Вспомнил русскую народную сказку: вправо поедешь — коня потеряешь; влево — сам погибнешь. Был озадачен и я: вправо пойти — там лес, за ним село Быстричи, контролируемое бульбашами, влево пойти — там Людвиполь, в нём крупный гарнизон гитлеровцев и шуцполиции. Впереди — протекала река Случь.
«Что делать?» — огляделся вокруг. Ни души! Стоит задумчивый сосновый бор, шевеля верхушками деревьев, как бы нешептывая: «Решай сам свою судьбу!»
Стало грустно, тяжело…
Не могу объяснить почему, но свернул вправо. В лесу увидел группу вооружённых людей. Кто они? Пока я рассуждал, группа исчезла за поворотом дороги. Но стоило мне подойти к молодой хвойной посадке, как неизвестные направили на меня стволы винтовок. Я успел спрятаться за сосной и крикнул:
— Кто вы, хлопцы? Выходи один на переговоры!
Молчание.
— Ну, чего притаились? Выходи один!
Один из них, в вышитой рубашке, поднялся, оружие он держал наготове.
— Возьми винтовку за ствол! — потребовал я.
Тот повиновался. Мы встретились.
— Что скажешь? — едва он спросил, как из кустов окликнули:
— Струтинский! Давай сюда!
Позвал бульбаш Ментачка. Мы были знакомы с довоенного времени.
Выбора не оставалось.
— Что делаешь в наших краях? — Ментачка смерил меня с головы до ног.
— Здорово, хлопцы! — вместо ответа я подал всем поочерёдно руку.
— Наверное, забрёл сюда по приказу Медведева? — не унимался Ментачка.
— Не спеши — все расскажу, — и на сей раз уклонился я от прямого ответа. А сам лихорадочно соображал. И придумал:
— Подался с ребятами за Случь, ох и хлебнули там горя! Один бог знает! Накрыли нас в лесу городницкие полицаи и немцы. Сам чёрт не знает, как спаслись. Правда, половина людей ранена, страдают, бедняги, раны загноились, а лечить нечем. Вот и послали меня за медикаментами в родные края. Может, у вас немного разживусь? Прошу, ребята, выручайте друзей!
— Ты что? — захохотал Ментачка. — Зачем нам медикаменты? С немцами и полицаями не воюем, а все болезни лечим самогоном.
— Ну что ж, на нет и суда нет! Ничего не поделаешь. Пойду!
— Не спеши, поговорим, — успокаивал Ментачка. — Ты же знаешь, с твоим отцом Владимиром я в согласии жил. Поэтому зла тебе не причиню. Но правду скажи — с Медведевым сейчас в контакте? Не хитри, знаю, ты стреляный воробей.
— С каким Медведевым? Толком скажи, кто он? — прикинулся я.
— Ну, ладно, не будем об этом. А у нас с Медведевым сейчас мир.
Я полностью вошёл в роль и продолжал в том же духе:
— С каким Медведевым? О каком мире ты говоришь?
— Да я так, между прочим, — отмахнулся Ментачка. — Наверное, проголодался?
— Если угостите куском хлеба — не откажусь!
Около десятка бульбашей достали из «плецаков» самогонку, хлеб, сало, огурцы, чеснок.
— С тебя начнём, — Ментачка поднёс мне бутылку.
— За ваше здоровье, хлопцы! — отпил я несколько глотков.
Обед длился недолго.
— Спасибо за угощение, -поднялся я. — Будем живы — встретимся!
С дороги оглянулся, помахал рукой. Бульбаши стояли на прежнем месте.
Только удалившись на приличное расстояние, облегчённо вздохнул.
По дороге встретил телегу, на которой сидел крестьянин. Он то и дело подхлёстывал кнутом быков.
— Подвезёшь?
— Садись!
Бродом переправились на противоположный берег Случи. Въехали в село Быстричи. У главного тракта крестьянин буркнул:
— Сворачиваю вправо.
— А мне прямо. Спасибо! — на ходу соскочил с телеги. Полевой дорогой пошёл к видневшемуся вдали лесу, где родилась наша боевая группа. Сколько воспоминаний навеял знакомый пейзаж! Сколько проведено в этих местах напряжённых дней и ночей, как часто наша семья и боевые товарищи подвергались опасностям!
На дороге показалась подвода с шуцманами. «Как избежать встречи с ними?» Неподалёку какой-то крестьянин сгребал сухую картофельную ботву. Я свернул к нему.
— Огонька дадите?
— Конечно. А махорки мне на сигаретку найдётся?
— Найдётся!
Пока мы крутили цигарки, телега с шуцманами проехала. Крестьянин ухмыльнулся:
— Боялся шуцманам на глаза попасть?
— Да, не совсем приятно с ними встречаться, особенно в поле…
— Ты прав, — согласился крестьянин. — А далеко путь держишь?
— Туда, где солнце садится!…
И вот, наконец, хутор Ремигюша Куряты. Но в нём нет никаких признаков жизни. Обошёл вокруг дома. Никого!…
Удручённый, побрёл в соседний хутор Броновицких. Здесь — то же самое. Добрался до дома Гальчуков. Увидел: все опустошено и разгромлено…
Охваченный тяжёлыми мыслями, я опустился на лежавший ствол дерева — и глаза застлал туман…
Зашуршали кусты. Я приподнял голову. Ко мне подбежал лохматый пёс.
— Мурза! Мурза! -ласкал я его.
А Мурза упёрся передними лапами в мою грудь и визжал, виляя пушистым хвостом.
ИСПЫТАНИЕ ВЕРНОСТИ
В самой гуще Липенского леса, у развесистого дуба, собралась группа молодых энтузиастов. Сходились они сюда по одному, насторожённо озираясь по сторонам-нет ли слежки.
Среди прибывших выделялся девятнадцатилетний белокурый парень с серыми проницательными глазами — Зигмунд Гальчук. Собравшиеся знали молодого человека. Всего три зимы ходил он в детстве в школу. Летом помогал родителям в хозяйстве, пас чужих коров. Так и рос в нужде… Несмотря на молодость и малограмотность, честный, правдивый Зигмунд пользовался среди друзей авторитетом.
На нелегальной встрече Зигмунд проявлял присущую ему настойчивость. Он не мог дальше мириться с пассивностью некоторых единомышленников.
— Друзья! Почему мы сложили руки? — В его голосе звучало не только недовольство — Зигмунд глубоко переживал. -Не для того нам вручили оружие, добытое с таким риском! Или передадим его в другие руки?
Товарищи переглянулись: Зигмунд прав.
— Оружие передавать не будем, надо действовать! — решительно заявил Станислав Броновицкий.
Станислава поддержали его братья Ян и Грациян, Ремигюш Курята.
— Что же предлагаете?
— Разгромить Вовкошевский спиртзавод!
— Дельное предложение! — одобрил Зигмунд. — На спирт выменяем в сёлах винтовки, боеприпасы. Но поджигать завод не стоит. Это мы всегда успеем.
На следующий день к спиртзаводу подкатила пароконная подвода. Ехавшие на ней вооружённые люди обстреляли полицейских, ворвались на территорию завода. Зигмунд и Ремигюш преследовали отстреливавшихся предателей, а братья Броновицкие подкатили двухсотлитровую бочку со спиртом и погрузили её на подводу. Перестрелка утихла, но Зигмунд и Ремигюш все не появлялись.
— Ян, езжай, — сказал Станислав брату.
— Подождём Зигмунда и Ремигюша, — возразил Ян.
В сарайчике, возле которого братья разговаривали, притаился полицейский. Он хорошо запомнил имена: Ян, Зигмунд, Ремигюш…
К рассвету бочку спрятали в кустах.
К месту происшествия прибыли каратели из Межирич. Гестаповцы и полицейские кинулись по следу, освещая карманными фонариками тянувшиеся по пыльной дороге две ленточки — следы колёс. Они привели фашистов к лесопильному заводу. Каратели предположили: налёт совершила «банда» Струтинских.
— Нет, господин комендант, — выслуживался полицейский, — на сей раз грабили Ян, Ремигюш и Зигмунд.
— Откуда тебе известно?
— Сам слышал, господин комендант.
— И поляк с партизанами?
— Да. Ремигюш — польское имя.
— Весьма интересно! Но такого не помню. В списках бандитов он не значится.
В Ровно готовилась карательная экспедиция, которая должна была покончить с партизанскими наскоками, беспокоившими хозяев «нового порядка» в этой местности.
Молодой гестаповский офицер вошёл в кабинет шефа.
— Хайль Гитлер! — выбросил он вперёд правую руку.
— Прошу, штурмфюрер Кашенцев, проходите сюда! — с наигранной вежливостью пригласил шеф, указав на кресло возле приставного столика.
— Вы знаете, Кашенцев, — сказал шеф после короткой паузы, — в районе, где проживает ваш отец, орудует банда большевистских преступников.
— Как же, знаю! — Кашенцев скорчил гримасу сожаления. — Я вам докладывал об этом.
— Помню, помню! — подтвердил гитлеровец. — Они ужас но обнаглели и сами, конечно, не успокоятся. Я поручаю вам ликвидацию банды. Оправдаете доверие?
— О, господин шеф, — подскочил Кашенцев, — всегда готов выполнить ваше задание. Это, прежде всего, в наших интересах. Я сделаю все от меня зависящее, можете в этом не сомневаться!
— В таком случае не будем терять дорогого времени. Готовьтесь в дорогу! В помощь выделим группы из Межирич, Людвиполя, Тучина. О ходе операции докладывайте лично мне.
Не подозревая о подлом предательстве, патриоты в селе Озирцы выменивали на спирт винтовки и патроны. Прятали их в лесу.
Ночью в имение Кашенцева прибыл большой отряд карателей во главе с сыном помещика. Сюда стекались также гестаповцы из соседних районов. Главарь местной бандитской боевки, ранее служивший в полиции, Григорий Юсенко вместе со своим братом Николаем, ровенским щуцполицейским, занялся слежкой за «подозрительными». Предатели располагались вблизи тропинок, ведущих к лесу, и наблюдали за каждым прохожим. Таким образом они узнали место хранения бочки со спиртом и оружия.
В донесении на имя шефа Кашенцев сообщал:
«Благодаря упорной работе мы выявили группу, ограбившую спиртзавод. Членами её являются: братья Ян, Станислав и Грациян Броновицкие, Курята Ремигюш и Зигмунд Гальчук. Последний возглавляет преступников. Все они проживают легально. Мы обнаружили место хранения оружия и бочки похищенного спирта. Все члены группы дружили со Струтинскими. Наши сведения точны. Жду с нетерпением дальнейших указаний».
…Зигмунд тайком добрался до места, где спрятал винтовку, и тут его внезапно окружили.
— Ни с места!
Зигмунд оторопел. Со всех сторон на него глядели дула автоматов. Фашистские холуи в ненавистных чёрных шинелях плотно сомкнули кольцо и связали руки патриоту.
Предатели ликовали. Юсенко и Косолапый хвастались «редкой удачей».
— Мне удалось узнать, — лебезил Юсенко перед Кашенцевым, — что друг Струтинских — Никифор Янчук — скрывается с семьёй в соседнем селе Гута, в доме или сарае Петра Трофимчука. Их надо захватить, тогда наверняка узнаем, где находятся Струтинские.
— Идея! — оживился Кашенцев.
— Даже очень интересная, -пресмыкался Юсенко. -Медлить нельзя, иначе они уйдут в лес, а потом ищи ветра в поле.
— Хорошо, я прикажу полицейским собраться.
Над степью повисла тёмная ночь, и под её покровом шуцманы подкрались к селу Гута. Окружив его, они схватили Ольгу и Ульяну Трофимчук, Филюна и его жену Ольгу с малолетним сыном Игорем, Федора Мельничука, его жену Харитину, жену Сергея — Анну и четверых её детей… Всех погрузили в машину и под усиленным конвоем отправили в Ровно.
Через несколько дней схваченных в Буде и в Гуте вывели на улицу Белую. Здесь их поставили у свежевырытой ямы. Два рослых гестаповца извлекли из кобур парабеллумы.
Избитый, еле державшийся на ногах Зигмунд шагнул навстречу палачам.
— За что детей убиваете, сволочи?…
Выстрел заглушил слова патриота.
Безжизненное тело Зигмунда рухнуло наземь. Палачи подходили к голосившим женщинам и малышам и, словно считая их, целились жертвам в голову, равнодушно нажимали спусковой крючок…
… Мать Ольги Конончук разыскивала дочь, зятя и детей целую неделю. Наконец она обратилась в гестапо. Упала на колени перед фашистом:
— Дети мои ни в чём не виновны, отпусти их. Всю жизнь молиться всевышнему за твоё благополучие буду. Спаси моих дорогих…
— Опоздала, вчера их расстреляли, -улыбнулся убийца. — С каждым так будет, кто восстанет против великой Германии. Слышишь?!
Женщина всплеснула руками, и её бесчувственное тело глухо ударилось о пол…
Когда очнулась, простонала:
— Будьте вы прокляты богом и людьми! Звери!… Будьте прокляты!…
Семья Янчуков ютилась в шалаше, сложенном из сосновых веток. Отец — Никифор Яковлевич, сын Коля и дочь Тамара поочерёдно несли боевую вахту под дождём.
Тамара сообщила:
— Папа, со стороны Костополя доносился шум моторов. Они заглохли в селе Озирцы. Наверное, готовится облава.
— А ты, дочка, не ослышалась?
— Нет.
— Плохо… Надо менять место.
— В такую погоду?
— Другого выхода не вижу. Давайте, пока не рассвело, перейдём в порубь, а оттуда — в Пустомытовский лес.
Где-то близко прогремели одиночные выстрелы.
Собравшись наспех, Янчуки пробирались к большаку. Наперерез им двигались автомашины с карателями. Притаившись в зарослях, отец с детьми переждали тревожные минуты.
— Мешкать нельзя. Пошли! — трое быстро зашагали открытым полем к кустарнику.
Тамара шла сзади, прикрывая отход. В стороне замелькали силуэты карателей. Они неумолимо приближались. Тамара решила отвлечь на себя фашистов и с отчаянием стала стрелять из винтовки по вражеской цепи.
Мужественная патриотка сковала действия преследователей, что дало возможность отцу и брату пересечь поле и скрыться в поруби. Тамара также убежала от карателей.
Когда Кашенцев узнал о случившемся, он в бешенстве набросился на шуцманов:
— Разини! Дармоеды! Головой отвечать будете!
В РОДНЫХ МЕСТАХ
Щуплый юноша пристально смотрел на меня голубыми глазами, словно не верил, что я и есть тот Николай Струтинский, который дружил с его старшим братом. Тадзик Галинский заменил Казимира и без колебаний стал разведчиком.
Во время встречи он многое рассказал о происшедшем в этих краях за время моего отсутствия.
От юного разведчика я узнал, что в порубь стекались люди, бежавшие из фашистских лагерей. Они разыскивали нашу партизанскую группу. Однако, не зная, кто они — свои или чужие? — крестьяне отвечали, что партизаны внезапно исчезли.
— Помните высокого брюнета с крупной бородавкой на правой щеке, его звали Никитой?
— Помню. Так что с ним?
— Как-то он возвратился из разведки и привёл ещё шестерых. Хорошие хлопцы были. Позднее к ним пристали какие-то неизвестные и все они действовали в здешних местах.
— Ну, а потом?
— Неизвестные оказались переодетыми полицейскими из Межирич. Они намеревались выведать все о партизанах. Но когда узнали, что вас здесь нет, разоружили группу и всех доставили в район.
Только Никита не дался предателям в руки. Отчаянно сопротивлялся, и его убили. Тело командира несколько дней лежало у сожжённого дома Янчуков… Впоследствии верные люди захоронили патриота. Из Межирич так никто и не вернулся…
Рассказ юного друга опечалил меня.
— Вот что, — обратился я к Тадзику, — постарайся узнать фамилии предателей, где сейчас они проживают. Отомстим за наших товарищей!…
По дороге в Пустомытовский лес я неожиданно встретился с матерью и сестрой Катей. Долго не выпускал я их из своих объятий. Только деревья были немыми свидетелями нашего ликования.
Мы расположились в кустарнике. Я рассказал матери, что моя группа слилась с партизанским отрядом Дмитрия Николаевича Медведева.
— Много в этом отряде людей? — спросила мать.
— Много. У каждого есть оружие.
— Как же мои деточки там? Как отец? Что делает? Все интересовало мать, и я подробно отвечал.
— А вы куда собрались? Почему без друзей?
— О нас ли им теперь заботиться, сами в постоянных хлопотах. Посоветовали уйти из тех мест, вот и ищем вас…
В иных условиях я бы, не задумываясь, проводил родных до отряда. Но сейчас… Боевое задание — превыше всего. И всё же я не мог оставить их на произвол судьбы. Вместе с ними возвратился к Тадзику и попросил его проводить мать и сестру до безопасной зоны, откуда они сами доберутся до отряда Медведева.
Тадзик охотно согласился выполнить нелёгкое поручение.
— Курс держите на села Ленчин, Вороновку, Карпиловку. Там обязательно встретите партизан-медведевцев. Узнать их можно по автоматам — диски круглые. Ну, прощайте, дорогие! Мне пора в дорогу…
— Береги себя, сыночек! — напутствовала мать. — А когда же ты вернёшься, Коля? -спросила она.
— Скоро вернусь, мама.
Ночевал на хуторе Марии Степановны Мамонец. Ещё до петухов Николай разбудил меня. С рассветом я уже спускался по косогору к реке Горынь, западнее местечка Тучина. В камышах взял старую лодку и оттолкнулся от берега. Подплывая к противоположному берегу, оглянулся. На косогор, по которому недавно я шёл, охранная полиция и гестаповцы вывели на расстрел группу мужчин и женщин с детьми. Я отчётливо слышал детский плач… Несчастные!
В тот же день добрался до окраины Ровно — села Басов Кут, где разыскал дом старушки, у которой мы с Ростиславом жили, когда учились на курсах шофёров. Женщина узнала меня. В её выцветших глазах стоял немой вопрос: откуда я взялся?
— Иду к добрым людям, решил у вас передохнуть, бабушка. Не возражаете?
— Что ты, милый мой! Чувствуй себя как дома.
Старушка приготовила ужин.
— Не взыщи, сынок, туго нынче с продуктами. — Задержала на мне свой взгляд: — До каких пор ещё такое горе терпеть будем? Поговаривают, будто побили идолов, оттого и свирепствуют, злость на людях сгоняют.
— Недолго уже им на нашей земле хозяйничать, — утешал я женщину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
«Что делать?» — огляделся вокруг. Ни души! Стоит задумчивый сосновый бор, шевеля верхушками деревьев, как бы нешептывая: «Решай сам свою судьбу!»
Стало грустно, тяжело…
Не могу объяснить почему, но свернул вправо. В лесу увидел группу вооружённых людей. Кто они? Пока я рассуждал, группа исчезла за поворотом дороги. Но стоило мне подойти к молодой хвойной посадке, как неизвестные направили на меня стволы винтовок. Я успел спрятаться за сосной и крикнул:
— Кто вы, хлопцы? Выходи один на переговоры!
Молчание.
— Ну, чего притаились? Выходи один!
Один из них, в вышитой рубашке, поднялся, оружие он держал наготове.
— Возьми винтовку за ствол! — потребовал я.
Тот повиновался. Мы встретились.
— Что скажешь? — едва он спросил, как из кустов окликнули:
— Струтинский! Давай сюда!
Позвал бульбаш Ментачка. Мы были знакомы с довоенного времени.
Выбора не оставалось.
— Что делаешь в наших краях? — Ментачка смерил меня с головы до ног.
— Здорово, хлопцы! — вместо ответа я подал всем поочерёдно руку.
— Наверное, забрёл сюда по приказу Медведева? — не унимался Ментачка.
— Не спеши — все расскажу, — и на сей раз уклонился я от прямого ответа. А сам лихорадочно соображал. И придумал:
— Подался с ребятами за Случь, ох и хлебнули там горя! Один бог знает! Накрыли нас в лесу городницкие полицаи и немцы. Сам чёрт не знает, как спаслись. Правда, половина людей ранена, страдают, бедняги, раны загноились, а лечить нечем. Вот и послали меня за медикаментами в родные края. Может, у вас немного разживусь? Прошу, ребята, выручайте друзей!
— Ты что? — захохотал Ментачка. — Зачем нам медикаменты? С немцами и полицаями не воюем, а все болезни лечим самогоном.
— Ну что ж, на нет и суда нет! Ничего не поделаешь. Пойду!
— Не спеши, поговорим, — успокаивал Ментачка. — Ты же знаешь, с твоим отцом Владимиром я в согласии жил. Поэтому зла тебе не причиню. Но правду скажи — с Медведевым сейчас в контакте? Не хитри, знаю, ты стреляный воробей.
— С каким Медведевым? Толком скажи, кто он? — прикинулся я.
— Ну, ладно, не будем об этом. А у нас с Медведевым сейчас мир.
Я полностью вошёл в роль и продолжал в том же духе:
— С каким Медведевым? О каком мире ты говоришь?
— Да я так, между прочим, — отмахнулся Ментачка. — Наверное, проголодался?
— Если угостите куском хлеба — не откажусь!
Около десятка бульбашей достали из «плецаков» самогонку, хлеб, сало, огурцы, чеснок.
— С тебя начнём, — Ментачка поднёс мне бутылку.
— За ваше здоровье, хлопцы! — отпил я несколько глотков.
Обед длился недолго.
— Спасибо за угощение, -поднялся я. — Будем живы — встретимся!
С дороги оглянулся, помахал рукой. Бульбаши стояли на прежнем месте.
Только удалившись на приличное расстояние, облегчённо вздохнул.
По дороге встретил телегу, на которой сидел крестьянин. Он то и дело подхлёстывал кнутом быков.
— Подвезёшь?
— Садись!
Бродом переправились на противоположный берег Случи. Въехали в село Быстричи. У главного тракта крестьянин буркнул:
— Сворачиваю вправо.
— А мне прямо. Спасибо! — на ходу соскочил с телеги. Полевой дорогой пошёл к видневшемуся вдали лесу, где родилась наша боевая группа. Сколько воспоминаний навеял знакомый пейзаж! Сколько проведено в этих местах напряжённых дней и ночей, как часто наша семья и боевые товарищи подвергались опасностям!
На дороге показалась подвода с шуцманами. «Как избежать встречи с ними?» Неподалёку какой-то крестьянин сгребал сухую картофельную ботву. Я свернул к нему.
— Огонька дадите?
— Конечно. А махорки мне на сигаретку найдётся?
— Найдётся!
Пока мы крутили цигарки, телега с шуцманами проехала. Крестьянин ухмыльнулся:
— Боялся шуцманам на глаза попасть?
— Да, не совсем приятно с ними встречаться, особенно в поле…
— Ты прав, — согласился крестьянин. — А далеко путь держишь?
— Туда, где солнце садится!…
И вот, наконец, хутор Ремигюша Куряты. Но в нём нет никаких признаков жизни. Обошёл вокруг дома. Никого!…
Удручённый, побрёл в соседний хутор Броновицких. Здесь — то же самое. Добрался до дома Гальчуков. Увидел: все опустошено и разгромлено…
Охваченный тяжёлыми мыслями, я опустился на лежавший ствол дерева — и глаза застлал туман…
Зашуршали кусты. Я приподнял голову. Ко мне подбежал лохматый пёс.
— Мурза! Мурза! -ласкал я его.
А Мурза упёрся передними лапами в мою грудь и визжал, виляя пушистым хвостом.
ИСПЫТАНИЕ ВЕРНОСТИ
В самой гуще Липенского леса, у развесистого дуба, собралась группа молодых энтузиастов. Сходились они сюда по одному, насторожённо озираясь по сторонам-нет ли слежки.
Среди прибывших выделялся девятнадцатилетний белокурый парень с серыми проницательными глазами — Зигмунд Гальчук. Собравшиеся знали молодого человека. Всего три зимы ходил он в детстве в школу. Летом помогал родителям в хозяйстве, пас чужих коров. Так и рос в нужде… Несмотря на молодость и малограмотность, честный, правдивый Зигмунд пользовался среди друзей авторитетом.
На нелегальной встрече Зигмунд проявлял присущую ему настойчивость. Он не мог дальше мириться с пассивностью некоторых единомышленников.
— Друзья! Почему мы сложили руки? — В его голосе звучало не только недовольство — Зигмунд глубоко переживал. -Не для того нам вручили оружие, добытое с таким риском! Или передадим его в другие руки?
Товарищи переглянулись: Зигмунд прав.
— Оружие передавать не будем, надо действовать! — решительно заявил Станислав Броновицкий.
Станислава поддержали его братья Ян и Грациян, Ремигюш Курята.
— Что же предлагаете?
— Разгромить Вовкошевский спиртзавод!
— Дельное предложение! — одобрил Зигмунд. — На спирт выменяем в сёлах винтовки, боеприпасы. Но поджигать завод не стоит. Это мы всегда успеем.
На следующий день к спиртзаводу подкатила пароконная подвода. Ехавшие на ней вооружённые люди обстреляли полицейских, ворвались на территорию завода. Зигмунд и Ремигюш преследовали отстреливавшихся предателей, а братья Броновицкие подкатили двухсотлитровую бочку со спиртом и погрузили её на подводу. Перестрелка утихла, но Зигмунд и Ремигюш все не появлялись.
— Ян, езжай, — сказал Станислав брату.
— Подождём Зигмунда и Ремигюша, — возразил Ян.
В сарайчике, возле которого братья разговаривали, притаился полицейский. Он хорошо запомнил имена: Ян, Зигмунд, Ремигюш…
К рассвету бочку спрятали в кустах.
К месту происшествия прибыли каратели из Межирич. Гестаповцы и полицейские кинулись по следу, освещая карманными фонариками тянувшиеся по пыльной дороге две ленточки — следы колёс. Они привели фашистов к лесопильному заводу. Каратели предположили: налёт совершила «банда» Струтинских.
— Нет, господин комендант, — выслуживался полицейский, — на сей раз грабили Ян, Ремигюш и Зигмунд.
— Откуда тебе известно?
— Сам слышал, господин комендант.
— И поляк с партизанами?
— Да. Ремигюш — польское имя.
— Весьма интересно! Но такого не помню. В списках бандитов он не значится.
В Ровно готовилась карательная экспедиция, которая должна была покончить с партизанскими наскоками, беспокоившими хозяев «нового порядка» в этой местности.
Молодой гестаповский офицер вошёл в кабинет шефа.
— Хайль Гитлер! — выбросил он вперёд правую руку.
— Прошу, штурмфюрер Кашенцев, проходите сюда! — с наигранной вежливостью пригласил шеф, указав на кресло возле приставного столика.
— Вы знаете, Кашенцев, — сказал шеф после короткой паузы, — в районе, где проживает ваш отец, орудует банда большевистских преступников.
— Как же, знаю! — Кашенцев скорчил гримасу сожаления. — Я вам докладывал об этом.
— Помню, помню! — подтвердил гитлеровец. — Они ужас но обнаглели и сами, конечно, не успокоятся. Я поручаю вам ликвидацию банды. Оправдаете доверие?
— О, господин шеф, — подскочил Кашенцев, — всегда готов выполнить ваше задание. Это, прежде всего, в наших интересах. Я сделаю все от меня зависящее, можете в этом не сомневаться!
— В таком случае не будем терять дорогого времени. Готовьтесь в дорогу! В помощь выделим группы из Межирич, Людвиполя, Тучина. О ходе операции докладывайте лично мне.
Не подозревая о подлом предательстве, патриоты в селе Озирцы выменивали на спирт винтовки и патроны. Прятали их в лесу.
Ночью в имение Кашенцева прибыл большой отряд карателей во главе с сыном помещика. Сюда стекались также гестаповцы из соседних районов. Главарь местной бандитской боевки, ранее служивший в полиции, Григорий Юсенко вместе со своим братом Николаем, ровенским щуцполицейским, занялся слежкой за «подозрительными». Предатели располагались вблизи тропинок, ведущих к лесу, и наблюдали за каждым прохожим. Таким образом они узнали место хранения бочки со спиртом и оружия.
В донесении на имя шефа Кашенцев сообщал:
«Благодаря упорной работе мы выявили группу, ограбившую спиртзавод. Членами её являются: братья Ян, Станислав и Грациян Броновицкие, Курята Ремигюш и Зигмунд Гальчук. Последний возглавляет преступников. Все они проживают легально. Мы обнаружили место хранения оружия и бочки похищенного спирта. Все члены группы дружили со Струтинскими. Наши сведения точны. Жду с нетерпением дальнейших указаний».
…Зигмунд тайком добрался до места, где спрятал винтовку, и тут его внезапно окружили.
— Ни с места!
Зигмунд оторопел. Со всех сторон на него глядели дула автоматов. Фашистские холуи в ненавистных чёрных шинелях плотно сомкнули кольцо и связали руки патриоту.
Предатели ликовали. Юсенко и Косолапый хвастались «редкой удачей».
— Мне удалось узнать, — лебезил Юсенко перед Кашенцевым, — что друг Струтинских — Никифор Янчук — скрывается с семьёй в соседнем селе Гута, в доме или сарае Петра Трофимчука. Их надо захватить, тогда наверняка узнаем, где находятся Струтинские.
— Идея! — оживился Кашенцев.
— Даже очень интересная, -пресмыкался Юсенко. -Медлить нельзя, иначе они уйдут в лес, а потом ищи ветра в поле.
— Хорошо, я прикажу полицейским собраться.
Над степью повисла тёмная ночь, и под её покровом шуцманы подкрались к селу Гута. Окружив его, они схватили Ольгу и Ульяну Трофимчук, Филюна и его жену Ольгу с малолетним сыном Игорем, Федора Мельничука, его жену Харитину, жену Сергея — Анну и четверых её детей… Всех погрузили в машину и под усиленным конвоем отправили в Ровно.
Через несколько дней схваченных в Буде и в Гуте вывели на улицу Белую. Здесь их поставили у свежевырытой ямы. Два рослых гестаповца извлекли из кобур парабеллумы.
Избитый, еле державшийся на ногах Зигмунд шагнул навстречу палачам.
— За что детей убиваете, сволочи?…
Выстрел заглушил слова патриота.
Безжизненное тело Зигмунда рухнуло наземь. Палачи подходили к голосившим женщинам и малышам и, словно считая их, целились жертвам в голову, равнодушно нажимали спусковой крючок…
… Мать Ольги Конончук разыскивала дочь, зятя и детей целую неделю. Наконец она обратилась в гестапо. Упала на колени перед фашистом:
— Дети мои ни в чём не виновны, отпусти их. Всю жизнь молиться всевышнему за твоё благополучие буду. Спаси моих дорогих…
— Опоздала, вчера их расстреляли, -улыбнулся убийца. — С каждым так будет, кто восстанет против великой Германии. Слышишь?!
Женщина всплеснула руками, и её бесчувственное тело глухо ударилось о пол…
Когда очнулась, простонала:
— Будьте вы прокляты богом и людьми! Звери!… Будьте прокляты!…
Семья Янчуков ютилась в шалаше, сложенном из сосновых веток. Отец — Никифор Яковлевич, сын Коля и дочь Тамара поочерёдно несли боевую вахту под дождём.
Тамара сообщила:
— Папа, со стороны Костополя доносился шум моторов. Они заглохли в селе Озирцы. Наверное, готовится облава.
— А ты, дочка, не ослышалась?
— Нет.
— Плохо… Надо менять место.
— В такую погоду?
— Другого выхода не вижу. Давайте, пока не рассвело, перейдём в порубь, а оттуда — в Пустомытовский лес.
Где-то близко прогремели одиночные выстрелы.
Собравшись наспех, Янчуки пробирались к большаку. Наперерез им двигались автомашины с карателями. Притаившись в зарослях, отец с детьми переждали тревожные минуты.
— Мешкать нельзя. Пошли! — трое быстро зашагали открытым полем к кустарнику.
Тамара шла сзади, прикрывая отход. В стороне замелькали силуэты карателей. Они неумолимо приближались. Тамара решила отвлечь на себя фашистов и с отчаянием стала стрелять из винтовки по вражеской цепи.
Мужественная патриотка сковала действия преследователей, что дало возможность отцу и брату пересечь поле и скрыться в поруби. Тамара также убежала от карателей.
Когда Кашенцев узнал о случившемся, он в бешенстве набросился на шуцманов:
— Разини! Дармоеды! Головой отвечать будете!
В РОДНЫХ МЕСТАХ
Щуплый юноша пристально смотрел на меня голубыми глазами, словно не верил, что я и есть тот Николай Струтинский, который дружил с его старшим братом. Тадзик Галинский заменил Казимира и без колебаний стал разведчиком.
Во время встречи он многое рассказал о происшедшем в этих краях за время моего отсутствия.
От юного разведчика я узнал, что в порубь стекались люди, бежавшие из фашистских лагерей. Они разыскивали нашу партизанскую группу. Однако, не зная, кто они — свои или чужие? — крестьяне отвечали, что партизаны внезапно исчезли.
— Помните высокого брюнета с крупной бородавкой на правой щеке, его звали Никитой?
— Помню. Так что с ним?
— Как-то он возвратился из разведки и привёл ещё шестерых. Хорошие хлопцы были. Позднее к ним пристали какие-то неизвестные и все они действовали в здешних местах.
— Ну, а потом?
— Неизвестные оказались переодетыми полицейскими из Межирич. Они намеревались выведать все о партизанах. Но когда узнали, что вас здесь нет, разоружили группу и всех доставили в район.
Только Никита не дался предателям в руки. Отчаянно сопротивлялся, и его убили. Тело командира несколько дней лежало у сожжённого дома Янчуков… Впоследствии верные люди захоронили патриота. Из Межирич так никто и не вернулся…
Рассказ юного друга опечалил меня.
— Вот что, — обратился я к Тадзику, — постарайся узнать фамилии предателей, где сейчас они проживают. Отомстим за наших товарищей!…
По дороге в Пустомытовский лес я неожиданно встретился с матерью и сестрой Катей. Долго не выпускал я их из своих объятий. Только деревья были немыми свидетелями нашего ликования.
Мы расположились в кустарнике. Я рассказал матери, что моя группа слилась с партизанским отрядом Дмитрия Николаевича Медведева.
— Много в этом отряде людей? — спросила мать.
— Много. У каждого есть оружие.
— Как же мои деточки там? Как отец? Что делает? Все интересовало мать, и я подробно отвечал.
— А вы куда собрались? Почему без друзей?
— О нас ли им теперь заботиться, сами в постоянных хлопотах. Посоветовали уйти из тех мест, вот и ищем вас…
В иных условиях я бы, не задумываясь, проводил родных до отряда. Но сейчас… Боевое задание — превыше всего. И всё же я не мог оставить их на произвол судьбы. Вместе с ними возвратился к Тадзику и попросил его проводить мать и сестру до безопасной зоны, откуда они сами доберутся до отряда Медведева.
Тадзик охотно согласился выполнить нелёгкое поручение.
— Курс держите на села Ленчин, Вороновку, Карпиловку. Там обязательно встретите партизан-медведевцев. Узнать их можно по автоматам — диски круглые. Ну, прощайте, дорогие! Мне пора в дорогу…
— Береги себя, сыночек! — напутствовала мать. — А когда же ты вернёшься, Коля? -спросила она.
— Скоро вернусь, мама.
Ночевал на хуторе Марии Степановны Мамонец. Ещё до петухов Николай разбудил меня. С рассветом я уже спускался по косогору к реке Горынь, западнее местечка Тучина. В камышах взял старую лодку и оттолкнулся от берега. Подплывая к противоположному берегу, оглянулся. На косогор, по которому недавно я шёл, охранная полиция и гестаповцы вывели на расстрел группу мужчин и женщин с детьми. Я отчётливо слышал детский плач… Несчастные!
В тот же день добрался до окраины Ровно — села Басов Кут, где разыскал дом старушки, у которой мы с Ростиславом жили, когда учились на курсах шофёров. Женщина узнала меня. В её выцветших глазах стоял немой вопрос: откуда я взялся?
— Иду к добрым людям, решил у вас передохнуть, бабушка. Не возражаете?
— Что ты, милый мой! Чувствуй себя как дома.
Старушка приготовила ужин.
— Не взыщи, сынок, туго нынче с продуктами. — Задержала на мне свой взгляд: — До каких пор ещё такое горе терпеть будем? Поговаривают, будто побили идолов, оттого и свирепствуют, злость на людях сгоняют.
— Недолго уже им на нашей земле хозяйничать, — утешал я женщину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20