Кажется, в Шиофок. А я с самого обеда разыскиваю майора Балинта и нигде не могу его найти. Если вы случайно увидите его, передайте, пожалуйста, что Фокс вернулся.
— Обязательно передам. Спасибо. Доброй вам ночи.
— Чем дальше, тем веселее! — кладя трубку, сказал Шалго жене. — Если Кара не позвонит, придется мне самому ехать в Шиофок.
Лиза вышла из комнаты, но, когда минуту спустя она возвратилась, Оскар с кем-то беседовал по телефону:
— Спасибо, Пети. Доложи поскорее полковнику. Конечно, подожду. Да, в Шиофоке, в ресторане.
Он положил трубку и весело взглянул на жену.
— Ну что ж, милая, Оскар Шалго выезжает в свет. Давай мне самые элегантные носки.
14
Казмер сидел у камина и читал свежий номер журнала, когда в дверь постучали и вежливый голос Хубера спросил:
— Можно? Я не помешаю вам, господин инженер?
— Нет, отчего же? Входите, садитесь.
Хубер сел в кресло, затем, кинув быстрый взгляд на журнал в руках хозяина, спросил:
— Художественной литературой интересуетесь?
— Да, когда время есть, читаю с удовольствием. Больше всего меня занимает вопрос, как меняются язык и содержание художественных произведений в ходе технической революции.
— И что же? Меняются?
— В известном смысле — да. Пока, увы, это влияние одностороннее. Писатели дружно пытаются доказать, что техника порождает отчужденность человека, убивает в нем гуманное отношение к жизни, к ее проявлениям. Между тем речь идет о более сложных влияниях совсем иного рода. Могу я вам что-нибудь предложить?
— Нет, господин инженер, спасибо. Ужин был отличным. А пить я не буду, так как мне скоро ехать.
— Все в порядке? — спросил Казмер, закуривая сигарету.
— О да. Должен сказать, что полковник Кара истинный джентльмен. Все свои обещания он честно выполнил.
— Может, мне показалось, но я видел, как этот его лейтенантик, Фельмери, или как там его, ставил на вашу машину дипломатический номер.
— Нет, вам не показалось, господин инженер, — с улыбкой подтвердил Хубер. — Просто я поступил на дипломатическую службу. Как и вы.
— Я не поступал. И еду я за границу не с дипломатическим паспортом. — Про себя же Казмер подумал: «Если я вообще поеду куда-то после всего, что рассказала Илонка». — Извините, господин Хубер, но мне нужно срочно поговорить с Оскаром Шалго. Я надеюсь, вернувшись, еще застать вас здесь.
— Ваш дядя только что сказал мне, что господин Шалго куда-то уехал с лейтенантом Фельмери, — заметил гость. — Кажется, в Шиофок.
— На всякий случай я все же загляну к нему. Может, он уже вернулся. Извините, но у меня действительно очень важное к нему дело.
На вилле Шалго Казмер застал только Лизу с Илонкой. Не заметить, что у девушки заплаканные глаза, было бы трудно.
— Что с тобой? — спросил Казмер Илонку, но та вместо ответа снова заплакала. Казмер вопросительно посмотрел на Лизу, которая, казалось, была совершенно поглощена своим вязанием.
— Что с ней? Или вы поссорились?
— Кто? Я с Илонкой? Придумаете тоже!
Казмер подошел к девушке и, взяв за плечи, повернул ее к себе:
— Ну, ты чего расплакалась?
— С ума сошла наша девочка, вот что, — сказала наконец Лиза.
— Ничего не понимаю! — воскликнул Казмер.
— Низкий человек этот ваш полковник Кара! — сквозь слезы проговорила Илонка. — Воспользовался моей доверчивостью. А я, дура, разоткровенничалась с ним. Рассказала все как есть. И что ночью девятнадцатого была с Меннелем. И что ты утром ждал меня.
— Да ты спятила! — воскликнул Казмер.
— Возможно. А ты знаешь, почему я это ему рассказала? Знаешь? Потому что за тебя боялась. Я хотела доказать, что…
— Что ты хотела доказать? — негодовал Казмер. — Что ты дура? Это тебе вполне удалось. А еще поклялась, что будешь нема как могила. Где дядя Оскар?
— Уехал, — сказала Лиза.
— Когда он вернется?
— Понятия не имею. — Лиза положила на колени вязанье. — Вот что я скажу тебе, Казмер: ты грубый и невоспитанный! Илонка никак не заслужила, чтобы ты с ней разговаривал таким тоном. Она любит тебя! А ты злоупотребляешь этим. К тому же ты самый настоящий трус. Нет, ты не любишь Илонку. Потому что если бы ты любил ее, то давно сказал бы об этом своей матери.
— Теперь еще вы будете меня поучать, тетя Лиза? Так вот, оставьте-ка меня в покое! У меня и без вас голова идет кругом. Я люблю Илонку, но вам до этого нет ровно никакого дела. А ты перестань реветь. — Казмер обнял девушку. — Ну, кому я говорю? Люблю я тебя, слышишь? Люблю! И ты это отлично знаешь сама. И я сегодня же скажу об этом маме. Ты не сердись, а лучше прости, если можешь! Я действительно грубиян и эгоист. — Он наклонился и поцеловал ей руку. — Я виноват. Очень виноват. Идем, я провожу тебя домой.
— Я побуду еще немного здесь, — всхлипывая, сказала Илонка.
— Как хочешь. — Казмер повернулся к Лизе. — Передайте, пожалуйста, дяде Оскару, что мне очень нужно поговорить с ним.
Дома он застал Хубера сидящим в одиночестве в гостиной с газетой в руках.
— Ну что? Виделись с господином Шалго?
— Нет.
— А вас только что разыскивала матушка. Я взял на себя смелость сказать ей, что вы ушли к Шалго. Но мне показалось, что это ей не понравилось. Она очень любит вас, ваша матушка, — добавил он.
— Я тоже люблю ее, — сказал Казмер, — и готов отдать за нее все на свете.
— Вот об этом я как раз и не советовал бы вам сейчас говорить слишком громко. Чего доброго, еще наживете неприятности.
— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил Казмер, посмотрев на Хубера.
— Полковник Кара подозревает вас в убийстве. Он сам мне говорил об этом.
Казмер пожал плечами:
— Работник госбезопасности. Подозревать — его обязанность. Он просто еще не знает о новых материалах следствия, полученных майором Балинтом. Вы уже сами слышали, что сказал вчера майор об Эрихе Фоксе! А что я могу поделать, если моя физиономия не нравится полковнику и он по-прежнему подозревает меня? Меннель завладел драгоценностями. Фокс шел за Меннелем по следам и, выбрав подходящий момент, прикончил его. Фокс — торговец произведениями искусства. Все это хорошо известно майору Балинту. У него есть веские доказательства. Например, отпечатки пальцев неизвестного на машине и след ботинка, обнаруженный в гараже. Но полковнику Каре это все нипочем. Знаете, какой приказ он отдал своему лейтенанту? Если у Казмера Табори нет алиби, задержать его и отправить в Будапешт! Вот так-то, господин Хубер! А знаете, что я на это ему скажу? Нет, товарищ полковник, вы сначала попробуйте доказать, что это именно я убил Меннеля.
Хубер, невозмутимо покуривая, внимательно слушал полные горечи слова Табори-младшего.
— А если полковник Кара докажет это? — спросил он.
Казмер удивленно вздернул вверх брови.
— Что?
— Что Меннеля убили вы.
— Вы шутите?
— Нет. Просто я думаю вслух.
— Не очень логично: убил Меннеля, забрал драгоценности…
— Полковник Кара считает, что Виктора убили не с целью ограбления. Думаю, что Шалго убедил его в этом. Потому он и не приемлет версии майора Балинта, какой бы логичной она ни казалась. Это я знаю от самого господина Шалго.
Казмер недоверчиво смотрел на непроницаемое лицо Хубера.
— Кара прав, — продолжал тот. — Кстати, мы оба — и он и я — знаем, что драгоценности в руки убийцы не попали.
Казмер уже с подозрением взглянул на Хубера. Ему вдруг стало жарко, на лбу выступил пот.
— Значит, полковнику уже известен и убийца? — спросил Казмер.
— Кара пока еще только догадывается, а я… я знаю совершенно точно.
— От кого?
— От самого Виктора Меннеля.
Казмер насмешливо скривил рот.
— А-а! Тогда другое дело, — с иронией протянул он. — Тогда понятно. Наведались к нему в морг и мило побеседовали.
— Я говорил с ним об этом еще до его смерти, — медленно сказал Хубер, не обращая внимания на иронический тон Казмера. — Да, господин инженер, за полчаса до смерти. Вы знаете, что в машине Меннеля есть рация?
— Знаю. — Казмер с интересом разглядывал этого невозмутимо спокойного человека. — И о чем же вы с ним говорили?
— Меннель передал мне по рации, что готовится к встрече с одним человеком и что боится этой встречи. Я записал наш разговор с Меннелем на пленку. Но пленку эту я своему шефу не передал. Привез ее сюда.
— Понятно, — кивнул Казмер и закурил. — Вы знаете, что люди полковника Кары ищут преступника? Почему же вы не передадите им вашу запись?
— Потому что не желаю неприятностей вашей матери, — объяснил Хубер. От него не ускользнуло, как переменился в лице Казмер.
— Моей матери? — переспросил Казмер. — Вы с ума сошли?!
— Нет, господин инженер. Я в своем уме и знаю, что говорю. Меннель был шпионом. Я выдал венгерским органам двенадцать его агентов, но о тринадцатом умолчал.
Казмер покачнулся, как от неожиданного удара:
— Вы хотите сказать, что…
— Именно это, господин инженер, — подтвердил Хубер. — Тринадцатый агент Виктора Меннеля — ваша мать, госпожа Бланка Табори.
— Вы соображаете, что говорите, — с угрозой в голосе произнес Казмер.
— Факты, только факты, господин инженер.
— Это неправда! — воскликнул Казмер. — И не может быть правдой.
— Правда. Я могу доказать. — Хубера охватило волнение, но он тут же сумел совладать с ним. — Скажите, господин инженер, а что, собственно говоря, вы знаете о своей матери?
— Все. Мама всегда была со мной откровенна.
— Господин инженер, — остановил его Хубер, — я хотел бы в таком случае, чтобы вы меня выслушали. Это в ваших интересах. Но прошу вас, как это ни трудно, держать себя в руках и отнестись ко всему, что вы сейчас услышите, объективно. Вам известно, что госпожа Бланка и господин Матэ Табори очень любят друг друга. Так их воспитали родители. Они готовы пойти на любую жертву один ради другого. Это-то и стало причиной многих событий.
— Я все знаю и без вас, — раздраженно прервал Хубера Казмер.
— Матэ Табори — человек левых взгля…
— И это мне известно. Говорите, пожалуйста, по существу.
— Я понимаю вашу нервозность, господин инженер, но прошу вас дослушать меня до конца, даже если я буду говорить о вещах, на первый взгляд вам знакомых. Бланка Табори политикой не занимается. Характер у нее не очень уравновешенный, не то что у ее брата. В сороковом году она познакомилась с капитаном венгерского генштаба Кароем Моноштори-Мюллером. Знакомство их переросло в любовь. Бланка написала об этом брату в Данию и вскоре получила ответ. Матэ Табори успел собрать через своих будапештских друзей сведения о Моноштори. Оказалось, что это омерзительнейший тип: ни во что не верящий циник, фашист из той категории военных наемников, которые готовы служить любому, кто хорошо платит. Однако госпожа Бланка не согласилась с таким мнением о своем избраннике. Тогда Матэ Табори поставил вопрос ребром: либо он, либо Моноштори. Уступая брату, Бланка для виду порвала с Моноштори, но тайком они продолжали встречаться. Тем временем в Дании нацисты арестовали Матэ Табори и его жену. Супруги Табори попали в концлагерь. Теперь уже начальство Моноштори-Мюллера потребовало, чтобы он порвал с Бланкой. Но капитан тоже любил девушку и хотел жениться на ней. Однако и он не получил на это разрешения. Более того, командование отправило его на фронт. Моноштори был в ярости. Он вымещал свою злобу на местных жителях оккупированных стран. С Бланкой он вел тайную переписку. Ей импонировала его преданность. Но она не знала о его злодеяниях, зверствах на фронте и в прифронтовой полосе. Затем началось отступление фашистов. Во время боев в Задунайском крае Моноштори в ссоре убил немецкого генерала.
— За что? — перебил Хубера Казмер.
— В одном венгерском селе по приказу этого генерала нацисты расстреляли каждого десятого жителя, подожгли и взорвали близлежащий замок, убили сестру и зятя Моноштори. Майор явился к генералу и потребовал от него ответа за содеянное. Вспыхнула ссора. Немцы попытались арестовать майора. Майор пристрелил генерала и скрылся. Он прятался на вилле у Бланки Табори. Положение было трагическим. Моноштори разыскивали и русские и немцы. И все же ему удалось избежать ареста. Война окончилась. Из концлагеря возвратились Матэ Табори и его жена. Они и не подозревали, что Бланка прятала у себя дома разыскиваемого властями военного преступника Моноштори. Между тем в руках у Бланки случайно оказались документы одного убитого немецкого офицера. Вначале она хотела переслать их родственникам погибшего, но затем, передумав, отдала их Моноштори. Присвоив эти документы, Моноштори уехал из Венгрии и некоторое время жил в американской зоне в Германии. Он занимался контрабандой и неплохо зарабатывал на этом. Но в сорок восьмом году его арестовали, опознали, и тут открылось все его прошлое. Моноштори во всем откровенно сознался. Я присутствовал на допросах и знаю все это из первых уст. Геленовцы завербовали его для работы в разведке, пригрозив, что в случае отказа его выдадут советским властям.
Казмер с изумлением слушал этот странный рассказ. А ведь мать никогда не говорила с ним о своем прошлом. Впрочем, Хубер мог и наврать. Хотя рассказ его выглядит вполне правдоподобным.
Хубер, по-видимому, хотел что-то еще добавить к своему рассказу, но в это время в гостиную вошли Бланка и Матэ Табори, и он умолк. А Казмер сидел, потупившись.
— Господин Хубер, когда вы отбываете? — спросил профессор.
— Скоро. Я уже все упаковал. Остались еще кое-какие дела.
Бланка посмотрела на Казмера и увидела по его лицу, что то, чего она больше всего боялась, уже свершилось.
Профессор достал из серванта рюмки.
— Вы позволите, господин Хубер? — спросил он.
— За рулем я обычно не пью. Но в виде исключения. За ваше здоровье.
Табори наполнил рюмки.
Казмера, досадовавшего, что ему помешали закончить разговор с Хубером, все больше охватывала тревога за мать, за себя. Что же делать? Что вообще можно в таких случаях делать? Бежать очертя голову? Куда? Нет, уж лучше встретить беду лицом к лицу.
— Дядя Матэ, — вдруг решившись, сказал он, — можно нам остаться на несколько минут одним?
— Кому «нам»? — не понял профессор.
— Ему и мне, — пояснила Бланка. — Но это излишне, сынок. Можешь говорить при дяде. Он все знает.
— Значит, это правда? Доктор Хубер сказал правду? — закричал Казмер, впиваясь глазами в спокойное, подчеркнуто бесстрастное лицо матери.
Бланка одним глотком выпила коньяк и поставила рюмку на стол.
— Правда. Вот телефон. Набери номер майора Балинта и заяви, что тринадцатый агент Меннеля — твоя мать.
— Ты же знаешь, что я никуда не стану ни звонить, ни заявлять! — срывающимся голосом крикнул Казмер. — Но ты, дядя! Как ты мог допустить, чтобы мама угодила в такую вонючую яму?
Профессор Табори гневно сверкнул глазами:
— Ты, ты собираешься меня учить? Просто тогда я ни о чем таком не знал. Всего несколько дней назад твоя мать призналась мне, что попала в западню. Ее шантажировали…
— Чем они могли ее шантажировать?
— Чем? — горестно усмехнувшись, повторила Бланка. — Тем, что я любила. Каждый любит по-своему. Я вот так, всем сердцем. Потому и не вышла больше ни за кого замуж.
— Как же ты могла любить преступника, фашиста? — возмутился Казмер. — Ты даже не подумала о том, что брата твоего в это самое время гноили в концлагере.
— В то время я ничего не знала о преступлениях Кароя. Можешь мне поверить… Лишь в пятьдесят четвертом году я получила от него первую весточку. Он писал, что, если я не помогу ему, его выдадут венгерским властям. От сильного нервного потрясения я даже заболела. Ты ведь помнишь, Казмер, я пролежала тогда больше месяца в постели. И в конце концов решила помочь ему. Ну а дальше все покатилось, будто лавина с горы. Не остановить!
— Дорогой господин инженер, — перебив ее, сказал Казмеру Хубер. — Не спешите осуждать свою мать. Уверяю вас, шантажировать или, проще говоря, запугать можно любого человека, даже самого сильного. Меня, вашего дядю и даже вас. Потому что у любого человека есть свои слабости.
— О нет, господин Хубер, — убежденно возразил Казмер. — Меня никто не запугает.
— Вы знаете, с каким заданием прибыл сюда Меннель?
— Да, мне говорил Шалго.
— То, о чем знают Кара и его люди, было только частью этого задания. А главное, для чего Меннель сюда приехал, — было завербовать вас, господин инженер. Да, да, вас! Завербовать для шпионской службы «Ганзы». Вы ведь собираетесь на четыре года в Москву. А господину Брауну как раз нужен надежный резидент в Москве. Вот он и остановился на вашей кандидатуре, поскольку ваша мать уже давно состоит у нас на службе.
— Значит, Меннелю здорово повезло, что кто-то догадался его убить до того, как это сделал я, — сказал Казмер.
— Смерть Меннеля не остановила бы Брауна. Меннель — всего лишь маленькое колесико в механизме «Ганзы». Вместо него приехал бы новый. Всех ведь не перебьете.
— Не перебьем? Уж не хотите ли вы этим сказать, что Меннеля убили мы?
— Если позволите, я коснусь этого вопроса позднее, — уклонился от ответа Хубер и, беря инициативу разговора в свои руки, заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Обязательно передам. Спасибо. Доброй вам ночи.
— Чем дальше, тем веселее! — кладя трубку, сказал Шалго жене. — Если Кара не позвонит, придется мне самому ехать в Шиофок.
Лиза вышла из комнаты, но, когда минуту спустя она возвратилась, Оскар с кем-то беседовал по телефону:
— Спасибо, Пети. Доложи поскорее полковнику. Конечно, подожду. Да, в Шиофоке, в ресторане.
Он положил трубку и весело взглянул на жену.
— Ну что ж, милая, Оскар Шалго выезжает в свет. Давай мне самые элегантные носки.
14
Казмер сидел у камина и читал свежий номер журнала, когда в дверь постучали и вежливый голос Хубера спросил:
— Можно? Я не помешаю вам, господин инженер?
— Нет, отчего же? Входите, садитесь.
Хубер сел в кресло, затем, кинув быстрый взгляд на журнал в руках хозяина, спросил:
— Художественной литературой интересуетесь?
— Да, когда время есть, читаю с удовольствием. Больше всего меня занимает вопрос, как меняются язык и содержание художественных произведений в ходе технической революции.
— И что же? Меняются?
— В известном смысле — да. Пока, увы, это влияние одностороннее. Писатели дружно пытаются доказать, что техника порождает отчужденность человека, убивает в нем гуманное отношение к жизни, к ее проявлениям. Между тем речь идет о более сложных влияниях совсем иного рода. Могу я вам что-нибудь предложить?
— Нет, господин инженер, спасибо. Ужин был отличным. А пить я не буду, так как мне скоро ехать.
— Все в порядке? — спросил Казмер, закуривая сигарету.
— О да. Должен сказать, что полковник Кара истинный джентльмен. Все свои обещания он честно выполнил.
— Может, мне показалось, но я видел, как этот его лейтенантик, Фельмери, или как там его, ставил на вашу машину дипломатический номер.
— Нет, вам не показалось, господин инженер, — с улыбкой подтвердил Хубер. — Просто я поступил на дипломатическую службу. Как и вы.
— Я не поступал. И еду я за границу не с дипломатическим паспортом. — Про себя же Казмер подумал: «Если я вообще поеду куда-то после всего, что рассказала Илонка». — Извините, господин Хубер, но мне нужно срочно поговорить с Оскаром Шалго. Я надеюсь, вернувшись, еще застать вас здесь.
— Ваш дядя только что сказал мне, что господин Шалго куда-то уехал с лейтенантом Фельмери, — заметил гость. — Кажется, в Шиофок.
— На всякий случай я все же загляну к нему. Может, он уже вернулся. Извините, но у меня действительно очень важное к нему дело.
На вилле Шалго Казмер застал только Лизу с Илонкой. Не заметить, что у девушки заплаканные глаза, было бы трудно.
— Что с тобой? — спросил Казмер Илонку, но та вместо ответа снова заплакала. Казмер вопросительно посмотрел на Лизу, которая, казалось, была совершенно поглощена своим вязанием.
— Что с ней? Или вы поссорились?
— Кто? Я с Илонкой? Придумаете тоже!
Казмер подошел к девушке и, взяв за плечи, повернул ее к себе:
— Ну, ты чего расплакалась?
— С ума сошла наша девочка, вот что, — сказала наконец Лиза.
— Ничего не понимаю! — воскликнул Казмер.
— Низкий человек этот ваш полковник Кара! — сквозь слезы проговорила Илонка. — Воспользовался моей доверчивостью. А я, дура, разоткровенничалась с ним. Рассказала все как есть. И что ночью девятнадцатого была с Меннелем. И что ты утром ждал меня.
— Да ты спятила! — воскликнул Казмер.
— Возможно. А ты знаешь, почему я это ему рассказала? Знаешь? Потому что за тебя боялась. Я хотела доказать, что…
— Что ты хотела доказать? — негодовал Казмер. — Что ты дура? Это тебе вполне удалось. А еще поклялась, что будешь нема как могила. Где дядя Оскар?
— Уехал, — сказала Лиза.
— Когда он вернется?
— Понятия не имею. — Лиза положила на колени вязанье. — Вот что я скажу тебе, Казмер: ты грубый и невоспитанный! Илонка никак не заслужила, чтобы ты с ней разговаривал таким тоном. Она любит тебя! А ты злоупотребляешь этим. К тому же ты самый настоящий трус. Нет, ты не любишь Илонку. Потому что если бы ты любил ее, то давно сказал бы об этом своей матери.
— Теперь еще вы будете меня поучать, тетя Лиза? Так вот, оставьте-ка меня в покое! У меня и без вас голова идет кругом. Я люблю Илонку, но вам до этого нет ровно никакого дела. А ты перестань реветь. — Казмер обнял девушку. — Ну, кому я говорю? Люблю я тебя, слышишь? Люблю! И ты это отлично знаешь сама. И я сегодня же скажу об этом маме. Ты не сердись, а лучше прости, если можешь! Я действительно грубиян и эгоист. — Он наклонился и поцеловал ей руку. — Я виноват. Очень виноват. Идем, я провожу тебя домой.
— Я побуду еще немного здесь, — всхлипывая, сказала Илонка.
— Как хочешь. — Казмер повернулся к Лизе. — Передайте, пожалуйста, дяде Оскару, что мне очень нужно поговорить с ним.
Дома он застал Хубера сидящим в одиночестве в гостиной с газетой в руках.
— Ну что? Виделись с господином Шалго?
— Нет.
— А вас только что разыскивала матушка. Я взял на себя смелость сказать ей, что вы ушли к Шалго. Но мне показалось, что это ей не понравилось. Она очень любит вас, ваша матушка, — добавил он.
— Я тоже люблю ее, — сказал Казмер, — и готов отдать за нее все на свете.
— Вот об этом я как раз и не советовал бы вам сейчас говорить слишком громко. Чего доброго, еще наживете неприятности.
— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил Казмер, посмотрев на Хубера.
— Полковник Кара подозревает вас в убийстве. Он сам мне говорил об этом.
Казмер пожал плечами:
— Работник госбезопасности. Подозревать — его обязанность. Он просто еще не знает о новых материалах следствия, полученных майором Балинтом. Вы уже сами слышали, что сказал вчера майор об Эрихе Фоксе! А что я могу поделать, если моя физиономия не нравится полковнику и он по-прежнему подозревает меня? Меннель завладел драгоценностями. Фокс шел за Меннелем по следам и, выбрав подходящий момент, прикончил его. Фокс — торговец произведениями искусства. Все это хорошо известно майору Балинту. У него есть веские доказательства. Например, отпечатки пальцев неизвестного на машине и след ботинка, обнаруженный в гараже. Но полковнику Каре это все нипочем. Знаете, какой приказ он отдал своему лейтенанту? Если у Казмера Табори нет алиби, задержать его и отправить в Будапешт! Вот так-то, господин Хубер! А знаете, что я на это ему скажу? Нет, товарищ полковник, вы сначала попробуйте доказать, что это именно я убил Меннеля.
Хубер, невозмутимо покуривая, внимательно слушал полные горечи слова Табори-младшего.
— А если полковник Кара докажет это? — спросил он.
Казмер удивленно вздернул вверх брови.
— Что?
— Что Меннеля убили вы.
— Вы шутите?
— Нет. Просто я думаю вслух.
— Не очень логично: убил Меннеля, забрал драгоценности…
— Полковник Кара считает, что Виктора убили не с целью ограбления. Думаю, что Шалго убедил его в этом. Потому он и не приемлет версии майора Балинта, какой бы логичной она ни казалась. Это я знаю от самого господина Шалго.
Казмер недоверчиво смотрел на непроницаемое лицо Хубера.
— Кара прав, — продолжал тот. — Кстати, мы оба — и он и я — знаем, что драгоценности в руки убийцы не попали.
Казмер уже с подозрением взглянул на Хубера. Ему вдруг стало жарко, на лбу выступил пот.
— Значит, полковнику уже известен и убийца? — спросил Казмер.
— Кара пока еще только догадывается, а я… я знаю совершенно точно.
— От кого?
— От самого Виктора Меннеля.
Казмер насмешливо скривил рот.
— А-а! Тогда другое дело, — с иронией протянул он. — Тогда понятно. Наведались к нему в морг и мило побеседовали.
— Я говорил с ним об этом еще до его смерти, — медленно сказал Хубер, не обращая внимания на иронический тон Казмера. — Да, господин инженер, за полчаса до смерти. Вы знаете, что в машине Меннеля есть рация?
— Знаю. — Казмер с интересом разглядывал этого невозмутимо спокойного человека. — И о чем же вы с ним говорили?
— Меннель передал мне по рации, что готовится к встрече с одним человеком и что боится этой встречи. Я записал наш разговор с Меннелем на пленку. Но пленку эту я своему шефу не передал. Привез ее сюда.
— Понятно, — кивнул Казмер и закурил. — Вы знаете, что люди полковника Кары ищут преступника? Почему же вы не передадите им вашу запись?
— Потому что не желаю неприятностей вашей матери, — объяснил Хубер. От него не ускользнуло, как переменился в лице Казмер.
— Моей матери? — переспросил Казмер. — Вы с ума сошли?!
— Нет, господин инженер. Я в своем уме и знаю, что говорю. Меннель был шпионом. Я выдал венгерским органам двенадцать его агентов, но о тринадцатом умолчал.
Казмер покачнулся, как от неожиданного удара:
— Вы хотите сказать, что…
— Именно это, господин инженер, — подтвердил Хубер. — Тринадцатый агент Виктора Меннеля — ваша мать, госпожа Бланка Табори.
— Вы соображаете, что говорите, — с угрозой в голосе произнес Казмер.
— Факты, только факты, господин инженер.
— Это неправда! — воскликнул Казмер. — И не может быть правдой.
— Правда. Я могу доказать. — Хубера охватило волнение, но он тут же сумел совладать с ним. — Скажите, господин инженер, а что, собственно говоря, вы знаете о своей матери?
— Все. Мама всегда была со мной откровенна.
— Господин инженер, — остановил его Хубер, — я хотел бы в таком случае, чтобы вы меня выслушали. Это в ваших интересах. Но прошу вас, как это ни трудно, держать себя в руках и отнестись ко всему, что вы сейчас услышите, объективно. Вам известно, что госпожа Бланка и господин Матэ Табори очень любят друг друга. Так их воспитали родители. Они готовы пойти на любую жертву один ради другого. Это-то и стало причиной многих событий.
— Я все знаю и без вас, — раздраженно прервал Хубера Казмер.
— Матэ Табори — человек левых взгля…
— И это мне известно. Говорите, пожалуйста, по существу.
— Я понимаю вашу нервозность, господин инженер, но прошу вас дослушать меня до конца, даже если я буду говорить о вещах, на первый взгляд вам знакомых. Бланка Табори политикой не занимается. Характер у нее не очень уравновешенный, не то что у ее брата. В сороковом году она познакомилась с капитаном венгерского генштаба Кароем Моноштори-Мюллером. Знакомство их переросло в любовь. Бланка написала об этом брату в Данию и вскоре получила ответ. Матэ Табори успел собрать через своих будапештских друзей сведения о Моноштори. Оказалось, что это омерзительнейший тип: ни во что не верящий циник, фашист из той категории военных наемников, которые готовы служить любому, кто хорошо платит. Однако госпожа Бланка не согласилась с таким мнением о своем избраннике. Тогда Матэ Табори поставил вопрос ребром: либо он, либо Моноштори. Уступая брату, Бланка для виду порвала с Моноштори, но тайком они продолжали встречаться. Тем временем в Дании нацисты арестовали Матэ Табори и его жену. Супруги Табори попали в концлагерь. Теперь уже начальство Моноштори-Мюллера потребовало, чтобы он порвал с Бланкой. Но капитан тоже любил девушку и хотел жениться на ней. Однако и он не получил на это разрешения. Более того, командование отправило его на фронт. Моноштори был в ярости. Он вымещал свою злобу на местных жителях оккупированных стран. С Бланкой он вел тайную переписку. Ей импонировала его преданность. Но она не знала о его злодеяниях, зверствах на фронте и в прифронтовой полосе. Затем началось отступление фашистов. Во время боев в Задунайском крае Моноштори в ссоре убил немецкого генерала.
— За что? — перебил Хубера Казмер.
— В одном венгерском селе по приказу этого генерала нацисты расстреляли каждого десятого жителя, подожгли и взорвали близлежащий замок, убили сестру и зятя Моноштори. Майор явился к генералу и потребовал от него ответа за содеянное. Вспыхнула ссора. Немцы попытались арестовать майора. Майор пристрелил генерала и скрылся. Он прятался на вилле у Бланки Табори. Положение было трагическим. Моноштори разыскивали и русские и немцы. И все же ему удалось избежать ареста. Война окончилась. Из концлагеря возвратились Матэ Табори и его жена. Они и не подозревали, что Бланка прятала у себя дома разыскиваемого властями военного преступника Моноштори. Между тем в руках у Бланки случайно оказались документы одного убитого немецкого офицера. Вначале она хотела переслать их родственникам погибшего, но затем, передумав, отдала их Моноштори. Присвоив эти документы, Моноштори уехал из Венгрии и некоторое время жил в американской зоне в Германии. Он занимался контрабандой и неплохо зарабатывал на этом. Но в сорок восьмом году его арестовали, опознали, и тут открылось все его прошлое. Моноштори во всем откровенно сознался. Я присутствовал на допросах и знаю все это из первых уст. Геленовцы завербовали его для работы в разведке, пригрозив, что в случае отказа его выдадут советским властям.
Казмер с изумлением слушал этот странный рассказ. А ведь мать никогда не говорила с ним о своем прошлом. Впрочем, Хубер мог и наврать. Хотя рассказ его выглядит вполне правдоподобным.
Хубер, по-видимому, хотел что-то еще добавить к своему рассказу, но в это время в гостиную вошли Бланка и Матэ Табори, и он умолк. А Казмер сидел, потупившись.
— Господин Хубер, когда вы отбываете? — спросил профессор.
— Скоро. Я уже все упаковал. Остались еще кое-какие дела.
Бланка посмотрела на Казмера и увидела по его лицу, что то, чего она больше всего боялась, уже свершилось.
Профессор достал из серванта рюмки.
— Вы позволите, господин Хубер? — спросил он.
— За рулем я обычно не пью. Но в виде исключения. За ваше здоровье.
Табори наполнил рюмки.
Казмера, досадовавшего, что ему помешали закончить разговор с Хубером, все больше охватывала тревога за мать, за себя. Что же делать? Что вообще можно в таких случаях делать? Бежать очертя голову? Куда? Нет, уж лучше встретить беду лицом к лицу.
— Дядя Матэ, — вдруг решившись, сказал он, — можно нам остаться на несколько минут одним?
— Кому «нам»? — не понял профессор.
— Ему и мне, — пояснила Бланка. — Но это излишне, сынок. Можешь говорить при дяде. Он все знает.
— Значит, это правда? Доктор Хубер сказал правду? — закричал Казмер, впиваясь глазами в спокойное, подчеркнуто бесстрастное лицо матери.
Бланка одним глотком выпила коньяк и поставила рюмку на стол.
— Правда. Вот телефон. Набери номер майора Балинта и заяви, что тринадцатый агент Меннеля — твоя мать.
— Ты же знаешь, что я никуда не стану ни звонить, ни заявлять! — срывающимся голосом крикнул Казмер. — Но ты, дядя! Как ты мог допустить, чтобы мама угодила в такую вонючую яму?
Профессор Табори гневно сверкнул глазами:
— Ты, ты собираешься меня учить? Просто тогда я ни о чем таком не знал. Всего несколько дней назад твоя мать призналась мне, что попала в западню. Ее шантажировали…
— Чем они могли ее шантажировать?
— Чем? — горестно усмехнувшись, повторила Бланка. — Тем, что я любила. Каждый любит по-своему. Я вот так, всем сердцем. Потому и не вышла больше ни за кого замуж.
— Как же ты могла любить преступника, фашиста? — возмутился Казмер. — Ты даже не подумала о том, что брата твоего в это самое время гноили в концлагере.
— В то время я ничего не знала о преступлениях Кароя. Можешь мне поверить… Лишь в пятьдесят четвертом году я получила от него первую весточку. Он писал, что, если я не помогу ему, его выдадут венгерским властям. От сильного нервного потрясения я даже заболела. Ты ведь помнишь, Казмер, я пролежала тогда больше месяца в постели. И в конце концов решила помочь ему. Ну а дальше все покатилось, будто лавина с горы. Не остановить!
— Дорогой господин инженер, — перебив ее, сказал Казмеру Хубер. — Не спешите осуждать свою мать. Уверяю вас, шантажировать или, проще говоря, запугать можно любого человека, даже самого сильного. Меня, вашего дядю и даже вас. Потому что у любого человека есть свои слабости.
— О нет, господин Хубер, — убежденно возразил Казмер. — Меня никто не запугает.
— Вы знаете, с каким заданием прибыл сюда Меннель?
— Да, мне говорил Шалго.
— То, о чем знают Кара и его люди, было только частью этого задания. А главное, для чего Меннель сюда приехал, — было завербовать вас, господин инженер. Да, да, вас! Завербовать для шпионской службы «Ганзы». Вы ведь собираетесь на четыре года в Москву. А господину Брауну как раз нужен надежный резидент в Москве. Вот он и остановился на вашей кандидатуре, поскольку ваша мать уже давно состоит у нас на службе.
— Значит, Меннелю здорово повезло, что кто-то догадался его убить до того, как это сделал я, — сказал Казмер.
— Смерть Меннеля не остановила бы Брауна. Меннель — всего лишь маленькое колесико в механизме «Ганзы». Вместо него приехал бы новый. Всех ведь не перебьете.
— Не перебьем? Уж не хотите ли вы этим сказать, что Меннеля убили мы?
— Если позволите, я коснусь этого вопроса позднее, — уклонился от ответа Хубер и, беря инициативу разговора в свои руки, заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28