— Да, некоторым будет не до полетов…
Шутки, смех, взаимное подтрунивание. Слышу и в свой адрес; «Не устоишь». Но я отношусь к этой фразе без особых эмоций, потому что и раньше с девушками не общался, а дружить — тем более.
Однажды, вернувшись с задания, летчики нашего полка, как всегда, собрались возле командного пункта и шумно делились впечатлениями. Я любил эти минуты возвращения на аэродром, с удовольствием слушал товарищей, но сам в разговор вступал редко. Отец учил меня, что хвастовство — самое последнее дело, и это правило я усвоил на всю жизнь. А иным ребятам все-таки хотелось «выложиться». Что ж, это даже необходимо, так как давало разрядку, снимало возникшее в ходе боя нервное перенапряжение.
Вот и на этот раз все было как обычно. Из веселого разноголосого шума вырывались отдельные фразы, слова:
— Нет, нет! А ты видел?..
— О, брат, это была картина! Я его ка-а-к шарахнул!.. В жестах, интонациях и радость, и гордость, и невинная похвальба, и неподдельная настоящая русская удаль. Это и понятно: задание командования выполнено, все вернулись на свой аэродром — разве это не повод для радости? Не каждый день так бывает.
Когда кто-то чересчур увлекался и, завравшись, забывал чувство меры, находчивый Володя Анисов был обычно тут как тут:
— Пригнись, орлы.
Все, естественно, приседали. А он как ни в чем не бывало заканчивал:
— Брехня летит!
Гром хохота.
В это время и появились в нашем полку девушки. Я стоял в сторонке, слушая веселую болтовню товарищей, и заметил их первым.
— О чем это они? — спросила одна подругу.
— О полетах. Ты что, не знаешь летчиков? Хвастают, небось. Профессиональная слабость.
— А этот, длинный, что в сторонке стоит? Он что — не летчик?
— Летчик. На татарина смахивает. Что-то есть… У, какой бука…
Постояв недолго, девушки ушли. Их разговор меня задел; «бука»! Это смотря как судить! Может, «бука», а может, и нет. Гляди, какие нашлись!..
А фронтовая жизнь шла своим чередом. Мы вылетали на боевые задания, бомбили, штурмовали противника.
Фронт стабилизировался. Наши войска готовились к наступлению на рубеже реки Миус. Гитлеровцы создали здесь мощную линию обороны, для прорыва которой потребовались впоследствии крупные силы и героические усилия как стрелковых и артиллерийских частей, так и авиационных. Не случайно «Миус-фронт» вошел героической страницей в историю Великой Отечественной войны.
В конце мая 1943 года штурмовикам работы хватало: приходилось делать по нескольку вылетов в день. Мы действовали на коммуникациях врага, бомбили железные и автомобильные дороги, по которым выдвигались в район реки Миус танки, артиллерия и пехота, всячески мешали оборонительным работам противника, вели воздушные бои с авиацией.
В то время я уже служил в 76-м гвардейском штурмовом авиационном полку и получил, наконец, машину, о которой столько мечтал — двухместный Ил-2.
«Блуждание» из полка в полк мне основательно надоело, и я был очень рад тому, что, может быть, в этом полку задержусь подольше. Так, к счастью, и случилось. В этом полку я провоевал до конца войны, пропахал с ним не одну сотню километров, хорошо узнал его людей и крепко подружился с ними.
…В один из последних дней мая капитан Александр Буданов повел нашу эскадрилью за Миус. Разведка донесла, что по железной дороге движется большой эшелон с военной техникой. На штурмовку его и повел нас Буданов.
Над железнодорожным составом эскадрилья появилась неожиданно. В это время он как раз подходил к станции, то серьезно осложнило наше положение, потому что по нашим самолетам стали бить не только зенитки, установленные на платформах эшелона, но и несколько батарей, прикрывавших станцию.
Капитан Буданов не растерялся. Быстро оценив обстановку, он приказал мне по радио:
— «Сокол шесть-семнадцать», подавите батареи противника, а мы идем на эшелон.
— Понял вас, «Сокол шесть-десять!»-ответил я и тут же направил свою машину на ближайшую батарею. Поняв меня, за мной устремилось все звено. И началось…
Через несколько минут батарея врага замолчала. Оставались еще две! Они захлебывались огнем, мешая нашим штурмовикам заняться эшелоном.
И снова я веду свое звено в бой. Пока не вошел в пике, успеваю подумать: хватит ли f нас боеприпасов, чтобы подавить обе батареи? А держать их под огнем нужно как можно дольше, чтобы дать возможность командиру эскадрильи выполнить задание и отойти от станции.
Решение приходит неожиданно — нужно разделить звено на пары и делать боевые заходы, чередуя их с холостыми. Орудийные расчеты во время атаки на них штурмовиков укроются в щели. Так поможем командиру и сами выполним задачу.
Приняв решение, отдаю по радио необходимые приказы и, убедившись, что меня поняли правильно, начинаю штурмовку.
Когда от железнодорожного эшелона остались одни горящие обломки, капитан Буданов повел эскадрилью домой. Мне он сказал:
— Спасибо, «Сокол шесть-семнадцать!» Славно прикрыли. Передаю всем твоим экипажам благодарность.
Голос у командира был усталый, но довольный. Кричу своему стрелку-Саше Кирьянову;
— Слышишь, Сашок, это нам. Доволен командир нашей работой!
Эскадрилья потерь не имела, хотя многие машины получили повреждения. Зато противник лишился эшелона с техникой.
Самолеты идут на свой аэродром, можно и помечтать. Мне вдруг вспомнилось, как капитан Буданов подвел меня к новенькому двухместному Ил-2 и сказал;
— Вот на этом «горбатом» и будешь летать. — «Горбатыми» почему-то называли наши свой Ил-2, Несколько обидная кличка.
— Со стрелком?
— А как же! Теперь — только так!
— Это хорошо. А где стрелок?
— Будет, не волнуйся. Такого подберем — как у Христа за пазухой будешь!
Не знаю, как бывает «у Христа за пазухой», но стрелок мне попался хороший. У Саши Кирьянова было простое крестьянское лицо, внимательные быстрые глаза и широкая добрая улыбка. Он был не только метким стрелком, но и верным другом. Хорошо знал самолет и мечтал переучиться на летчика.
Однажды в полете услышал я голос стрелка;
— Товарищ командир, внизу два самолета! Гляжу — верно. С крестами. Уже заходят в хвост командиру эскадрильи. А истребители прикрытия высоко. Не успеют!
Нужно спасать командира.
Быстро прибавляю газ, иду вниз. Теперь дело решат секунды. На моей стороне высота, которая прибавляет мне скорость и обеспечивает внезапность. Только бы фашист не опередил. Только бы успеть!..
Каждая секунда неумолимо сближает нас с фашистскими истребителями. Когда до ведущего «мессершмитта» остается не более ста метров, открываю огонь из всех пушек и пулеметов. «Худой» словно натыкается на каменную преграду, вздрагивает и в следующее мгновение идет к земле. Потом, уже на аэродроме, я узнал, что мы сбили гитлеровского стервятника. А со вторым «худым» расправились подошедшие наши истребители.
У меня «окно» — до следующего вылета несколько часов свободного времени. Идти в землянку не хочется, сижу в кабине самолета и гляжу в синее июньское небо. Оно такое ясное, будто и нет войны, будто в мире тихо и спокойно, слышу, как шумят в поле хлеба.
Иногда к реальной действительности возвращает меня мой стрелок. Саша Кирьянов расстелил на траве брезент и чистит свой пулемет. Он усердно старается. С таким стрелком не пропадешь, в любом бою прикроет.
Вдруг раздается женский голос:
— Я укладчица парашютов. Пришла проверить, как вы их храните.
— Пожалуйста, проверяйте, — не отрываясь от своего занятия, говорит Кирьянов.
Голос девушки мне показался знакомым. Уж не та ли пожаловала, что назвала меня «букой»?
Повозившись с парашютами, девушка недовольно заявила:
— Какие же вы неряхи! Парашюты лежат на масле, а они хоть бы что! Испортятся ведь, вам же хуже будет.
— Так уж и испортятся? — огрызнулся Саша. — И кто только тебя сюда послал? Откуда такая проверяльщица взялась?
— Прислали, — смутившись объяснила девушка.
— Присылают всяких, — глубоко вздохнул Кирьянов. — Парашют — не пулемет, с ним ничего не случится. Очередь до него никак не доходит.
— И пулемет, и парашют стрелок обязан знать!
— А вы-то знаете пулемет? — спросил Саша..
— А как же! — отозвалась девушка.
— Собери!
— И соберу!
Через несколько минут пулемет был собран.
— Принимай, стрелок. Стреляй себе на здоровье.
— Молодец, — похвалил девушку Саша. — Где научились?
— Война всему научит.
— Ну, смотри-ка ты! — удивленно и ласково проговорил Кирьянов.
Мне понравилась эта бойкая девушка. Боясь, что могу больше не увидеть ее, торопливо вылезаю из кабины.
— Что здесь происходит? — спрашиваю строго.
— Сержант Галина Мигунова. Проверяю состояние парашютов вашего самолета.
— А что их проверять? Они нам не нужны, прыгать не собираемся.
— Напрасно храбритесь, товарищ командир. Многие так говорят, а потом, глядишь, и прыгнули.
— То многие, а то — мы!
Мне хочется поговорить с ней о чем-нибудь другом, но у меня ничего не получается и я отхожу в сторону. Издалека слышу, как она спрашивает Кирьянова:
— Он что — всегда такой?
— Какой?
— Ну, сердитый, что ли…
— Он не сердитый, а серьезный и строгий. Большая река, товарищ укладчица парашютов, течет без шума.
— Это каркая же здесь «река»?-недоумевает девушка. — О чем ты?
— Да так, к слову пришлось. Башкир он, Муса наш. Вот и вспомнил их пословицу. Ясно?
— Ясно! Хорошая пословица.
— Пословица хорошая, и командир неплох, — уточнил Кирьянов, — Это он только с виду кремень, а в душе добрый, как ребенок. Только это разглядеть нужно.
— Ну?
— А чтобы хвастать, как некоторые,-ни-ни! Вот вчера сбил в бою «худого» — и ни слова об этом. Будто мы каждый день истребителей сбиваем.
Я слышу рассудительный разговор Кирьянова и невольно завидую ему; нашел же человек о чем поговорить с девушкой. И как у него все легко и просто получается. Будто век с ней знаком. А вот я так не умею.
Еще раз напомнив о парашютах, Галя ушла. Маленькая, в белой от частой стирки гимнастерке, в больших сапогах. Совсем еще девочка. Ей бы в читальном зале над книжкой сидеть, а она — на фронте. Нелегко, поди, ей тут, а у меня и хорошего слова для нее не нашлось. И в самом деле, разве я не «бука»? С первого взгляда точно охарактеризовала меня. Недовольный собой, снова забираюсь в свой самолет.
Глава пятая
Неудача
День начался с того, что меня вызвали к командиру полка.
— Вот что, Гареев, — сразу же приступил он к делу. — Ставлю задачу — учись фотографировать результаты бомбежки и штурмовки. Мы тут подумали, ты подойдешь. Хорошо летаешь, спокоен.
Окинув меня быстрым критическим взглядом, он подчеркнул последнее слово, повторив его дважды, и продолжал:
— Устанавливай на самолете фотоаппарат и учись. Задача ясна?
— Так точно, ясна!
— Даю в твое распоряжение техника Легонькова. Он в этом вопросе специалист. Постарайтесь управиться побыстрее.
Техник Легоньков действительно был мастер на все руки. Получив задание, он что-то недолго прикидывал в уме, потом решительно полез в самолет и принялся там стучать.
— Ты что там гремишь? — спросил я..
— Дыру пробиваю!
— Дыру мне фашист и без твоей помощи пробьет. Ты лучше постарайся залатать старые.
— Старые залатаем, это верно. А эту дыру все-таки пробьем. Иначе не установишь фотоаппарат.
— Ну, ладно, давай. Только не угробь машину, — вон как гремишь!
Закрепив аппарат, Легоньков провел провода, укрепил на ручке управления кнопку и, довольный своим изобретением, доложил:
— Принимайте работу. Сделал на совесть. Просто и надежно, — улыбнулся техник. — Можете испытать.
— А вот сейчас и испытаю.
Я тут же запустил мотор и поднялся в воздух. Снял свой аэродром и снимки отнес командиру полка. Он остался доволен.
— С какой высоты снимали?
— С восьмисот.
— Так делай и дальше!
Фотографирование обернулось для меня большими бедами. Но я в то время об этом не мог знать.
Через несколько дней капитан Буданов повел группу штурмовиков на подавление артиллерийских батарей противника. Мне командир полка поставил дополнительную задачу — фотографирование.
— Да, только чтобы снимки были отличными. Понял?
— Понял!
— А когда начнешь фотографировать? Я молчал. Это дело мне было в новинку.
— Отбомбишься вместе со всеми, — разъяснил командир полка. — Группа уйдет, тогда и действуй. Ясно?
— Так точно, ясно.
— Ну, коли ясно, тогда выполняй задание…
На небе — ни облачка. Ярко светит летнее солнце. Товарищи, весело переговариваясь, идут к самолетам, а мне почему-то невесело.
Сказать «действуй» — просто, а вот попробуй выполни задание! Я представил, как после штурмовки группа улетит на свой аэродром, а я останусь один. На меня обрушится море огня. Могут появиться и истребители. А ты, несмотря ни на что, не меняя курса, на одной и той же высоте, на одной и той же скорости фотографируй. Мишень — лучше не придумаешь!
А задачу выполнять нужно. Я настраиваю себя на полет.
Ревут моторы. Машины одна за другой взмывают в воздух. С соседнего аэродрома поднимаются прикрывающие нас истребители.
Летим к линии фронта.
Вижу: капитан Буданов качает крыльями. Это значит — приближаемся к району цели. Теперь ухо держи востро! Сейчас начнется!
И точно, буквально через несколько секунд штурмовик командира устремился к земле. За ним пошли в пике и другие самолеты. Один заход, второй, третий!..
Отштурмовав, группа уходит домой.
Я остаюсь.
Набираю нужную высоту и иду строго горизонтально, не меняя скорости и направления. И сразу, как того и ожидал, по мне открывают огонь крупнокалиберные зенитные орудия врага. «Букеты» разрывов «расцветают» то справа, то слева. Я их хорошо вижу. О них предупреждает меня и мой стрелок Кирьянов. В голосе его тревога, нетерпение, но разве сейчас время объяснять, что я лишен маневра и лечу точно привязанный к канату? Вернемся живыми на аэродром, там и расскажу.
А Кирьянов опять;
— Товарищ командир, разрывы слева! Разрывы слева!
Я продолжаю лететь в избранном мною направлении.
Зенитки противника бьют непрерывно. Но я лечу, и нервы мои не сдали!
Разрывы вокруг самолета клубятся все кучней и кучней. И Кирьянов, сам того не замечая, опять кричит:
— Разрывы слева!.. Разрывы справа!.. Разрывы сзади!.. Чудак Александр, ведь я прекрасно все вижу. Но что поделаешь — приказ есть приказ. Снимки должны быть отличными, их никто не сделает за нас.
Нервы напряжены до предела, но я по-прежнему не меняю курса. Еще немного — и можно выключить фотоаппарат. Тогда у меня руки станут менее занятыми — не собьют.
Еще немного, совсем немного! И вдруг слышу взволнованый голос Саши:
— Товарищ командир, подходят два истребителя. Вы меня поняли? Подходят два «худых»!
— Вижу, Сашок, вижу. Держись, дружище!
Я дотягиваю последние метры, выключаю фотоаппарат и, маневрируя, иду к линии фронта. Поздно! Кирьянов докладывает:
— Разворачиваются, заходят в хвост…
Голос стрелка спокоен и тверд: теперь и он, наконец, вступает в бой. А в бою Саша Кирьянов всегда такой.
Слышу грохот пулемета Кирьянова. Отгонит или не отгонит? А до аэродрома еще далеко!
Пули бьют по правому крылу. Кошу глаза вправо — плоскость пробита. Бросаю самолет из стороны в сторону, ухожу из-под прицельного огня.
— Заходят слева, заходят слева! — докладывает Кирьянов. Начинаю маневрировать, но очередь с «мессершмитта» все же достает меня. Теперь дыра и в левой плоскости. Самолет становится тяжелее, но идет еще хорошо. Только бы перетянуть через линию фронта! Бросаю самолет вниз: нужно прикрыть «живот». Если «мессершмитты» подберутся к самолету снизу, нам придется туго. Кирьянов внизу их не достанет, и они собьют нас в два счета. Пусть лучшеатакуют сверху.
Пулемет Кирьянова тарахтит на пределе. «Молодец, Саша, — думаю я. — Отобьет. Сейчас это сделать ему удобнее всего».
И вдруг пулеметная дробь обрывается.
Я кричу;
— Саша, Саша! Ты жив?
Кирьянов молчит.
«Неужели убит?» — мелькает мысль, и в ту же секунду приборная доска на моем самолете разлетается вдребезги. Чувствую, что немного задело и меня. Но это пустяки. Ведь до переднего края мы все-таки дотянули. Теперь задача — перелететь его. Но как это сделать?
Мотор дает перебои. Вот он замолкает совсем. И сразу наступает непривычная после шума моторов тишина.
Нет и фашистских истребителей. Почему они отступили, почему не добивают?..
Позже выяснилось, что нас спас густой дымовой след, который тянулся за моим подбитым самолетом. Оказывается, осколок вражеского снаряда пробил масляный радиатор, и масло стало вылетать, образуя в воздухе длинную дымообразную полосу. Фашисты решили, что мы горим и повернули на свой аэродром. Обычно они всегда добивали обреченные на падение самолеты, расстреливали выбросившихся с парашютами летчиков, но сейчас почему-то изменили своим звериным правилам.
Теперь можно было думать о посадке.
Скорость падала с каждой секундой. Машина почти не подчинялась, и я выжимал из нее все, что только мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24