Надо о другом думать. Вульф. Что скажет Вульф?
Лесник вошел в сопровождении переводчика. С тех пор, как майор его видел в последний раз, Вульф заметно сгорбился, лицо осунулось, нижняя губа отвисла, потускнели глаза. Вообще, он как-то сразу постарел. Майор пригласил его сесть, но лесник словно не слышал и продолжал стоять с безвольно опущенными руками. Переводчик пододвинул ему стул; он присел, не подымая головы…
— Вот мы с вами еще раз встретились, герр Вульф, — скачал Ярута, пытливо всматриваясь в лесника. — Прошу извинить, сейчас не имею возможности в ответ угостить и вас вином.
— Герр официр, это ужасно, — пробормотал лесник.
— Что ужасно?
— Скажите, она жива?
Ярута ждал такого вопроса. Он помедлил с ответом, наблюдая за Вульфом.
— Жива.
По лицу лесника пробежало еле заметное движение, но ни тут же схватился за голову и забормотал:
— Майн гот, майн гот…
— Вы облегчили мое сердце, герр официр, — сказал он после паузы, выпрямляясь и глядя на Яруту. — Какое недоразумение, какой ужас!..
Глаза Вульфа наполнились слезами.
— Вы давно ее знаете? — спросил майор.
— Я?.. Откуда я могу знать ее, герр официр, — поднял брови лесник. — Но теперь я понимаю, что она советский солдат. Это ужасно.
— Почему вы ее ударили?
— Видите ли… Мне она показалась подозрительной. Я видел, как она обходила лес, что-то высматривала, — отвечал уже спокойно Вульф — Я хотел ее задержать и передать русским властям.
— Но вы же видели, что она в советской форме?
— Форма еще ни о чем не говорит, герр официр, тем более без погон, — возразил лесник. — Я от всего сердца хотел помочь русским. Иначе я поступить не мог, вы понимаете Вы знаете мое прошлое, герр официр. Если можно, дайте мне возможность увидеться с ней, я умолю ее простить меня.
«Хитер, волк!» — подумал майор, а вслух сказал:
— Это можно будет немного позже, когда она поправится.
Вопреки ожиданиям Яруты, эти слова внешне не произвели на лесника никакого эффекта. Он лишь кивнул головой.
Майор резко переменил направление допроса.
— Скажите, где вы были с сентября по декабрь прошлого года?
Вульф выслушал перевод и задумался, словно что-то припоминая.
— Где я был… Я был дома… Впрочем, нет, простите, месяц или полтора я находился в Штеттине на мобилизационном пункте.
— Вы служили в армии?
Лесник криво усмехнулся.
— Я, кажется, вам уже говорил о моих ногах, герр официр.
— Вульф, бросьте прикидываться калекой! — жестко сказал Ярута. — В то время вы им еще не были. Нам известно, что вы служили в отряде фольксштурма.
— Что вы, что вы! — даже замахал руками Вульф. — Куда мне с моими ногами!
— Нам известно также, что вы под Тильзитом получили контузию, — твердо продолжал майор. — Как видите, мы о вас уже знаем всё.
— Что вы говорите, герр официр?! Откуда вы это взяли?!
— Вот что, Вульф, вы еще. видимо, не сумели оценить как следует свое положение. Могу вам подсказать: оно са-мо-е серьезное.
— Это недоразумение, поверьте, недоразумение. — Лесник умоляюще прижал к груди руки. — Спросите кого угодно, спросите мою жену, она несколько раз приезжала в Штеттин. Герр официр, жена моя тяжело больна, она столько пережила, прошу вас, скорее всё выясните и отпустите меня домой. Она не переживет этого…
— Я могу только посочувствовать ей.
— Майн гот, что вы от меня хотите? В таком случае, хоть сообщите ей, где я, прошу вас.
— Ну, это можно. — Майор достал из папки фотоснимок и поднес Вульфу. — Этот человек вам знаком?
Лесник быстро взглянул на фотографию, но гут же, наморщив лоб, стал протирать глаза.
— Без очков плохо вижу, очень плохо, — бормотал он, прищурясь на снимок, а майор подумал: «Собирается с мыслями».
— Да это же… это же Вилли Шнейдер! — воскликнул наконец Вульф. — Как же, я его хорошо знаю.
— Что вы о нем знаете?
О, Вульф о нем много знает! Вилли — отъявленный нацист, сын генерала Шнейдера. Насколько ему известно, он майор, был на русском фронте. Давно ли видел его Вульф? Нет, совсем недавно Вилли приезжал к нему — почти перед самым приходом русских. Зачем он к нему приезжал? Да он, собственно, не к нему приезжал. Дело в том, что Шнейдеры перед приходом русских бежали за Одер, и Вульфу кажется, что Вилли где-то в лесу припрятал часть своего добра. Солдаты пригнали в лесничество русских военнопленных и каждую ночь водили их в лес с лопатами. Потом Вилли привез машиной какие-то ящики и увез их в лес. Но куда — точно Вульф не знает. Где сейчас Вилли? Это Вульфу неизвестно. Надо полагать, за Одером, он ведь офицер.
Лесник так охотно рассказывал о Либихе, что Ярута понял: от Вульфа ничего не добьешься. Он слишком хорошо понимал, что следует скрывать, а о чем можно и нужно говорить правду.
— Достаточно, — сказал майор, составил протокол, дал его прочесть переводчику и подал подписать леснику. — Поставьте время, — сказал он. — Вот здесь. Допрос начат в двенадцать часов, окончен… — Ярута посмотрел на часы, — …окончен в тринадцать семнадцать. Пишите цифрами.
— Мне можно домой? — спросил Вульф, подымаясь.
— К сожалению, нет. Вы нам еще ничего не сказали.
— А что же я должен вам сказать? — удивленно пожал плечами лесник.
— Об этом вы подумайте, герр Вульф. Идите, подумайте.
Лесник, волоча ноги, направился к двери. У самого порога майор остановил его:
— Да, еще вопрос. Скажите, что вы делали сегодня в лесу?
— В лесу?.. Что я мог делать. То, что обязан был делать. Обходил участок. Война войной, а служба службой, герр официр.
— Ладно, идите.
Лесник потоптался на месте.
— Герр официр, прошу вас, сообщите моей жене, где я. Она ждала меня к обеду. Просто сердце разрывается. Она очень, очень больна!..
— Каков? — спросил Ярута лейтенанта, когда Вульф вышел.
— Голой рукой не бери — выскользнет, — ответил Вощин.
— А как вы думаете, лейтенант, почему он так настойчиво добивается двух вещей: узнать, жива ли Шумилова, и немедленно сообщить жене о его аресте?
— Ну, первое совершенно понятно: Шумилова — свидетель…
— Чему свидетель?.. Тому, что Вульф был в отряде фольксштурма? Что к нему приезжал Либих-Шнейдер и что-то зарыл в лесу? Что расстреляли военнопленных? Нет, для него всё это не так уж важно. Как видите, он и сам это не намерен особенно скрывать. Он другого боится. Чего? Видимо, подозревает, что Шумилова кое-что знает о его делах с Либихом. Теперь второе. Он добивается, чтобы немедленно сообщили его жене об его аресте. Думаю, что он тут не о ней заботится, в первую очередь. Надо дать знать Либиху об опасности, и он рассчитывает сделать это через жену. Итак, Вощин, давайте мы с вами немного порассуждаем. О том, что с Вульфом что-то стряслось, Либиху станет известно не сегодня-завтра независимо от Вульфа. И он немедленно попытается выяснить, почему лесник не явился на явку. Он обязан сделать это непременно. Давайте рассуждать за Либиха, лейтенант. Вульф не явился на явку. Что подумает Либих? У него могут быть две версии: либо лесник сдрейфил, либо его уже взяла советская контрразведка Первое предположение для Либиха еще полбеды, так как, возможно, у него есть дублер, а вот второе предположение испортит ему настроение основательно. Итак, он должен обязательно выяснить, что с лесником. Узнать это он может только непосредственно в его доме. А мы с вами постараемся сделать так, чтобы факт ареста лесника сам собой не ушел за пределы его дома. Эх, лейтенант, — стукнул ладонью по столу Ярута. — Если бы не этот нелепый случай с Шумиловой — и зачем она оказалась в лесу? — дело Либиха мы бы уже спутали, ведь Вульф наверняка шел на явку.
— Да, Николай Степанович, а как с той явкой? — спросил Вощин.
— У пня?.. Пустое дело. Видимо, тогда у них там была последняя явка. Теперь нечего ждать: в километре оттуда разместился автобат. Да, хитрый попался враг. Мне сейчас еще не совсем ясно, как Либих организовал систему шпионажа в наших тылах, как поступают сведения к нему в резиденцию. Резиденция его, по всей вероятности, в этом вот городе, — показал майор на карте. — Впрочем, этой частью занимается сам «хозяин». Да. Ну, ничего, как сказал когда-то Владимир Ильич: нет такой хитрости, которую нельзя было бы перехитрить. Попробуем. Во веяном случае, мы уже нащупали Либиха. Вот что, организуйте доставку сюда этой таинственной записки вместе с бутылкой. Либих, пожалуй, в ней больше не нуждается. Пост не снимайте, понаблюдаем еще. Действуйте. А я доложу обстановку «хозяину» и посоветуюсь, что будем делать дальше.
Часа через два записка лежала на столе у майора Яруты, а он сам со скрупулезной точностью сличал написанные на ней цифры «13—17» с цифрами, проставленными Вульфом в протоколе допроса. Несмотря на то, что рука лесника при, подписании протокола была лишена твердости, всё же нетрудно было заметить сходство почерков. Записку писал Вульф. Майор и раньше был такого же мнения однако нашел нужным еще раз удостовериться в этом, неизменно следуя русскому правилу: семь раз отмерь — один раз отрежь.
Но что это за числа? Конечно, шифр Четырьмя цифрами много не скажешь. Они могут иметь только заранее условленный, конкретный смысл.
Ярута напряженно думал, сопоставлял факты и обстоятельства. Самое вероятное — цифры в записке указывали зашифрованное место новой явки. Вульф менял явку. У него были для этого веские причины. В то время, когда один за другим, побывали на поляне Либих и Вульф, вблизи поляны начал располагаться автобат. Это обстоятельство могло заставить Вульфа сменить место явки, и он, на всякий случай, нашел нужным уведомить своего шефа.
Майор велел доставить ему немецкие топографические карты различных масштабов Карты были разысканы, но ни на одной из них квадрата «13—17» не было. Нет, «13—17» — не топографический квадрат. Это — шифр.
Ярута распорядился привести лесника.
Как только тот вошел, майор, не приглашая арестованного сесть, спросил его в упор:
— Скажите, Вульф, по каким соображениям вы сменили место явки Вилли Шнейдеру? — И сразу же убедился, что вопрос его попал в точку.
Вульф едва уловимо вздрогнул, в глазах промелькнула тень испуга, во он тут же овладел собой и почти спокойно, даже немного обиженно произнес
— Я вас не понимаю.
Ярута поморщился.
— Вульф, неужели вам и теперь не ясно, что запирательство уже не имеет для вас никакого смысла? Оно лишь увеличивает вашу вину. Нам отлична известно, кто вы. Бросьте игру к наивность, бессмысленную игру. Расскажите лучше, как и когда вы связались с Либихом то есть с Вилли Шнейдером?
Вульф поднял брови.
— Вы хотите сказать, герр официр, что… Либих и Шнейдер — одно и то же лицо?
— А вам это не известно?
— Странно. Вилли для меня всегда был только Шнейдером.
— Допустим. — Майор помолчал. — Так что вас понудило сменить явку Шнейдеру?
— О чем вы говорите? — снова пожал плечами лесник.
Майор сделал паузу. Допрос на этот раз шел без переводчика.
— Вульф, до сих пор я о вас думал лучше Я полагал, что вы случайно впутались в это опасное дело, — сказал Ярута и быстро спросил: — Что вы делали в лесу три дня назад?
— Я делал то, что делаю ежедневно вот уже семь лет по долгу службы. Я вам уже объяснял.
— А вот это вам знакомо? — Майор вынул из ящика стала бутылку.
Рука лесника чуть-чуть приподнялась, словно он хотел взять бутылку.
— Что же вы молчите?
— Я не знаю, что отвечать, герр официр. Какое отношение ко мне может иметь эта бутылка? Я вижу, что это пивная бутылка, но… но причем тут я?
— Может быть, скажете, что и это не имеет к вам никакого отношения? — Ярута показал записку. — Узнаете?
Вульф равнодушно взглянул на записку и сразу же отрицательно качнул головой.
— Не узнаете?.. Ах, да, вы же без очков плохо видите!
— Герр майор, не знаю… не знаю, за кого вы меня принимаете.
— Именно за того, кто вы есть: за шпиона и убийцу!
Лесник схватился за голову.
— Майн гот, майн гот! Значит она… умерла? Так я вас понял, герр майор?.. Майн гот, какой ужас! Я готов понести любое наказание, но видит бог, сделал я это не по злой воле.
Майор усмехнулся:
— Что-то вы слишком часто вспоминаете бога, Вульф? Вы же коммунист?
— Привычка, герр майор, привычка.
— Да, я ваши привычки знаю. Наташа Шумилова, которая работала у вас почти при года, много о вас рассказывала.
Вульф некоторое время сидел молча, опустив глаза.
— Не знаю, герр майор, что вам наговорили обо мне. Скажу лишь, что вы находитесь в ужасном заблуждении. Никакой Шумиловой я ее знаю.
— И вы не знаете той девушки, которую хотели убить в лесу?
— Откуда я могу ее знать.
— Неужели? Девушка столько жила у вас, а вы и не запомнили ее?
— Зачем вы так говорите, герр майор? Я же сказал: эту девушку я не знаю. Но всё может быть, возможно, я не разглядел ее лицо. Но только… вряд ли…
— Хорошо, вы еще будете иметь возможность разглядеть ее. Вульф, неужели вам не ясно, что ваше поведение, по меньшей мере… — Майор запнулся не зная как сказать по-немецки «неразумно», и сказал: — глупо?.. Неужели вы до сих пор еще серьезно думаете, что вас случайно встретили в лесу, случайно задержали? Давайте бросим эту игру. Нам всё, абсолютно всё известно и о вас, и о Шнейдере. Буду с вами откровенным: дам известно и о том, что вы связной Шнейдера, известно и о радиостанциях в лесу. Нам неизвестно только местопребывание Шнейдера. Но уверяю вас, поможете вы нам в этом или нет — мы его разыщем.
Плотно сомкнув губы, Вульф молчал.
Майор Ярута, почувствовав, что теряет выдержку и что ему и на этот раз ничего не добиться от лесника, вызвал солдата.
— Уведите арестованного.
X. ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ
Еще за три дня до этих событий в поместье генерала Шнейдера снова приехал с группой солдат старший сержант Зименко. Он вызвал к себе Кипке и оказал:
— Вот что, комрад Гриша, есть тут у вас в дорфе начальство?.. Бургомистр, староста или как он у вас прозывается?.. Покличь ко мне. Я заготовляю сено для Советской Армии. Покупаю. Понимаешь, покупаю за эти вот ваши марки. Кто из селян продает сено — давай сюда. Ты будешь помогать мне. За переводчика.
Кипке сходил в село, и в тот же день во двор Шнейдера начали прибывать возы с сеном. Зименко сам лично проверял, не прелое ли оно, платил назначенную сумму и отправлял фураж машиной на склад. Заготовка шла полным ходом, но читатель уже, видимо, догадывается, что не это было главной задачей старшего сержанта Максима Зименко.
Майор Ярута поручил ему наблюдать за генералом. Зачем это понадобилось майору, Зименко точно не знал, но приказ выполнял старательно, тем более, что это было вовсе не трудно. Надо было лишь наблюдать, к кому ходит генерал или кто к нему приходит, а если кто придет, то проследить потом, куда он направится, и немедленно доложить об этом майору. Но к генералу никто не приходил (кроме жены Кипке, которая за ним ухаживала), а сам он почти не выходил из своей комнаты. Разве только иногда появится на скотном дворе, поговорит с Кипке и снова поднимется к себе на второй этаж. Правда, вечерами он еще выходит на прогулку. Зайдя в беседку над прудом, генерал усаживается там в соломенное кресло и курит трубку — ровно час. И так каждый вечер в одно и то же время: с десяти до одиннадцати. Зименко теперь по нему проверяет свои трофейные часы. Вообще, генерал все делает, как хорошо отрегулированный автомат. Он даже курит в строго определенное время. В 21.55 в его окне вспыхивает огонек зажигалки — старик закуривает и через пять минут боковой лестницей опускается в парк. Зажигать свет в незатемненной комнате — это, конечно, явное нарушение прифронтового режима. Хотя тут и не военный объект, но всё же… Урчит по ночам где-то над головой гитлеровский «горбыль», заметит огонек и, чего доброго, сдуру сыпанет противопехотными. Надо бы старого черта отругать как следует, — тоже мне генерал, не знает порядка! — но майор приказал «не замечать» его.
Иногда днем Зименко шел на скотный двор и помогал Кипке ухаживать за скотиной. На биса, конечно, ему сдалась скотина какого-то помещика, но руки чесались, тоскуя по привычному пруду, и Зименко не мог отказать себе в таком небольшом удовольствии. Он вел с Кипке бесконечные разговоры. Их сближал родной для обоих труд крестьянина. Любил старший сержант порассуждать с Кипке о политике, о войне, и при этом всячески старался разъяснить немецкому батраку «суть да дело» фашизма. Обычно они усаживались на колоде под сараем, Зименко доставал из кармана вышитый кисет с махоркой и разговор шел, сдобренный дымком самокруток.
— Жена, видать? — понимающе кивнул как-то Кипке на кисет.
Глаза Зименко загорелись.
— Не-е, — певуче протянул он. — Тут, комрад Гриша, целая история. Народ наш помогает солдатам, кто чем может. Вот и вышила одна дивчина этот кисет, сиротка, в детском доме живет, в Мошотаве. Батько загинув, кажись, под Воронежом. А звали его Максимом. Вот дивчинка послала свой дорогой подарок на фронт и пишет: так и так, прошу дуже, чтоб вручили мой кисет самому храброму солдату в части и чтоб звали его Максимом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9