Когда-то давно этот старый сотник учил его владеть мечом и скакать на лошади. Теперь старик одряхлел и не годился для походов, но в память о былом Коснятин всегда брал его с собой.
Итиль остановил коня.
– Вернись и проверь пленных, – приказал ему посадник. – Особенно того, с волчьим взглядом. Натворит чего в дороге…
Итиль послушно поскакал назад. Коснятин проводил его взглядом и увидел невесту. Она куталась в меха и прятала лицо. Посадник улыбнулся. Печенежской сабли не боялась, а ветра испугалась… Он вспомнил битву на Альте, того печенега, огромные глаза Найдены и ее выставленные вперед руки. Она кричала… Что же она кричала?
Посадник сморщил лоб. Какое-то имя. «Арканай! Не надо!» – всплыло в памяти. Арканай!
Коснятин шатнулся в седле и схватился за бок. В груди что-то кольнуло. Вновь зашевелились дурные предчувствия. Посадник осторожно выдохнул и пошевелил удилами. Обученный конь сбавил шаг. «Арканай!» – кричала Найдена. «Помни Арканая!» – вопила безумица.
Арканай, Арканай, Арканай… Кто он? Имя печенежское… Кликуша называла Найдену печенежской подстилкой. Обвиняла в смерти сестры… Почему? Что общего у Найдены и неведомого Арканая?
Коснятину захотелось повернуть обратно в Киев, чтоб найти там безумную девку и допросить ее, но рассудок взял верх над мимолетным желанием. Глупо допрашивать блаженную. Люди станут шептаться, что посадник пошел против Господних заповедей и обижает убогую.
Коснятин подъехал к телеге. Найдена подняла лицо и уставилась на него огромными, доверчивыми глазами. Посаднику стало не по себе. О чем он хотел спрашивать эту ни в чем не повинную девочку? Господи…
– Что это за имя – Арканай? – глухо пробормотал он.
Длинные девичьи ресницы хлопнули. Всего на миг лицо Найдены исказило какое-то воспоминание, губы дрогнули и тут же сложились в невинную улыбку.
– Арканай? – Худые плечики под меховым нарядом чуть заметно шевельнулись. – Печенег какой-то… К чему о нем гадать? Тебя расстроила глупая кликуша?
Коснятин разогнулся в седле. Девушка темнила. Не врала, но и не говорила правды. Почему?
– Все в порядке, посадник. Пленные идут за нами. – Довольный Итиль подъехал к Коснятину и преданно заглянул в лицо: – Что с тобой?
Коснятин закусил губу. Кому довериться, как не Итилю? Он придержал старого сотника за рукав и одними глазами указал на Найдену:
– Пригляди, за ней. Хорошенько пригляди…
53
Все складывалось на удивление хорошо. И слова, которые, как я думала, Коснятин произнес сгоряча, оказались правдой. Он действительно решил на мне жениться! Я долго не могла поверить. Поверила, только когда сам князь принял меня в своем тереме и пожелал счастья. Но не обрадовалась… Внутри скреблось что-то отвратительное. Вина? Грусть? Не знаю…
Коснятин хотел венчаться в родном Новгороде. Там у него были друзья и родичи.
– Что скажешь? Подождешь до Новгорода? – целуя мои пальцы, спрашивал он. Мне нравилось, как он спрашивает, и нравилось видеть его на коленях, но почему-то хотелось отнять руки.
Я не сделала этого. И не стала перечить. Не все ли равно, где венчаться? Одно худо – моя девственность..: Я не знала, как сказать об этом Коснятину. А надо ли было говорить? Давно, во время наших странствий со Стариком, я попала в дом старой угорки. К ней часто приходили согрешившие девушки. Угорка учила их обманывать мужчин. Был нужен только пустой рыбий пузырь и немного куриной крови…
Мне не претило обмануть Коснятина. Разве он сам хотел знать правду? Нет, вряд ли… Правда принесла бы ему много боли и отобрала бы у меня надежду. А мой грех не его дело. Любовь не грех. Но любви больше нет, а маленькая ложь поможет и мне, и посаднику.
Мне не хотелось думать о прошлом. Зачем? Впереди ждала безбедная и радостная жизнь. Теперь никто не осмелится обругать или ударить меня. За мою честь стеной встанут слуги и воины новгородского посадника… Вот они промчались мимо на своих конях – красивые, широкоплечие, готовые выполнить любой приказ моего жениха. А люди вокруг машут руками, улыбаются, кричат что-то восторженное. Все, как я мечтала…
Прощайте, люди, прощай, славный Киев! Глядите, рядом со мной – мой будущий муж. Он смел, богат и знатен. Он увезет меня далеко-далеко от киевских стен и моих воспоминаний… Здесь за тяжелыми воротами останется терем Предславы, погост, где я пела оборотням, мрачное пепелище, оставшееся от избы Улеба, и унылая деревенька, где умер Журка.
На миг мне почудился его голос. Я огляделась. Но кричал не Журка, а невесть откуда возникшая на пути нищенка. Она словно выросла перед обозом из дорожной пыли. Рваное платье сползло с ее плеча, а желтое лицо пылало нехорошим румянцем.
– Ты потаскуха! – тыча в меня пальцем, кричала она. – Арканай!
Арканай? Я дотронулась до тонкого шрама на горле. Его совсем не было видно, но стоило прикоснуться – и кожа чувствовала холодок железа. Меня передернуло. Откуда безумная бродяжка узнала об Арканае?
Кликуша еще что-то прокричала, упала на колени в пыль и запела. Морщины на ее желтом лице разгладились… Перед моими глазами, будто наяву, встала телега с сеном, мертвый крестьянин на облучке и его отчаянно визжащие дочери за моей спиной.
«Это же старшая! – узнала я. – Та, которую я последний раз видела полуголой и израненной, на земле, в окружении гогочущих печенегов. Неужели ей удалось выжить?»
Посадник подал знак слугам, и старшую оттащили. Киевские ворота проплыли мимо. Я откинула голову и закрыла глаза. Надо забыть обо всем. Забыть… Телегу потряхивало на ухабах. Прошлое утекало куда-то вдаль…
Меня разбудил голос Коснятина. Он произнес мое имя. Я открыла глаза и подняла голову. Лицо посадника показалось странно обеспокоенным.
– Откуда такое имя – Арканай? – спросил он.
Мне удалось пробормотать что-то и улыбнуться. Не хотелось толковать о былом и пускаться в объяснения. Жизнь идет. Будет лучше, если кликуша и ее обвинения останутся там, где остались Журка, Предслава, Старик и Горясер.
Я закрыла глаза. Посадника удовлетворил мой ответ. Он отъехал от телеги и заговорил со своим сотником.
«Он никогда не кричит на слуг, – некстати подумала я. – Хороший человек… Скоро я назову его мужем. Мне ли поддаваться грусти?»
Возница подхлестнул лошадь. Телегу тряхнуло, понесло. Ветер забился в рот. Я спрятала лицо в мех. Все будет хорошо…
54
Святополку было страшно. Страх не оставлял его с битвы на Альте. Он не помнил, как выбрался из сечи. Чувствовал, что его куда-то везут, изредка долетали слабые голоса слуг. Они что-то спрашивали, но так тихо… Их заглушал надвигающийся издалека грозный топот. Окаянный знал, кто гонится за ним. Не Ярослав, нет… Это были враги пострашнее. Те, кого он вдруг увидел на поле битвы, бездушные и безмолвные… Мертвецы…
На Альте они вырастали из-под земли и крушили его воинов. Несчастные печенеги и верные дружинники падали под ударами их ржавых мечей, словно колосья под острой косой. А над полем боя, на холме, стоял князь Борис. У него было страшное, покрытое струпьями и язвами лицо. Он медленно поворачивал голову, словно кого-то искал. Святополк знал, что брат ищет его.
– Гляди! – крикнул он тогда Горясеру, но наемник не услышал. И никто не услышал, словно Святополка лишили голоса. А самое ужасное, что никто не видел это адское воинство! Только он!
Костлявая рука мертвого князя поднялась, лишенный плоти палец указал на Святополка.
– Брат! – гулко завыл ветер, и Святополк потерял сознание.
Больше он ничего не помнил, только чувствовал, что куда-то едет, едет, едет… Куда, зачем? От восставших из праха мстителей невозможно было уехать. Спасшие его слуги думали, что все кончилось там, на Альте, но Святополк слышал, как мертвые идут по их следу. И чем дальше он бежал, тем больше становилась армия Бориса. Иногда по ночам призрак Бориса настигал его, склонялся к изголовью и шептал: «Ты сойдешь в ад, братец… Сойдешь в ад!» Вокруг, скаля в жутких улыбках полусгнившие рты, стояли мертвые воины. От них пахло землей и гниющей плотью…
– Князь, близко Польша. Князь! Проси защиты у Болеслава.
Гул преследования затих. Святополк повернул голову. Польша? Какая Польша? Неужели они уехали так далеко от Альты? Вернись, разум!
Святополк сдавил руками виски и огляделся. Эти люди в потрепанных одеждах – его преданные слуги. Как их мало! Им не осилить мертвую рать.
– Болеслав, польский король, теперь твой зять… – донеслось до него.
Из горла князя вырвался клокочущий смех. Болеслав?! Поляк чудом не оказался рядом с Борисом. А все сучка сестренка… Рассказала королю о его замысле, тварь. Потаскуха…
– Говорят, Болеслав женился на твоей сестре Предславе, теперь она польская королева. Проси у нее помощи.
Значит, Болеслав все-таки женился. Дурак! Мог бы унижать эту сучку всю жизнь, а вознес ее над своей вотчиной! Трижды дурак.
– Предслава не откажет…
Как же, «не откажет»! Она сгноит их в порубе, как диких зверей. Эта тварь, дочка Владимира. Тварь…
Святополк наклонился и прижался ухом к земле.
Бух, бух, бух….
Идут. Настигают. Мертвецы…. Земля стонет от их ненависти. Войско Морены гонится за ним, чтоб утянуть в ад. Бежать! Бежать!
Он разогнулся. Какие тяжелые ноги… Почему он не может ими двигать?
– Помогите князю сесть на коня, – долетел повелительный голос.
– Горясер? – вспомнил Святополк. Горясер смог бы остановить преследователей. Он был сродни самой смерти. Мертвецы пали бы перед ним ниц. В нем спасение…
– Горясер!!! – чувствуя, как накатывается волна удушающего страха и поднимает его в седло, завопил Святополк.
– Горясера нет с нами, – сказал кто-то. – Он убит. Люди видели, как он упал весь в крови.
Горясера нет…
Топот настигающих врагов стал слышнее. Он разрастался и рвал голову Святополка на части. Бежать! Мертвецы идут медленно. Они не догонят…
Святополк поднял голову и обвел слуг безумным мутным взглядом.
– Бежать, – приказал он. – Все время бежать… Отныне я буду бежать, пока не умру…
55
В Смоленске мы погрузились на ладьи. Так было быстрее, а посадник торопился. Лед уже сошел, и ожидавшие хорошей награды гребцы без устали работали веслами.
За два дня дошли до Новгорода. На пристани ладьи встречали родичи и слуги Коснятина. Весть о его женитьбе опередила нас. Встречающие тянули шеи и беззастенчиво разглядывали людей на ладьях.
– Гляди-ка, Найдена! – узнал меня кто-то. Уж не Параня ли? Я оглядела толпу, но Парани не увидела.
– Найдена! Неужто она? – зашелестели шепотки.
Я вскинула голову. Что, не ждали? Думали, вечно буду нищей бродяжкой? Нет уж! Теперь привыкайте называть меня госпожой…
– Пойдем. – Посадник протянул мне руку.
Я улыбнулась и шагнула на шаткие мостки. Параня лопнет от зависти, глядя, как я вхожу на двор под руку с посадником. А то кричала: «Нищая, безродная!» Больше не покричит…
Сзади заскрипели канаты. К мосткам подошла вторая ладья. На ней везли бывших воинов и слуг Святополка. Их подарил нам к свадьбе светлый киевский князь Ярослав.
«Тебе не надо на них глядеть. Уж слишком грязны», – еще в Киеве сказал Коснятин. Мог и не говорить. Мне самой не хотелось видеть несчастных, которые совсем недавно ели со мной из одного котла, а нынче стали моими рабами.
К Коснятину подскочил бойкий лупоглазый слуга. Непомерно большая рубаха сползала с его плеча, убранные под ремешок волосы клочьями свисали на пухлые щеки, а за поясом красовался накрученный на рукоятку кожаный хлыст. Кончик хлыста полз по земле. Слугу звали Ануф. Он славился жестоким и трусливым нравом. Посадник держал его за надзирателя над рабами и за палача одновременно.
– Куда этих? – подобострастно просипел Ануф. Я скривила губы. Никогда не любила трусов.
Ануф недобро покосился на меня и, ожидая ответа, вновь уставился на посадника.
– Гони на двор. Там снимешь цепи и, под приглядом надежных стражей, отправишь в амбар.
Я вспомнила амбар Коснятина и усмехнулась. Где-то нынче мой сосед и сотоварищ по жилью, одноглазый нищий? Помнится, мы делили в амбаре и кашу, и надежды…
– А если там ночуют бродяги? – тихо спросил Ануф.
Коснятин передернул плечами:
– Чем тебе помешают бродяги?
Ануф склонился:
– Ничем, мой господин, – и потрусил к ладье с рабами. Кончик его хлыста змейкой заскользил по земле.
Я поглядела на ладью. С нее по мосткам спускались люди в цепях. Грязные, оборванные… Еще недавно свободные…
– Пошли, скоты, пошли! – послышался визгливый крик Ануфа, и звонко щелкнул хлыст. Подталкивая друг друга, пленники заторопились вниз. Ануф подскочил к самым мосткам:
– Шевелись, тварь!
Снова щелкнул кнут. Я отвернулась и подала руку Коснятину:
– Идем?
– Идем, – ответил он.
На пристани что-то плеснуло, закричали люди… Расталкивая народ, туда побежали дружинники. Растрепанный слуга пробился к Коснятину и что-то зашептал ему на ухо.
– Тот, из наемников… Ануфа сбросил в воду, – расслышала я.
Наемник? Может, среди рабов очутился кто-нибудь из людей Горясера?
– Позволь мне взглянуть, – неожиданно сказала я.
Коснятин поморщился:
– Но, моя радость…
– Я не испугаюсь. – Улыбка у меня вышла немного натянутой, но морщины на лбу посадника разгладились. «Уступит», – поняла я и продолжила: – Это ведь подарок к нашей свадьбе? Позволь мне поглядеть на наших рабов…
– Коли так просишь…
Посадник сжал мой локоть, и мы двинулись к пристани. Там свистела плеть и шумели люди.
– Хватит. – Коснятин остановился. – Ближе не пойдем.
Я вытянула шею и…
На мостках лицом вниз лежал человек. Его руки были скованы, а рубаха на спине потемнела от крови. Над ним с хлыстом в руке стоял мокрый и злой Ануф. Толстые щеки Ануфа нервно подрагивали, а кнут взлетал вверх и, сверкнув железным наконечником, падал на спину несчастного. Раз, раз, раз! Мне захотелось отвернуться.
– Забьет ведь, – негромко сказал подошедший к нам сотник Итиль.
Коснятин кивнул:
– Сходи проверь.
Итиль двинулся к.пристани.
– Ануф! Погоди! – еще издали закричал он.
Надзиратель не расслышал. Или притворился, будто не расслышал. Итиль подскочил к нему и перехватил занесенную для удара руку:
– Погоди, сказал!
– Пошел ты!..
– Так-то о хозяйском добре заботишься? – выкручивая ему запястье, угрюмо сказал Итиль. Хлыст выпал из руки толстяка. – Раб не твой, не тебе его и забивать. Не отдал ли пес Богу душу?
Итиль отпустил Ануфа, склонился к пленнику и перевернул его на спину. Влажные темные волосы соскользнули с лица раба.
Он!!!
Чтоб не упасть, я вцепилась в локоть посадника. Итиль коснулся шеи пленника и возгласил:
– Жив!
«Жив! Жив! Жив! – застучало мое сердце. – Ведьма солгала! Он жив!»
– Отнесите его в прирубок, – послышался голос Коснятина. – Подальше от остальных. Цепи не снимать!
Цепи? Я заморгала. Горясер в цепях? Это немыслимо!
– Экий нелюдь, – прошептал Коснятин мне на ухо. – Продам его при .удобном случае, а там пусть хоть сгниет в чужой стороне….
Продаст? Сгниет? Я шатнулась и отпустила спасительный локоть посадника.
– Найдена! Что с тобой?! – закричал кто-то.
Больше я ничего не слышала. Перед глазами закружился водоворот. В нем мелькало лицо Горясера, опускающийся на его спину кнут и ржавые железные браслеты на его руках.
56
– Чего же ты, девонька, посадника не послушала? Чай, он тебе почти муж….
Я открыла глаза. Роскошные ковры на стенах, полавочники с удивительной вышивкой, незнакомая баба с ковшом и полотенцем в руках…
– Говорил же он тебе: «Не гляди на рабов». Такое зрелище не для невесты, – окуная в воду полотенце, продолжала баба. Ее ловкие узловатые пальцы скрутили ткань жгутом и уложили на мой лоб. – А то вишь, как тебя закружило…
Мигом вспомнилась пристань. Горясер! Однажды я уже обрекла его на смерть и после умерла сама… Я не повторю ошибки.
– Ты лежи, – сказала баба. – Лежи, набирайся сил…
Лежать буду в могиле, а нынче не до того. Я скинула с ног теплое одело и села.
– Ты что, не слышишь? – засуетилась баба. – А то доложу Коснятину, он…
Дура! Плевать мне на Коснятина!
– Это тебя жар ломает. Попей водички…
Я выбила плошку из рук служанки:
– А пошла ты!
Она тихонько ахнула и попятилась. Я подперла подбородок руками.
Нужно уходить из этого дома. Уходить и уводить Горясера. «Он ранен и слаб», – подсказал рассудок. «Ерунда! – возразило сердце. – Если понадобится, я вынесу его на руках! Выволоку!» – «Не пори горячку». Я вздохнула. Спешить и впрямь не стоит. Служба у Святополка научила меня терпению и хитрости.
– Тебя как звать? – обернулась я к испуганной бабе.
– Клавдия.
Чудное имя.
– Тот человек с пристани… Раб… Он умер?
Клавдия улыбнулась:
– Нет, что ты! Живой. А ты думала, помер?
– Да… – Мой голос был тихим-тихим. Даже дрожал. – Я так испугалась. Это было ужасно!
Я спрятала лицо в ладони и сквозь пальцы покосилась на Клавдию. Та участливо покачала головой:
– Бедняжка. Не мудрено, что… – Она осеклась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Итиль остановил коня.
– Вернись и проверь пленных, – приказал ему посадник. – Особенно того, с волчьим взглядом. Натворит чего в дороге…
Итиль послушно поскакал назад. Коснятин проводил его взглядом и увидел невесту. Она куталась в меха и прятала лицо. Посадник улыбнулся. Печенежской сабли не боялась, а ветра испугалась… Он вспомнил битву на Альте, того печенега, огромные глаза Найдены и ее выставленные вперед руки. Она кричала… Что же она кричала?
Посадник сморщил лоб. Какое-то имя. «Арканай! Не надо!» – всплыло в памяти. Арканай!
Коснятин шатнулся в седле и схватился за бок. В груди что-то кольнуло. Вновь зашевелились дурные предчувствия. Посадник осторожно выдохнул и пошевелил удилами. Обученный конь сбавил шаг. «Арканай!» – кричала Найдена. «Помни Арканая!» – вопила безумица.
Арканай, Арканай, Арканай… Кто он? Имя печенежское… Кликуша называла Найдену печенежской подстилкой. Обвиняла в смерти сестры… Почему? Что общего у Найдены и неведомого Арканая?
Коснятину захотелось повернуть обратно в Киев, чтоб найти там безумную девку и допросить ее, но рассудок взял верх над мимолетным желанием. Глупо допрашивать блаженную. Люди станут шептаться, что посадник пошел против Господних заповедей и обижает убогую.
Коснятин подъехал к телеге. Найдена подняла лицо и уставилась на него огромными, доверчивыми глазами. Посаднику стало не по себе. О чем он хотел спрашивать эту ни в чем не повинную девочку? Господи…
– Что это за имя – Арканай? – глухо пробормотал он.
Длинные девичьи ресницы хлопнули. Всего на миг лицо Найдены исказило какое-то воспоминание, губы дрогнули и тут же сложились в невинную улыбку.
– Арканай? – Худые плечики под меховым нарядом чуть заметно шевельнулись. – Печенег какой-то… К чему о нем гадать? Тебя расстроила глупая кликуша?
Коснятин разогнулся в седле. Девушка темнила. Не врала, но и не говорила правды. Почему?
– Все в порядке, посадник. Пленные идут за нами. – Довольный Итиль подъехал к Коснятину и преданно заглянул в лицо: – Что с тобой?
Коснятин закусил губу. Кому довериться, как не Итилю? Он придержал старого сотника за рукав и одними глазами указал на Найдену:
– Пригляди, за ней. Хорошенько пригляди…
53
Все складывалось на удивление хорошо. И слова, которые, как я думала, Коснятин произнес сгоряча, оказались правдой. Он действительно решил на мне жениться! Я долго не могла поверить. Поверила, только когда сам князь принял меня в своем тереме и пожелал счастья. Но не обрадовалась… Внутри скреблось что-то отвратительное. Вина? Грусть? Не знаю…
Коснятин хотел венчаться в родном Новгороде. Там у него были друзья и родичи.
– Что скажешь? Подождешь до Новгорода? – целуя мои пальцы, спрашивал он. Мне нравилось, как он спрашивает, и нравилось видеть его на коленях, но почему-то хотелось отнять руки.
Я не сделала этого. И не стала перечить. Не все ли равно, где венчаться? Одно худо – моя девственность..: Я не знала, как сказать об этом Коснятину. А надо ли было говорить? Давно, во время наших странствий со Стариком, я попала в дом старой угорки. К ней часто приходили согрешившие девушки. Угорка учила их обманывать мужчин. Был нужен только пустой рыбий пузырь и немного куриной крови…
Мне не претило обмануть Коснятина. Разве он сам хотел знать правду? Нет, вряд ли… Правда принесла бы ему много боли и отобрала бы у меня надежду. А мой грех не его дело. Любовь не грех. Но любви больше нет, а маленькая ложь поможет и мне, и посаднику.
Мне не хотелось думать о прошлом. Зачем? Впереди ждала безбедная и радостная жизнь. Теперь никто не осмелится обругать или ударить меня. За мою честь стеной встанут слуги и воины новгородского посадника… Вот они промчались мимо на своих конях – красивые, широкоплечие, готовые выполнить любой приказ моего жениха. А люди вокруг машут руками, улыбаются, кричат что-то восторженное. Все, как я мечтала…
Прощайте, люди, прощай, славный Киев! Глядите, рядом со мной – мой будущий муж. Он смел, богат и знатен. Он увезет меня далеко-далеко от киевских стен и моих воспоминаний… Здесь за тяжелыми воротами останется терем Предславы, погост, где я пела оборотням, мрачное пепелище, оставшееся от избы Улеба, и унылая деревенька, где умер Журка.
На миг мне почудился его голос. Я огляделась. Но кричал не Журка, а невесть откуда возникшая на пути нищенка. Она словно выросла перед обозом из дорожной пыли. Рваное платье сползло с ее плеча, а желтое лицо пылало нехорошим румянцем.
– Ты потаскуха! – тыча в меня пальцем, кричала она. – Арканай!
Арканай? Я дотронулась до тонкого шрама на горле. Его совсем не было видно, но стоило прикоснуться – и кожа чувствовала холодок железа. Меня передернуло. Откуда безумная бродяжка узнала об Арканае?
Кликуша еще что-то прокричала, упала на колени в пыль и запела. Морщины на ее желтом лице разгладились… Перед моими глазами, будто наяву, встала телега с сеном, мертвый крестьянин на облучке и его отчаянно визжащие дочери за моей спиной.
«Это же старшая! – узнала я. – Та, которую я последний раз видела полуголой и израненной, на земле, в окружении гогочущих печенегов. Неужели ей удалось выжить?»
Посадник подал знак слугам, и старшую оттащили. Киевские ворота проплыли мимо. Я откинула голову и закрыла глаза. Надо забыть обо всем. Забыть… Телегу потряхивало на ухабах. Прошлое утекало куда-то вдаль…
Меня разбудил голос Коснятина. Он произнес мое имя. Я открыла глаза и подняла голову. Лицо посадника показалось странно обеспокоенным.
– Откуда такое имя – Арканай? – спросил он.
Мне удалось пробормотать что-то и улыбнуться. Не хотелось толковать о былом и пускаться в объяснения. Жизнь идет. Будет лучше, если кликуша и ее обвинения останутся там, где остались Журка, Предслава, Старик и Горясер.
Я закрыла глаза. Посадника удовлетворил мой ответ. Он отъехал от телеги и заговорил со своим сотником.
«Он никогда не кричит на слуг, – некстати подумала я. – Хороший человек… Скоро я назову его мужем. Мне ли поддаваться грусти?»
Возница подхлестнул лошадь. Телегу тряхнуло, понесло. Ветер забился в рот. Я спрятала лицо в мех. Все будет хорошо…
54
Святополку было страшно. Страх не оставлял его с битвы на Альте. Он не помнил, как выбрался из сечи. Чувствовал, что его куда-то везут, изредка долетали слабые голоса слуг. Они что-то спрашивали, но так тихо… Их заглушал надвигающийся издалека грозный топот. Окаянный знал, кто гонится за ним. Не Ярослав, нет… Это были враги пострашнее. Те, кого он вдруг увидел на поле битвы, бездушные и безмолвные… Мертвецы…
На Альте они вырастали из-под земли и крушили его воинов. Несчастные печенеги и верные дружинники падали под ударами их ржавых мечей, словно колосья под острой косой. А над полем боя, на холме, стоял князь Борис. У него было страшное, покрытое струпьями и язвами лицо. Он медленно поворачивал голову, словно кого-то искал. Святополк знал, что брат ищет его.
– Гляди! – крикнул он тогда Горясеру, но наемник не услышал. И никто не услышал, словно Святополка лишили голоса. А самое ужасное, что никто не видел это адское воинство! Только он!
Костлявая рука мертвого князя поднялась, лишенный плоти палец указал на Святополка.
– Брат! – гулко завыл ветер, и Святополк потерял сознание.
Больше он ничего не помнил, только чувствовал, что куда-то едет, едет, едет… Куда, зачем? От восставших из праха мстителей невозможно было уехать. Спасшие его слуги думали, что все кончилось там, на Альте, но Святополк слышал, как мертвые идут по их следу. И чем дальше он бежал, тем больше становилась армия Бориса. Иногда по ночам призрак Бориса настигал его, склонялся к изголовью и шептал: «Ты сойдешь в ад, братец… Сойдешь в ад!» Вокруг, скаля в жутких улыбках полусгнившие рты, стояли мертвые воины. От них пахло землей и гниющей плотью…
– Князь, близко Польша. Князь! Проси защиты у Болеслава.
Гул преследования затих. Святополк повернул голову. Польша? Какая Польша? Неужели они уехали так далеко от Альты? Вернись, разум!
Святополк сдавил руками виски и огляделся. Эти люди в потрепанных одеждах – его преданные слуги. Как их мало! Им не осилить мертвую рать.
– Болеслав, польский король, теперь твой зять… – донеслось до него.
Из горла князя вырвался клокочущий смех. Болеслав?! Поляк чудом не оказался рядом с Борисом. А все сучка сестренка… Рассказала королю о его замысле, тварь. Потаскуха…
– Говорят, Болеслав женился на твоей сестре Предславе, теперь она польская королева. Проси у нее помощи.
Значит, Болеслав все-таки женился. Дурак! Мог бы унижать эту сучку всю жизнь, а вознес ее над своей вотчиной! Трижды дурак.
– Предслава не откажет…
Как же, «не откажет»! Она сгноит их в порубе, как диких зверей. Эта тварь, дочка Владимира. Тварь…
Святополк наклонился и прижался ухом к земле.
Бух, бух, бух….
Идут. Настигают. Мертвецы…. Земля стонет от их ненависти. Войско Морены гонится за ним, чтоб утянуть в ад. Бежать! Бежать!
Он разогнулся. Какие тяжелые ноги… Почему он не может ими двигать?
– Помогите князю сесть на коня, – долетел повелительный голос.
– Горясер? – вспомнил Святополк. Горясер смог бы остановить преследователей. Он был сродни самой смерти. Мертвецы пали бы перед ним ниц. В нем спасение…
– Горясер!!! – чувствуя, как накатывается волна удушающего страха и поднимает его в седло, завопил Святополк.
– Горясера нет с нами, – сказал кто-то. – Он убит. Люди видели, как он упал весь в крови.
Горясера нет…
Топот настигающих врагов стал слышнее. Он разрастался и рвал голову Святополка на части. Бежать! Мертвецы идут медленно. Они не догонят…
Святополк поднял голову и обвел слуг безумным мутным взглядом.
– Бежать, – приказал он. – Все время бежать… Отныне я буду бежать, пока не умру…
55
В Смоленске мы погрузились на ладьи. Так было быстрее, а посадник торопился. Лед уже сошел, и ожидавшие хорошей награды гребцы без устали работали веслами.
За два дня дошли до Новгорода. На пристани ладьи встречали родичи и слуги Коснятина. Весть о его женитьбе опередила нас. Встречающие тянули шеи и беззастенчиво разглядывали людей на ладьях.
– Гляди-ка, Найдена! – узнал меня кто-то. Уж не Параня ли? Я оглядела толпу, но Парани не увидела.
– Найдена! Неужто она? – зашелестели шепотки.
Я вскинула голову. Что, не ждали? Думали, вечно буду нищей бродяжкой? Нет уж! Теперь привыкайте называть меня госпожой…
– Пойдем. – Посадник протянул мне руку.
Я улыбнулась и шагнула на шаткие мостки. Параня лопнет от зависти, глядя, как я вхожу на двор под руку с посадником. А то кричала: «Нищая, безродная!» Больше не покричит…
Сзади заскрипели канаты. К мосткам подошла вторая ладья. На ней везли бывших воинов и слуг Святополка. Их подарил нам к свадьбе светлый киевский князь Ярослав.
«Тебе не надо на них глядеть. Уж слишком грязны», – еще в Киеве сказал Коснятин. Мог и не говорить. Мне самой не хотелось видеть несчастных, которые совсем недавно ели со мной из одного котла, а нынче стали моими рабами.
К Коснятину подскочил бойкий лупоглазый слуга. Непомерно большая рубаха сползала с его плеча, убранные под ремешок волосы клочьями свисали на пухлые щеки, а за поясом красовался накрученный на рукоятку кожаный хлыст. Кончик хлыста полз по земле. Слугу звали Ануф. Он славился жестоким и трусливым нравом. Посадник держал его за надзирателя над рабами и за палача одновременно.
– Куда этих? – подобострастно просипел Ануф. Я скривила губы. Никогда не любила трусов.
Ануф недобро покосился на меня и, ожидая ответа, вновь уставился на посадника.
– Гони на двор. Там снимешь цепи и, под приглядом надежных стражей, отправишь в амбар.
Я вспомнила амбар Коснятина и усмехнулась. Где-то нынче мой сосед и сотоварищ по жилью, одноглазый нищий? Помнится, мы делили в амбаре и кашу, и надежды…
– А если там ночуют бродяги? – тихо спросил Ануф.
Коснятин передернул плечами:
– Чем тебе помешают бродяги?
Ануф склонился:
– Ничем, мой господин, – и потрусил к ладье с рабами. Кончик его хлыста змейкой заскользил по земле.
Я поглядела на ладью. С нее по мосткам спускались люди в цепях. Грязные, оборванные… Еще недавно свободные…
– Пошли, скоты, пошли! – послышался визгливый крик Ануфа, и звонко щелкнул хлыст. Подталкивая друг друга, пленники заторопились вниз. Ануф подскочил к самым мосткам:
– Шевелись, тварь!
Снова щелкнул кнут. Я отвернулась и подала руку Коснятину:
– Идем?
– Идем, – ответил он.
На пристани что-то плеснуло, закричали люди… Расталкивая народ, туда побежали дружинники. Растрепанный слуга пробился к Коснятину и что-то зашептал ему на ухо.
– Тот, из наемников… Ануфа сбросил в воду, – расслышала я.
Наемник? Может, среди рабов очутился кто-нибудь из людей Горясера?
– Позволь мне взглянуть, – неожиданно сказала я.
Коснятин поморщился:
– Но, моя радость…
– Я не испугаюсь. – Улыбка у меня вышла немного натянутой, но морщины на лбу посадника разгладились. «Уступит», – поняла я и продолжила: – Это ведь подарок к нашей свадьбе? Позволь мне поглядеть на наших рабов…
– Коли так просишь…
Посадник сжал мой локоть, и мы двинулись к пристани. Там свистела плеть и шумели люди.
– Хватит. – Коснятин остановился. – Ближе не пойдем.
Я вытянула шею и…
На мостках лицом вниз лежал человек. Его руки были скованы, а рубаха на спине потемнела от крови. Над ним с хлыстом в руке стоял мокрый и злой Ануф. Толстые щеки Ануфа нервно подрагивали, а кнут взлетал вверх и, сверкнув железным наконечником, падал на спину несчастного. Раз, раз, раз! Мне захотелось отвернуться.
– Забьет ведь, – негромко сказал подошедший к нам сотник Итиль.
Коснятин кивнул:
– Сходи проверь.
Итиль двинулся к.пристани.
– Ануф! Погоди! – еще издали закричал он.
Надзиратель не расслышал. Или притворился, будто не расслышал. Итиль подскочил к нему и перехватил занесенную для удара руку:
– Погоди, сказал!
– Пошел ты!..
– Так-то о хозяйском добре заботишься? – выкручивая ему запястье, угрюмо сказал Итиль. Хлыст выпал из руки толстяка. – Раб не твой, не тебе его и забивать. Не отдал ли пес Богу душу?
Итиль отпустил Ануфа, склонился к пленнику и перевернул его на спину. Влажные темные волосы соскользнули с лица раба.
Он!!!
Чтоб не упасть, я вцепилась в локоть посадника. Итиль коснулся шеи пленника и возгласил:
– Жив!
«Жив! Жив! Жив! – застучало мое сердце. – Ведьма солгала! Он жив!»
– Отнесите его в прирубок, – послышался голос Коснятина. – Подальше от остальных. Цепи не снимать!
Цепи? Я заморгала. Горясер в цепях? Это немыслимо!
– Экий нелюдь, – прошептал Коснятин мне на ухо. – Продам его при .удобном случае, а там пусть хоть сгниет в чужой стороне….
Продаст? Сгниет? Я шатнулась и отпустила спасительный локоть посадника.
– Найдена! Что с тобой?! – закричал кто-то.
Больше я ничего не слышала. Перед глазами закружился водоворот. В нем мелькало лицо Горясера, опускающийся на его спину кнут и ржавые железные браслеты на его руках.
56
– Чего же ты, девонька, посадника не послушала? Чай, он тебе почти муж….
Я открыла глаза. Роскошные ковры на стенах, полавочники с удивительной вышивкой, незнакомая баба с ковшом и полотенцем в руках…
– Говорил же он тебе: «Не гляди на рабов». Такое зрелище не для невесты, – окуная в воду полотенце, продолжала баба. Ее ловкие узловатые пальцы скрутили ткань жгутом и уложили на мой лоб. – А то вишь, как тебя закружило…
Мигом вспомнилась пристань. Горясер! Однажды я уже обрекла его на смерть и после умерла сама… Я не повторю ошибки.
– Ты лежи, – сказала баба. – Лежи, набирайся сил…
Лежать буду в могиле, а нынче не до того. Я скинула с ног теплое одело и села.
– Ты что, не слышишь? – засуетилась баба. – А то доложу Коснятину, он…
Дура! Плевать мне на Коснятина!
– Это тебя жар ломает. Попей водички…
Я выбила плошку из рук служанки:
– А пошла ты!
Она тихонько ахнула и попятилась. Я подперла подбородок руками.
Нужно уходить из этого дома. Уходить и уводить Горясера. «Он ранен и слаб», – подсказал рассудок. «Ерунда! – возразило сердце. – Если понадобится, я вынесу его на руках! Выволоку!» – «Не пори горячку». Я вздохнула. Спешить и впрямь не стоит. Служба у Святополка научила меня терпению и хитрости.
– Тебя как звать? – обернулась я к испуганной бабе.
– Клавдия.
Чудное имя.
– Тот человек с пристани… Раб… Он умер?
Клавдия улыбнулась:
– Нет, что ты! Живой. А ты думала, помер?
– Да… – Мой голос был тихим-тихим. Даже дрожал. – Я так испугалась. Это было ужасно!
Я спрятала лицо в ладони и сквозь пальцы покосилась на Клавдию. Та участливо покачала головой:
– Бедняжка. Не мудрено, что… – Она осеклась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32