Ч Вам содержание протокола понятно? Тогда поедем домой, на родину…
Смаглий кивнул, задумался и вдруг громко запел старую песню Игоря Шафера
на:
«О воздух родины Ч он особенный, не надышишься им…»
Я махнул на него рукой и повернулся к французам:
Ч Господа, арестованный Смаглий идентифицирован по имени, документам,
внешности, соответствию возрасту, дактилоскопическим отпечаткам и опи
санию татуировок на теле. Ему объявлен состав инкриминируемых преступл
ений и сообщено о выдаче властям России. Прошу всех официальных лиц подп
исать протокол…
И пошла писать парижская губерния: сначала, естественно, французы Ч чел
овек пять, потом консул Аверин, старший группы конвоя майор милиции Кото
в, а последним Ч я. И, словно дождавшись этого великого мига, радио объяви
ло о завершении посадки на рейс «Париж Ч Москва».
Я спросил у старшего конвойного Котова:
Ч Наручники?
Милиционер достал из кармана и протянул мне наручники. Смаглий, с интере
сом следивший за нашими маневрами, удивился Ч Зачем? Этого мало? Ч Он по
днял скованные руки.
Я взял у французского детектива ключ, снял со Смаглия наручники, а майор К
отов ловко застегнул на запястьях Смаглия свои Ч наши нормальные, добро
тные, отечественные ручные хомуты. Я отдал французу его имущество, поясн
ив недоумевающему арестанту:
Ч Это служебный инвентарь. На его материальном учете. Надо вернуть, а то
он с бухгалтерией не расплюется.
Ч Это ж надо! Ч Смаглий от души расхохотался Ч Вот гандоны штопаные Ч
мелочной народ!
Я легонько похлопал его по спине:
Ч Понимаю, все понимаю Ч в твоем прикиде надо щеголять во французских б
раслетах. Но ты уж терпи, привыкать надо. Клифт на зоне Ч это тоже не «Верс
аче»! Ч И аккуратно стряхнул несуществующую пыль с лацкана его шикарно
го пиджака.
Ч Не срамись, земляк, Ч снисходительно усмехнулся Смаглий. Ч «Версаче
» не употребляю. Это Ч «Валентино»! Почувствуйте разницу…
Ч Ну-у, тогда совсем другой коленкор, Ч серьезно согласился я.
Бесконечный сводчатый туннель, по которому горизонтальный эскалатор
Ч движущийся тротуар Ч неспешно вез нашу конвойную процессию от аэров
окзала к терминалу посадки в самолет. В мягком полумраке вспыхивала и га
сла нескончаемая череда реклам, предлагающих нам все радости мира. Я смо
трел на своих спутников Ч их лица от этих вспышек то ярко озарялись, то гл
ухо меркли, и от этого монотонного, как бы праздничного мерцания возника
ло ощущение тревоги и напряжения. Я закрыл глаза и пытался вспомнить, вно
вь озвучить золотую мелодию Чарли Паркера Ч и не мог.
Наверное, потому что не мог выгнать из памяти то телячье-счастливое чувс
тво восторга, надежды, ожидания чуда, которое я испытывал на этом эскалат
оре давным-давно, когда ехал на нем впервые В обратном направлении Ч из с
амолета в аэропорт. В Париж.
А сейчас из всего этого пиршества чувств, оргии предлагаемых радостей, о
громной карточной сдачи жизни остался у меня на руках нарядный валет в н
аручниках, самая младшая карта из разбросанной по столу судьбы краплено
й колоды. Консул Аверин деликатно постучал меня пальцем по плечу:
Ч Сергей Петрович, а вы-то зачем летите?
Ч Понятия не имею. Замминистра телеграмму прислал Ч срочно прибыть…
Ч А вы разве подчинены Москве? Ч удивился Аверин.
Ч Нет, Ч ухмыльнулся я. Ч Но в министерстве этого не знают или не помнят
. И строго приказывают.
Ч А вы?
Ч А я выполняю. Международный чиновник Ч работа временная…
В полупустом салоне первого класса я усадил Смаглия в предпоследнем ряд
у, к стенке, у иллюминатора, а сам уселся рядом, в кресле у прохода.
А тут и радиотрансляция включилась, стала рассказывать приятное:
Ч Уважаемые пассажиры! Наш самолет «Ил-86» совершает полет по маршруту П
ариж Ч Москва на высоте десять тысяч метров Температура за бортом минус
56 градусов. Расчетное время прибытия в аэропорт Шереметьево Ч 20 часов 40 м
инут по московскому времени. Табло «не курить» погасло, вы можете отстег
нуть привязные ремни и откинуть спинки в удобное вам положение. Сейчас б
ортпроводники предложат вам напитки и обед. Желаем вам приятного полета
…
Смаглий толкнул меня плечом в плечо:
Ч Если не снимете браслеты, я не смогу отстегнуть привязные ремни…
Ч Ну и что будет?
Ч Как что? Ч удивился Смаглий. Ч Я ведь нарушу правила Аэрофлота. А для
меня нарушать правила Ч боль сердечная, мука совести. Будь человеком, от
омкни эту гадость, избавь от душевных страданий.
Я усмехнулся:
Ч Ага! Я тебя отстегну, а ты безобразничать начнешь…
Ч Господин криминальный начальник! Смеетесь над униженным и оскорблен
ным? Я что Ч с дуба екнулся? Под нами десять километров! Можно сказать, Мар
ракотова бездна! Даю слово почетного потомственного миллионера! А оно, к
ак золото, нетленно.
Я обернулся к сидящему позади нас майору Котову:
Ч Дай ключ…
Котов слышал наш разговор, неодобригельно покачал головой и, протягивая
ключ, недовольно спросил:
Ч А если этот сраный миллионер станет выдуриваться здесь?
Ч Слушай, друг, долбанный по голове, мне что Ч жить надоело? Ч горячо вст
упил Смаглий. Ч Ты пойми Ч я жить ужасно люблю…
Ч Ну да! Ч хмыкает Котов Ч То-то подсчитали, срок жизни нового русского
Ч тридцать четыре года.
Ч Может быть! Ч согласился Смаглий. Ч Значит, у меня еще три года в запа
се. А потом на сверхсрочную останусь…
Я расстегнул наручники, и Смаглий с облегчением затряс затекшими кистям
и, потом наклонился ближе ко мне и громким театральным шепотом сообщил:
Ч Командир, ты расскажи своему цепному… Тот умник, что считал мне коротк
ий срок, давно умер от голода.
Я откинулся на кресле, прикрыл глаза от слепящего солнечного света.
Пассажиры в правой стороне салона уже дремали, нацепив на глаза черные т
ряпичные очки из сувенирного бортового пакета. Мне было жутковато смотр
еть на них Ч будто компания несчастных безглазых слепцов сняла для увес
елительного путешествия первый класс. Черные наглазники на безвольных,
расслабленных лицах спящих людей…
Когда-то, ужасно давно, у нас выступал в университете слепой поэт Эдуард А
садов. У него были на лице вот такие черные тряпочные очки-повязки. Читал
он страстно, с выражением и жестикуляцией Ч о весне, о зеленых листьях, о
любви. Черные диски вместо глаз были неподвижны, без дна, без надежды. Как
мгла направленной на тебя двустволки. Я не мог собраться, вслушаться, пон
ять Ч я только смотрел в ужасные черные диски на лице.
Мои попутчики надели черные наглазники и нырнули в темноту. Может быть, в
о сне они видели весну, листву, баб?
Я посмотрел на их лица и решил, что скорее всего им видятся в темноте бабки
…
Из кармана на спинке переднего сиденья я достал несколько ярких цветных
журналов. С обложки «Коммерсантъ-Деньги» мне улыбался, осторожно и насм
ешливо, Сашка. Хитрый Пес. Я слышал, что он стал очень крутым. Но не настольк
о? Поперек обложки размашистый заголовок: "Александр Серебровский: «Олиг
архи нужны России!»
Молодой человек в стильных золотых очечках смотрел на меня с выражением
«я вам всем цену знаю». В школьных учебниках в таких маленьких очках с тон
енькой оправой щеголяли демократы-разночинцы Ч полоумный Чернышевск
ий Николай Гаврилович и Добролюбов, уж не помню, как его там по батюшке, ко
торых зачем-то разбудил Герцен.
Я стал листать журнал, чтобы узнать, зачем нужны России олигархи, Ч может
, они тоже кого-то собираются будить, но Смаглий сказал мне:
Ч Давай расскажу анекдот…
Ч Можно, Ч согласился я. Ч Слушай, а ты чего так веселишься? Сидеть прид
ется крепко.
Ч Не факт! Ч уверенно ответил Смаглий. Ч За деньги сел, за деньги выйду…
Так вот, встречает еврей нового русского…
Но досказать анекдот ему не удалось, потому что около нас остановилась с
тюардесса с тележкой-баром:
Ч Что будут пить господа? Мы предлагаем вам водку, коньяк, виски, джин, вин
о, шампанское…
Смаглий мгновенно отозвался:
Ч Красавица! Обласкай джин-тоником. С «Бифитером»…
Котов за нашей спиной от возмущения вздыбился:
Ч Отставить! Арестованным спиртное запрещено!
Смаглий обернулся к нему, печально покачал головой:
Ч Эх, майор! Не бывать тебе генералом… Мыслишь мелко, конвойно…
Ч Это почему?
Ч По кочану! И по кочерыжке! Если бы ты не залупался, не портил жизнь людям
, так бы мы и летели над миром Ч с девочками, с семгой, пьем, жрем, пока жопа н
е треснет. Это же первый класс! Но ты привык к «вагонзаку» Ч езжай не пивш
и…
Ч Ты, что ли, запретишь? Ч зло вперился в него майор и встал с места.
Ч Я? Упаси Господь! Ч Смаглий прижал руки к сердцу и огорченно поведал:
Ч Устав. Устав конвойной и караульной службы. Там конвою допрежь ареста
нтов запрещено спиртное. «Ваша служба и опасна и вредна» Ч помнишь таку
ю песню?
Ч Трудна… Ч поправил Котов. Ч Трудна наша служба. С такими обормотами…

Ч Это точно! Представь морду надзирающего прокурора, когда он узнает, чт
о меня Ч особо опасного! Ч вдрызг пьяный конвой вез. Я ведь мог захватит
ь самолет и угнать на Занзибар…
Ч На Магадан! Ч вмешался я. Ч На Занзибар не выйдет, а на Магадан можешь
попробовать. Ч И, вздохнув, сказал стюардессе: Ч К сожалению, здесь до пр
отивного непьющая компания. Обойдемся кока-колой и минералкой…
Стюардесса расставила на столиках стаканы, бутылки, еще раз с улыбкой вз
глянула на нашу непьющую компанию, пожелала приятного аппетита и покати
ла свою зазывно звякающую телегу обратно в буфет, за кулисы.
Котов перегнулся через спинку моего кресла, потрогал за плечо:
Ч Зла не хватает с этой наглой харей разговаривать…
Ч А ты плюнь. Не разговаривай. Поспи… Он от меня никуда не денется. Только
наглазники не надевай…
Котов решил, что я опасаюсь, как бы он не проглядел чего важного.
Ч Да нет, ничего… Я лучше похожу, разомнусь немного…
Ч Валяй…
Включился экран бортового телевизора Ч там беззвучно плясала и пела ро
к-группа. Я воткнул в гнездо штекер наушников Ч и потек печально-матовый
голос Вячеслава Бутусова, «Наутилус-Помпилиус». Господи, песня какая ст
арая! Ее уже, наверное, все забыли.

…Гудбай, Америка, о-о!
Где я не буду никогда.
Прощай навсегда.
Возьми банджо, сыграй мне на прощанье…

Я достал из внутреннего кармана плоскую фляжку с деревенским бренди, кот
орым благословил меня в дорогу Пит Флэнаган. Отвинтил неспешно пробку, н
алил в освободившиеся стаканы коньяк. Себе и Смаглию. Он с интересом смот
рел на меня:
Ч Нарушаешь устав, командир?
Ч Я никогда не пью один. Ч Нюхнул пойло табачного цвета, пахнущее почем
у-то яблоками, и выпил.
Ч Замечательно! Ч восхитился Смаглий Ч Один мой знакомый говорит, что
кто пьет один Ч чокается с дьяволом.
Ч Не ври, это не твой знакомый. Это Шекспир говорил…
Ч Да хрен с ним! Какая разница? Не влияет. Для тебя важно, что, если не пьешь
в одиночку, значит, умрешь не от пьянки.
Ч Наверное, Ч кивнул я. Ч Не успею…
Смаглий выпил, сморщился, затем блаженно ухмыльнулся:
Ч Хорошо! Ох, хорошо! Коньяк Ч дрянь, а парень ты интересный.
Ч Чем?
Ч Халявный марочный коньяк не пьешь. Только на свои бабульки?
Ч Я на халяву не падаю.
Ч А если друзья ставят?
Ч Это не халява. Это, дурак, обмен любовью… Моя подружка так говорит.
Ч Н-да? Ч удивляется Смаглий. Ч Наверное, впрочем… Слушай, я тебе с утра
хотел сказать, да все эта хива конвойная под ногами мельтешит…
Ч У нас с тобой от них отдельных секретов нет, Ч спокойно заметил я.
Ч Ну, это как сказать… Если бы ты так не надрывался, отлавливая меня, я бы т
ебя сам сыскал.
Ч Оказывается! Ч Я искренне засмеялся. Ч Это зачем еще?
«…Услышу ли песню, которую запомню навсегда…» Ч пел Бутусов.
Ч Зачем! Зачем! Я ведь только сегодня понял, что ты Ч это ты! Что мне ТЕБЕ п
ривет передать надо! Налей еще по стопарю, я с тобой ХОЧУ обменяться любов
ью.
Ч Интересное кино! Ч Я действительно удивился, но коньяк налил, закрути
л пробку фляжки и убрал ее в карман. Ч «Я пришел к тебе с приветом, рассказ
ать, что солнце встало.»
Смаглий одним глотком дернул коньяк, вытер рот рукавом своего великолеп
ного пиджака, отхлебнул минералки. Потом ровно сказал:
Ч Тебе привет от Кости Бойко…
Я допил свой деревенский коньяк, посидел неподвижно. Наверное, мое лицо б
ыло непроницаемо слепо, как у спящих попутчиков в черных наглазниках.
И Бутусов в рябой голубоватой линзе телевизора пел, закрыв глаза Ч от ст
раха? от боли?

В терпком воздухе крикнет По
следний мой бумажный пароход…
Гудбай, Америка, о-о!…

Я медленно спросил:
Ч Вместе сидели?
Ч И сидели, Ч радостно подтвердил Смаглий, Ч и пили, и гуляли Ч жили, од
ним словом…
Ч Значит, ты Ч в Париже, а Кот Ч на зоне?
Смаглий грустно усмехнулся:
Ч Скорее наоборот. Я, считай, на зоне, а Кот Ч откинулся. На воле он.
Ч Откуда знаешь?
Ч Знаю, и все. Ч Смаглий взял с моего столика яркий журнал, показал портр
ет на обложке. "Александр Серебровский: «Олигархи нужны России!».
Молодой интеллигентный человек в добролюбовских очках насмешливо-ост
орожно улыбался мне.
Ч Это ведь тоже твой дружбан? Ч уверенно сказал Смаглий. Ч Если ты Кота
не прикроешь, этот милый паренек уроет его по самую маковку. И на тебе грех
будет…
Ч Ты меня снова пугаешь?
Ч Нет. Правду говорю.
Ч А как я его прикрою? Меня через пару дней назад отправят… Ч И поймал се
бя на стыдной беспомощности в голосе.
Ч Не знаю. Ты подумай, Ч сказал Смаглий, и тон его был не шутовской-разве
селый, а скребуще-жесткий, как напильник, и звенели в нем сила и властност
ь, и сам он в этот миг был меньше всего похож на разнаряженного валета. Ч С
коллегами не разговаривай Ч они на корню все куплены, в ломбард заложен
ы, на рынке проданы А вон твой конвойный уже назад прет. Запомни телефон дл
я связи, нет-нет, не записывай, запомни, он простой -717-77-77.

АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ: ОЛИ
ГАРХИЯ

Ч Сколько времени?
Все повернулись ко мне. Вдруг захотелось Ч как тысячу лет назад в детств
е, которое, наверное, отменено за давностью, Ч пропеть им дворовую считал
очку-дразнилку:

Сколько время?
Два еврея!
Третий Ч жид
По веревочке бежит.
Веревочка лопнула
И жида прихлопнула…

Не стоит. Вениамин Яковлевич Палей и Окунев обидятся. Не обидятся даже, а и
спугаются Ч решат, что я им грожу. Пугаю.
А грозить мне им пока не за что. Вон как они Ч и Палей, и Окунев, и вся осталь
ная команда Ч дружно сделали отмашку левой рукой, будто офицеры на стро
евом смотре: задрали обшлага дорогих пиджаков, вперились в увесисто лежа
щие на запястьях одинаковые золотые цилиндры «Картье-Паша». Это не случ
айное совпадение вкусов и не примета одновременно пришедшего нуворише
ского достатка. Будем считать это знаком особой принадлежности Ч вроде
шитых золотой канителью погон. Или боевого ордена. Хотя орденов по 26 тысяч
баксов не бывает. В Нью-Йорке на Брайтоне орден Ленина стоит пять сотен
Ч за золото и восемь граммов платины уважают. А все остальные советские
регалии Ч по двадцатке. Господи, если бы мой отец мог себе представить, чт
о ею героические цацки, которые он с гордостью надевал по праздникам на с
пециальный Ч парадный, орденский Ч бостоновый синий костюм, будут стои
ть по двадцать долларов штука. Эх вы, бедная технологическая интеллигенц
ия!
«Не надейтесь на князи, на сыне человеческие, Ч сказано в Псалтири. Ч И п
очести их, и гнев их Ч проходят».
Ч …Без одной минуты десять, Ч быстрее всех сказал Палей, лысоватый пожи
лой ловчила с быстро шарящими глазами, похожий на антисемитские карикат
уры в фашистских газетах.
Ч Двадцать один час пятьдесят девять минут, Александр Игнатьевич, Ч со
общил Коротков, брыластый мордоворот с красным затылком, мой самый надеж
ный продолжатель дел и традиций советской партийно-государственной си
стемы в нашей ненадежно-зыбкой рыночной жизни.
Ч Осталось ровно тридцать пять секунд, Ч дал справку Анкудинов, сухой б
еловзорый старикан, богатый до отвращения и оттого с неизгладимой печат
ью бухгалтерской нищенской участи на костистой роже.
Ч Уже пора, наверное, Сашенька, Ч проворковала моя хищная горлица Алябь
ева, пока еще броская, вроде бы интересная, но маленько перезревшая ягода.
От нее наносит сладостью тлена.
Оганесян Ч утомленно-расслабленный джентльмен с тонкими руками профе
ссионального игрока. Окунев и Костин, американизированные молодые парн
и в изящных золотых очечках, подмигивают друг другу, что-то щелкают на кар
манных компьютерах. Сафонов, надежа моя и защита, Ч жесткий крутой мужик
, на котором костюм от Оскара дела Рента сидит как плохо подогнанный, еще н
е обмявшийся мундир, кивает:
1 2 3 4 5 6 7 8