Не знал я тогда и того, что этот Змий, вместо того, чтобы
вдыхать эфир вечности, жил в грубейшей форме материи; я не понимал тогда, что
сияние Алмаза на горе было вечным светом самой истины, по-детски воображая, что
оно имеет начало.
Вслед за трагедией в храме, жертвой которой я стал, - убитый секирой
первосвященника, - последовала другая, о которой я узнал вскоре, когда,
освободившись от своего тела, я в духе беседовал со своим другом -
странствующим монахом. Он поведал мне о том, что на следующий день
первосвященник, оправившись после ужасного события, направился в храм, где на
полу все еще оставались пятна моей крови. Целью его прихода было выиграть время
для размышления над новыми планами удержания народа в своей власти, которая
ослабла после исчезновения Алмаза.
Размышления привели его к мысли найти замену прекрасному камню, но после
того, как он какое-то время предавался мечтам об этом взгляд его вдруг привлекла
любопытная сцена. На подставке, откуда он схватил секиру, лишившую меня жизни,
он заметил облачко, казавшееся струйкой пара, поднимавшейся с пола.
Приблизившись, он увидел, что моя кровь каким-то непостижимым образом
смешалась с тем, что осталось от пятен рептилии, чью смерть я исполнил. Отсюда-
то и исходил пар, осаждающийся на подставке. И вдруг, в центре облачка, он, к
своему изумлению, заметил медленно вырастающий светящийся камень, чье сияние
заполнило пространство.
"Вот и снова Алмаз, - вскричал он. - Я буду ждать и увижу, как он полностью
восстановится, и тогда победа будет за мной. То, что казалось убийством, станет
чудом".
Как только он произнес последнее слово, облачко исчезло, впитав всю мою
кровь, и сияние камня наполнило его радостью.
Протянув руки, он схватил его с подставки, но тут же лицо его исказил ужас.
Напрасно пытался он оторвать камень: он, казалось, прилип к его руке; камень
уменьшился, пронзая его ужасными болями. Другие священники, поднявшиеся вслед
за ним, чтобы вымыть зал, застыли у двери. Лицо первосвященника было обращено
к ним, а из тела его исходил поток красного мерцающего света, наполнившего
сердца их страхом так, что они не в силах были пошевелиться или заговорить. Это
длилось недолго, - пока Алмаз не исчез с его руки полностью, - и тогда тело
первосвященника распалось на тысячи кусков, а отвратительная душа, стеная,
полетела в пространство, сопровождаемая демоническими формами. Алмаз был
лишь иллюзией, то была моя кровь "воззвавшая с Земли", принявшая форму Алмаза
под воздействием его мыслей и честолюбивых желаний.
"Идем же, - сказал мне монах, - идем же со мной на вершину".
Мы поднялись на гору в молчании, и уже на вершине он повернулся, испытующе
взглянув на меня, и под его взглядом я вскоре почувствовал, что как бы смотрю на
экран, скрывающий что-то от моего взора. Экран и монах исчезли, а на их месте под
собой я увидел город. Теперь я стоял на внутренней, очень высокой башне
высочайшего из зданий. Это был древний храм, управлявший городом магов.
Неподалеку стоял высокий мужчина благородной наружности. Я знал, что это монах,
но как же он преобразился! А рядом с ним стоял юноша, от которого ко мне шли
лучи света, мягкие, но ясные, тонкие, но четко различимые. Я понял, что это был я.
Обращаясь к монаху, я спросил:
"Что это и почему это так?"
"Это прошлое и настоящее, - ответил он, - а теперь - ты в будущем".
"А он", - спросил я, указывая на юношу.
"Это ты сам".
"Но как же я могу видеть все это? Что удерживает на месте этот образ?"
"Это волшебное зеркало времени. Оно хранит для тебя образ, вечно скрывая
его. Обернись и посмотри вверх над собой".
Подчиняясь его словам, я обратил взор на город, раскинувшийся внизу, а затем
поднял глаза вверх. Вначале я не увидело ничего кроме неба и звезд. Но потом, как
бы из эфира, появилась поверхность, через которую все еще просвечивали звезды,
а затем, когда взгляд мой стал пристальнее, она стала настолько явной, что,
казалось, ее можно было потрогать, звезды же исчезли. Инстинктивно я чувствовал,
что если мысли мои уклонятся хоть на миг, я вновь увижу лишь небо. Итак, я
оставался предельно внимательным. Постепенно на поверхности в воздухе стали
проявляться картины - сам город, его жители со всем многоцветием красок их
жизни. Смутный шум лился сверху, как будто там действительно жили люди.
Видение задрожало и исчезло, на смену ему появилось новое - желания и мысли тех,
кто жил внизу. Здесь не было событий действительной жизни, лишь изумительные
образы, рожденные мыслями: живые радуги, переливающиеся драгоценные камни,
прозрачные кристаллы. Но вскоре темная зловещая черта змеей проползла по
ослепительному видению, оставляя после себя то здесь, то там черные пятна и
полосы. И снова я услышал мягкий, проникновенный голос монаха:
"Зеркало времени исчезает; жажда власти, страсти, ревность, тщеславие
искажают его. Скоро оно потухнет. Смотри".
И я смотрел и видел, как на поверхности зеркала передо мной проходили
столетия. Все великолепие исчезло. Остался лишь грязный фон с отталкивающими,
темными контурами событий, вечных спутников раздора и жадности. Кое-где были
видны слабые всполохи и полосы света - добрые дела и помыслы тех, кто еще
оставался духовен. И тут у меня возникла неожиданная мысль: "Так что же это за
зеркало?"
"Когда ты снова придешь, родившись на Земле, его будут называть
Астральным Светом", - произнес голос монаха.
И вдруг раздались звуки тяжелой поступи, которые, казалось, заполнили все
пространство. Зеркальный экран в воздухе затрепетал, вещество его, если оно и
было, сжалось. Казалось, какая-то внешняя сила вторглась в него, движения его
стали беспорядочными и - внезапно на небе снова засияли звезды, я же оказался в
духе на горе, где когда-то был Алмаз. Поблизости не было ни единого живого
существа, лишь из далеких сфер донесся голос:
"Слушай поступь грядущего".

БЛУЖДАЮЩИЙ ГЛАЗ
(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)

Эта история не небылицa, в которой я выдумываю мифического и
невозможного монстра, наподобие Головы Раху, глотающую, по поверьям индусов,
Луну каждый раз в момент ее затмения. Раху - это всего лишь сказка, которая
олицетворяет для простых людей тот факт, что тень Земли поглощает белый диск,
но здесь я поведаю вам о настоящем человеческом глазе; страннике, искателе,
просителе; глазе, который разыскал вас и держал вас как змея птицу, пока он
стремился найти в вашей природе то, чего он никогда не мог найти прежде. О таком
глазе иногда рассказывают разные люди, но они видят его на психическом плане, в
астральном свете, его нельзя увидеть или ощутить при свете дня, движущимся
подобно другим объектом.
Этот блуждающий глаз, о котором я пишу, всегда существовал на странном,
Священном Острове, где произошло столько событий много столетий назад. О, да!
Он и сейчас пребывает там, но ныне неясный, ибо дни власти его прошли - иные
думают, что навсегда. Но его действительная власть будет духовной. И так как
умами людей сегодня не владеет дух, и заботит их лишь временная слава, былое
величие Острова однажды вернется. Какие сверхъестественные и призрачные формы
появятся у его берегов; какие странный, тихий, шепот наполнит его горах; как в
сумерки, когда день только что отошел, его феи, внезапно вспомнив о том, что
некогда люди повелевали ими, - устремятся вдруг к ним, теперь боящимся их, -
соберутся на мгновение вокруг мест, где похоронена тайна, и - в тоске разлетятся.
Именно здесь впервые увидели блуждающий глаз. Днем он был обычного серого
цвета, пронзительный, твердый. Он всегда пытался отыскать то, от чего его нельзя
было бы отвлечь; по ночью он горел своим собственным светом, и можно было ясно
видеть, как он блуждал по Острову, то быстро, то медленно, иногда останавливаясь
в поисках того, чего никак не мог найти.
Люди боялись этого глаза несмотря на то, что были знакомы со всеми видами
магических явлений, которые теперь неизвестны западному человеку. Сначала те,
кому глаз надоедал пытались уничтожить или поймать его, но это им никогда не
удавалось, ибо при этом глаз тотчас же исчезал. Он никогда не проявлял
возмущения, но, казалось, преследовал вполне определенную цель и искал
определенного конца. Даже те, кто пробовал разделаться с ним, были поражены, не
встретив никакой угрозы с его стороны, когда в ночной тьме он вдруг появлялся у
их изголовья и снова всматривался в них.
Я никогда не слышал, чтобы кто-либо кроме меня знал о том, когда впервые
началось это волшебное блуждание и кому принадлежал этот глаз. Я же был связан
обетом и не мог раскрыть тайны.
В том же старом храме и башне, о которых я рассказывал прежде, жил один
старик, который всегда был в хороших дружеских отношениях со мной. Он был из
тех, кто всегда спорил и сомневался, при этом надо отдать должное его честности
и стремлению постичь истины природы, постоянно задаваясь вопросом: "Если бы я
мог знать истину. Это все, что я хочу знать".
Сколько бы я предлагал ему решений, подсказанных мне моими учителями, он
всегда подвергал все вечным сомнениям. В храме ходили слухи, что он воплотился
с таким состоянием сознания, и учителя знали его как человека, который в
предыдущей жизни всегда сомневался и колебался просто ради того, чтобы
услышать решение, но без желания что-либо доказать самому. После множества лет
бесплодных дискуссий он поклялся искать только истину. Но Карма, накопленная
жизненной привычкой еще не успела завершиться, и поэтому в том воплощении, в
котором я его встретил, ему, хотя он и был искренен и честен, мешала вредная
привычка его предыдущей жизни. Поэтому-то и решения, которые он искал, почти
всегда ускользали от него.
Но к концу той жизни, о которой я повествую, он обрел некоторую уверенность,
что с помощью особой практики он смог бы сконцентрировать в своем глазу не
только способность видеть, но и все другие силы, и, несмотря на мой сильный
протест, упрямо взялся за эту задачу. Постепенно его глаз обрел необычное и
пронзительное выражение, которое усиливалось по мере того, как он увлекался
рассуждениями. Он пывтался увериться в новом, но старая Карма сомнения все еше
продолжала терзать его. Потом он заболел и, так как он был довольно стар, был
почти при смерти. Однажды вечером я пришел к нему по его просьбе и,
приблизившись к его ложу, увидел, что конец его близок. Мы были одни. Он говорил
свободно, но очень грустно потому, что с приближением смерти он начал видеть
вещи более ясно, и с каждым часом удивительная пронизывающая сила его глаз
увеличивалась. Молящий вопрос был в них.
"Увы, - сказал он, - я снова ошибся; но такова Карма. Я преуспел только в одном,
но это задержит меня навсегда".
"Что это?" - спросил я.
Выражение его глаз, казалось, говорит о том, что он видет будущее, когда он
рассказал мне, что его особенная практика вынудит его в течение долгого периода
времени быть привязанным к своему наиболее сильному глазу - к правому - до тех
пор, пока сила энергии, затраченная на обучение этому искусству полностью не
истощится. Я видел как смерть медленно овладевала им, и когда я считал его уже
мертвым, он неожиданно нашел силы, чтобы взять с меня обещание не выдавать его
тайну - и скончался.
Как только это произошло, стало темнеть. После того, как его тело охладело,
я увидел сверкающий человеческий глаз, уставившийся на меня. Это был его глаз;
я сразу узнал его выражение. Все его отличительные черты и сам образ мышления,
казалось, сконцентрировались в этом взгляде, обращенном теперь на меня. Затем
он повернулся и вскоре исчез. Тело старика предали земле; и никто кроме меня и
наших учителей не знал об этих событиях. Но затем, в течение многих лет, во всех
частях Острова видели блуждающий глаз, вечно ищущий, вечно спрашивающий, но
никогда не ожидающий ответа.


ГАЛЕРЕЯ АСТРАЛЬНЫХ ОБРАЗОВ
(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)

Хотя галерея образов, о которой я сейчас пишу, уже давным-давно забыта, с
тех пор, как ее хранители покинули то место, где она была, никто никогда не смог
бы найти ее там. Тем не менее, подобные галереи можно найти в тех местах, куда
нельзя попасть без проводника. Теперь они скрыты в отдаленных и недоступных
местах; в горах Гималаев и за ними, в Тибете, в индийском подземельях и других
таинственных местах. Тайным братствам не требуются шпионские отчеты или
исповеди грешников, у них есть свои непостижимые хроники, всех поступков, мыслей
и чувств тех, кого они описывают. В братствах Римско-Католическо церкви или
франкмасонства ни один проступок не разбирался до тех пор, пока кто-либо не
донесет на виновного или он сам не исповедуется. Каждый день один масон за
другим нарушали и букву и дух даваемых ими обетов, но, если никто не узнавал это
и не налагал наказания, то он по-прежнему сохранял свою добрую репутацию.
Солдат в лагере или в поле преступает строжайший дисциплинарный устав, однако,
если он сделает это незаметно для тех, кто мог бы разгласить это или наказать
его, он ненаказуем. Также и члены различных религиозных организаций. Действием
или мыслью они постоянно нарушают все заповеди в тайне от своих собратьев и
глав Церкви, но тем не менее, не теряют своей авторитета. Однако, ни у великой
Римско-Католической церкви, ни у франкмасонов, ни в какой-либо иной религиозной
секте не найдется такой галереи, о которой я сейчас попытаюсь вам поведать,
галереи, в которой записаны самые незначительные мысли и поступки.
Я не имею в виду великий Астральный Свет, сохраняющий верные картины
всего того, что мы делаем, будь мы теософы или зубоскалы, католики или
франкмасоны, но подлинную коллекцию подобий, специально составленных так,
чтобы выделить одну из многочисленных функций Астрального Света.
Впервые я услышал об этой чудесной галереи во время разговора со стариком,
превратившимся в блуждающий глаз, а после его смерти мне показали и саму
галерею. Она хранилась на Священном Острове, где происходило множество
загадочных и удивительных событмий и хранилось немало магических предметов.
Вы можете спросить меня, почему подобные события не происходят сейчас, но с
таким же успехом вы могли бы спросить меня о причинах шибели Атлантиды или
об исчезновении великой Ассирийской Империи. Просто пришел их срок точно также,
как когда-нибудь придет конец и нашей современной хвастливой цивилизации, и она
погибнет. Закон циклов не может быть нарушен, и как верно то, что приливы на
земле сменяются отливами, а кровь течет по телу, так верно и то, что все великие
дела приходят к завершению, а могучие народы исчезают с лица земли.
Это случилось за несколько месяцев до смерти старика, когда он либо
чувствуя приближение смерти, либо подчиняясь неизвестному мне приказу учителей,
открыл мне много тайн и намекнул на другие. Однажды, сожалея о своих
многочисленных ошибках, он обратился ко мне, заметив:
"Случалось ли тебе тебе когда-либо увидеть галерею, где записывается любое
изменение твоего настоящего духовного состояния?"
Не понимая, что он имеет в виду, я ответил: "Я не знал, что такая здесь
имеется".
"О, да; она находится в старом храме на вершине горы, и Алмаз светит там
ярче, чем где-либо".
Боясь обнаружить мое глубокое невежество не только относительно того, о
чем он говорил, но и относительно характера этой галереи, я пытался вкести беседу
таким образом, чтобы извлечь больше информации, а он, предполагая, что я уже
знаком с такого рода галереями, начал описывать эту. Но, дойдя до самой важной
части описания, он оборвал рассказ также резко, как и начал его, так что мое
любопытство осталось неудовлетворенным. И до самого дня своей смерти он не
касался больше этого темы. Но после его необычной болезни, за которой
последовало появление необычайного блуждающего глаза, мысль об этих образах
совершенно вылетела из моей головы.
Но, казалось, что воздействие этого блуждающего, одинокого, разумного глаза
на мой характер стало лишь тенью или предзнаменованием моего знакомства с
галереей. Его обычныйи вопрос, в связи с его личными недостатками и тем, какой
урок он извлек из этого, когда вся его природа сконцентрировалась, воплотившись
лишь в его глаз, долго блуждавший по Острову, заставило меня обратить мои
мысли внутрь себя с тем, чтобы обнаружить и уничтожить ростки зла в самом себе.
Между тем все обязанности в храме, где я жил, усердно выполнялись. И вот
однажды ночью, достигнув смирения духа, я заснул при белом лунном свете,
падающем на пол, и мне приснилось, что снова встретил живого старика и что он
спросил меня, видел ли я галерею образов.
1 2 3 4 5 6