимовым», обычно не остается разочарован. Все будет надежно, компетентно, познавательно, интересно.
Между тем ранние годы жизни совсем не давали оснований говорить о будущем вундеркинде…
Новогодние праздники 1920 года для небогатого мельника Озимова из еврейского местечка Петровичи, что под Смоленском, прошли на редкость нервозно: в семье ждали первенца. Наконец на второй день нового года родился мальчик, которому дали имя Исаак.
Потом, когда его, трехлетнего, вместе с только что родившейся сестрой Марсией, родители повезли с собой в далекую, загадочно звучащую Америку, имя и фамилию чиновники из иммиграционной службы самовольно поменяли. «Исаак» стали произносить на английский лад, вместо же ничего не говорящего корня «озим» (от озимых, вспоминал потом писатель) придумали более, по их мнению, благозвучное: Асимов. И только с середины 60-х годов и поныне он известен на своей родине как Айзек Азимов.
Долгое время – сначала с понятной настороженностью, впоследствии из чисто профессионального любопытства – наши журналисты все пытались вызнать обстоятельства отъезда семейства Озимовых в Соединенные Штаты. Никакой «политической» подоплеки тут нет: писатель вспоминает, что позвали его отца в Америку родственники, которые осели там давно и немало преуспели. А если честно, то в Америку погнал страшный голод, поразивший в тот год Россию.
Россию Айзек Азимов помнит плохо, а русского языка, как я выяснил, не знает вовсе. Жизнь его началась фактически в Нью-Йорке, и этот город определил все дальнейшие этапы его биографии. Недаром на фоне почти тотальной нелюбви американцев к Нью-Йорку («делать деньги, развлекаться-да, но жить!..») Айзек Азимов сохранил к нему поистине детскую привязанность.
Он и сейчас в Нью-Йорке чувствует себя прекрасно. Живет на 31-м этаже в престижном районе западнее Центрального парка и редко куда выезжает. Летать на самолете не может совсем: у фантаста, легко переносящегося в воображении от галактики к галактике, самая прозаическая боязнь высоты…
Отец богачом в Америке не стал. Сказать по правде, он и в России был не мельником, а лишь счетоводом-бухгалтером на мельнице, принадлежавшей деду Айзека. Плохое знание английского поставило крест на мечтах о работе в Америке по специальности, и отец будущего писателя прикупил, не долго думая, по дешевке подвернувшуюся бакалейную лавку в Бруклине.
Мальчику скорее всего было суждено унаследовать ее. Однако папа Азимов рассудил, что при наличии приличного образования из парня может выйти больший толк, чем если он встанет за прилавок. Тем более что Айзеку учение давалось легко, учился он играючи.
Первоначально семья грезила медицинской карьерой для сына. Но по окончании средней школы Айзек Азимов не смог поступить на медицинский факультет – да и то, как оказалось, к лучшему: он не выносил вида крови… Поступил он в Колумбийский университет – на отделение химии.
Далее биография будущего писателя скудна на драматические повороты и какие-то особо эффектные коллизии. Она почти вся сводится к проштудированным книгам, сданным экзаменам, выслушанным урокам. Чтобы закончить с этой – научной – составляющей феномена по имени Айзек Азимов и одновременно подвести ей итог, достаточно отметить вершины его научной карьеры. Такой вершиной была профессура в знаменитой Бостонской медицинской школе, входящей в состав университета Кембриджа. А закончилась эта деятельность в 1958 году, когда молодой преуспевающий профессор-биохимик неожиданно и бесповоротно расстался с научной деятельностью (лекции он читал еще несколько лет).
Его влекло другое. Страсть, охватившая еще в подростковом возрасте, постепенно заполнила все его существо. Литература, естественное для таких натур, как он, нутряное желание писать. Последующие десятилетия показали, что он сам в себе не ошибся.
Причем не всякая литература, а фантастика. Ею в ту пору в Америке не заразиться было трудно.
Мало того что действительность во времена продолжающейся Великой депрессии (кризиса, вызванного крахом биржи в 1929 году) настраивала читающих на поиск литературы увлекательной – отвлекательной. Довоенные десятилетия ознаменовались еще и ростом числа специализированных журналов научной фантастики, где именно такая литература в большинстве своем и печаталась.
После того как в апреле 1926 года вышел первый такой журнал – "Эмейзинг сториз" («Удивительные истории»), основанный предприимчивым выходцем из Люксембурга Хьюго Гернсбеком, журнальный «бум» достиг пика к 40-м годам. Для многих нынешних классиков этой литературы в Америке журналы той поры были колыбелью, родительским домом, школьным классом и студенческой скамьей в одном лице. Среди окончивших «журнальные университеты» был и молодой ученый Айзек Азимов.
Дебютировал он – или, как в Америке говорят, продал свой первый рассказ – в 1939 году. А открыл новое дарование человек, которому только в том году удалось это сделать неоднократно – и добрые десятки раз в жизни открывать таланты, – редактор журнала «Эстаундинг сайнс фикшн» легендарный Джон Кэмпбелл, тиран и почти обожествленный учитель-гуру целого поколения в американской фантастике, вспоминающего теперь те далекие годы кэмпбелловской муштры с ностальгией.
Насчет «муштры» сказано, наверное, чересчур сильно. Но энергичный, деятельный, имеющий свои идеи редактор (сам начинал как писатель-фантаст) с молодыми действительно мало церемонился. Он всем давал возможность печататься – всем, в ком смог разглядеть хотя бы частицу таланта (как он его сам понимал, разумеется). Но вот сказать, что беспрепятственно давал писать обо всем, явно не соответствует истине.
Среди многих неписаных, но строго очерченных «табу» Кэмпбелла была и религия. Не то чтобы редактор «Эстаундинг» сам был верующим человеком, скорее наоборот, здоровый американский прагматизм вряд ли оставлял в его голове место для чего-то «эдакого». Но Кэмпбелл считал, что в научной фантастике фривольничать с религией недопустимо – и точка. А то, что он считал, было законом.
Следует ли из этого, что в творчестве одного из самых примерных учеников Кэмпбелла искать какие-то религиозные мотивы попросту бессмысленно? Как сказать.
Во-первых, Азимов-фантаст не боялся идти против учителя и иногда впрямую касался «запретных» тем (как, впрочем, и другие «птенцы» Кэмпбелла – Роберт Хайнлайн, Лестер дель Рей, Альфред Бестер, Теодор Старджон, Клиффорд Саймак). А кроме того, многие произведения Азимова, формально не заходящие на заповедную территорию, поднимали вопросы, которые неминуемо заинтересовали бы и верующих и атеистов.
Не буду касаться всех примеров, остановлюсь лишь на одном. Это хорошо всем известный цикл рассказов «Я, робот» (а также примыкающие к нему сборник «Остальное о роботах» и дилогия о роботе-криминалисте Дэниэле Оливау – романы «Стальные пещеры» и «Обнаженное солнце»).
Человек педантичный и организованный, молодой Азимов предпринял попытку систематизации «эмпирического материала», собранного писателями-предшественниками: Мэри Шелли, Густавом Мейринком, Карелом Чапеком. Те пугали читателя возможным бунтом искусственного существа, обращенным против его создателя (вот оно, слово!). Для ученого Азимова логичнее было предположить, что прежде чем создавать жизнь, ее следует соответственным образом запрограммировать, придумать ей правила поведения.
Впервые в литературе возникали образы роботов этичных – слуг, друзей и верных помощников человека. Знаменитые азимовские «Три закона роботехники», которые всякий уважающий себя читатель фантастики должен бы вызубрить наизусть, – что это, как не «подстриженные» десять Моисеевых заповедей?
И точно так же, как с нравственным императивом христианской религии, технократичные Законы Азимова порождали гораздо больше проблем, чем смогли разрешить.
Потому что если разум – то, значит, непрограммируемый, несмотря ни на какие благородные пожелания «программистов». Значит, принимающий конкретные решения в ситуации выбора, сам определяющий для себя модель поведения и сам себя судящий (вот где вторгается нравственность) за совершенный поступок. Верить, что искусственный разум, как и разум наш собственный, будет довольствоваться шпаргалками, пригодными на все случаи жизни, что они, эти подсказки, ему помогут, – иллюзия.
Жизнь куда богаче и сложнее, она подкидывает нам нравственные ситуации, и не снившиеся всем без исключения претендентам на авторство «идеального» морального кодекса. Разумеется, все это касается человека – для машины какой угодно сложности создать вполне надежную программу теоретически труда не составляет.
А роботы Азимова – это модель идеальных в нравственном отношении людей, а не машин. Ну действительно, вслушаемся в эти чеканные логические формулировки…
1. Не причинять зло человеку и не допускать своим бездействием, чтобы ему было причинено зло.
2. Выполнять все, о чем тебя попросят, если только это не противоречит пункту 1.
3. Заботиться о собственной безопасности, если только это не противоречит пунктам 1 и 2.
Я намеренно вольно пересказываю азимовские три закона, не изменив их сути, чтобы дать читателю почувствовать, насколько же они не для роботов. Для нас, людей, все это писано…
Благородство нравственных помыслов молодого фантаста, задумавшего дать новую, основанную на науке мораль окончательно изверившемуся человечеству, понятно. Но и до научно-технической революции, и, вероятно, долго после – все равно останутся парадоксы, непредвиденные ситуации, чреватые психологическими «сшибками», когда кажущийся идеальным железный логический каркас Азимова обернется для реального человека каркасом попросту железным. Иначе говоря, клеткой.
Если кто-то этого не понимает, советую еще раз – именно под таким углом зрения – перечитать сборник «Я, робот».
И в знаменитой (пока, увы, не переведенной на русский язык) трилогии «Основание» мы встретим мотивы, темы, которые впору обсуждать на семинарах теологов. Попытка интеллектуальной элиты (Азимов называет их «психоисториками») просчитать с математической точностью курс для человеческой цивилизации на тысячелетия вперед и связанные с этим неизбежные отклонения от этого курса… Что это, как не отголосок, преломление другого амбициозного «проекта», столь часто цитируемого в мировой культуре, можно сказать, основополагающего? Если относиться к научно-фантастической литературе серьезно, смотреть на это поле мысленных экспериментов достаточно широко, то вот, пожалуйста, образец фантастики, поднимающей религиозные вопросы.
Мне кажется не случайным, что спустя 30 лет, в начале 80-х, Айзек Азимов вновь вернулся к сюжетам, волновавшим его в молодости. Я имею в виду возобновленные серии «Основание» и про робота Дэниэла. Два направления азимовского творчества даже слились в самых последних книгах, ибо, как мне кажется, они были направлением единым, цельным изначально. Не так уж и безразличны для автора, технократа-атеиста, все эти сюжеты «от лукавого» – творец, его создание и последующий их конфликт…
Впрочем, об атеизме Азимова имеет смысл поговорить особо. Ведь перед читателем сейчас лежит книга, в которой Айзек Азимов смело, открыто и обстоятельно вторгся в заповедные территории, принадлежащие религии.
Мировоззрение Азимова ни для кого из его читателей тайны не составляет. Писатель сам горячо и охотно декларировал свои взгляды, а к натурам путаным, мечущимся и безответственным его никак не отнесешь. В Азимове, вероятно, еще с поры занятия наукой крепко застряло это – для кого-то занудное – правило: декларировал – следуй сказанному.
Говоря коротко, Айзек Азимов ни в каких богов, похоже, не верит. Написал «похоже», ибо в столь деликатном вопросе, как и в подлинном судопроизводстве, собственные признания «обвиняемого» – еще не доказательство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27