Полуян, остановил людей.
— Столяров, спустись туда.
Группа изготовилась к ведению огня, чтобы при необходимости прикрыть товарища, а Столяров двинулся вниз, проверить, нет ли на тропе мин.
Минуту спустя, он замахал руками, приглашая остальных подойти к нему.
Оказалось, что под стеблями кукурузы стоит черный джип. В нем все было исправно, кроме левого переднего колеса. Шина выглядела изрядно изжеванной, а диск оказался смятым слабым взрывом или сильным ударом.
— Проверено, мин нет, — слегка ерничая доложил Столяров.
— И все же что-то тебя смущает? — спросил Резванов.
— Есть маненько. Зачем такую машину бросили, если не заминировали?
— Не ломай голову, — сказал Резванов. — Передок хозяин конечно повредил, но вся тачка цела. А чтобы она снова забегала, надо сменить диск и поставить новый скат. Поэтому машину загнали в щель и замаскировали. Не столько от людей — чужие здесь не ходят, сколько от авиации. Чтобы ненароком какой-нибудь летун не вмазал в нее «нурс». А местные ничего не тронут.
— Она может ехать? — Полуяна больше всего интересовало именно это.
— Потихоньку и с большим скрипом.
— Тогда сойдет. До грузовика не более километра. Если мы подпилим к нему на этой колымаге, они не заподозрят…
Резванов шел впереди машины, придерживая рукой автомат «Узи», который он снял с полевого командира Астемира Везирханова. Автомат висел на длинном ремне, что позволяло с предельной легкостью направлять его в любое место.
Заросший черной густой бородой, Денис внешне ничем не отличался от боевиков, действовавших в этих краях. Широкая зеленая повязка, расшитая вязью арабских букв, плотно перетягивала лоб и придавала ему законченный вид бойца джихада.
Резванов медленно двигался по дороге, обходя лужи, оставленные недавно прошедшим ливнем. Джип, скособочившись в сторону спущенного колеса и окончательно доминая шину, звякая диском по камням, осторожно полз за ним.
Метрах в двадцати от места, где дорога, повторяя изгиб реки, делала поворот, стоял грузовик «Урал». Рядом беспорядочной кучкой толпились боевики, отдыхавшие после того, как засыпали воронку, мешавшую им ехать дальше. Они увидели незнакомца, за которым, как подбитая утка, припадая на поврежденное колесо, медленно полз джип. Вид приближавшегося человека не вызвал у них ни подозрения, ни настороженности. Черная неопрятная борода, замусоленная камуфляжная куртка, автомат «узи» у пояса — все выглядело привычным и тревоги не вызывало. Да и машина, которая еле ползла из-за хорошо видимого повреждения, не вызывала ощущения опасности. Чужие, здесь, в горной Чечне так нахально себя вести не могли.
— Салам, — сказал Резванов, подходя к боевикам.
Дауд Арсанукаев выступил навстречу Резванову. И Денис сразу понял, что молодой боевик и есть командир, иначе он не посмел бы лезть вперед, когда рядом стояли люди заметно старше его по возрасту.
— Салам, — ответил на приветствие Дауд, — но мне кажется, что слово джихад сейчас подошло бы больше…
«Салам» — по-арабски означает мир. Это слово вошло в языки всех народов, исповедующих ислам. В классической полноте приветствие мусульманина при встрече с единоверцем звучит так: «Ас-салам алейкум ва-рахмату-Ллахи ва-баракатух!», что переводится как «Мир вам, милость Аллаха и его благословение!» Вежливый ответ на эти слова звучит чуть иначе: «Ва алейкум ас-салам ва-рахмату ллахи ва-баракатуху!» — «И вам мир, милость Аллаха и его благословение!».
В части, касающейся мусульманского гостеприимства и вежливости, пророк Мухаммад оставил правоверным такой завет: «Лучшее проявление ислама состоит в том, чтобы угощать людей и приветствовать тех, кого знаешь и кого не знаешь».
Повседневность упростила формулу привествия и ответа на него. Достаточно сказать «Ас-салам алейкум», — «Мир вам», чтобы получить ответ: «Ва алейкум ас-салам» — «И вам мир».
Дауд, услыхав слово мир из уст человека, который имел автомат, заметил не без остроумия, что им обоим в конкретной обстановке для взаимного приветствия куда больше подошло бы слово война.
Резванов уже пересчитал боевиков. Их было тринадцать. Одиннадцать вместе с командиром стояли возле кузова «Урала», водитель топтался у кабины слева и ногой обстукивал колесо, а последний отошел в сторону к кустам, чтобы справить нужду.
— Кого вы ждете? — спросил Резванов и остановился так, чтобы видеть свой джип.
Оттуда, один за другим, на дорогу выбрались четверо. Все бородатые, неопрятные, в камуфляже, бронежилетах с подсумками, полными гранат.
Командир боевиков не ответил на вопрос. Он посмотрел на появившихся из джипа людей и спросил:
— А вы куда и откуда?
Резванов уловил в голосе собеседника подозрительность, а в глазах настороженность. Ответил спокойно:
— Служба шариатской безопасности. Вот мое удостоверение.
Он сделал рукой движение, показав что собирается достать документы из кармана. Но вместо этого повернул автомат и нажал на спуск.
«Узи» захлебнулся в безудержном треске.
Пули, попавшие в грудь Арсанукаева, отшвырнули его под задние колеса «Урала». Автомат, не смолкая ни на миг, поливал свинцом стоявших рядом боевиков.
Едва Резванов открыл огонь, Полуян побежал вдоль левого борта «Урала», направляясь к водителю. Тот был безоружен, но мгновенно среагировал на стрельбу. Ловко подпрыгнув, он попытался вскочить в кабину, однако пуля достала его в спину. Водитель широко взмахнул руками, словно старался удержаться за воздух, и упал на спину.
Помогая Резванову, Ярощук и Бритвин расстреливали основную группу боевиков.
Таран поразил бородатого моджахеда, выскочившего из кустов, но еще не успевшего поддернуть штаны.
Это не было боем. Это было расправой. Те, кто еще несколько минут назад были живыми, теперь лежали в лужах крови, бездыханные и неподвижные.
Это была война — безжалостная, кровавая, в которой один закон, одно правило: либо я тебя, либо ты меня.
Гуманизм — прекрасная тема для обсуждения в залах законодательных собраний, в кругу умных собеседников, осуждающих жестокость и защищающих человеколюбие. Два собеседника, направившие друг на друга оружие, чаще всего решают спор языком огня.
Полуян стоял над холодеющими телами боевиков и отдавал распоряжения. Он не думал, даже не позволял себе размышлять о происшедшем. Он не пытался и оценивать случившееся с точки зрения высокой морали. Он знал одно операция удалась.
И еще знал, что террорист Хаттаб, который в девяносто шестом году сумел заманить в огневой мешок в ущелье Аргуна между Дачу-Борзоем и Ярышмардами батальон мотострелков и превратил его в кровавое месиво, ни минуты не мучился сожалениями. Война есть война. Идешь с оружием, значит умей его применять. Не умеешь стрелять первым — поднимай белый флаг или падай в лужу собственной крови.
Кузов «Урала» был забит рухлядью, в которой команда Полуяна отказывала себе: спальные мешки, изрядно засаленные и потертые; большой казан с боками, покрытыми сажей; куль мелкой картошки, ящики с банками говяжьей тушенки и «Кока-Колы»; несколько связок репчатого лука. И боеприпасы. Именно этого добра оказалось слишком много: несколько запаянных цинковых упаковок с автоматными патронами, два ящика гранат и отдельно от них — коробки со взрывателями. Длинные зеленые контейнеры с ручными гранатометами и десятка два противопехотных мин.
К Полуяну подошел Ярощук, держа в руках стопку собранных у боевиков документов. Протянул полиэтиленовый пакет с какими-то бумагами.
— Взгляни.
Полуян взял пакет. Достал из него иностранный паспорт. Открыл. С фотографии на него глянуло лицо Дауда Арсанукаева. Документ, судя по надписям, которые скрепляли официальные печати, принадлежал гражданину Турции Исмаилу Гюпгюпоглу, 1953 года рождения, уроженцу города Измира. Вместе с паспортом хранился уже оплаченный авиационный билет с открытой датой. Судя по нему, турецкий подданный Гюпгюпоглу в любое время имел возможность вылететь из Тбилиси в Анкару.
— Еще у кого-нибудь есть такие? — поинтересовался Полуян и потряс книжкой авиабилета.
Ярощук отрицательно покачал головой.
— Нет. Возможность вовремя смыться, судя по всему, предоставлена только полевым командирам. Аллах акбар — и вперед!
На то, чтобы погрузиться в «Урал», команде хватило нескольких минут. Резванов, отойдя от джипа поднял автомат и выстрелил в бензобак. Пуля пробила металл, но машина загораться не хотела. Это только в кинобоевиках от любого столкновения американские машины взрываются и превращаются в пылающие костры. На деле пришлось потрудиться, чтобы запалить джип.
Сперва Резванов зажигалкой поджег клок соломы, валявшийся на обочине, бросил ее в лужицу бензина, который вытек из пробитого пулей бака, и только потом огонь быстро побежал к джипу.
Пламя громко охнуло, выбросило вверх высокий желтый язык. Пары бензина, заполнявшие машину изнутри, вспыхнули с громким взрывом, и огонь забушевал со всех сторон, превратив джип в пылающий факел.
— Поехали! — крикнул Полуян, отбегая к «Уралу».
Все бросились за ним.
Столяров с неудовольствием посмотрел на огонь, пожиравший металл.
— Зря, командир. Я бы мог им такой сюрприз замастырить!…
— Не надо, — отрезал Полуян. — Где попало сюрпризы мастырить не надо. Мы оба не гуманисты, верно? Но думать, что к машине первым мог подойти пастух или мальчик…
— Ага, — буркнул Столяров. — Да здесь в каждой сакле ребенку сначала дают подержать автомат, потом уже в рот пихают соску…
Дымный факел скрылся за поворотом и разговор окончился сам собой.
В глухой теснине они обогнали беженцев. Несколько женщин, два старика и дети, нагруженные мешками со скарбом, шли в сторону грузинской границы. При виде грузовика, они пугливо сошли с проезжей части, освобождая дорогу. Никто не остановился, не поднял руки, просясь подвезти. По опыту беженцы знали: война — дело серьезное. Джигитам, ведущим джихад, нет никакого дела до тех, кто не держит в руках оружия. Самое большое, на что нужны старики и женщины на войне, это послужить живым щитом, когда джигитам потребуется прорваться сквозь окружение федералов и уйти в леса.
19
С дороги, тянувшейся вдоль Аргуна, они свернули в узкое ущелье реки Бара и укрыли машину в лесу. Здесь, судя по многим признакам, часто останавливались вооруженные группы боевиков. Удобные для стоянки места были забросаны ржавыми консервными банками, полиэтиленовыми пакетами, в некоторых местах лежали груды стреляных гильз, а на стволах берез и грабов виднелись пулевые отметины: джигиты проверяли свою меткость…
На отсутствие или недостаток боеприпасов жаловаться теперь не приходилось. То, что было израсходовано, группа восполнила за счет вооружения, которое забрали еще вместе с «Тойотой» Даги Берсаева. А вот с продуктами оказалось труднее. Последние дни они питались впроголодь, экономя остатки консервов и галет. Зато в «Урале» Дауда Арсанукаева, они обнаружили такие запасы, которые позволили им закатить настоящий пир.
Переходы, которые они совершали, с точки зрения жителя равнины, могли бы показаться смешными — десять-пятнадцать километров в день, но в горах это требовало немалой затраты сил. К концу дня ноги у всех гудели и каждый шаг давался с огромным трудом. За ночь усталость не проходила, потому что всем выпадала обязанность нести караульную службу, отрывая время от отдыха. Поэтому днями каждый беспрестанно боролся с отупляющим желанием сна.
Утомление накапливалось, преодолевать его становилось все труднее. Чтобы избавиться от него требовалось несколько дней полноценного отдыха, расслабления и регулярного питания. Но такой возможности у них не имелось и приходилось продолжать движение, изматывая себя. Полуян слишком хорошо усвоил тактику диверсионных подразделений. Он знал, что группа, перестав двигаться или позволив себе длительный отдых на одном месте, потеряет все преимущества, которые удалось сохранить благодаря перенапряжению сил.
Моральный дух — материя трудно уловимая, но он у всех уже на исходе. Поставь вопрос о прекращении операции на тайное голосование, большинство подали бы голоса «за». Однако никто из офицеров своих сомнений не высказывал.
Но в тот вечер когда захватили «Урал», они пировали. Печеная картошка с подогретой на костре тушенкой, луч, нарезанный кружками, казались всем лучшим из того, что могла предложить суровым усталым мужикам самая изысканная кухня.
Ночью над ними, невидимые во тьме, без аэронавигационных огней пролетели двадцать пятые «СУшки». После их пролета издалека то с севера, то с юга доносились тяжелые удары взрывов. Шла плановая бомбежка горных баз боевиков.
Они еще сидели у костра, допивая чай, когда из кустов с автоматом, вольно висевшим на шее, вышел человек и подошел к костру.
— Салам!
Полуян поднял голову, стараясь понять, как мог Бритвин, несший караул, не заметить неожиданного гостя. Но тут же успокоился. За спиной чеченца в двух шагах с пистолетом в руке стоял Таран.
— Салам! — за всех отозвался Резванов. Остальные напряглись, готовые в любой момент пустить ход оружие.
Чеченец поднял обе руки вверх открытыми ладонями вперед. Сказал по-русски:
— Здравствуйте, люди.
Ни по виду, ни по форме отличить от боевиков никого из сидевших у костра было нельзя. Тем не менее, Полуян не стал темнить.
— Здравствуй, человек. Почему ты решил говорить с нами по-русски?
— Не удивляйтесь. Я за вами наблюдаю второй день.
Полуян сжал кулаки. Значит, на самом последнем этапе операции они начали утрачивать настороженность. Конечно, чувство опасности, когда с ней имеешь дело долгое время, неизбежно притупляется. Тем более, что в какой-то момент они перестали чувствовать себя дичью и полностью освоились с ролью охотников. Но даже это не извиняло утраты бдительности.
Чеченец должно быть понял, что думает командир и тут же постарался смягчить удар:
— Вы работаете классно. Я держался от вас на большом расстоянии и потому вы меня не смогли заметить.
— Хорошо, — сказал Полуян жестко. — Если тебе известно, кто мы, то должен понимать, на какой риск шел, подходя к нам. Зачем?
— Пришел потому, что вам не враг. Я — абрек.
— Как это понять?
— Понять просто. Я ушел с оружием в горы из мест, где мне угрожает опасность. Вы знаете, что такое «чир»?
— Кровная месть, — подсказал Резванов. — Может, есть другое значение?
— Верно, — согласился чеченец. — Чтобы все было честно, скажу, я Виса из рода Загаевых. И мой кровник — Шамиль Басаев. Этот гнилой мочевой пузырь в горской папахе. Победитель стариков и больных, которые лежат на больничных койках.
— Если вы родственник Амира Загаева, — сказал Резванов, — тогда я знаю, в чем дело.
Действительно, он был осведомлен об этой истории достаточно полно.
Создав себе на крови Буденновска славу безжалостного и смелого борца с русскими, Басаев стал добиваться реальной власти в Чечне. Роль странствующего рыцаря ислама его не устраивала. Взгляд террориста упал на родной Веденский район, где главой администрации был некто Амир Загаев. Для передела полномочий Басаев избрал обычный для него кровавый метод. Однажды в дом Загаева ворвалась группа боевиков, которые увезли Амира в другой аул. Там состоялся военно-полевой суд, на котором Загаева обвинили в пособничестве федеральным властям, приговорили к расстрелу и тут же публично казнили. Обвинение было предельно абсурдным. Престарелый Загаев якобы закладывал в нужных местах радиомаяки, чтобы наводить на чеченские военные объекты российскую авиацию. Пост главы администрации Веденского района занял родной брат Шамиля — Ширвани Басаев.
Трудно сказать, что подтолкнуло Басаева на столь очевидное нарушение обычаев гор, но родственники казненного тут же этим воспользовались и объявили Басаева своим кровником. Чтобы исполнить приговор и кровью смыть позор оскорбления рода, им пришлось уйти в горы и вести жизнь абреков — бродячих разбойников. Басаев обладал немалыми возможностями для того, чтобы противостоять кровникам. Однако…
— Хорошо, Виса, — сказал Резванов, — постарайся коротко объяснить: чем мы можем тебе помочь и почему должны тебе верить?
— За тем и пришел, но говорить коротко не буду. Чтобы вы поняли и поверили.
— Говори, как хочешь — согласился Полуян.
— Совсем недавно я был рабочий. Нефтяник. Работал в Сургуте, получал хорошие деньги. Потом меня послали в Арабские эмираты. Никто не спрашивал, чеченец я или русский. Смотрели на то, как вкалывал и как дело знал. А я его знал хорошо. Потом вдруг меня вызвали по телефону из Грозного. Виса, приезжай. У нас, чеченцев, свобода. Свое государство. Нужны специалисты. Зачем тебе пропадать на чужбине ради денег? Денег и здесь навалом.
— И ты соблазнился? — спросил Резванов.
— Что поделаешь, у слова «свобода» крепкие градусы. Как у водки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38