Насквозь простреливали, свинца, как воды во время дождя, не меряно. Руку не поднимешь, башку снесёт на хрен. Не знаю, как меня не задело. Судьба… Они, суки такие, ещё на нашу частоту влезли. То на своём орут, то по-русски — сдавайтесь типа, и останетесь живыми. Потом деньгами, суки, заманить хотели, — сбиваясь, и плюя матом через каждое слово, рассказывал один из мужиков, — да хрен им, я лучше сгорю, чем сдамся. Я — советский офицер!
Другой, самый физически здоровый и, внешне, очень уверенный в себе мужчина, видимо старший по званию, пристально посмотрев на нас, добавил:
— Не везёт вам. Технике здесь вообще не место. Не пришей кобыле хвост. Улицы узкие, кругом завалы, замесят вас, сожгут. До завтрашнего вечера не доживёте…Они, сволочи, из гранатометов мочат. Вылезают из всех щелей, да по восемь-десять шакалов сразу, и бьют по коробочкам из РПГ. Потом ручными гранатами закидают, даже вылезти не успеете. Сгорите живьём. Я, сегодня, сколько таких случаев видел, сосчитать трудно… Да-а-а. гавно это, а не война! И при таком раскладе, мужики, все мы здесь останемся, все мы — трупы завтрашнего дня. Покойники мы, долбанные…
Мужики вразнобой, сбиваясь, и перебивая друг друга, рассказывали нам о пережитом. Потом молчали, пили чай. Перекипев, говорили снова, одни — спокойно и сдерживая эмоции, другие — даже не пытаясь их скрывать. А мы, перепуганные до смерти, плакали. Да, плакали мы все, не взирая на возраст и звание. Кто-то громко, а кто-то — молча смахивая слёзы с лица…
(06.08.2001)
Не спешите нас хоронить…
всем известным и неизвестным героям Первой Чеченской
Танкисты.
Россия. Кавказ. Чечня. Грозный. Ночь с первого на второе января 1995 года. Расположение уральского мотострелкового полка. То есть никакое, конечно, это не расположение, а просто один из многочисленных городских кварталов, из которого днём мы вышибли местных аборигенов, злобных боевиков-чеченов, и теперь несколько «жилых» пятиэтажек и трёхэтажное здание общежития ПТУ находятся в нашем «полном распоряжении».
В соседнем квартале идёт бой, но нам до него нет никакого дела, у нас передышка, мы получили час на отдых. Один час — целых шестьдесят минут, которые надо грамотно использовать — надо поспать.
Я не спал больше суток. От недосыпания голова моя гудит паровозом прошлого века, мозг отдаёт команды вяло и неохотно, а тело выполняет их со сбоями первых японских роботов — идёт не туда, куда надо и делает не то, что нужно, тормозит по полной программе. Мозг спит, тело дремлет, а суставы сами по себе, работают на автопилоте. Желание одно — поскорее лечь и заснуть, отключиться. Но, несмотря на прелесть долгожданного момента «отбоя», заснуть не удаётся: не закрываются глаза — тратят драгоценное время, настырно целясь в пустоту, в неизвестную чеченскую ночь. Мою вторую ночь на войне.
Я сижу на броне своей старенькой БМП-1. Жду приказов. Я — Усман, рядовой срочной службы, наводчик-оператор, мне 19 лет, я татарин из Татарстана. Рост метр семьдесят, вес 65 кг, волосы чёрные, кучерявые, глаза карие, брови густые, широкие, чёрные. Особых примет нет. Одет в обычный чёрный комбинезон танкиста, фетровые сапоги и шлем. Да, вот шлем мне достался хороший, новый, на меху. Мех, понятно, искусственный, но всё равно, шлемак у меня классный, тёплый и удобный, у других такого нет.
Оттягивая шею грязным потёртым ремнём, на коленях лежит АКСУ. Лет ему почти столько же, сколько и мне, но пока он не подводил, работал исправно, молодец. А две ручные гранаты РГД-5, увесистыми комками покоящиеся в накладных карманах, вынуждают меня чувствовать себя довольно уверенно в любой незнакомой обстановке.
Уверенно я продержался на броне ровно две минуты. А потом свистящие потоки пуль, выпущенные чеченами из девятиэтажек, выгоревших на все сто процентов и пугающих своими холодными внутренностями, закинули меня внутрь бэшки, где одиноко загорал мой дружок, механик-водитель рядовой Александр Шапошников. Это для офицеров он — «рядовой Александр Шапошников», а для меня он — Сосед.
рядовой Сосед (22.12.1974-31.01.1995).
Сосед родился и вырос в малюсеньком, и богом и чёртом забытом посёлке Челябинской области. Путчи, приватизации и демократизации, захлестнувшие крупные города, благополучно обходили посёлок стороной, и жизнь там текла по своим, десятилетиями неменяющимся законам. Сенокос, битва за урожай, борьба за повышение надоев литра молока с отдельно взятой бурёнки, вывоз натуральных удобрений на поля, посевная кампания и, главное хобби ста процентов населения российской глубинки — каждодневное поголовное пьянство. Вот и вся жизнь, скукотища полная, никаких странствий, похождений или приключений, одна мирская суета. Так бы и помер Сосед в своей дыре, да в безвестности, но вот исполнилось ему полных 18 лет, и вспомнила Матушка-Россия о далёком отпрыске, и призвала его на охрану своих необъятных просторов. И целый год рулил Сосед на разных бэшках по степям самарским, да по серпантинам Уральских гор, и рулил бы себе аж до дембеля, но родной, и абсолютно законно избранный президент дядя Боря, проснувшись после очередной архиважной международной попойки, решил приструнить непослушных, по глупости своей горской, чеченов, и отправил Соседа порулить по горам по Кавказским, да по улицам по грозным.
— Спишь?
— Сам такой! Лежу, балдею, мечтаю о жареной курице и картофельном пюре. Бабуля моя та-акую курочку жарила, пальчики оближешь! — расплавился от сладких воспоминаний Сосед. — И о горячем кофе мечтаю. Обязательно с лимоном и сахаром. Так вкуснее. Жуёшь хлебное печенье и запиваешь чёрным кофе. Балдёж.
Сосед совсем недавно, в конце декабря, отпраздновал своё двадцатилетие. Всегда уверенный в себе, высокий и сильный, с русыми волосами и голубыми глазами, он выглядел Казановой местного масштаба. Ходил прямо, говорил сладко, да ещё и на гитаре играл. А как пел! «Чайф», «ДДТ», «Чиж», «Наутилус» — Сосед знал большинство песен этих популярных рок-групп. Здорово он пел, эмоционально, сопереживая героям. А анекдоты? У-у! Анекдоты, байки, шутки и розыгрыши были неотъемлемой составляющей его существования. Симпатяга парень, свой в доску, душа компании — говорят о таких балагурах как он. Он легко мог найти общий язык с любым незнакомцем, раскрутить на сигарету любого скупердяя — сержанта, откопать — неизвестно где и как — продукты и запросто накормить ими всё отделение. Он всегда был в курсе последних событий и знал всё наперёд всех. Он был лучшим механиком во всей части и лучше других стрелял из всех видов оружия. Он всегда и во всём был первым, самым лучшим. Одним словом — Сосед.
— Чего нового?
— Поговаривают, что какая-то десантура сильно встряла в самом центре. Нас, наверное, и пошлют на выручку. А нам бы самим кто помог. Ты знаешь, сколько сегодня наших полегло? — Сосед поёжился и, расстегнув спальник, сонно потянулся.
— Слышал…
— То-то и оно.
Послышался стук. Кто-то торопливо стучал по броне. Сосед, резко вскочив, ударился головой о приборы, негромко матюкнулся, почесал затылок и высунулся наружу, где его, сверкая немигающим взглядом, встретил «любимый» штабной офицер.
— Так, слушай мою команду. Прямо сейчас заводите свой драндулет и через пятнадцать минут уходите на задание. Ты и наводчик-оператор. С вами будет восемь человек. Это спецназ, бойцы элитного подразделения "В". Слыхал о таких, мазута? Так вот, идёте за колонной танков и оставляете мужиков там, где скажут. Ясно? Вопросов не задавать, ни с кем не базарить, постоянно находиться на связи. К этим снецназёрам не прилипать, у них спецоперация, секретная. Ясно? Ясно! Вопросы есть? Нет! Всё. Свободен!
— Товарищ старший лейтенант! А нам что делать? Ну, после того, как спецов оставим. Какие наши дальнейшие действия?
— Разворачиваетесь и на полном газу назад. Всё. Свободен!
— Так точно, товарищ старший лейтенант!
Я слышал весь разговор полностью, но не высовывался. На всякий случай.
— Усман, — улыбнулся Сосед, заводя нашу податливую старушку. — Готовь орудие к бою! Выезжаем! Приходил замначштаба, ну, этот, сопливый старлей, и сказал, что повезём спецов из "В". Круто, да?
— Неплохо, — я зевнул, прикрывая рот рукой и делая сосредоточенное лицо тигра. — Приказ, так приказ, поехали!
— Ща мы покажем этим черномазым выскочкам, кто здесь хозяин!
Через пятнадцать минут, когда мы, готовые сражаться и побеждать, пристроились в хвост отъезжающей танковой колонне, восемь здоровенных мужиков молча залезли в десантное отделение нашей коробочки. Даже не поздоровались. Обидно стало — что мы, не люди что-ли, не спецназ конечно, но тоже воюем.
Кто-то постучал автоматом по броне:
— Трогай!
Спецназовцы были одеты как-то уж слишком по-праздничному. Конечно, может им так и удобней, но я бы так в атаку не ходил. Касок спецы не одели, только чёрные спортивные шапочки, то есть небольшой осколок — и всё, капут. На ногах не берцы, а потёртые кроссовки — и как по обломкам стройматериала бегать будут, не знаю, только ноги переломают себе, изувечатся, намучаются в такой обуви. Жалко, свои же мужики, нашенские. Но самое непонятное — они даже бронежилеты не одели, так и поехали в одних тонких чёрных свитерах, без брони и верхней одежды. Зачем? Вспотеть, что-ли, боятся? Как они воевать-то будут? Замёрзнут. Да и боекомплект у них слишком уж маленький — у каждого АКМ 7,62 и четыре наступательных гранаты. Никаких спецсредств. «Чё это они, налегке поехали, как деревенские депутаты на концерт саратовского симфонического оркестра», — подумал я, а вслух сказал:
— Я сверху прокачусь. Так интереснее.
Вылез наружу, сел. Еду, глотаю выхлопные газы, всматриваюсь в остатки городского пейзажа. Не видно ни хрена. Один дым.
Выезжаем из контролируемого квартала, проезжаем мимо наших скрытых постов, приезжаем в неизвестность. Теперь мы на их, чужой, враждебной чеченской территории. «Бамс, бамс, бамс» — рядом стреляют из гранатомётов. Я спешно ныряю внутрь бэшки и закупориваю все люки.
— Страшно? — ориентируясь лишь по засаленным триплексам, руля коробочкой почти вслепую, интересуется Сосед.
— Бля… — только и смог ответить я, подавляя неприятные ощущения. — Очково там. Лучше тут я…
— Ой-ма!
Бэшку резко качнуло и подкинуло вверх. Мы ударились головами о броню и громко выругались. БМП остановилась, Сосед нетерпеливо махнул наружу:
— За-а мной!
Страшный азарт захватил наше сознание. Не понимая чего творим и зачем, мы вылезли наверх, встали в полный рост на броню и мигом опустошили магазины своих автоматов. Стреляли по окнам первого этажа гигантской девятиэтажки, перед которой и остановились. «Ура! Смерть фашистам! Бей гадов! За Родину!» — проносилось в моей голове. Что поделать — сказывались издержки воспитания советским кинематографом, когда «наше дело правое и мы победим», при чём «все наши станут героями, а все враги сдадутся в плен», и ни убитых тебе, ни раненых, все здоровы и живут себе припеваючи. Военная романтика, она, конечно, дело хорошее, но на самом деле всё совсем не так, «всамделишнее кино» намного страшней и неразборчивей.
Из десантного раздавался непонятный шум, напомнивший о спецназовцах. Они, оказывается, застряли и не могут открыть «парадную дверь». Пришлось им помочь.
Обласкав нас матом последней московской моды, спецы рассыпались по кварталу и исчезли в ночи. А мы так и стояли на броне ещё секунд десять-пятнадцать, мечтательно смотря им вслед и видя себя на крыше Рейхстага с красным знаменем в руках и золотой Звездой Героя на груди. Стояли и мечтали, пока духи не начали обстреливать нас с верхних этажей. Мы сразу назад, вовнутрь, да как вдарим из пушки! И ещё, и ещё, и ещё! Почти весь боекомплект израсходовали.
Духи замолчали. А мы сидим радостные, дым глотаем, улыбки до затылка, глаза навыкат, уши заложены.
Не успели как следует обрадоваться нашей микро-победе, как обнаружили, что мы — не единственные покорителями этого дома — на противоположной стороне улицы засел целый полк, методично гвоздивший закреплённый квартал уже целые сутки. Вот дела!
Кто-то подбегает с тыла, стучит по броне:
— Живы? Эй, придурки, живы?
— Кто там? — напрягаюсь я в ожидании худшего.
— Дед Мороз, бля! Да свои, кто же!
Сосед заулыбался, откинул люк и высунул свою чумазую рожу к солдату. Отогнав от лица дым, он вежливо ответил тем же:
— Да, придурки живы. А дураки как?
— Хорошо хоть у них выстрелов к гранатомётам не осталось, иначе зажарили бы вас немедля. Вы чё остановились у быка на рогах? Давай, откатывай машину вон туда, надёжней будет, — солдат, по одежде и экипировке — «махра», стволом автомата указал на относительно непострадавшее одноэтажное здание из красного кирпича.
— А чё там?
— Это котельная. Вот, между ней и забором приткнитесь, и хрен вас кто достанет. Если что, окружать надумают или невмоготу станет вам одним, бегите к нам, мы во-он там. Места у нас много, и вам хватит. Только без машины, конечно.
Солдат вкратце описал положение дел в квартале и за его ближайшими пределами. Картина относительно спокойная, а по сравнению с другими местами, даже привлекательная. Хозяйничает в квартале 81-й мотострелковый полк, прибывший из посёлка Черноречье, что под Самарой. Два их батальона ещё два дня назад попали здесь в окружение и полегли, остальные пока приходят в себя и готовятся отомстить за погибших друзей штурмом железнодорожного вокзала и здания совета министров. Тяжелого вооружения у самарцев нет, ходовую технику по пальцам пересчитать можно, но ничего, пацаны уверены, что и так неплохо справятся.
Выслушав солдата, в итоге представившегося младшим сержантом, старшим группы разведчиков, Сосед, от гостеприимного предложения остаться, отказался.
— Нет, спасибо, мы уходим к своим.
— Какой, нахрен, к своим! Туда нельзя, там чечены везде! Вчера всю мою роту разом накрыли! Квартал снаружи обложен полностью! Одни не пробьётесь! — повысил тон сержант.
— Не, мы попробуем. Мы вон, оттуда приехали.
— Да не оттуда вы приехали, — сержант махнул на восток, — а оттуда, я же видел!
— Ты путаешь. Не могли мы оттуда приехать. Вроде, вон, с того поворота мы сюда вывернули, — попытался возразить ему Сосед.
— Нет, — не уступал упрямый разведчик, — вы повернули с того поворота, — он повернулся и помахал в темноту, — оттуда.
— Как ты мог видеть, если темно вокруг, не видно ничего! — рассердился Сосед. — Даже не видно твоего поворота.
— Ладно, делай, как знаешь, я предупредил. Мой дело предложить, твой дело отказаться, — сержант развернулся и пошёл в темноту. — Фамилию хоть свою скажи, и адрес домашний, чтоб было куда написать, что сожгли тебя, непослушного придурка! — крикнул он напоследок.
— Во заколбасил, а! — Сосед, обращаясь ко мне, покрутил пальцем у виска. — Как он мог видеть откуда мы свернули, если ни фига не видно. — Ладно, забудь!
Сосед попытался развернуть машину. Не удалось. Сначала мы снесли невесть откуда появившееся дерево, потом зацепили большую бетонную плиту и заглохли.
С третьей попытки Сосед всё же смог развернуться. И только он повел бэху в сторону предполагаемого поворота, как начался новый обстрел. Пули с новой силой забарабанили по броне. Где-то неподалёку раздались взрывы. Стало страшно. Я решил попросить Соседа остаться здесь до утра. Не успел.
— Усман! Надо оставаться, иначе не доедем, — первым выпалил Сосед.
— Да я двумя руками «за»! Рули куда сказали, к котельной.
Удачно приткнув БМП к стене котельной, мы дождались относительного затишья и осторожно обошли прилегающую к нашей машине территорию, более детально ознакомившись с местностью.
От котельной до дороги буквой "Г" стоял высокий, почти двухметровый бетонный забор, закрывавший духам обзор на всю свою длину, метров на сорок. С другой стороны, впритык друг к другу, горбатились три длинные пятиэтажки, надёжно укрывавшие нас с тыла. Самарцы, видимо, обосновалась именно там, рассосавшись по всему освоенному периметру. Это обнадёжило. И лишь спереди нас ничего не закрывало от удара прямой наводкой, но пустырь, метров на сто излучавший вселенскую пустоту, сам по себе держался под прицелом всей нашей — с самарской пехотой — братией. Да, оттуда могли появиться только самоубийцы. Получалось, прав был сержант, место для нас действительно удачное.
— Во, дебилы! — я слегка ударил себя ладошкой по лбу. — Рация же есть!
— Ничего ты с этой рацией не сделаешь. Не мучайся, толку нет. Только засветишь перед духами наше хреновое настроение, — Сосед, тремя короткими предложениями, вернул меня с облаков на землю.
— Думаешь, не поможет?
— Уверен, что нет.
Напрасно я мучался с рацией. Ничего кроме сквернословия я, в ответ на свои призывы о помощи, не услышал. Наши войска орали друг на друга многоголосым матом, а чеченцы клялись Аллахом, что зарежут всякого, не сдавшегося в плен до конца этой бурной ночи. Все кому-то что-то передавали, но никто ничего ни от кого не принимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Другой, самый физически здоровый и, внешне, очень уверенный в себе мужчина, видимо старший по званию, пристально посмотрев на нас, добавил:
— Не везёт вам. Технике здесь вообще не место. Не пришей кобыле хвост. Улицы узкие, кругом завалы, замесят вас, сожгут. До завтрашнего вечера не доживёте…Они, сволочи, из гранатометов мочат. Вылезают из всех щелей, да по восемь-десять шакалов сразу, и бьют по коробочкам из РПГ. Потом ручными гранатами закидают, даже вылезти не успеете. Сгорите живьём. Я, сегодня, сколько таких случаев видел, сосчитать трудно… Да-а-а. гавно это, а не война! И при таком раскладе, мужики, все мы здесь останемся, все мы — трупы завтрашнего дня. Покойники мы, долбанные…
Мужики вразнобой, сбиваясь, и перебивая друг друга, рассказывали нам о пережитом. Потом молчали, пили чай. Перекипев, говорили снова, одни — спокойно и сдерживая эмоции, другие — даже не пытаясь их скрывать. А мы, перепуганные до смерти, плакали. Да, плакали мы все, не взирая на возраст и звание. Кто-то громко, а кто-то — молча смахивая слёзы с лица…
(06.08.2001)
Не спешите нас хоронить…
всем известным и неизвестным героям Первой Чеченской
Танкисты.
Россия. Кавказ. Чечня. Грозный. Ночь с первого на второе января 1995 года. Расположение уральского мотострелкового полка. То есть никакое, конечно, это не расположение, а просто один из многочисленных городских кварталов, из которого днём мы вышибли местных аборигенов, злобных боевиков-чеченов, и теперь несколько «жилых» пятиэтажек и трёхэтажное здание общежития ПТУ находятся в нашем «полном распоряжении».
В соседнем квартале идёт бой, но нам до него нет никакого дела, у нас передышка, мы получили час на отдых. Один час — целых шестьдесят минут, которые надо грамотно использовать — надо поспать.
Я не спал больше суток. От недосыпания голова моя гудит паровозом прошлого века, мозг отдаёт команды вяло и неохотно, а тело выполняет их со сбоями первых японских роботов — идёт не туда, куда надо и делает не то, что нужно, тормозит по полной программе. Мозг спит, тело дремлет, а суставы сами по себе, работают на автопилоте. Желание одно — поскорее лечь и заснуть, отключиться. Но, несмотря на прелесть долгожданного момента «отбоя», заснуть не удаётся: не закрываются глаза — тратят драгоценное время, настырно целясь в пустоту, в неизвестную чеченскую ночь. Мою вторую ночь на войне.
Я сижу на броне своей старенькой БМП-1. Жду приказов. Я — Усман, рядовой срочной службы, наводчик-оператор, мне 19 лет, я татарин из Татарстана. Рост метр семьдесят, вес 65 кг, волосы чёрные, кучерявые, глаза карие, брови густые, широкие, чёрные. Особых примет нет. Одет в обычный чёрный комбинезон танкиста, фетровые сапоги и шлем. Да, вот шлем мне достался хороший, новый, на меху. Мех, понятно, искусственный, но всё равно, шлемак у меня классный, тёплый и удобный, у других такого нет.
Оттягивая шею грязным потёртым ремнём, на коленях лежит АКСУ. Лет ему почти столько же, сколько и мне, но пока он не подводил, работал исправно, молодец. А две ручные гранаты РГД-5, увесистыми комками покоящиеся в накладных карманах, вынуждают меня чувствовать себя довольно уверенно в любой незнакомой обстановке.
Уверенно я продержался на броне ровно две минуты. А потом свистящие потоки пуль, выпущенные чеченами из девятиэтажек, выгоревших на все сто процентов и пугающих своими холодными внутренностями, закинули меня внутрь бэшки, где одиноко загорал мой дружок, механик-водитель рядовой Александр Шапошников. Это для офицеров он — «рядовой Александр Шапошников», а для меня он — Сосед.
рядовой Сосед (22.12.1974-31.01.1995).
Сосед родился и вырос в малюсеньком, и богом и чёртом забытом посёлке Челябинской области. Путчи, приватизации и демократизации, захлестнувшие крупные города, благополучно обходили посёлок стороной, и жизнь там текла по своим, десятилетиями неменяющимся законам. Сенокос, битва за урожай, борьба за повышение надоев литра молока с отдельно взятой бурёнки, вывоз натуральных удобрений на поля, посевная кампания и, главное хобби ста процентов населения российской глубинки — каждодневное поголовное пьянство. Вот и вся жизнь, скукотища полная, никаких странствий, похождений или приключений, одна мирская суета. Так бы и помер Сосед в своей дыре, да в безвестности, но вот исполнилось ему полных 18 лет, и вспомнила Матушка-Россия о далёком отпрыске, и призвала его на охрану своих необъятных просторов. И целый год рулил Сосед на разных бэшках по степям самарским, да по серпантинам Уральских гор, и рулил бы себе аж до дембеля, но родной, и абсолютно законно избранный президент дядя Боря, проснувшись после очередной архиважной международной попойки, решил приструнить непослушных, по глупости своей горской, чеченов, и отправил Соседа порулить по горам по Кавказским, да по улицам по грозным.
— Спишь?
— Сам такой! Лежу, балдею, мечтаю о жареной курице и картофельном пюре. Бабуля моя та-акую курочку жарила, пальчики оближешь! — расплавился от сладких воспоминаний Сосед. — И о горячем кофе мечтаю. Обязательно с лимоном и сахаром. Так вкуснее. Жуёшь хлебное печенье и запиваешь чёрным кофе. Балдёж.
Сосед совсем недавно, в конце декабря, отпраздновал своё двадцатилетие. Всегда уверенный в себе, высокий и сильный, с русыми волосами и голубыми глазами, он выглядел Казановой местного масштаба. Ходил прямо, говорил сладко, да ещё и на гитаре играл. А как пел! «Чайф», «ДДТ», «Чиж», «Наутилус» — Сосед знал большинство песен этих популярных рок-групп. Здорово он пел, эмоционально, сопереживая героям. А анекдоты? У-у! Анекдоты, байки, шутки и розыгрыши были неотъемлемой составляющей его существования. Симпатяга парень, свой в доску, душа компании — говорят о таких балагурах как он. Он легко мог найти общий язык с любым незнакомцем, раскрутить на сигарету любого скупердяя — сержанта, откопать — неизвестно где и как — продукты и запросто накормить ими всё отделение. Он всегда был в курсе последних событий и знал всё наперёд всех. Он был лучшим механиком во всей части и лучше других стрелял из всех видов оружия. Он всегда и во всём был первым, самым лучшим. Одним словом — Сосед.
— Чего нового?
— Поговаривают, что какая-то десантура сильно встряла в самом центре. Нас, наверное, и пошлют на выручку. А нам бы самим кто помог. Ты знаешь, сколько сегодня наших полегло? — Сосед поёжился и, расстегнув спальник, сонно потянулся.
— Слышал…
— То-то и оно.
Послышался стук. Кто-то торопливо стучал по броне. Сосед, резко вскочив, ударился головой о приборы, негромко матюкнулся, почесал затылок и высунулся наружу, где его, сверкая немигающим взглядом, встретил «любимый» штабной офицер.
— Так, слушай мою команду. Прямо сейчас заводите свой драндулет и через пятнадцать минут уходите на задание. Ты и наводчик-оператор. С вами будет восемь человек. Это спецназ, бойцы элитного подразделения "В". Слыхал о таких, мазута? Так вот, идёте за колонной танков и оставляете мужиков там, где скажут. Ясно? Вопросов не задавать, ни с кем не базарить, постоянно находиться на связи. К этим снецназёрам не прилипать, у них спецоперация, секретная. Ясно? Ясно! Вопросы есть? Нет! Всё. Свободен!
— Товарищ старший лейтенант! А нам что делать? Ну, после того, как спецов оставим. Какие наши дальнейшие действия?
— Разворачиваетесь и на полном газу назад. Всё. Свободен!
— Так точно, товарищ старший лейтенант!
Я слышал весь разговор полностью, но не высовывался. На всякий случай.
— Усман, — улыбнулся Сосед, заводя нашу податливую старушку. — Готовь орудие к бою! Выезжаем! Приходил замначштаба, ну, этот, сопливый старлей, и сказал, что повезём спецов из "В". Круто, да?
— Неплохо, — я зевнул, прикрывая рот рукой и делая сосредоточенное лицо тигра. — Приказ, так приказ, поехали!
— Ща мы покажем этим черномазым выскочкам, кто здесь хозяин!
Через пятнадцать минут, когда мы, готовые сражаться и побеждать, пристроились в хвост отъезжающей танковой колонне, восемь здоровенных мужиков молча залезли в десантное отделение нашей коробочки. Даже не поздоровались. Обидно стало — что мы, не люди что-ли, не спецназ конечно, но тоже воюем.
Кто-то постучал автоматом по броне:
— Трогай!
Спецназовцы были одеты как-то уж слишком по-праздничному. Конечно, может им так и удобней, но я бы так в атаку не ходил. Касок спецы не одели, только чёрные спортивные шапочки, то есть небольшой осколок — и всё, капут. На ногах не берцы, а потёртые кроссовки — и как по обломкам стройматериала бегать будут, не знаю, только ноги переломают себе, изувечатся, намучаются в такой обуви. Жалко, свои же мужики, нашенские. Но самое непонятное — они даже бронежилеты не одели, так и поехали в одних тонких чёрных свитерах, без брони и верхней одежды. Зачем? Вспотеть, что-ли, боятся? Как они воевать-то будут? Замёрзнут. Да и боекомплект у них слишком уж маленький — у каждого АКМ 7,62 и четыре наступательных гранаты. Никаких спецсредств. «Чё это они, налегке поехали, как деревенские депутаты на концерт саратовского симфонического оркестра», — подумал я, а вслух сказал:
— Я сверху прокачусь. Так интереснее.
Вылез наружу, сел. Еду, глотаю выхлопные газы, всматриваюсь в остатки городского пейзажа. Не видно ни хрена. Один дым.
Выезжаем из контролируемого квартала, проезжаем мимо наших скрытых постов, приезжаем в неизвестность. Теперь мы на их, чужой, враждебной чеченской территории. «Бамс, бамс, бамс» — рядом стреляют из гранатомётов. Я спешно ныряю внутрь бэшки и закупориваю все люки.
— Страшно? — ориентируясь лишь по засаленным триплексам, руля коробочкой почти вслепую, интересуется Сосед.
— Бля… — только и смог ответить я, подавляя неприятные ощущения. — Очково там. Лучше тут я…
— Ой-ма!
Бэшку резко качнуло и подкинуло вверх. Мы ударились головами о броню и громко выругались. БМП остановилась, Сосед нетерпеливо махнул наружу:
— За-а мной!
Страшный азарт захватил наше сознание. Не понимая чего творим и зачем, мы вылезли наверх, встали в полный рост на броню и мигом опустошили магазины своих автоматов. Стреляли по окнам первого этажа гигантской девятиэтажки, перед которой и остановились. «Ура! Смерть фашистам! Бей гадов! За Родину!» — проносилось в моей голове. Что поделать — сказывались издержки воспитания советским кинематографом, когда «наше дело правое и мы победим», при чём «все наши станут героями, а все враги сдадутся в плен», и ни убитых тебе, ни раненых, все здоровы и живут себе припеваючи. Военная романтика, она, конечно, дело хорошее, но на самом деле всё совсем не так, «всамделишнее кино» намного страшней и неразборчивей.
Из десантного раздавался непонятный шум, напомнивший о спецназовцах. Они, оказывается, застряли и не могут открыть «парадную дверь». Пришлось им помочь.
Обласкав нас матом последней московской моды, спецы рассыпались по кварталу и исчезли в ночи. А мы так и стояли на броне ещё секунд десять-пятнадцать, мечтательно смотря им вслед и видя себя на крыше Рейхстага с красным знаменем в руках и золотой Звездой Героя на груди. Стояли и мечтали, пока духи не начали обстреливать нас с верхних этажей. Мы сразу назад, вовнутрь, да как вдарим из пушки! И ещё, и ещё, и ещё! Почти весь боекомплект израсходовали.
Духи замолчали. А мы сидим радостные, дым глотаем, улыбки до затылка, глаза навыкат, уши заложены.
Не успели как следует обрадоваться нашей микро-победе, как обнаружили, что мы — не единственные покорителями этого дома — на противоположной стороне улицы засел целый полк, методично гвоздивший закреплённый квартал уже целые сутки. Вот дела!
Кто-то подбегает с тыла, стучит по броне:
— Живы? Эй, придурки, живы?
— Кто там? — напрягаюсь я в ожидании худшего.
— Дед Мороз, бля! Да свои, кто же!
Сосед заулыбался, откинул люк и высунул свою чумазую рожу к солдату. Отогнав от лица дым, он вежливо ответил тем же:
— Да, придурки живы. А дураки как?
— Хорошо хоть у них выстрелов к гранатомётам не осталось, иначе зажарили бы вас немедля. Вы чё остановились у быка на рогах? Давай, откатывай машину вон туда, надёжней будет, — солдат, по одежде и экипировке — «махра», стволом автомата указал на относительно непострадавшее одноэтажное здание из красного кирпича.
— А чё там?
— Это котельная. Вот, между ней и забором приткнитесь, и хрен вас кто достанет. Если что, окружать надумают или невмоготу станет вам одним, бегите к нам, мы во-он там. Места у нас много, и вам хватит. Только без машины, конечно.
Солдат вкратце описал положение дел в квартале и за его ближайшими пределами. Картина относительно спокойная, а по сравнению с другими местами, даже привлекательная. Хозяйничает в квартале 81-й мотострелковый полк, прибывший из посёлка Черноречье, что под Самарой. Два их батальона ещё два дня назад попали здесь в окружение и полегли, остальные пока приходят в себя и готовятся отомстить за погибших друзей штурмом железнодорожного вокзала и здания совета министров. Тяжелого вооружения у самарцев нет, ходовую технику по пальцам пересчитать можно, но ничего, пацаны уверены, что и так неплохо справятся.
Выслушав солдата, в итоге представившегося младшим сержантом, старшим группы разведчиков, Сосед, от гостеприимного предложения остаться, отказался.
— Нет, спасибо, мы уходим к своим.
— Какой, нахрен, к своим! Туда нельзя, там чечены везде! Вчера всю мою роту разом накрыли! Квартал снаружи обложен полностью! Одни не пробьётесь! — повысил тон сержант.
— Не, мы попробуем. Мы вон, оттуда приехали.
— Да не оттуда вы приехали, — сержант махнул на восток, — а оттуда, я же видел!
— Ты путаешь. Не могли мы оттуда приехать. Вроде, вон, с того поворота мы сюда вывернули, — попытался возразить ему Сосед.
— Нет, — не уступал упрямый разведчик, — вы повернули с того поворота, — он повернулся и помахал в темноту, — оттуда.
— Как ты мог видеть, если темно вокруг, не видно ничего! — рассердился Сосед. — Даже не видно твоего поворота.
— Ладно, делай, как знаешь, я предупредил. Мой дело предложить, твой дело отказаться, — сержант развернулся и пошёл в темноту. — Фамилию хоть свою скажи, и адрес домашний, чтоб было куда написать, что сожгли тебя, непослушного придурка! — крикнул он напоследок.
— Во заколбасил, а! — Сосед, обращаясь ко мне, покрутил пальцем у виска. — Как он мог видеть откуда мы свернули, если ни фига не видно. — Ладно, забудь!
Сосед попытался развернуть машину. Не удалось. Сначала мы снесли невесть откуда появившееся дерево, потом зацепили большую бетонную плиту и заглохли.
С третьей попытки Сосед всё же смог развернуться. И только он повел бэху в сторону предполагаемого поворота, как начался новый обстрел. Пули с новой силой забарабанили по броне. Где-то неподалёку раздались взрывы. Стало страшно. Я решил попросить Соседа остаться здесь до утра. Не успел.
— Усман! Надо оставаться, иначе не доедем, — первым выпалил Сосед.
— Да я двумя руками «за»! Рули куда сказали, к котельной.
Удачно приткнув БМП к стене котельной, мы дождались относительного затишья и осторожно обошли прилегающую к нашей машине территорию, более детально ознакомившись с местностью.
От котельной до дороги буквой "Г" стоял высокий, почти двухметровый бетонный забор, закрывавший духам обзор на всю свою длину, метров на сорок. С другой стороны, впритык друг к другу, горбатились три длинные пятиэтажки, надёжно укрывавшие нас с тыла. Самарцы, видимо, обосновалась именно там, рассосавшись по всему освоенному периметру. Это обнадёжило. И лишь спереди нас ничего не закрывало от удара прямой наводкой, но пустырь, метров на сто излучавший вселенскую пустоту, сам по себе держался под прицелом всей нашей — с самарской пехотой — братией. Да, оттуда могли появиться только самоубийцы. Получалось, прав был сержант, место для нас действительно удачное.
— Во, дебилы! — я слегка ударил себя ладошкой по лбу. — Рация же есть!
— Ничего ты с этой рацией не сделаешь. Не мучайся, толку нет. Только засветишь перед духами наше хреновое настроение, — Сосед, тремя короткими предложениями, вернул меня с облаков на землю.
— Думаешь, не поможет?
— Уверен, что нет.
Напрасно я мучался с рацией. Ничего кроме сквернословия я, в ответ на свои призывы о помощи, не услышал. Наши войска орали друг на друга многоголосым матом, а чеченцы клялись Аллахом, что зарежут всякого, не сдавшегося в плен до конца этой бурной ночи. Все кому-то что-то передавали, но никто ничего ни от кого не принимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14