Прапорщик Гусь стоял там, где его застала очередь, выпущенная дезертиром, и держал автомат у колен. Он так и стрелял, не поднимая его.
— Все, ребята, — Гусь опустил автомат стволом вниз. — Я убил эту суку, хотя его можно было взять живым голыми руками. Пусть теперь меня судят. Вы — свидетели.
— Отойдите в сторонку, Леонид Андреевич — мрачно предложил Рогоза и довольно грубо оттолкнул прапорщика, потом вскинул автомат и рубанул длинной очередью по открытой двери баньки, в которой лежало тело Макса. В стороны, словно белые бабочки, полетели щепки.
— Теперь вы, — Рогоза посмотрел на товарищей. — Огонь!
Караваев и Гмыза полоснули очередями в том же самом направлении, куда послал пули Рогоза.
— Вот видите, Леонид Андреевич, этот подонок не собирался сдаваться. Мы стреляли все разом. Нас — четверо. Кто попал в него — трудно определить.
— Точно, — поддержал Караваев. — Пусть бы его живьем брал тот, кому жить надоело.
— Вы правильно сделали, товарищ прапорщик, — поспешил высказаться Гмыза. — Он четырех человек уложил ни за что ни про что, а мы должны с ним чикаться? Вот уж нет. — И добавил зло. — Гавно такая.
— Как хотите, мужики, — Гусь упрямо держался своей линии. — Врать на следствии я не буду и своего греха прятать не собираюсь. Стрелял, когда у него окончились патроны. И считаю, что так было нужно.
— Ваше дело, Леонид Андреевич, — сказал Рогоза мрачно, — нам всем троим скоро увольняться и потому терять нечего. Мы скажем все как было. Стреляли все разом. Очередями. Ну их на хрен законы, которые позволяют убийце мочить кого он захочет, а его и тронуть нельзя…
Гусь закинул автомат за плечо.
— Спасибо, ребята. Что будет — посмотрим. А пока, Рогоза, собери гильзы. На могилу Щербо положим.
— Зачем? — спросил сержант. Когда чего-то делать не хочется, всегда задается этот вопрос. — Ему теперь ничего не надо.
— Ему нет, — сдерживаясь чтобы не вспылить, сказал Гусь. — Мне нужно, тебе, им… Чтобы показать, что так просто людей убивать нельзя. Ни из-за денег, ни из блажи.
Гусь подсунул руку под куртку. Страдальчески сморщился и стал поглаживать грудь. Караваев заметил это и спросил:
— Сердце?
— Оно, — ответил Гусь. — На душе гнусно, оно и ноет.
— Ладно, товарищ прапорщик, — постарался успокоить его Гмыза. — Не стоит из-за дерьма расстраиваться.
— Почему не стоит? — сказал Гусь. — Иной раз случайно вляпаешься ботинком — приятного мало. А тут все же человек был…
***
Со стороны реки послышался треск моторов. Он становился сильнее.
К берегу приближались три лодки. К месту происшествия спешила милиция.
Как всегда она прибывала в нужный момент.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19