Я и сам присутствовал на аукционе, и посмотрите, какой нож был куплен мной за доллар, и только в знак уважения, так как я имел честь быть братом такого замечательного покойника! Ей-же-ей! Право слово так, и я покорный ваш слуга…При этих словах он вытащил из кармана преогромный нож с роговой рукояткой.— Ник, ты имеешь достойную осуждения привычку приврать, что вводит в соблазн мою правдивость, — заметил квакер, — при более удобном случае я постарался бы красноречивым словом избавить тебя от гнусного порока, но боюсь метать бисер перед четвероногим, об имени которого умолчу.— Говорите, все говорите и ничего не бойтесь. Я все знаю и все прочел. Даже такие книги прочитал, которые так и не разрешили заданного вопроса. Ей-ей! Покорный ваш слуга!— Ты философ, и я не стану критиковать твои принципы. Но верно, это настоящий дым на том холме. Друг Ник, подожди меня и ничего не бойся. Собака предупредит тебя в случае приближения неприятеля, чего, впрочем, нельзя ожидать.Холм на берегу озера, куда направился Гэмет, находился на значительном от них расстоянии. Скалистая и почти безлесная возвышенность, освещенная бледным светом луны, имела печальный вид. Квакер, подчиняясь необъяснимому инстинктивному влечению, пробирался скорыми, неслышными шагами. Следя за ним, опытный охотник понимал, что, несмотря на религиозное благодушие, все северо-западные дороги и навыки звероловов были хорошо знакомы квакеру, что при первом боевом звуке с его лица исчезало величавое и меланхоличное выражение, глаза его сверкали наблюдательностью и его богатырский стан выпрямлялся, как бы сбрасывая с себя тяжелое бремя. С полным сознанием своей силы он гордо поднимал голову и крепко держал карабин наготове; его громадный топор привычно висел за поясом.Приблизившись к холму, квакер счел за лучшее обойти его. Дым, предмет его любопытства, иногда скрывался за верхушками деревьев, а иногда ветер колыхал его винтообразную колонну, служившую Гэмету ориентиром. Наполовину обойдя пригорок, Авраам вдруг очутился перед довольно обыкновенной картиной в тех краях: группа дикарей сидела на корточках около костра. Сначала квакер мог рассмотреть только общий вид картины, но когда подполз ближе, то мало-помалу рассмотрел все подробности. Много было жизни и шума в этом зрелище: компания хохотала во все горло. Авраам разглядел и причину их веселья: объемистый бочонок переходил из рук в руки. Только две особы не принимали участия в общем веселье: индеанка, вероятно, враждебного племени, и захваченная в плен во время одной из тех страшных битв, которыми так гордятся воинственные сыны лесов. Она была привязана к небольшой сосне, и руки ее были так крепко стянуты, что она, видимо, страдала от боли. Гэмету показалось что она молода, хорошо сложена, с прекрасными чертами и не очень темным цветом лица. С печальной покорностью судьбе она прижалась к дереву, и большие черные глаза были устремлены к небу. Рядом с ней к могучему дубу точно так же был привязан человек, представлявший поразительный контраст с ней. Долговязый, худощавый и костлявый великан с каким-то треугольным лицом. Нос у него выдавался прямым углом, подбородок торчал острием, рот до ушей, впалые щеки и широкие скулы. На голове его рос целый куст волос морковного цвета, не знакомый, по-видимому, ни с гребнем, ни со щеткой, такого же цвета жиденькая борода. Грубая одежда, висела на нем мешком.Гэмет заметил, что этот пленник смотрел на дикарей с тревожным и умоляющим видом. С нежной, почти родительской заботливостью он следил за опустошением бочонка и словно приходил в отчаяние при каждом новом глотке опьяневших дикарей. Язык был единственным органом, которым он мог свободно располагать, и потому он не щадил себя в усилиях, то обращаясь прямо к индейцам, то толкуя сам с собой.— Упивайтесь теперь, проклятые змеи! Но дорого вы заплатите мне за свое пьянство, когда я прибегну к закону! Неужели вы думаете, что я только затем сунулся в вашу глушь, чтобы даром угощать вас вином? Орите во все горло, гнусные твари! Научил бы я вас уму-разуму, только бы загнать вас в уголок Соединенных Штатов, да подкрепить бы себя батальоном солдат. Уж дал бы я вам знать! Ехидны! Удавы! Забрать всю выручку, с таким трудом добытую! Да знают ли еще они, кто я?Тут, обращаясь к индейцам с убедительностью наставника, он провозгласил.— Ребята, мне кажется, вы впали в великое заблуждение. Ведь вы не знаете, что я Голиаф Стаут. Конечно, вы и прежде слыхали о Голиафе Стауте Stout (англ.) — сильный, смелый, крепкий.
— знаменитом негоцианте, торгующем вином и виски.В ответ на это воззвание один из дикарей подошел и плеснул ему прямо в лицо пригоршню виски. Это возбудило такую ярость виноторговца, что он не мог уже сдержать себя. А тут еще один из врагов ударил его палкой по голове, что довело его до крайности. Как разъярившийся бык, Голиаф метался и рвался, пытаясь разорвать путы.— Так вот как вы благодарите благодетелей своих! Славное средство поощрения винной торговли! Вряд ли кто другой захочет после этого вести с вами торговые дела. Я-то точно теперь ни ногой к вам… Возможно ли посылать миссионеров к тому народу, который не умеет уважать даже священную особу негоцианта, торгующего водкой? На всем пространстве Красной реки вам не найти другой такой первоклассной водки. Я самым добросовестным образом составлял ее; одна часть алкоголя, четыре части воды, пять частей крепкой водки и чуть-чуть кислоты, только для вкуса. Но да будет проклят тот день, когда я решился заработать себе копейку честной торговлей среди вас! Объясните мне, красные готтентоты, что такое ваша Красная река в сравнении со старой Миссисипи? Что значит Гудзонов залив? Красная река — это болото для лягушек, Гудзонов залив — ручей для форели. Вода у вас ни на что не годна, даже разбавить вина нельзя, так она грязна. Ваши луга — те же болота. И какие у вас там форты? Какая-нибудь заржавевшая пушчонка, пара чахоточных лошадей да безногий инвалид — вот вам и весь форт. Хороши укрепления, нечего сказать! Избави Бог!Пока Голиаф разглагольствовал, индеанка оставалась спокойна, она покорилась судьбе, подняв глаза к небу.Дикари быстро достигли последней степени опьянения. Сначала они шумели, потом стали ссориться и ругаться. Гэмет очень боялся за жизнь виноторговца, потому что индейцы не скрывали своих враждебных намерений. Молодая девушка тоже была предметом их усердного внимания.Голиаф Стаут замолчал и прислушался. Гэмет воспользовался минутой беспорядочной возни и криков и незаметно подполз к ним, скрываясь в кустарниках. К несчастью, сухая хворостинка подломилась под ним и затрещала так громко, что индейцы переполошились и мигом были на ногах. Один из них, видно, был похрабрее других, шатаясь, с томагавком в руке, добрался он до места, где скрывался Авраам Гэмет, сдерживая дыхание. Индейский воин был уже всего в двух шагах от квакера, как вдруг упал и больше не вставал. Трудно было бы объяснить это явление. Опьянение или неожиданный удар были причиной его падения? Несколько мгновений кусты не шевелились, и снова воцарилась тишина. Глава XXXIIIВИНОТОРГОВЕЦ Индейцы на минуту переполошились, но вскоре опять уселись и, по-видимому, совсем забыли причину своей тревоги. Еще сильнее они загомонили об интересном для них предмете.— Боже мой! Они хотят сжечь молодую девушку! — воскликнул Голиаф. — Вот болваны-то! Не лучше ли жениться на ней, чем тратить дрова на костер?.. Но что еще они там затевают? Как! И меня тоже сжечь! Господи! Это водка вбила чертовщину им в голову! И зачем я не остался дома с Персильей Джен! Правда, от нее нет покоя, у нее такой окаянный невыносимо ядовитый язык, а все же лучше видеть с утра до ночи ее слезы, слушать ругательства, жалобы и ворчанье, чем попасть на костер. Ведь от огня страшно коробится тело… Послушайте, господа дикари, и мы с вами в один миг уладим счеты миролюбиво. По случаю вашего невежества я не стану предлагать вам тяжелых условий; снимите с меня оковы, возвратите свободу, и я даром уступлю вам все уже выпитое; только заплатите мне за остальное и отпустите с миром восвояси.В ответ на такое предложение один из дикарей пустил охотничий нож в голову Голиафа, но тот сильно рванулся в сторону и только так избежал удара, нож пролетел мимо и глубоко вонзился в дерево, к которому был привязан злополучный негоциант. Несмотря на свою храбрость, он задрожал как осиновый лист. Индейцы под влиянием водки обнаружили звериную жестокость. Четверо из них, которые могли еще держаться на ногах, стали собирать дрова и хворост, чтобы сложить высокий костер около индеанки, остальные лежали мертвецки пьяные.Безмолвно стояла индеанка, не взывая ни одним словом к их милосердию.Участь, грозившая ей, глубоко взволновала квакера, который вместе с тем сильно заинтересовался странной личностью, называвшей себя Голиафом Стаутом, и внимательно следил за движениями четырех индейцев, надеясь, что они вскоре последуют примеру лежавших товарищей. Однако надежда не оправдывалась; квакер видел неизбежную гибель пленников и страстно хотел их спасти. Пока дикари складывали костер около индеанки, он незаметно проскользнул к Голиафу. Квакер знал, что и ему самому грозит опасность, но голос долга и любви к ближнему избавил его от колебаний. С неописуемой ловкостью и быстротой он подкрался к виноторговцу, стоявшему в десяти шагах от индеанки. Высокая трава и густые кустарники помогали ему. В шести шагах от Голиафа, стоявшего к нему спиной, он тихо позвал его по имени. Голиаф насторожил уши, оглянулся направо и налево, но, как истинный янки, и вида не подал. Тогда Гэмет прошептал:— Стой смирно, не шевелись, и твои путы мигом спадут.К счастью для Гэмета, индейцы так углубились в свои приготовления, что не обращали внимания на виноторговца. Одним ударом ножа квакер незаметно освободил его. Голиаф спокойно вытащил нож из дерева, припал к земле и на четвереньках подполз к своему освободителю, который тотчас увел его за утес, и там у них начались переговоры.— Знай же, друг Голиаф, что я противник насилия и очень жалею эту язычницу. Не следует позволять этим филистимлянам сжечь ее на костре. Вырвем ее из языческих рук. Как человек от мира сего, придумай способ.— Речи ваши так и отдают квакерством, однако я понимаю вас, вы хотите спасти всех, никому не делая зла, — сказал Голиаф.— Именно так, друг.— У меня и без того много забот. Не шутка разом потерять двадцать бочек водки! Ведь это сущее разорение! И чье сердце не тронулось бы жалостью к моему несчастью? Что скажет Персилья Джен? Ни одна косточка, ни один нерв у нее не останется спокойным на целую неделю! Единственный драгоценный товар в мире — это вино! Дайте мне безмерное количество вина, и я век буду плавать на поверхности земли, как пробка на воде.— Друг Голиаф, мне жалко смотреть, насколько ты привязан к бренному существованию! Твое ремесло гнусно и мысли твои бесчеловечны.— Ах, если б я мог напустить закон на этих гнусных тварей!— Неблагодарный! Ты забываешь, что сам только недавно избавился от смерти, и даже не сознаешь, какие опасности тебя и сейчас еще окружают! Но теперь не время болтать, язычники так близко, что могут услышать нас. Не можешь ли ты, вооружась безвредным оружием, вроде брошенного в тебя язычником, броситься, подобно Самсону, в стан нечестивых и рассеять их, как сухое былье, чтобы освободить бедную узницу.— Так бы сразу и говорили. Я не чувствую охоты нападать на краснокожих, вооружась невинным орудием. Но вы забыли сказать, что вы сами будете делать, пока я буду их рассеивать, как сухое былье?— Да когда же ты закончишь свои многочисленные сказания? Еще минута, и будет поздно. Разве ты не видишь, что один из них нагибается, чтобы зажечь костер под ногами несчастной? Неужели ты не замечаешь, какая покорность на ее лице и с какой тихой тоской глаза ее устремлены к небу?— Все вижу и все чувствую. Вы думаете, что янки чувствуют только запах долларов, и ошибаетесь. Но знайте же, что у индейцев обычай драться, не обращая внимания на смерть. Готов заложить целый бочонок виски, что эта индеанка не пошевелится и не охнет даже и тогда, как ее тело обратится в уголь. Сейчас хоть картину с нее написать и показывать за деньги!— Замолчи! — сказал Гэмет, сверкнув глазами. — Бери эти револьверы и будь с ними как можно осторожнее, они заряжены и стреляют без шума. Следуй за мной и помни, что поднявшие меч от меча погибнут!Гэмет произнес это так выразительно, что Голиаф повернулся, чтобы пристальнее посмотреть на него.— А я думал было, что вы само благодушие и кротость, да глаза-то совсем в другом вас уличают…— Если ты не трус, иди за мной и делай то же, что и я.Гэмет сделал два шага вперед, вдруг остановился и сказал:— Помни же, что револьверы заряжены и что ты должен пользоваться ими осторожно, ибо кровопролитие бесчеловечно.Голиаф видел только, как, взмахнув топором, Гэмет бросился к молодой пленнице с таким ужасным и нечеловеческим воплем, что даже он содрогнулся. Но, мигом оправившись, он кинулся вслед за Авраамом.— Не могу не последовать такому примеру! — бормотал он дорогой. — Да и девочка прехорошенькая, за что ее даром сожгут? Персилья Джен непременно будет кричать, что это позор. Гоп! Гоп! Ура! Вот вам, разбойники, бесчестные грабители!Когда Голиаф добежал до костра, двое из дикарей уже лежали мертвыми. Одним выстрелом он уложил третьего, а четвертый удирал во все лопатки, хоть и пошатываясь. Виноторговец хотел и с ним покончить, но Авраам удержал его.— Не надо мстить, — сказал он сурово, — язычник не сопротивляется, так пускай бежит.Голиаф перерезал путы пленницы, говоря:— Тут осталось еще с полдюжины дикарей, надо бы и с ними покончить. Они опьянели от ворованной водки. Если они показывают такое неуважение к винному негоцианту, что же они могут сделать с миссионером? Бьюсь об заклад, они съедят его.— Твоя торговля — гнусное и бесчеловечное дело и, если бы они тебя съели, было бы поделом, — сказал квакер и, обращаясь к молодой индеанке, произнес: — Вот ты и свободна, успокойся же и следуй за нами. Не дрожи и не смотри на меня подозрительно, я друг тебе.— Вероятно, она вас понимает так же, как если бы вы с ней по-гречески говорили. Дайте-ка мне с ней потолковать на чистом индейском языке. Ведь я выучился этому проклятому языку, чтобы не платить переводчику.В невозможной позе и с самым смехотворным коверканьем языка он заговорил на таком ломаном наречии, что индеанка вытаращила на него глаза и словно окаменела.Авраам махнул ей рукой и пошел вперед, что она тотчас поняла, и последовала за ним. Голиаф Стаут не прекращал своего кривлянья.— Чего же ты медлишь? — спросил квакер, оглянувшись.— Разве вы не знаете, что эти змеи забыли выпить еще два бочонка? Неужто оставлять такой драгоценный напиток? Водка — ведь это чистое золото. И как подумаешь, сколько поглощено золота этими тварями!Голиаф, не слушая увещеваний квакера, пошарил между опьяневшими дикарями и отыскал непочатый бочонок. С жадностью схватил он свое добро и вскоре догнал квакера, не переставая ругать дикарей. Но внезапно он остановился и с сильно озабоченным видом спросил:— Скажите на милость, что вы сделали с двумя проклятыми тварями, что они так присмирели, уткнув носы в терновник, а ноги подняв кверху?— Друг Голиаф, это твое гнусное пойло свалило их без чувств. Может быть, и я тут немного поспособствовал, дав им чересчур сильного тумака по башке, в чем сейчас и упрекает меня совесть. Друг Голиаф, когда-нибудь на свободе я постараюсь просветить тебя в вопросе о принципах квакеров. Воистину говорю тебе, этот народ не от мира сего. О-о-ох-ох-о-о!— Так вам бы лучше всего вернуться на квакерскую станцию, но пока не худо было бы помочь мне тащить этот бочонок. Под его тяжестью я совсем изнемогаю.— Так брось его и ускорь шаг. Вот и солнце всходит, не обременяй же себя бесполезным веществом.— Как вы смеете называть подобный напиток бесполезным? Да я им только и живу, им дышу и его ношу. Только попробуйте, что это такое! На этот раз и денег с вас не возьму, чтобы дать вам понятие о его превосходном качестве. Выпейте, не бойтесь, это немножко облегчит мою ношу.— Продать свою душу за подобное пойло! Отступи от меня, нечестивец!— Да тут нет ни капельки поташа, а покупать вас я не желаю, да и даром не возьму. Но за вашу маленькую услугу выпью за ваше здоровье.Виноторговец проглотил хороший глоток, даже прищелкнув языком от удовольствия.— При таких убедительных доводах и я уступаю, несмотря на отвращение к подобному зелью.Квакер взял бочонок, помахал им, как игрушкой, и с полминуты подержал над ртом.— Однако вы не хуже других поддаетесь искушению, — заметил Голиаф, сильно встревожившись за свой драгоценный товар, — сразу видно, что вы никогда не бывали членом общества трезвости. И я тоже не бывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— знаменитом негоцианте, торгующем вином и виски.В ответ на это воззвание один из дикарей подошел и плеснул ему прямо в лицо пригоршню виски. Это возбудило такую ярость виноторговца, что он не мог уже сдержать себя. А тут еще один из врагов ударил его палкой по голове, что довело его до крайности. Как разъярившийся бык, Голиаф метался и рвался, пытаясь разорвать путы.— Так вот как вы благодарите благодетелей своих! Славное средство поощрения винной торговли! Вряд ли кто другой захочет после этого вести с вами торговые дела. Я-то точно теперь ни ногой к вам… Возможно ли посылать миссионеров к тому народу, который не умеет уважать даже священную особу негоцианта, торгующего водкой? На всем пространстве Красной реки вам не найти другой такой первоклассной водки. Я самым добросовестным образом составлял ее; одна часть алкоголя, четыре части воды, пять частей крепкой водки и чуть-чуть кислоты, только для вкуса. Но да будет проклят тот день, когда я решился заработать себе копейку честной торговлей среди вас! Объясните мне, красные готтентоты, что такое ваша Красная река в сравнении со старой Миссисипи? Что значит Гудзонов залив? Красная река — это болото для лягушек, Гудзонов залив — ручей для форели. Вода у вас ни на что не годна, даже разбавить вина нельзя, так она грязна. Ваши луга — те же болота. И какие у вас там форты? Какая-нибудь заржавевшая пушчонка, пара чахоточных лошадей да безногий инвалид — вот вам и весь форт. Хороши укрепления, нечего сказать! Избави Бог!Пока Голиаф разглагольствовал, индеанка оставалась спокойна, она покорилась судьбе, подняв глаза к небу.Дикари быстро достигли последней степени опьянения. Сначала они шумели, потом стали ссориться и ругаться. Гэмет очень боялся за жизнь виноторговца, потому что индейцы не скрывали своих враждебных намерений. Молодая девушка тоже была предметом их усердного внимания.Голиаф Стаут замолчал и прислушался. Гэмет воспользовался минутой беспорядочной возни и криков и незаметно подполз к ним, скрываясь в кустарниках. К несчастью, сухая хворостинка подломилась под ним и затрещала так громко, что индейцы переполошились и мигом были на ногах. Один из них, видно, был похрабрее других, шатаясь, с томагавком в руке, добрался он до места, где скрывался Авраам Гэмет, сдерживая дыхание. Индейский воин был уже всего в двух шагах от квакера, как вдруг упал и больше не вставал. Трудно было бы объяснить это явление. Опьянение или неожиданный удар были причиной его падения? Несколько мгновений кусты не шевелились, и снова воцарилась тишина. Глава XXXIIIВИНОТОРГОВЕЦ Индейцы на минуту переполошились, но вскоре опять уселись и, по-видимому, совсем забыли причину своей тревоги. Еще сильнее они загомонили об интересном для них предмете.— Боже мой! Они хотят сжечь молодую девушку! — воскликнул Голиаф. — Вот болваны-то! Не лучше ли жениться на ней, чем тратить дрова на костер?.. Но что еще они там затевают? Как! И меня тоже сжечь! Господи! Это водка вбила чертовщину им в голову! И зачем я не остался дома с Персильей Джен! Правда, от нее нет покоя, у нее такой окаянный невыносимо ядовитый язык, а все же лучше видеть с утра до ночи ее слезы, слушать ругательства, жалобы и ворчанье, чем попасть на костер. Ведь от огня страшно коробится тело… Послушайте, господа дикари, и мы с вами в один миг уладим счеты миролюбиво. По случаю вашего невежества я не стану предлагать вам тяжелых условий; снимите с меня оковы, возвратите свободу, и я даром уступлю вам все уже выпитое; только заплатите мне за остальное и отпустите с миром восвояси.В ответ на такое предложение один из дикарей пустил охотничий нож в голову Голиафа, но тот сильно рванулся в сторону и только так избежал удара, нож пролетел мимо и глубоко вонзился в дерево, к которому был привязан злополучный негоциант. Несмотря на свою храбрость, он задрожал как осиновый лист. Индейцы под влиянием водки обнаружили звериную жестокость. Четверо из них, которые могли еще держаться на ногах, стали собирать дрова и хворост, чтобы сложить высокий костер около индеанки, остальные лежали мертвецки пьяные.Безмолвно стояла индеанка, не взывая ни одним словом к их милосердию.Участь, грозившая ей, глубоко взволновала квакера, который вместе с тем сильно заинтересовался странной личностью, называвшей себя Голиафом Стаутом, и внимательно следил за движениями четырех индейцев, надеясь, что они вскоре последуют примеру лежавших товарищей. Однако надежда не оправдывалась; квакер видел неизбежную гибель пленников и страстно хотел их спасти. Пока дикари складывали костер около индеанки, он незаметно проскользнул к Голиафу. Квакер знал, что и ему самому грозит опасность, но голос долга и любви к ближнему избавил его от колебаний. С неописуемой ловкостью и быстротой он подкрался к виноторговцу, стоявшему в десяти шагах от индеанки. Высокая трава и густые кустарники помогали ему. В шести шагах от Голиафа, стоявшего к нему спиной, он тихо позвал его по имени. Голиаф насторожил уши, оглянулся направо и налево, но, как истинный янки, и вида не подал. Тогда Гэмет прошептал:— Стой смирно, не шевелись, и твои путы мигом спадут.К счастью для Гэмета, индейцы так углубились в свои приготовления, что не обращали внимания на виноторговца. Одним ударом ножа квакер незаметно освободил его. Голиаф спокойно вытащил нож из дерева, припал к земле и на четвереньках подполз к своему освободителю, который тотчас увел его за утес, и там у них начались переговоры.— Знай же, друг Голиаф, что я противник насилия и очень жалею эту язычницу. Не следует позволять этим филистимлянам сжечь ее на костре. Вырвем ее из языческих рук. Как человек от мира сего, придумай способ.— Речи ваши так и отдают квакерством, однако я понимаю вас, вы хотите спасти всех, никому не делая зла, — сказал Голиаф.— Именно так, друг.— У меня и без того много забот. Не шутка разом потерять двадцать бочек водки! Ведь это сущее разорение! И чье сердце не тронулось бы жалостью к моему несчастью? Что скажет Персилья Джен? Ни одна косточка, ни один нерв у нее не останется спокойным на целую неделю! Единственный драгоценный товар в мире — это вино! Дайте мне безмерное количество вина, и я век буду плавать на поверхности земли, как пробка на воде.— Друг Голиаф, мне жалко смотреть, насколько ты привязан к бренному существованию! Твое ремесло гнусно и мысли твои бесчеловечны.— Ах, если б я мог напустить закон на этих гнусных тварей!— Неблагодарный! Ты забываешь, что сам только недавно избавился от смерти, и даже не сознаешь, какие опасности тебя и сейчас еще окружают! Но теперь не время болтать, язычники так близко, что могут услышать нас. Не можешь ли ты, вооружась безвредным оружием, вроде брошенного в тебя язычником, броситься, подобно Самсону, в стан нечестивых и рассеять их, как сухое былье, чтобы освободить бедную узницу.— Так бы сразу и говорили. Я не чувствую охоты нападать на краснокожих, вооружась невинным орудием. Но вы забыли сказать, что вы сами будете делать, пока я буду их рассеивать, как сухое былье?— Да когда же ты закончишь свои многочисленные сказания? Еще минута, и будет поздно. Разве ты не видишь, что один из них нагибается, чтобы зажечь костер под ногами несчастной? Неужели ты не замечаешь, какая покорность на ее лице и с какой тихой тоской глаза ее устремлены к небу?— Все вижу и все чувствую. Вы думаете, что янки чувствуют только запах долларов, и ошибаетесь. Но знайте же, что у индейцев обычай драться, не обращая внимания на смерть. Готов заложить целый бочонок виски, что эта индеанка не пошевелится и не охнет даже и тогда, как ее тело обратится в уголь. Сейчас хоть картину с нее написать и показывать за деньги!— Замолчи! — сказал Гэмет, сверкнув глазами. — Бери эти револьверы и будь с ними как можно осторожнее, они заряжены и стреляют без шума. Следуй за мной и помни, что поднявшие меч от меча погибнут!Гэмет произнес это так выразительно, что Голиаф повернулся, чтобы пристальнее посмотреть на него.— А я думал было, что вы само благодушие и кротость, да глаза-то совсем в другом вас уличают…— Если ты не трус, иди за мной и делай то же, что и я.Гэмет сделал два шага вперед, вдруг остановился и сказал:— Помни же, что револьверы заряжены и что ты должен пользоваться ими осторожно, ибо кровопролитие бесчеловечно.Голиаф видел только, как, взмахнув топором, Гэмет бросился к молодой пленнице с таким ужасным и нечеловеческим воплем, что даже он содрогнулся. Но, мигом оправившись, он кинулся вслед за Авраамом.— Не могу не последовать такому примеру! — бормотал он дорогой. — Да и девочка прехорошенькая, за что ее даром сожгут? Персилья Джен непременно будет кричать, что это позор. Гоп! Гоп! Ура! Вот вам, разбойники, бесчестные грабители!Когда Голиаф добежал до костра, двое из дикарей уже лежали мертвыми. Одним выстрелом он уложил третьего, а четвертый удирал во все лопатки, хоть и пошатываясь. Виноторговец хотел и с ним покончить, но Авраам удержал его.— Не надо мстить, — сказал он сурово, — язычник не сопротивляется, так пускай бежит.Голиаф перерезал путы пленницы, говоря:— Тут осталось еще с полдюжины дикарей, надо бы и с ними покончить. Они опьянели от ворованной водки. Если они показывают такое неуважение к винному негоцианту, что же они могут сделать с миссионером? Бьюсь об заклад, они съедят его.— Твоя торговля — гнусное и бесчеловечное дело и, если бы они тебя съели, было бы поделом, — сказал квакер и, обращаясь к молодой индеанке, произнес: — Вот ты и свободна, успокойся же и следуй за нами. Не дрожи и не смотри на меня подозрительно, я друг тебе.— Вероятно, она вас понимает так же, как если бы вы с ней по-гречески говорили. Дайте-ка мне с ней потолковать на чистом индейском языке. Ведь я выучился этому проклятому языку, чтобы не платить переводчику.В невозможной позе и с самым смехотворным коверканьем языка он заговорил на таком ломаном наречии, что индеанка вытаращила на него глаза и словно окаменела.Авраам махнул ей рукой и пошел вперед, что она тотчас поняла, и последовала за ним. Голиаф Стаут не прекращал своего кривлянья.— Чего же ты медлишь? — спросил квакер, оглянувшись.— Разве вы не знаете, что эти змеи забыли выпить еще два бочонка? Неужто оставлять такой драгоценный напиток? Водка — ведь это чистое золото. И как подумаешь, сколько поглощено золота этими тварями!Голиаф, не слушая увещеваний квакера, пошарил между опьяневшими дикарями и отыскал непочатый бочонок. С жадностью схватил он свое добро и вскоре догнал квакера, не переставая ругать дикарей. Но внезапно он остановился и с сильно озабоченным видом спросил:— Скажите на милость, что вы сделали с двумя проклятыми тварями, что они так присмирели, уткнув носы в терновник, а ноги подняв кверху?— Друг Голиаф, это твое гнусное пойло свалило их без чувств. Может быть, и я тут немного поспособствовал, дав им чересчур сильного тумака по башке, в чем сейчас и упрекает меня совесть. Друг Голиаф, когда-нибудь на свободе я постараюсь просветить тебя в вопросе о принципах квакеров. Воистину говорю тебе, этот народ не от мира сего. О-о-ох-ох-о-о!— Так вам бы лучше всего вернуться на квакерскую станцию, но пока не худо было бы помочь мне тащить этот бочонок. Под его тяжестью я совсем изнемогаю.— Так брось его и ускорь шаг. Вот и солнце всходит, не обременяй же себя бесполезным веществом.— Как вы смеете называть подобный напиток бесполезным? Да я им только и живу, им дышу и его ношу. Только попробуйте, что это такое! На этот раз и денег с вас не возьму, чтобы дать вам понятие о его превосходном качестве. Выпейте, не бойтесь, это немножко облегчит мою ношу.— Продать свою душу за подобное пойло! Отступи от меня, нечестивец!— Да тут нет ни капельки поташа, а покупать вас я не желаю, да и даром не возьму. Но за вашу маленькую услугу выпью за ваше здоровье.Виноторговец проглотил хороший глоток, даже прищелкнув языком от удовольствия.— При таких убедительных доводах и я уступаю, несмотря на отвращение к подобному зелью.Квакер взял бочонок, помахал им, как игрушкой, и с полминуты подержал над ртом.— Однако вы не хуже других поддаетесь искушению, — заметил Голиаф, сильно встревожившись за свой драгоценный товар, — сразу видно, что вы никогда не бывали членом общества трезвости. И я тоже не бывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32