Преисполненные сознанием причастности к чему-то особому и страждущие вкусить нечто особое, мы последовали за директором по узкой металлической лестнице куда-то в глубь земли, где, как оказалось, и хранились эти вожделенные цистерны, наполненные холодной влагой, такой желанной после зноя, царящего снаружи.— Пробуйте сколько хотите, — милостиво разрешил нам директор, показал, как пользоваться кранами, установленными в цистернах, и, оставив нам пару высоких дегустационных стаканов, удалился. — Меня дела ждут, ребята, так что я пойду… Да, я вас закрою, чтобы сюда кто другой не пробрался, а потом открою. Пейте на здоровье!Проглотив пару стаканов из первой от входа цистерны, мы перешли к следующей емкости, искренне радуясь, что своим самоотверженным ратным трудом, солдатской смекалкой и определенной настойчивостью заслужили такое удивительное поощрение со стороны прямого армейского начальника. Прохлада, царящая в подвале, обилие разных сортов прекрасного пива, явно недоступного для простых смертных, привели нас в такое блаженное расположение духа, что в течение ближайшего часа мы успели порядком нагрузиться любимым напитком, благословляя и того, кто его изобрел, и того, кто нас сюда отправил, и тех, кто его производил.Прошло еще какое-то время, и естество нашей природы потребовало восстановить баланс жидкости в организме, однако сколько ни искали мы в этом храме чистоты и порядка отхожее место, обнаружено оно так и не было. Несмотря на всю естественность желания, облегчиться здесь же, на месте, нам не позволяли воспитание, армейская дисциплинированность, а главное — глубокая привязанность к находящемуся рядом благородному напитку. И мы решили ждать избавления из плена, невольно думая о том, как хорошо сейчас наверху, на солнышке.В течение ближайшего часа мы перепробовали с десяток занятий, которые, как нам казалось, были способны отвлечь от естественных потребностей переполненных влагой организмов. Сначала мы рассказывали друг другу анекдоты. Потом играли в «балду», «железку» и «города». Затем принялись прыгать на месте и с энтузиазмом выполнять ненавистный еще недавно комплекс армейских гимнастических упражнений, оказавшихся не худшим способом восстановления нормального кровообращения.Еще через час мы абсолютно продрогли и с омерзением отворачивались от гигантских цистерн, заполнивших помещение. Мы пробрались к входной двери и, убедившись, что она надежно закрыта, принялись барабанить в нее кулаками и сапогами и отчаянно звать на помощь, понимая, что если помощь не подоспеет вовремя, мы рискуем околеть или опозорить честь мундира. В самом прямом смысле.Надежда на помощь в лице какого-то рабочего появилась через час-другой нашего активного, но абсолютно безрезультатного выламывания двери. Рабочий выслушал нас и не спеша пошел искать директора, который появился через час-полтора и, провозившись еще минут пятнадцать с дверью, выпустил нас на волю, хитро улыбаясь при виде солдат, дико несущихся по территории завода в поисках отхожего места.Оставшиеся до окончания учебки месяцы службы я с воодушевлением малевал боевые листки, щиты наглядной агитации и школьные стенгазеты, молясь, чтобы поскорее завершалось наиболее пригодное для потребления пива время года, и с содроганием думая, что начальник штаба может вновь засунуть меня в состав рабкоманды, на пивзавод. Все это время в моей «мастерской» не было видно и нашего батальонного фотографа, с головой ушедшего в съемку, проявку и печать снимков всего живого, что могло попасться на его пути.Надо сказать, что я с тех пор отличаюсь крайней умеренностью в употреблении пива и даже жарким летом могу позволить себе не больше стакана этого неплохого в целом напитка. Крыса Первые месяцы срочной службы, проходившие в ветхих строениях царской постройки, связаны с массой незабываемых случаев, один из которых вполне мог закончиться плачевно.Не знаю, как в других учебках, но в нашей сержанты-старожилы уделяли немало внимания леденящим кровь курсантов рассказам о том, как в прежние годы на территорию части по никому не известным подземным коммуникациям неоднократно проникали террористы, вырезавшие за одну ночь по сотне военнослужащих. Делалось это, как гласила солдатская молва, в абсолютной тишине: террористы, заткнув рты безмятежно спящих защитников Родины, орудовали шомполами, которыми они протыкали уши своих жертв. До сегодняшнего дня понятия не имею, насколько это соответствует истине, но рассказывали, что, проникая в мозг, шомпол мгновенно лишал жизни людей, которые даже пикнуть не успевали. Подобными мифами сержанты, как им казалось, совершенствовали состояние нашей боеготовности и, надо подчеркнуть, с успехом добились того, что после пары месяцев службы мы — «духи» — были в состоянии подняться и одеться по полной форме всего за 45 секунд, что считалось соответствующим неписаной норме так называемого «гвардейского подъема». Достиг этой рекордной скорости и я, хотя, признаться, укладываться в положенный срок мне удавалось только тогда, когда вместо портянок я натягивал на ступни носки, запрещенные уставом, но бережно хранимые, как напоминание о гражданской жизни, свободе, солнышке и девушках, беззаботно шастающих за высокими заборами части.В ту ночь, домалевав очередной стенд для солдатского клуба, я лег особенно поздно. Стараясь производить поменьше шума, чтобы не разбудить ребят, спящих вокруг, я быстро юркнул под грубое казенное одеяло и вырубился еще до того, как моя голова успела коснуться жесткого кирпича подушки.Снилось мне что-то очень приятное и расслабляющее. Сквозь сон я отчетливо чувствовал какую-то теплую тяжесть на своем левом плече. Тяжесть эта находилась там какое-то время, а потом, лязгнув портновскими ножницами по моему уху, бухнула на пол. Проснувшись, я автоматически провел рукой по отчаянно пульсирующему болью уху и почувствовал, что оно мокрое. Через койку от меня сонно одевался кто-то из ребят нашего взвода — дневальный ночной смены, о чем, впрочем, я узнал позже.А в тот момент, решив, что это какая-то очередная идиотская солдатская игра, суть которой заключается в кусании уха спящего человека, я выпрыгнул из постели и, совершив достойный киносъемки воздушный пируэт, лягнул ногой своего товарища, который тяжело осел на пол и недоуменно вытаращил на меня глаза.— Идиот несчастный! — грубо бросил я ему и пошел в туалет, чтобы смыть чужую слюну с саднящего уха, а заодно осмотреть его при нормальном освещении, так как горящая в казарме ночи напролет синяя лампочка ничуть не рассеивала мрака нашего спального помещения.Хорошо помню выражение лица дневального, стоящего у тумбочки с какой-то книжкой в руке. При моем появлении в коридоре на лице его появилось выражение человека, увидевшего привидение. Беззвучно открыв рот, он в течение нескольких секунд рассматривал меня, а потом, резко вскинув руку к пульту оповещения, включил сигнализацию.То, что происходит нечто неладное, я сообразил только тогда, когда на рев сирены в коридор высыпала вся рота, а в дверях появился дежурный по части с парой автоматчиков.— Что здесь творится? — сурово спросил капитан, подозрительно рассматривая сотню полуголых ребят.— Нападение, товарищ капитан! — бледными от волнения губами прошептал дневальный и показал пальцем на меня, стоящего в центре образовавшегося посреди казармы тесного круга однополчан.Увидев, что все с ужасом смотрят на мое ухо, я поднес к нему руку и убедился, что из него хлещет кровь, заливая мою майку и грудь.То ли капитан не знал наших солдатских баек, то ли он уже не в первый раз сталкивался с подобными случаями, только, скомандовав роте отбой, отвел меня в дежурку и, изучив мое ухо, сообщил, что это укус крысы. Одной из тех, которые в несметном числе рыскали по всей территории дивизии.— Шел бы ты спать, товарищ курсант, — сказал он мне устало и принялся звонить дежурному по штабу дивизии, чтобы доложить ему о причине ночной тревоги в первой роте учебного батальона связи. — К врачу сходи завтра.Лекарю из нашей санчасти я показался сразу после того, как он соизволил появиться в своем кабинете. Долго упрашивал его тщательно обработать рану и сделать противостолбнячную или какую-нибудь еще прививку, которая могла бы обезопасить меня от заразы, разносимой зубами грызунов. Но он, хлебнув изрядную порцию из сосуда с надписью «Наружное», посоветовал смазать ухо йодом и подождать, пока у меня не поднимется температура.— Ты потерял много крови, — безразлично сказал он и еще раз приложился к сосуду, — скорее всего, вся инфекция уже выведена из организма… Свободен!Похоже, что вся зараза действительно вышла с кровью, потому что температура у меня так и не поднялась, а бешенством или какой иной болезнью я не заразился. Но и сегодня с содроганием смотрю на грызунов, так хорошо приспособившихся к армейской показухе и прекрасно освоившихся среди внешнего лоска и порядка. Армейские сословия Общество, учили классики, состоит из классов и сословий. Не обошли гений и мудрость вождей и армейское общество, также подразделяющееся на различные виды и подвиды. Есть высшие офицеры, есть офицеры старшие, есть офицеры младшие, отличающиеся друг от друга не столько количеством и размером звезд на погонах, сколько такими, не всегда ясными для нас, солдат, понятиями, как должность, штатная категория, принадлежность к выше— или нижестоящему штабу. Есть в армии сословие прапорщиков — абсолютно особое, непостижимое и неповторимое, А есть солдатское общество, в котором помимо «духов», «молодых», «черпаков» и «дембелей» (названия категорий в разных частях могут варьироваться) существуют свои шейхи, бояре, дипломаты, рабочие лошадки. Лошадок, понятно, было большинство, но и прочих «сословий» хватало, несмотря на все усилия нашего «правильного» старшины Кондратича, которому в одиночку явно было не управиться с классовым делением общества.«Дипломатами» у нас называли солдат, «по мазе» или за какие-то таланты прикомандированных к штабам вышестоящих частей. Подобно чрезвычайным и полномочным послам иностранных держав, они держались в полным соответствии с занимаемыми ими постами писарей и чертежников, являлись в роту только для получения денежного довольствия и, честно говоря, мало кого «кантовали». Куда более беспокойной была каста «бояр» — тех же писарей и чертежников, только нашего же штаба. Ротные бояре были особами, приближенными к сильным мира сего, страшно чванились своим ответственным положением в солдатской среде и, бывало, начинали гнать волну даже на молодых лейтенантиков, недавно выпущенных из училищ и, в силу этого, слабо представляющих себе особенности армейской службы.Особой, редчайшей и ценнейшей кастой были «шейхи» — солдаты, которые в силу земляческих или каких-то иных причин оказывались при самых злачных местах: на складах и пунктах заправки горюче-смазочными материалами. Первые именовались «сапожными» и «тушеночными», вторые — «нефтяными» шейхами. Исчезая из роты с подъема и возвращаясь к нам только после отбоя, ребята эти несли свои, одним им ведомые тяготы и лишения службы, были щедры и великодушны, а главное — обладали повышенной разговорчивостью, вызванной, надо полагать, обилием информации, доступ к которой — даже не желая того — они имели благодаря специфике своей армейской службы. Расскажу всего несколько историй, поведанных мне в свое время знакомыми «ближневосточными монархами». Даешь экономию! Не знаю, существует ли в мире страна, жители которой способны спокойно созерцать бесхозно разбрасываемые богатства. У нас это явление породило весьма негативные устремления. Словом, воровали, приписывали и втирали очки у нас, похоже, во все времена. Занимались этим — с удовольствием и масштабно — и в эпоху развитого социализма. Тем более в армии, бывшей, как известно, сильнее всех от тайги и до самых до Британских морей.Воровали в армии все. И всё. Что попадалось под руку и что по тем или иным причинам само под руку не попадалось. От ватмана и красок, выписываемых для обновления наглядной агитации и используемых по дому, до новеньких танковых аккумуляторов и приборов ночного видения, прекрасно зарекомендовавших себя на рыбалке и охоте.Таскать, собственно говоря, заставляла по тем временам не столько сама жизнь (трудно было, поверьте, умереть с голоду, гарантировано получая заработную плату на любой из миллионов вполне синекурных должностей страны, не знавшей безработицы), сколько ее организация. Доведенная в армии до полнейшего, запредельного маразма.— Ну почему, — спрашивал, чуть не плача, рачительный киномеханик солдатского клуба части Беня Стейнвей, вернувшись в казарму после очередной инвентаризации культурно-просветительского имущества батальона, — почему никто и нигде не задумается над тем, как грабят и истязают нашу родину?! Представляете, бедный мальчик — начальник клуба («бедный мальчик» был 27-летним отцом двух очаровательных малышей) получил задачу списать компактный магнитофон «ВМ-75», который замполит таки унес себе домой, и оказалось, что он стоит 218 рублей! 218! Когда такой же точно магнитофон «Легенда» можно купить в любом сельпо за 115 опять же рублей! Я разбирал оба этих магнитофона, так что можете поверить мне на слово: они абсолютно одинаковые, просто за первый платит государство, которое не считает своих денег, а за второй — рядовой гражданин, которому приходится ох как их пересчитывать…В словах Вени никто не сомневался: до призыва в армию он успел закончить радиоэлектронный институт и почти четыре года отработать в телеателье в родном Бобруйске.— Это еще что?! — подключился к разговору Гоча Беридзе, бывший до армии главным инженером какого-то автохозяйства у себя в Грузии и помогавший сейчас нашему зампотеху в ремонте и наладке автомобильной техники батальона. — Вот в дивизию недавно пригнали новые «УРАЛы», которые работают на 93-м бензине. Представляете, эти зверюги жрут по 100 литров бензина на 100 км дороги! Руки бы повырывать тому кретину, который «изобрел» подобное уродство! А знаете, для чего подобную машину придумали, приняли на вооружение и начали поставлять в войска? Да для того, чтобы иметь основания включать в заявки на получение ГСМ дефицитный и дорогущий бензин, на котором ездят «Жигули»! Думаете, на каком бензине наши доблестные прапорщики-начальники складов разъезжают? Выписывают наряды на «УРАЛы», а заправляют «Жигули»…— Да ладно вам, мужики, — вальяжно вступил в беседу правая рука бензинового султана дивизии шейх Артур Багдасарян. — Дались вам эти жалкие литры дармового бензина. Я вам такое расскажу — ахнете!.. Политэкономия социализма — Вы не заметили, что однажды ночью, примерно с месяц назад, на территории парка рембата вовсю громыхала техника? — спросил Артур, убедившись, что полностью завладел вниманием притихшей аудитории.— Да, было что-то… Мы думали, технику на ремонт пригнали… Или к учениям мужики готовятся…— Технику пригнали! К учениям готовятся! — презрительно скривился наш ротный шейх. — Это ночью в землю очередную левую емкость закапывали!— Какую еще емкость? — не поняли мы.— Емкость под топливо. Цистерну. 60-тонную. Усекли?— Нет…— К нашей части примыкает склад ГСМ стройбата…— Ну…— Подковы гну! На складе имеются свои резервуары на сколько-то там сотен или тысяч тонн. Неважно на сколько, важно то, что все эти емкости полны под завязку…— И?— Да поймите вы, по отчетам склада, которые формируются на основе путевых листов, выходит, что реализована большая часть топлива, а на деле его там — пруд пруди! Понимаете, машины на самом деле ездят в несколько раз меньше, чем это фиксируется в документах, а неизрасходованное топливо толкается налево. Ясно?— Да… А цистерна, зарытая в соседнем рембате, тут причем?— А-а! — протянул наш приятель-шейх. — Непредвиденные обстоятельства! Излишки не успели толкнуть, а тут тебе хлоп — очередная централизованная поставка! Вот и пришлось прибывший бензин куда-то пристраивать…— А цистерну откуда достали? — подал голос наивный Костя Бендера.— Нашел, о чем спрашивать! — презрительно пробасил Василий Сомов — здоровенный волжанин, любой из кулаков которого по размерам превосходил кучерявую голову Бендеры. — А нормально они с работой справились за одну ночь, даже заасфальтировать все успели!— Политэкономия! — глубокомысленно изрек Костя Бендера… Политэкономия капитализма Армейская служба вольно или невольно преподавала нам самые разные «учебные дисциплины». Помимо очевидных и жизненно необходимых любому мужчине уроков выносливости, силы, мужества, дисциплины, служба дарила нам возможность наглядно, на практике изучать углубленные курсы самых разных гуманитарных наук — от психологии, педагогики и социологии до экономики, права и философии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14