— Прапорщик Гусь. — Не представиться в таких обстоятельствах для человека военного было бы неэтичным. — Со мной команда.
— Нам известно о вашей задаче, — Лопата, увлеченный игрой, даже не сделал попытки встать.
— Мы ищем дезертира.
— Это нам тоже известно.
— Кому нам? — Гусь уже не скрывал раздражения. Капитан, который держался с ним как отставной генерал, который вышел на пенсию с правом ношения формы, начал действовать на нервы. — Вашему превосходительству, господин офицер?
Лопата резко встал. Сдвинул ребром ладони шашки с доски. Партия у него не складывалась и выгодно её было прервать, пользуясь удобным предлогом. Начальник почты, уже торжествовавший победу, нервно дернулся:
— Иван Сергеевич, так же нельзя!
— Погоди, Степан, сейчас не до игры. — Дело, можно сказать, государственное, а вояки права качать собрались. Наплодили бандитов, теперь интересуются, кто об этом знает. Так я отвечу: мы — это внутренние органы. Вас устраивает, господа?
— Устраивает. — Гусь язвил. — Тем более, что мы тоже не болтаемся где-то снаружи, не прикрытые штанами. И папа у нас с вами — один. МВД.
— Прапорщик, — Лопата понял свой промах, — ты извини. Не обнюхались, как следует, я вас сразу и не узнал: думал — армия. Потом меня этот случай из себя вывел. Бегает этот гад по району, людей гробит.
— Сколько? — спросил Гусь. — Сколько он положил людей?.. Гавно такая…
Лопата тяжело вздохнул.
— Много.
— Сколько?!
— Одного.
— Одного?! — Гусь выразил такое удивление, что Лопата все сразу понял.
— Здесь нет войны, прапорщик. — Лопата разозлился. — У меня на участке никого не убивали десять лет. А теперь погиб Сергей Антонович Рукавишников. Вы слыхали эту фамилию? Вы слыхали?!
— Нет.
— Это был мой учитель. Он здесь всех нас обучил грамоте и честности. Всех. Понимаете вы это? А думаете что мало.
— Хорошо, виноват. Прошу прощения. Еще вопрос: куда он двинулся? Это известно?
— Нет, — Лопата слегка успокоился. — Но думаю, пошел вверх по реке.
— Почему так решили?
— Он двигался снизу. У Большого порога убил Рукавишникова. Потом поднялся до переката и побывал у бакенщицы.
— Не убил?
— Нет. Она его вышвырнула из дома. Он ушел. На лодке, которую захватил у Рукавишникова.
Лопата умолчал только о том, что и сам он, скорее всего, видел убийцу на базаре в Светлом Ключе, но мер к задержанию не принял. Теперь это уже не играло никакой роли, да и не обязан он был отчитываться перед прапорщиком.
— Я вас понял, товарищ капитан. — Гусь встал, вобрал и без того отощавший живот под грудь, изображая высшую степень воинского почтения к собеседнику. — Теперь бью челом. Нужна машина. Помогите.
— Догнать и перегнать? — Лопата задал вопрос с усмешкой. — Зачем вам суетиться? Там выше Шаманихи вся милиция на ногах. А вы не торопясь, по холодку возвращайтесь домой. Как говорят, к месту службы.
Лопата боролся за честь милиции, считая, что именно его коллеги должны приписать себе успех в задержании дезертира и убийцы. Провинциальный страж закона, далекий от политеса, даже не представлял, в какие игры могут вестись вокруг простого как яйцо дела.
— Спасибо за заботу, но нам нужна машина. Милиция-милицией…
— Не доверяете?
— Почему? Доверяем. Но кто опознает труп, если бандита убьют? А?
Лопата сбил фуражку на затылок.
— Насчет опознания — это точно. Потребуетесь. Только машины у меня нет. Есть мотоцикл, да и тот сломатый. Мотор полетел.
— Какая марка? — спросил Гусь. — «Харлей»? «Ямаха»?
— Ладно, все шуткуете. У меня «Ижик».
— Это тоже неплохо. Будешь в наших краях — я тебе движок подкину. Пойдет?
— Ну.
— А ты помоги с машиной.
— Ладно, пошли в леспромхоз. У тамошнего директора Журавлева имеется «Газель». Думаю, даст.
Лопата познакомил Гуся с Журавлевым и коротко рассказал, что прапорщику нужна машина. Зачем именно, говорить не стал.
Журавлев сидел за столом, на котором не было ничего — ни бумажек, ни отрывного календаря, ни телефона — обязательных признаков конторского начальства. Сжатые кулаки, натруженные руки со взбухшими венами, лежали перед ним на столе.
— Не во время, товарищ прапорщик. Вы думаете, пришли к предпринимателю, представителю среднего класса? У которого и машина, и счет в банке? Так? А вот и нет. Он здесь всего мокрая курица, которая если что и будет нести, так обычные яйца. А нашим властям сейчас интересно сразу найти слона с большими золочеными яйцами.
— Как это? — спросил Гусь. Далекий от хозяйственных дел, он не совсем понял, что имел в виду Журавлев.
— А так. Курица — это я. Дай мне право на леспромхоз, я раскочегарю работы, пойдет товар, государство начнет получать налоги. Но это через год, два. А в областной управе сидит лысый кашалот. Правда, фамилия у него куда как мирная — Пушков. Так вот ему плевать, что получит государство через год или два. Ему нужно сейчас и себе на лапу. Миллион, лучше два, и зелеными. А что получит казна — дело второе. Я таких денег за лицензию отвалить не могу. Нет их у меня. Значит, кашалоту до меня тоже дела нет. Он ждет, когда к нему придет кореянец или какой-нибудь там китаянин. Вот с ними он поговорит. Положит на стол руки ладонями вверх и станет ждать, когда в них капнет. И дождется.
— Но сейчас леспромхоз простаивает. Люди не получают денег…
— А кашалоту что? Он у нас демократ. Знаешь, как он говорит? «У нас власть выражает интересы нищих, а должна выражать интересы состоятельных людей. Но мы все же добьемся перемен».
— И чего вы ждете?
— Прихода кореянца. Он станет хозяином, мы — наемниками. Он начнет грести деньги лопатой, а мы — глотать слюни.
— Что же, значит на вашего кашалота нет управы?
— Есть, и до неё дело дойдет. В гражданскую у нас здесь ужас сколько партизан было…
Гусь довольно хмыкнул. Ход мыслей Журавлева ему показался понятным и близким.
— Отлично. Если возьметесь за ружья, отпишите мне. Возглавлять вас не возьмусь, но постреляю — вволю. — И уже другим, озабоченным тоном. — А теперь мне машина нужна позарез. До Шиверки. Сколько тут верст?
— Тридцать пять.
— Значит, туда и обратно семьдесят. Но мне в один конец.
Журавлев вдруг связал происшествия последних дней одной ниткой.
— Так это ваш хер тут бесчинствует? С чего?
— Моча в голову бросилась.
— Что ж намерены делать?
— Отлавливать.
— А-а, — Журавлев был явно разочарован. — Это не по смыслу. Нет. У нас, ежели медведь шатун объявляется и начинает скот и людей заедать, его не отлавливают. Его… А, да что там! — Журавлев с безнадежностью махнул рукой. — Как были мы Азия, так и остались. Давить таких паразитов надо, без суда и следствия, а мы все миндальничаем.
— Так дадите машину?
— Куда от вас денешься от спасителей и защитников? Валяйте, отлавливайте. Иначе этот волк и дальше людей рвать будет.
— Пресечем, — сказал Гусь сурово. — Как настигнем, пресечем. — Сделал паузу и добавил. — С учетом пожеланий трудящихся.
Журавлев посмотрел ему в глаза, заметил в них холодную напряженность и качнул головой.
— Добре, езжайте…
***
Участковый милиционер по селам Шиверки и Ягодное старший лейтенант Маляров спокойно шел по улице из дому к причалам. Шел хорошо выспавшийся, особо не обремененный служебными заботами, поскольку винной торговли и табакокурения в Шиверках не водилось так как здесь испокон веков проживали староверы, чудаки, отрицавшие пьяное баловство и сатанинское дымление через рот и нос.
— Евген Лукич, тебя можно побеспокоить? — бабка Копалиха со всем почтением, которое по сельскому этикету положено оказывать власти, предусмотренной конституцией, окликнула участкового. Она вышла из калитки своей усадьбы и остановилась возле нее.
Маляров остановился и обернулся.
— Здравствуйте, Анфиса Васильевна, чем могу?
Правая рука участкового с шиком, приобретенным ещё в армии, коснулась виска у козырька фуражки с выцветшим до непонятного цвета околышем, и таким же рывком отпала вниз, кистью к бедру.
— А вот, сердешный, поглянь сюды.
Копалиха протянула Малярову новенькую, только что из под печатного пресса сторублевку.
Маляров взял бумажку.
— В чем проблема?
Маляров с некоторых пор стал считаться у селян экспертом по бумажным деньгам, поскольку ни сберкассы, ни даже почты в селе не имелось.
Шиверки — село мирное, хотя и большое. Линия домов растянулась здесь вдоль глинистого обрывчика на речном побережье версты на две. Так для жителей показалось удобнее: у каждого под домом свои мостки, с которых бабы стирают белье, ребята купаются. К мосткам мужики швартуют моторки — у кого они помощнее, у кого послабее, но поскольку лодки предназначены здесь не для гонок, в них выше всего ценятся не скоростные качества, а надежность.
В тылу каждой усадьбы огород, обнесенный плетнем. Еще дальше за огородами грунтовая дорога. Тянется она вдоль плетней от южной окраины Шиверок, где раньше располагалась машинно-тракторная станция — МТС, к северному, где находились колхозная лесопилка и рыбокоптильня.
МТС изжила себя, поскольку колхоз распался, трактора поизносились и жизнь, по словам шиверцев, «стала до горы раком».
Теперь каждый двор был предоставлен самому себе. Жизнь от этого хуже не стала — лес и река любого, у кого есть на плечах башка, прокормит и напоит. Единственное, чего в Шиверках не стало — это денег, государственных платежных знаков с цифрами, на которые можно что-то законно прикупить в сельмаге.
Мало сказать — денег не стало. Чтобы понять смысл этих слов, стоит напомнить случай, когда приезжие-туристы, сплавлявшиеся на плотах из верховий реки, предложили бабке Касьянихе за яйца две казенные десятки. Бабка взяла бумажки в руки, покрутила и не поверила в их подлинность.
— А иде Ленин Владимир Ильич? — спросила Касьяниха и ткнула пальцем в колокольню, изображенную на купюре. — Это чо здесь тако?
Туристы стали доказывать, что десятки законные, такие теперь выпускает демократическое российское государство и банкноты обязательны к приему на всей территории страны.
— Тады и валяйте отсель в Рассею, — предложила Касьяниха. — Здесь у нас Сибирь.
Туристы махнули бы рукой на дуру-бабу, но очень хотелось яичницы, и они стали Касьяниху убеждать. Та призвала на помощь соседку. Решить вопрос о том, правильные ли деньги, они и вдвоем не сумели. Позвали участкового Малярова.
Милиционер явился при форме и оружии. Подозрительно осмотрел банкноты и так и сяк — на просвет, на ощупь.
— Вроде бы законная.
Маляров сам ещё ни разу не получал зарплату в новых деньгах, да и вообще ему полгода содержание в Шиверки не засылали ни в новых, ни в старых. Потому выходило, что он охранял и защищал общественный порядок и закон на общественных началах.
Показать свою некомпетентность в финансовых вопросах представитель власти не мог, и Маляров принял решение. Он исходил из того, что из-за приобретения двух десятков яиц никакой фальшивомонетчик рисковать не станет и туфтовые купюры наивной старухе не всучит. Во-вторых, он решил использовать надежный способ закрепления вещественных доказательств, известный каждому милиционеру.
— Попрошу паспорт, — сказал Маляров и протянул руку покупателю. Тот вынул из нагрудного кармана куртки-ветровки требуемый документ.
Маляров старательно записал реквизиты документа в свой блокнот.
Как потом оказалось, деньги были самые что ни есть настоящие, казенные, годные к платежам и расчетам. С той поры участковый стал финансовым авторитетом.
— Так в чем проблема?
— Ты поглянь, настоящая это или как?
Маляров осмотрел банкноту. И цифрами и буквами на ней было обозначено «Сто рублей». Рисунок четкий. Четыре коня на дыбках… Телега — не телега, а нечто вроде ночного горшка… И мужик в нем стоит, вот-вот свалится… В руках рогулька какая-то…
— Все в дуду, Анфиса Васильевна. Только вот номер…
Взгляд лег на цифры, пробежал по ним. Буквы «вг» маленькие. Номер 6149148…
Тут в голове мелькнула тревожная мысль.
— А откуда у тебя тако состояние?
— Сама удивляюсь. — Копалиха смущенно улыбалась. — Вот подвалило. Теперь не пойму: не то меня придурили, не то я кого объегорила…
— Это как же?
— Да вот куря продала…
— За сто?! Итить твою некуда! Кто же так дал?
Маляров спрашивал, а сам шуровал в кармане, ища бумажку, на которой записал ориентировку из райотдела. Нашел. Расправил на ладони. «Банкноты по 100 рублей с номерами вг (буквы маленькие) 6149065 по 6149564»… Так, так. Итить твою некуда! Она самая — незаконно ворованная с грабежом и опасным убийством. Не может быть такое! А почему, собственно, не может, когда уже есть? Номер это явление, которое не обойдешь и не объедешь. Номер — это финансовая величина, вещественное доказательство…
— Так кто ж тебе, Анфиса Васильевна, за куря отвалил половину твоей законной трудовой демократической пенсии?
— Должно статься чокнутый, — Копалиха протянула руку за своей бумажкой. Должно быть душа почуяла нечто неладное. Маляров банкноту придержал.
— Где он, язви его в печенку? Куда он с твоим курем подался?
— А чо?
— Плюнь через плечо, дорогая, вот чо. — Маляров откровенно встревожился. — Может статься твой чокнутый находится в розыске и подлежит отлову.
— Возверни мои деньги, — Копалиха не убирала протянутой к Малярову руки.
— Ежели он не причастен, в чем я весьма теперь сомневаюсь, — деньги к тебе вернутся. А ежели нет, извини, уйдут как вещественные доказательства…
— Значит мой куренок пропал задарма? — Лицо Копалихи скривилось — вот-вот заплачет.
— Давно он ушел?
— Совсем недавно. К причалам пошлепал.
— Тогда куренка твоего возвернем.
Маляров догнал незнакомца, который кинул Копалихе сотку за постного курчонка. Тот быстрым шагом двигался по разбитой в пыль улицы, вдоль линии штакетника, огораживавшего усадьбы. Спина, обтянутая армейским камуфляжем, белая птица с распростертыми крыльями, которую человек нес за ноги вниз головой, подсказали Малярову, что это то, кто ему нужен.
— Э, гражданин! — Маляров шел за неизвестным, не прибавляя шага. В конце концов он здесь не хрен собачий, а представитель власти и привык к тому, что к его словам прислушиваются все сельчане. Даже в соседнем селе Ягодном ему беспрекословно подчинялись пьяные. Правда, настоящей пьяни, которая вспоена городской высокой культурой и дорвавшись до бутыля, накачивается до потери сознания, в Ягодном никогда не водилось. Да, там пили, но голов никогда не теряли, при спорах ножей из-за голенища не доставали, слова участкового слушались — таежный народ спокойный, крутой, с весом в собственном понимании, но одна привычка всех здороваться со всеми старшими, каждый раз приподнимая кепчонку и склоняя голову, говорила об уважении людей друг к другу.
Здесь исповедовали мудрый принцип: человек — не медведь, с ним и без рогатины в руке можно беседовать.
Короче, Маляров приближался к Максу спокойно, не имея даже мысли, что русский солдат — а по форме он легко определил принадлежность неизвестного человека к армии — может повести себя как чеченец и открыть по нему огонь.
Макс на оклик обернулся. Увидел спешившего к нему милиционера. Понял — это конец. Финиш при выходе к последней прямой на пути к свободе. А может нет? Одному менту, а тот, судя по всему, все же был один, его не взять. Валенок, которые в деревнях правят закон и порядок, Макс ни во что не ставил. Да и терять ему уже было нечего — все теперь поставлено на последнюю козырную карту, а расклад позволял брать взятку.
Макс развернулся на левой пятке и оказался лицом к лицу с приближавшимся милиционером. Левой рукой подкинул в воздух курицу. Та отчаянно закудахтала, замахала крыльями и опустилась на забор, ограждавший от дороги ближайшую усадьбу. Это на мгновение отвлекло внимание Малярова, и Макс, воспользовавшись этим, рванул спусковой крючок.
Автомат дернулся в руках, плеснул бледным пламенем.
Маляров на какие-то доли секунды застыл на месте, потом, даже не взмахнув руками, не вскрикнув, наклонился и левым боком упал на землю. Голова его попала в придорожную канаву.
Дверь ближайшего дома распахнулась, на крыльцо выскочила простоволосая женщина в белом платье, увидела, что произошло — стоявшего с автоматом в руках солдата, Малярова, упавшего головой в придорожную канаву и заголосила, захлебнулась криком, полным ужаса:
— Ой, убили! Убили!
Макс поудобней подхватил автомат и побежал к причалу, на котором оставил моторку.
Он быстрым шагом по пологому склону, поросшему мягкой гусиной травкой, стал спускаться к реке, как вдруг увидел, что на подмостках небольшого причала, метрах в тридцати от места, где он пришвартовал свое суденышко, копошились два рыбака. Они только что подошли к берегу, успели выбраться из лодки, привязали её чалкой к столбику и выгрузили часть имущества на помост.
Когда простужено простучал автомат на сельской дороге, оба рыбака подняли головы. Они увидели бежавшего к причалу солдата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19