Просто почувствовал в себе силы, способные помочь преодолеть любые трудности и испытания.День, проведенный в вознесенном под самые небеса храме, в обществе чистых духом и помыслами людей, готовых поделиться с ближним последним куском хлеба и принять на себя чужую боль и заботу, пролетел незаметно. Потому, что тебе были рады. Потому, что тебе было легко и светло. Потому, что ты был у себя дома.И только ступив на крутую тропу, чтобы вновь опуститься на пыльную землю, я вдруг сообразил, как далеко от дома нахожусь. Вспомнил, что в России нет такого бездонного черного неба, таких высоких, теряющихся в ночном мраке гор, таких ароматов и звуков, которыми пропитан окружающий воздух. Я брел по змеящейся под ногами тропинке, рождающей камнепад после каждого неверного шага, и думал, как далеки наши мелкие и суетные заботы от того, к чему мне только что посчастливилось прикоснуться. Как много здоровой и чистой энергии влил в меня тот чудный источник русского духа, из которого я только что испил.Никогда прежде не испытываемая благодать не оставила меня даже тогда, когда я спустился на адскую жаровню нагретой за день асфальтовой дороги, ведущей в наш гарнизон. Я оглянулся на черные горы за своей спиной, чтобы хотя бы взором прикоснуться к тому, крошечной частичкой чего я себя ощутил. Но вокруг был только непроглядный антрацит душной южной ночи. И я уже не различил в окружающем мраке ни тропинки, ни скалы, в которой она вырублена, ни купола, парящего в небе, ни монахинь, как будто сошедших с древней фрески. И невольно подумал о том, как хрупок и беспомощен мир, в котором я только что побывал. И как много потеряет наш мир, когда из него уйдет последняя из монахинь, молящих о мире для всех нас, молящихся здесь о своей далекой Родине. Перспективы Место службы в штабе округа нежданно-негаданно открыло передо мной абсолютно новые перспективы дальнейшей жизни. Проведя со мной короткое собеседование, седой полковник, оказавшийся моим очередным армейским начальником, рассказал об основных направлениях и особенностях предстоящей деятельности, а в завершение «неармейского» в общем-то разговора спросил, не подумываю ли я о том, чтобы продолжить службу в вооруженных силах, но уже не сержантом-срочником, а в качестве офицера.Подобные мысли, признаться, возникали у меня еще в высокогорном гарнизоне, где я имел возможность составить достаточно полное представление об офицерской службе и абсолютно точно знал, что обычный для подобного общественного института маразм компенсировался различными льготами, а его «интенсивность» была напрямую связана с тем, насколько хорошо военнослужащий знал свое дело и выполнял свою работу. Позже, правда, я убедился, что степень влияния сановных маразматиков на службу отдельно взятого офицера несколько более значительна, чем мне это поначалу представлялось, и пересмотрел свои прежние взгляды, но это было потом. А пока я с головой ушел в новую работу и с чувством искренней признательности вспоминал своих коллег и учителей по приграничному гарнизону, с помощью которых немало преуспел в том, чем мне приходилось заниматься.Круг моих новых служебных обязанностей был значительно шире прежнего, но я достаточно легко справлялся с ними и даже выкраивал время на то, чтобы заработать написанием статеек в газету или для радио и занятиями с детками офицеров штаба. Таким образом я ежемесячно набирал сумму, эквивалентную своей интуристовской зарплате, и был рад получить возможность помогать материально жене и только что родившемуся сыну. В тот же момент, когда мне было объявлено, что я прошел конкурс на замещение должности переводчика окружного ансамбля песни и пляски и отправлюсь вместе с армейскими артистами на другой континент, счастью моему не было границ! И думаю, вполне понятно почему, ведь ситуация по советским временам была абсолютно нереальной: мне, не сотруднику спецслужб, не офицеру даже, а сержанту срочной службы (!) предстояло выехать за рубеж. И не в какую-то там пээнэрию или гэдээрию, а на зеленый континент! К кенгуру и диким собакам динго! Стриптиз Официальным руководителем делегации был назначен начальник того самого отдела политуправления округа, к которому я был прикомандирован, что, надо полагать, стало решающим условием назначения меня переводчиком. Насколько я это понимаю теперь, мой прямой воинский начальник не без труда отстоял мою кандидатуру, объяснив представителям компетентных органов, что в составе администрации нашей группы и без того хватает их представителей, а со 120 отобранными в ее состав артистами не может не быть хотя бы одного переводчика. Аргументы и личное поручительство полковника, очевидно, показались убедительными, моя фамилия была включена в список членов делегации, и после прохождения десятка проверок и заполнения сотни анкет я впервые оказался на зеленом континенте, во что, признаться, и сегодня верю с большим трудом.О своих заокеанских впечатлениях я когда-нибудь непременно напишу, но сейчас хочу поведать лишь о паре абсолютно дурацких эпизодов, которые так плавно вписались в мою армейскую службу, что стали ее органической частью.В крупнейший на континенте город мы прибыли ранним утром в субботу, зная, что нам предстоит провести целых два беззаботных дня отдыха перед тем, как приступать к демонстрации преимуществ социалистического строя путем лихого отплясывания армейских танцев и хорового исполнения строевых песен.Сразу же по прибытию с нами провели очередной инструктаж, после которого выдали крошечный денежный аванс под расписку о непосещении увеселительных и развлекательных заведений, которыми кишела неофициальная столица неведомой страны. Особое внимание было обращено на недопустимость посещения советскими гражданами находящегося прямо рядом с гостиницей кинотеатра, где с утра до утра крутили эротические фильмы, в перерывах между которыми, если верить красочной рекламе, показывали самый настоящий стриптиз.Понятно, что, несмотря на строжайшее предупреждение о возможной высылке в течение 24 часов домой тех, кто ослушается указаний, все мы группками по 3—4 человека просочились именно в этот кинотеатр. Поражаясь, кстати говоря, тому, что здесь напрочь отсутствовало понятие сеанс, что для каждого из нас означало возможность халявно торчать в запретном месте хоть полночи.Трудно сказать, кто как воспринял неведомое нам развлечение, но в течение всего сеанса я практически не смотрел на экран, судорожно соображая, как это я мог поддаться на чьи-то уговоры, ставя таким образом под угрозу собственную карьеру и возможность еще раз попасть за границу. Передумав практически все о своей судьбе отныне явно «невыездного», я даже не особенно обрадовался, обнаружив в зале, в котором после окончания фильма включили свет, всех без исключения членов администрации — чиновников ведомств государственной безопасности, обороны и культуры. И только облегченные вздохи соседей в итоге привели меня в относительно нормальное расположение духа и позволили разглядеть сценку, разворачивающуюся в широком проходе партера, по которому двигалась стриптизерша, откровенно заигрывающая со зрителями и скидывающая с себя один предмет туалета за другим.Группа немолодых людей, одетых в одинаковые костюмы с галстуками, среди которой ярким пятном выделялась буйная седая шевелюра моего прямого начальника, очевидно, привлекла внимание полуголой женщины. Остановившись перед ним, она начала зазывно поводить бедрами и сжимать руками свою пышную грудь, рвущуюся из-под тонких кружев открытого прозрачного бюстгалтера. А затем, повернувшись спиной к руководителю советской делегации, этот «продукт» загнивающего капиталистического строя попросил седого полковника расстегнуть ей лифчик.Жесты стриптизерши и одобрительные возгласы публики вынудили нашего командира протянуть дрожащие пальцы к ее телу и забиться в бесплодных попытках справиться с застежкой, которая не желала поддаваться натиску представителя непобедимой и легендарной армии.Мучения густо покрасневшего и истекающего потом полковника продолжались бы, наверное, еще очень долго, но женщина, легко щелкнув пальцами по его носу, повернулась лицом к залу и в мгновение ока стянула с себя лифчик, который, как оказалось, расстегивался не сзади, где специально для таких случаев крепилась ложная застежка, а спереди. А потом, очаровательно улыбаясь окончательно смутившемуся офицеру, танцующей походкой продефилировала к сцене, на которой ей предстояло отработать до конца свой номер.— Понимаешь, нам с тобой надо знать, чем живут эти люди, — сказал мне начальник вечером, старательно отводя глаза. — Это, конечно, не наш театр военных действий, но и здесь можно многое почерпнуть… И вообще, я прошу тебя: не рассказывай, пожалуйста, об этом никому…Хотите верьте, хотите нет, но я не рассказывал об этом случае в течение многих лет. Почти никому. Если, конечно, не считать своих коллег по политуправлению округа, которым, согласитесь, не мешало чуть больше знать о том, как живут люди за непроницаемым железным занавесом. Империалистическая пропаганда Советский военный ансамбль песни и пляски оказался для доверчивых и гостеприимных австралийцев такой экзотикой, что все выступления ребят на пятом континенте проходили с необыкновенным успехом. Артистов не только с восторгом слушали и смотрели, но безостановочно приглашали в гости. И при этом накрывали фантастические по обилию столы, яства с которых вносили существенное разнообразие в то скудное меню, которое мы могли позволить себе на выплачивавшиеся нищенские командировочные.Лично мне, скажем, особенно запомнился официальный прием, устроенный в честь советских коллег командующим войсками одного из военных округов страны. Запомнился не блюдами и напитками, которых, кстати, было предостаточно, а тем, что на банкете присутствовали не только генералы и старшие офицеры, что могло бы уместиться в нашем сознании, но солдаты и сержанты, что уж точно никак не вписывалось в понятия представителей самой свободной и демократической страны в мире.Для меня, видевшего генералов только на бесконечных совещаниях, было не совсем понятно, как такое вообще могло происходить. Заметив, как непринужденно беседуют генерал и сержант, я даже забыл о своих обязанностях переводчика и стоял, разинув рот, до того момента, пока руководитель делегации не дернул меня за рукав, возвращая на землю.— Все это — империалистическая пропаганда, — сказал он мне поздно ночью, милостиво позволяя вернуться в свой номер после очередного рабочего дня продолжительностью в 17 часов. В ходе которого, забыв о еде и отдыхе, я переводил его милые беседы с официальными представителями австралийской стороны и продавцами магазинов, где он покупал вещи для себя и своей семьи, заполнял на английском кучу каких-то банковских документов, вел за него телефонные переговоры и бегал по гостинице, разыскивая для каких-то начальников жесткие мочалки из лыка, которых у зажравшихся капиталистов отродясь не водилось.Впрочем, если честно, все это меня абсолютно не напрягало. Здоровый организм и восторженно раскрытая для впитывания окружающих чудес психика легко и без малейших протестов справлялся с трехмесячным недосыпом. В конце концов, тело просто не могло противиться неутолимой жажде все новых впечатлений, которые впитывала душа.Думаю, понятно и то, что я абсолютно не страдал из-за того, что моя демобилизация из рядов Вооруженных сил оттягивалась по причине физического отсутствия в части. Не надо, очевидно, объяснять, почему после возвращения я, не раздумывая, написал рапорт о готовности продолжить службу в армии в качестве кадрового офицера. И, надо сказать, несмотря на откровенный, бесконечный и неистребимый маразм, с которым в дальнейшем регулярно сталкивался, ни разу всерьез не жалел о сделанном выборе. Честное слово. БЕЛАЯ КОСТЬ Офицеры Предыдущий опыт, полученный в учебке и в моем первом военном гарнизоне, позволили мне прийти к целому ряду выводов, важнейший из которых заключался в том, что реальная служба и те «картинки», которые показывали нам писатели и кинорежиссеры, не имеют между собой практически ничего общего. В отличие от нынешней армии, куда никакими пряниками не заманишь действительно толковых молодых людей и где не задерживается ни одни мало-мальски дееспособный офицер (я, естественно, не имею в виду тех, кто вынужден выслуживать квартиру или пенсию), в прежних вооруженных силах было немало действительно грамотных, культурных и образованных людей. И представьте себе, они не растворялись в превалирующей массе тех, кто в лучшем случае мог послужить персонажем для простоватого анекдота на военную тему. Составляя элиту вооруженных сил, такие офицеры не просто добросовестно выполняли свои обязанности, но владели иностранными языками, занимались спортом, много читали и имели собственное мнение по любому, заслуживавшему их внимания поводу.Могу сказать, что мне очень повезло: за годы офицерской службы я встретил и сдружился со многими военнослужащими, иметь которых под своими знаменами, убежден, сочло бы за честь командование любого государства. Большинство из них уже давно распрощались с армией и вполне успешно применили свой интеллект и приобретенные за годы службы навыки и опыт в политике и бизнесе, культуре и производстве. Истинные представители той славной когорты, которая некогда именовалась «Белой костью», они ярко контрастировали с большинством своих сослуживцев и начальников, в чем я имел возможность убедиться уже в первые месяцы собственной офицерской карьеры. Лингвистическая проблема О том, что в Вооруженные силы попадают люди, мало знакомые с родным, но в совершенстве владеющие командирским и матерным языками, я, в принципе, успел узнать еще в учебке, однако, попав в политуправление округа, совсем уж было уверовал, что характерные для ротно-батальонного звена лингвистические проблемы не существуют в крупных штабах. И очень ошибся. Сказалось мое слабое знание армейских реалий, задумайся над которыми я хоть раз, то уж наверняка бы сообразил, что полковниками и генералами становятся именно те, кто прошел звенья взвода, роты, батальона, полка, в совершенстве изучив именно командирский и матерный.За полтора года срочной службы, признаться, я лишь однажды, во время принятия присяги, держал в руках автомат и имел довольно смутное представление о том, что мне предстоит делать в условиях реального боя. Отцы-командиры, правда, добились от меня полного автоматизма в отдании воинского приветствия на ходу и в положении «стоя», подметании расположения и территории части, накручивании вокруг ног портянок, а также глажке формы и подшивании подворотничков. Более того, особого искусства мне удалось добиться в доведении до зеркального блеска своих сапог, а также в пришивании к только что выстиранному и тщательно отглаженному обмундированию черных погон из сукна с аббревиатурой «СА», расшифровываемой нами как угодно, только не как «Советская армия».Навыки «погонных дел мастера» немало пригодились мне во время подготовки к параду — первому в жизни торжественному мероприятию, которое должно было подтвердить мое окончательное причисление к светлому лику Защитника Отечества путем совместного прохождения с коллегами по штабу в так называемой «офицерской коробке». Всю ночь, предшествовавшую обязательному в подобных случаях строевому смотру, я чистил и гладил свой парадный мундир, пришивал к нему золотые погоны с двумя крошечными звездочками и прилаживал сиротливый вузовский ромбик и блестящий гвардейский значок, полученный еще в учебке. Да, на моей груди явно не хватало боевых наград, но, разглядывая себя в зеркале, я остался весьма доволен собственным бравым видом и гордостью, которые читались в глазах домашних. Вымотанная бессонной ночью жена была искренне рада завершению моих приготовлений, а годовалый сын счастливо заливался смехом и щурился от ослепительного блеска моих армейских регалий. И откуда мне, военному-невоенному человеку, было знать, что вследствие очевидной для посвященных, но неизвестной мне разницы в фасоне и крое солдатского и офицерского кителей погоны мои оказались пришитыми неправильно, и что этому печальному факту было суждено сыграть со мной злую шутку.Не то чтобы вопиющее, но бросающееся в глаза нарушение формы одежды было отмечено в моем внешнем виде еще в тот момент, когда нас расставили по ранжиру, подбирая места в шеренгах и рядах, которым чуть позже предстояло превратиться в монолитную «строевую коробку», марширующую в авангарде парада. В числе пары десятка таких же нарушителей меня вывели из строя и, сгруппировав в плотную кучку, подвели к руководителю тренировок — боевому генерал-лейтенанту, известному своим пристрастием к спиртному и блестящим владением принятыми в Вооруженных силах языками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14