А то еще хуже: попробуют действительно ввести в страну каких-нибудь миротворцев, которых потом хрен выкуришь...
Думай, командир, думай, просчитывай варианты, пока есть время...
* * *
"...Настоящим сообщаю, что в районе между селениями Яремча и Тухля проходят подготовку порядка нескольких тысяч боевиков, предназначенных для заброса в Чечню. В состав формирования входят члены УНА-УНСО (Украинская национальная ассамблея и Украинская национальная самооборона) и СНПУ (Социал-националистическая партия Украины). Однако костяк армии составляют международные террористы-наемники из Афганистана и Саудовской Аравии. По непроверенным данным, подготовку ведут чеченские полевые командиры. В подслушанном мною разговоре мелькали тюркские имена Сагиб (Салиб?), Ахмед, Кабил (Кабир?), Зураб.
Предполагаю, что, вопреки официальной информации, в указанном районе находится несколько военно-спортивных лагерей УНА-УНСО. В официально зарегистрированных лагерях в настоящее время наблюдается отсутствие активности, постоянно находится в них только охрана.
Предпринятый мною под видом туриста рейд от Тухли до Яремчи результатов не дал. Лагерь или лагеря не обнаружены. В ущелье между горами Грофа и Явирнык обнаружена воинская часть. Форма военнослужащих — Украинских вооруженных сил. По косвенным данным — ракетный дивизион тактических ракет, оснащенный комплексом 9К79.
Кроме горных стрелков, сформированных из проходящих подготовку мусульманских боевиков, готовится несколько диверсионных групп для заброса в центральные регионы России. Цель заброса неизвестна.
Заброс всех указанных сил планируется не позднее 15-20 июня 2001 года.
Информация получена от активиста СНПУ Зиновия Дуркальца при обработке алкоголем. Прозвучала фраза: «Вот приедет папа, тогда москали увидят!»
Связываю заброс диверсантов и боевиков на территорию России с предстоящим визитом папы римского на Украину.
Считаю необходимым срочно принять меры, вплоть до давления на президента Кучму.
УНА-УНСО и СНПУ — общественные организации, нарушающие конституцию Украины и провоцирующие национальную вражду и политический конфликт между Украиной и Россией. Надеюсь, что руководство Украины будет заинтересовано предотвратить политический кризис.
Не имея средств и возможностей для получения более точной и исчерпывающей информации и считая вышеизложенное крайне важным, просил бы:
Передать мое сообщение лично Президенту РФ Путину В.В.
Принять срочные меру по недопущению проникновения боевиков и диверсантов на территорию РФ.
Связать меня с резидентом российской разведки на Украине для проведения совместных оперативных мероприятий.
В случае невыполнения моих требований снимаю с себя всяческую ответственность за возможные последствия.
Борода".
* * *
Я дочитал письмо и вернул его Голубкову.
— Что скажешь, Сергей?
— Хоть как-то это можно проверить?
— Нет.
— Почему?
— Сейчас не время для организации на Украине агентурной сети. Малейший прокол — и такой скандал поднимется...
— Из-за папы?
— Из-за него. Кроме того, представляешь, что творится сейчас в их службах безопасности?
— Конечно, все на ушах.
— Еще бы! Есть еще вопросы?
— С этим Бородой есть обратная связь?
— Отправляют пакет с проводником и просят передать бородатому очкарику от Игоря.
— Он что, каждый день ходит на вокзал?
— Нет, раз в две недели.
— Он не вызывает подозрений своими визитами на вокзал?
— Не знаю.
— Вы уверены, что это не провокация?
— У управления нет достаточной информации для ответа и на этот вопрос...
— Хорошенькое дело! Тогда в чем, наконец, будет заключаться наша задача?
— Банды не должны попасть ни в Чечню, ни в центральные регионы.
— Довольно общее задание. Нельзя ли поконкретнее?
— Конкретнее скажете вы сами. Могу только добавить к сказанному, что, судя по косвенным данным, где-то на Западной Украине действительно есть тренировочные лагеря. И международная обстановка как раз такая, что нам ни с какого бока нельзя допустить ни массированных выступлений боевиков в Чечне, ни каких бы то ни было импровизированных провокаций как в России, так и в самой Украине.
— В общем, пойди туда, не знаю куда. Времени у нас будет маловато...
— Не спорю. Но дней пятнадцать — двадцать, скорее всего, есть.
— Нам ведь придется еще искать эти лагеря...
— Если наш львовский осведомитель не провокатор, используйте его, его друзей, всех, кто попадется под руку.
— Не слишком ли много у наших в этот раз противников? Несколько тысяч боевиков — это не шутка!
— Согласен. Но поэтому и гонорар двойной. Но при этом я, как старший по званию, не рекомендовал бы вам вступать с противником в боестолкновение...
Наконец и Голубков пошутил.
— Спасибо, учту, — кивнул он. — А что, все эти вопросы нельзя решить на политическом уровне?
— К сожалению, нет. Официальная Украина как бы не имеет к этому всему никакого отношения. Путин с Кучмой улыбаются друг другу, как продавщицы в галантерейном отделе, а украинская армия мечтает о вступлении в НАТО. Вообще-то мы тоже кое-что готовим на тот случай, если наш юго-восточный сосед все-таки получит свои вожделенные лычки ефрейтора НАТО, но...
— Хоть какое-то прикрытие у нас там будет?
— Никакого. Вы поедете под видом туристов. Денег с собой возьмете ровно столько, сколько положено. Даже меньше, чтоб не вызвать и малейших подозрений. Поедете без оружия, без аппаратуры. Все, что у вас будет — снаряжение для горного туризма. Деньги, оружие, необходимую информацию добудете на месте. Как угодно, главное, чтобы вы успели. И последнее. Если что — вы простые охранники, врачи, артисты, плотники, кто угодно, только не российские агенты. Так что по возможности избегайте провалов.
— Вы так говорите, как будто мы уже согласились.
— А разве вы отказываетесь?
— Не отказываемся. Когда лететь?
— Летают агенты КГБ и бизнесмены. Д вы — туристы. Так что ваш удел — купейный вагон.
— И когда он отправляется, этот вагон?
— Билеты взяты на сегодня.
И вот мы едем. Четверо в одном вагоне. Пятый, Муха, — отдельно. Для страховки...
* * *
Соседи по купе Мухе не понравились. Они и сели-то уже изрядно поддатые, а уж в вагоне... Поезд еще не тронулся, а у них все было готово для продолжения банкета. С пьяными церемониями они предложили сесть с ними и Мухе. Олег было отказался — с собой у него ничего не было, а халявы он не любил, о чем честно объявил своим попутчикам. Но ребятки, сильно коверкая русские слова, довели до его сведения, что нынче Троица, большой праздник, плавно переходящий в еще один — в Духов день, поэтому он просто обязан выпить. Муха не был особо религиозен, но Церковь уважал. Не далее как сегодня утром сам стоял в храме. Пришлось, чтоб не обижать, посидеть полчаса за столом и выпить маленькую. После чего Муха решительно заявил, что чудовищно устал, приносит свои извинения и ложится спать. И как мужички ни уговаривали его, Олег был тверд. Он молча вспрыгнул на верхнюю полку и отвернулся к стене. Выспаться было бы очень желательно: не для того Муха садился в этот поезд, чтобы выпивать да закусывать. Ехать еще сутки. А там, на вокзале, и далее, в городе, он должен будет прикрывать ребят со стороны. Через вагон от него едут ребята — Пастух, Боцман, Док, Артист.
Спать ему не очень-то хотелось, но выпивать хотелось еще меньше. Так что Муха лежал мордой в стенку, думал свою думу и слышал только колеса да стук стаканов в мозолистых руках. Но только он начал засыпать, как убаюкивающие шумы поезда отступили на задний план, а в купе зазвучала удалая казацкая песня.
— Ой на... ой на гори там жнеци жнуть!
Нервы у Мухи были крепкие, спать ему приходилось и при минометном обстреле, он знал, что если поднапрячься, отключить внимание, то можно спокойно заснуть. Но он знал также, по каким путям развивается мысль хама: «Если я пою громкую песню, а сосед не возмущается, значит, он меня боится. Спит он? Не смешите! Пою-то я громко, стараюсь, какой уж тут сон. Стало быть, боится. А если он меня боится — имею полное природное право поиздеваться над ним так, как мне заблагорассудится».
Поэтому Муха для начала свесился с полки и мирно предложил всем присутствующим посмотреть на часы и последовать его примеру — завалиться спать. Но его слова возымели совсем не тот эффект, на который Муха рассчитывал. Наиболее словоохотливый из работяг, тот самый, который склонял его к пьянству, видимо атаман этого казачьего войска, лишь покосился наверх, на Муху, еще решительней взмахнул рукой, и три прочищенные спиртом глотки вывели:
— А по-пид горою, стэпом-долыно-о-ою козакы йдуть!!!
Муха перевернулся на спину, пригладил волосы, вдохнул побольше воздуху и толчком выбросил из себя слова:
— Але, певцы! Кому сказано, позатыкали хлеборезки!
Он ждал, что за этим последует взрыв, но ошибся. В купе воцарилась тишина. Неужели совесть пробилась сквозь эшелонированную оборону, воздвигнутую алкоголем? Нет, не совесть. Увы. Только недостаток решительности.
Затем Муха прослушал все стадии полулегального классического мужского выпивона: бульканье, чоканье, шепот (тост), легкие всплески, кряканье, стук стаканов о столешницу, за которым последовал длительный шепот, — очевидно, заговор. Наконец атаман встал, мрачно возвысился над Мухой, схватил его обеими руками, стащил с верхней полки и швырнул на нижнюю. Ему это удалось легко не столько по причине небольшого роста и малого веса Олега Мухина, сколько оттого, что Муха не счел нужным оказать сопротивления. Это успеется.
Атаман нависал над Мухой, терзая его воротник, говоря ему в лицо неприятные вещи.
— Ты бач, яка курва! Я на вас, москалив, тры мисяци робыв, а оно выпыты зи мною вже нэ хочэтэ! Сьогодни свято нашэ, хрыстияньске! А вы, москали, Хрыста розпьялы! — С этими словами он схватил со стола наполненный до краев стакан.
В бедной голове строителя коттеджей для новых русских как при вавилонском столпотворении смешались все языки и народы. Но своей пламенной речью он разогрел себя на более решительные поступки. Муха заметил напряжение мышц его обнаженной до плеча руки, уловил подготовительные движения и зажмурился на четверть секунды до того, как этот толкователь евангельской истории совершил святотатство — плеснул Мухе в лицо водкой из стакана.
Муха для соблюдения этикета легонько взвыл, согнулся, потер глаза. На самом деле он только смахнул паленую «Гжелку» с бровей, чтоб действительно не натекло. Коротким, незаметным для остального войска ударом в солнечное сплетение он вырубил атамана. То, что главарь вдруг грохнулся на противоположную полку и уронил стакан, его захмелевшими компаньонами было приписано действию спиртного. Своим поведением атаман выполнил весьма полезную для Мухи работу — освободил проход, который Олег не преминул занять. Воины вырубившегося командира сидели за столиком друг против друга — один оказался по правую руку, другой по левую. Так им и досталось. Одному правой, другому — левой. У одного пострадало левое ухо, у другого — правое. Две головы почти синхронно безвольно мотнулись, и уши, которым удалось избежать Мухиных кулаков, не избежали оконной рамы. После такой тяжелой работы Муха плюхнулся напротив атамана и невозмутимо налил себе водки на палец, отломил кусок домашней колбасы, поднял стакан и, дождавшись, когда казаки начнут приходить в себя, провозгласил тост:
— Ваше здоровье, господа!
Выпил, закусил и полез наверх спать. Но только он улегся поудобней, за спиной послышалось сопение, и Муха почувствовал руку, деликатно касающуюся его плеча.
— Слушаю вас, — произнес Муха официальным тоном.
— Звиняйте нас, пожалуйста, — промямлил атаман. — Малость перебрали... Сами понимаете, до дому едем, а тут ще праздник...
— Ладно, ничего, — великодушно отпустил ему грех Муха. — Ложитесь спать.
* * *
Ночь.
Ночь безумного дня.
Поезд снова разогнался. 3-з-з-з-з-у-у-у-у! В окно ударил секундный свет. Проскочили какой-то переезд с обязательным грузовичком, фыркающим перед куцым шлагбаумом. Не спеши, паровоз, не стучите, колеса! Командир думать будет!
Но что-то ничего не придумывалось. Все, что можно было изобрести — изобрели еще в Москве. Посадили Муху в другой вагон, чтобы прикрыл на вокзале. Все.
Вот тебе и праздничек. Весь день промотались — экипировались как туристы, закрывали личные дела, я часа три проторчал в управлении, знакомился с материалами, которые смогут пригодиться. В одиннадцать собрались на Киевском вокзале. Муха прибыл отдельно, но мы проходили мимо его вагона, видели, с кем он едет. Боцман, Артист и Док, недолго думая, завалились спать. Мухе, скорее всего, приходится поддерживать интеллигентную беседу с пьяными работягами. Представляю себе эти братания и заверения в нежнейшей дружбе.
Я понял, что на сегодня я уже больше ничего путного не надумаю, будет завтра целый день в поезде, обсудим ситуацию коллективно. Надо было выспаться.
Помолитесь за нас, отец Андрей!
Так для меня закончилось воскресенье, третье июня 2001 года.
Праздник Святой Троицы.
Горец
Не успел Муха проснуться, как подвергся усиленным знакам внимания со стороны своих попутчиков. Робко заглядывая в глаза и потирая уши, его уговорили позавтракать. А когда на первой же станции Муха, высунувшись из окна, приобрел у разносчицы дюжину пива для своей новой свиты, ему показалось, что он вполне может брать этих хлопцев с собой в разведку — если только время от времени бить их по ушам и поить пивом.
Словом, к концу пути отношения в третьем купе шестого вагона вошли в непринужденную фазу, не предусматривающую, впрочем, панибратства. Строители, в сущности, были неплохими парнями, просто не те у них были воспитатели. Трое сезонников-заробитчан с апостольскими именами Йван, Петро и Павло, как выяснилось, жили в деревне Верхнее Си-невидное, что находится не доезжая двух станций электричкой до той самой Тухли, которая фигурировала в послании Бороды. Жизнь в глуши, нищета, заработки вдали от дома и единственная предложенная хлопцам идеология поиска врага привели их, простых лесорубов, к тому моральному одичанию, которое так вовремя приостановил бывший лейтенант Олег Мухин.
Муха представился хлопцам охранником, вохровцем, любителем побродить по горам. Но на Кавказе война, Альпы или Пиренеи не по карману, вот он и решил насладиться прелестями более доступных, но оттого не менее таинственных и романтических Карпат. Лесорубы горячо поддержали Олегов выбор.
— Да краще Карпат гор вообще нема! — сотый раз крутил рекламный ролик бывший атаман, которого звали Петро. — А какие реки! А какие озера! Нащо тебе ще путевку покупать! Поселишься у меня. А в горы пойдешь с чабанами, сейчас как раз отары на полонины гонят!
Это был недурной шанс, но тут хорошо было для начала посоветоваться с Пастухом — отпустит он Муху со своими «коллегами» чабанами в загадочное место, именуемое полониной, или будет против.
* * *
На вокзале во Львове нас встретил Борода. Вот уж действительно была борода! Всем бородам борода. От глаз, вернее, от очков и до груди. Косматая, рыжая. Сам рослый, выше любого из нас, но сутулый, грудь впалая. Рахитом в детстве болел, как заметил Док. Борода нас узнал, несмотря на то что нас было четверо вместо пятерых. Встречу сыграл хорошо, будто мы с ним сто лет знакомы. Впрочем, кроме нас, из вагона вываливались только пьяные заробитчане да какие-то вполне благополучные семейные люди. Только мы и были похожи на заядлых горных туристов.
Мы поулыбались, похлопали друг друга по спинам ровно столько, сколько требовалось, чтобы изобразить давнее знакомство, и Борода повел нас в город. Я приметил Муху на вокзальной площади, когда мы ловили машину. Он торчал поблизости в окружении каких-то помятых типов, видимо своих соседей по купе, с которыми успел побрататься. Я тут же перехватил у Бороды инициативу по отлову алчного частника и, когда местный лихач открыл дверцу, громко спросил у него:
— Куда едем, какой адрес? Борода ответил:
— На Сверчинского.
— А дом?
Борода удивился, но сказал:
— Тридцать два...
Я проорал водиле так, что Муха должен был слышать:
— Сверчинского, тридцать два!!!
По дороге Борода тоже играл неплохо, все время рассказывал какие-то дурацкие истории из своей жизни. И мы не терялись, ржали в нужных местах. Со стороны можно было подумать, что встреча доставляет обеим сторонам несказанную радость. С другой стороны — перед кем здесь было устраивать все эти трюки? Перед водилой? А не переигрывает ли наш новый знакомый? Впрочем, еще в поезде я решил во всем подыгрывать Бороде. Подыгрывать и ждать событий, которые прояснят картинку. Вот только какими будут эти события?
До Сверчинского доехали минут за двенадцать. Тридцать второй дом оказался уютной двухэтажной виллой, спрятанной в запущенном палисаднике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Думай, командир, думай, просчитывай варианты, пока есть время...
* * *
"...Настоящим сообщаю, что в районе между селениями Яремча и Тухля проходят подготовку порядка нескольких тысяч боевиков, предназначенных для заброса в Чечню. В состав формирования входят члены УНА-УНСО (Украинская национальная ассамблея и Украинская национальная самооборона) и СНПУ (Социал-националистическая партия Украины). Однако костяк армии составляют международные террористы-наемники из Афганистана и Саудовской Аравии. По непроверенным данным, подготовку ведут чеченские полевые командиры. В подслушанном мною разговоре мелькали тюркские имена Сагиб (Салиб?), Ахмед, Кабил (Кабир?), Зураб.
Предполагаю, что, вопреки официальной информации, в указанном районе находится несколько военно-спортивных лагерей УНА-УНСО. В официально зарегистрированных лагерях в настоящее время наблюдается отсутствие активности, постоянно находится в них только охрана.
Предпринятый мною под видом туриста рейд от Тухли до Яремчи результатов не дал. Лагерь или лагеря не обнаружены. В ущелье между горами Грофа и Явирнык обнаружена воинская часть. Форма военнослужащих — Украинских вооруженных сил. По косвенным данным — ракетный дивизион тактических ракет, оснащенный комплексом 9К79.
Кроме горных стрелков, сформированных из проходящих подготовку мусульманских боевиков, готовится несколько диверсионных групп для заброса в центральные регионы России. Цель заброса неизвестна.
Заброс всех указанных сил планируется не позднее 15-20 июня 2001 года.
Информация получена от активиста СНПУ Зиновия Дуркальца при обработке алкоголем. Прозвучала фраза: «Вот приедет папа, тогда москали увидят!»
Связываю заброс диверсантов и боевиков на территорию России с предстоящим визитом папы римского на Украину.
Считаю необходимым срочно принять меры, вплоть до давления на президента Кучму.
УНА-УНСО и СНПУ — общественные организации, нарушающие конституцию Украины и провоцирующие национальную вражду и политический конфликт между Украиной и Россией. Надеюсь, что руководство Украины будет заинтересовано предотвратить политический кризис.
Не имея средств и возможностей для получения более точной и исчерпывающей информации и считая вышеизложенное крайне важным, просил бы:
Передать мое сообщение лично Президенту РФ Путину В.В.
Принять срочные меру по недопущению проникновения боевиков и диверсантов на территорию РФ.
Связать меня с резидентом российской разведки на Украине для проведения совместных оперативных мероприятий.
В случае невыполнения моих требований снимаю с себя всяческую ответственность за возможные последствия.
Борода".
* * *
Я дочитал письмо и вернул его Голубкову.
— Что скажешь, Сергей?
— Хоть как-то это можно проверить?
— Нет.
— Почему?
— Сейчас не время для организации на Украине агентурной сети. Малейший прокол — и такой скандал поднимется...
— Из-за папы?
— Из-за него. Кроме того, представляешь, что творится сейчас в их службах безопасности?
— Конечно, все на ушах.
— Еще бы! Есть еще вопросы?
— С этим Бородой есть обратная связь?
— Отправляют пакет с проводником и просят передать бородатому очкарику от Игоря.
— Он что, каждый день ходит на вокзал?
— Нет, раз в две недели.
— Он не вызывает подозрений своими визитами на вокзал?
— Не знаю.
— Вы уверены, что это не провокация?
— У управления нет достаточной информации для ответа и на этот вопрос...
— Хорошенькое дело! Тогда в чем, наконец, будет заключаться наша задача?
— Банды не должны попасть ни в Чечню, ни в центральные регионы.
— Довольно общее задание. Нельзя ли поконкретнее?
— Конкретнее скажете вы сами. Могу только добавить к сказанному, что, судя по косвенным данным, где-то на Западной Украине действительно есть тренировочные лагеря. И международная обстановка как раз такая, что нам ни с какого бока нельзя допустить ни массированных выступлений боевиков в Чечне, ни каких бы то ни было импровизированных провокаций как в России, так и в самой Украине.
— В общем, пойди туда, не знаю куда. Времени у нас будет маловато...
— Не спорю. Но дней пятнадцать — двадцать, скорее всего, есть.
— Нам ведь придется еще искать эти лагеря...
— Если наш львовский осведомитель не провокатор, используйте его, его друзей, всех, кто попадется под руку.
— Не слишком ли много у наших в этот раз противников? Несколько тысяч боевиков — это не шутка!
— Согласен. Но поэтому и гонорар двойной. Но при этом я, как старший по званию, не рекомендовал бы вам вступать с противником в боестолкновение...
Наконец и Голубков пошутил.
— Спасибо, учту, — кивнул он. — А что, все эти вопросы нельзя решить на политическом уровне?
— К сожалению, нет. Официальная Украина как бы не имеет к этому всему никакого отношения. Путин с Кучмой улыбаются друг другу, как продавщицы в галантерейном отделе, а украинская армия мечтает о вступлении в НАТО. Вообще-то мы тоже кое-что готовим на тот случай, если наш юго-восточный сосед все-таки получит свои вожделенные лычки ефрейтора НАТО, но...
— Хоть какое-то прикрытие у нас там будет?
— Никакого. Вы поедете под видом туристов. Денег с собой возьмете ровно столько, сколько положено. Даже меньше, чтоб не вызвать и малейших подозрений. Поедете без оружия, без аппаратуры. Все, что у вас будет — снаряжение для горного туризма. Деньги, оружие, необходимую информацию добудете на месте. Как угодно, главное, чтобы вы успели. И последнее. Если что — вы простые охранники, врачи, артисты, плотники, кто угодно, только не российские агенты. Так что по возможности избегайте провалов.
— Вы так говорите, как будто мы уже согласились.
— А разве вы отказываетесь?
— Не отказываемся. Когда лететь?
— Летают агенты КГБ и бизнесмены. Д вы — туристы. Так что ваш удел — купейный вагон.
— И когда он отправляется, этот вагон?
— Билеты взяты на сегодня.
И вот мы едем. Четверо в одном вагоне. Пятый, Муха, — отдельно. Для страховки...
* * *
Соседи по купе Мухе не понравились. Они и сели-то уже изрядно поддатые, а уж в вагоне... Поезд еще не тронулся, а у них все было готово для продолжения банкета. С пьяными церемониями они предложили сесть с ними и Мухе. Олег было отказался — с собой у него ничего не было, а халявы он не любил, о чем честно объявил своим попутчикам. Но ребятки, сильно коверкая русские слова, довели до его сведения, что нынче Троица, большой праздник, плавно переходящий в еще один — в Духов день, поэтому он просто обязан выпить. Муха не был особо религиозен, но Церковь уважал. Не далее как сегодня утром сам стоял в храме. Пришлось, чтоб не обижать, посидеть полчаса за столом и выпить маленькую. После чего Муха решительно заявил, что чудовищно устал, приносит свои извинения и ложится спать. И как мужички ни уговаривали его, Олег был тверд. Он молча вспрыгнул на верхнюю полку и отвернулся к стене. Выспаться было бы очень желательно: не для того Муха садился в этот поезд, чтобы выпивать да закусывать. Ехать еще сутки. А там, на вокзале, и далее, в городе, он должен будет прикрывать ребят со стороны. Через вагон от него едут ребята — Пастух, Боцман, Док, Артист.
Спать ему не очень-то хотелось, но выпивать хотелось еще меньше. Так что Муха лежал мордой в стенку, думал свою думу и слышал только колеса да стук стаканов в мозолистых руках. Но только он начал засыпать, как убаюкивающие шумы поезда отступили на задний план, а в купе зазвучала удалая казацкая песня.
— Ой на... ой на гори там жнеци жнуть!
Нервы у Мухи были крепкие, спать ему приходилось и при минометном обстреле, он знал, что если поднапрячься, отключить внимание, то можно спокойно заснуть. Но он знал также, по каким путям развивается мысль хама: «Если я пою громкую песню, а сосед не возмущается, значит, он меня боится. Спит он? Не смешите! Пою-то я громко, стараюсь, какой уж тут сон. Стало быть, боится. А если он меня боится — имею полное природное право поиздеваться над ним так, как мне заблагорассудится».
Поэтому Муха для начала свесился с полки и мирно предложил всем присутствующим посмотреть на часы и последовать его примеру — завалиться спать. Но его слова возымели совсем не тот эффект, на который Муха рассчитывал. Наиболее словоохотливый из работяг, тот самый, который склонял его к пьянству, видимо атаман этого казачьего войска, лишь покосился наверх, на Муху, еще решительней взмахнул рукой, и три прочищенные спиртом глотки вывели:
— А по-пид горою, стэпом-долыно-о-ою козакы йдуть!!!
Муха перевернулся на спину, пригладил волосы, вдохнул побольше воздуху и толчком выбросил из себя слова:
— Але, певцы! Кому сказано, позатыкали хлеборезки!
Он ждал, что за этим последует взрыв, но ошибся. В купе воцарилась тишина. Неужели совесть пробилась сквозь эшелонированную оборону, воздвигнутую алкоголем? Нет, не совесть. Увы. Только недостаток решительности.
Затем Муха прослушал все стадии полулегального классического мужского выпивона: бульканье, чоканье, шепот (тост), легкие всплески, кряканье, стук стаканов о столешницу, за которым последовал длительный шепот, — очевидно, заговор. Наконец атаман встал, мрачно возвысился над Мухой, схватил его обеими руками, стащил с верхней полки и швырнул на нижнюю. Ему это удалось легко не столько по причине небольшого роста и малого веса Олега Мухина, сколько оттого, что Муха не счел нужным оказать сопротивления. Это успеется.
Атаман нависал над Мухой, терзая его воротник, говоря ему в лицо неприятные вещи.
— Ты бач, яка курва! Я на вас, москалив, тры мисяци робыв, а оно выпыты зи мною вже нэ хочэтэ! Сьогодни свято нашэ, хрыстияньске! А вы, москали, Хрыста розпьялы! — С этими словами он схватил со стола наполненный до краев стакан.
В бедной голове строителя коттеджей для новых русских как при вавилонском столпотворении смешались все языки и народы. Но своей пламенной речью он разогрел себя на более решительные поступки. Муха заметил напряжение мышц его обнаженной до плеча руки, уловил подготовительные движения и зажмурился на четверть секунды до того, как этот толкователь евангельской истории совершил святотатство — плеснул Мухе в лицо водкой из стакана.
Муха для соблюдения этикета легонько взвыл, согнулся, потер глаза. На самом деле он только смахнул паленую «Гжелку» с бровей, чтоб действительно не натекло. Коротким, незаметным для остального войска ударом в солнечное сплетение он вырубил атамана. То, что главарь вдруг грохнулся на противоположную полку и уронил стакан, его захмелевшими компаньонами было приписано действию спиртного. Своим поведением атаман выполнил весьма полезную для Мухи работу — освободил проход, который Олег не преминул занять. Воины вырубившегося командира сидели за столиком друг против друга — один оказался по правую руку, другой по левую. Так им и досталось. Одному правой, другому — левой. У одного пострадало левое ухо, у другого — правое. Две головы почти синхронно безвольно мотнулись, и уши, которым удалось избежать Мухиных кулаков, не избежали оконной рамы. После такой тяжелой работы Муха плюхнулся напротив атамана и невозмутимо налил себе водки на палец, отломил кусок домашней колбасы, поднял стакан и, дождавшись, когда казаки начнут приходить в себя, провозгласил тост:
— Ваше здоровье, господа!
Выпил, закусил и полез наверх спать. Но только он улегся поудобней, за спиной послышалось сопение, и Муха почувствовал руку, деликатно касающуюся его плеча.
— Слушаю вас, — произнес Муха официальным тоном.
— Звиняйте нас, пожалуйста, — промямлил атаман. — Малость перебрали... Сами понимаете, до дому едем, а тут ще праздник...
— Ладно, ничего, — великодушно отпустил ему грех Муха. — Ложитесь спать.
* * *
Ночь.
Ночь безумного дня.
Поезд снова разогнался. 3-з-з-з-з-у-у-у-у! В окно ударил секундный свет. Проскочили какой-то переезд с обязательным грузовичком, фыркающим перед куцым шлагбаумом. Не спеши, паровоз, не стучите, колеса! Командир думать будет!
Но что-то ничего не придумывалось. Все, что можно было изобрести — изобрели еще в Москве. Посадили Муху в другой вагон, чтобы прикрыл на вокзале. Все.
Вот тебе и праздничек. Весь день промотались — экипировались как туристы, закрывали личные дела, я часа три проторчал в управлении, знакомился с материалами, которые смогут пригодиться. В одиннадцать собрались на Киевском вокзале. Муха прибыл отдельно, но мы проходили мимо его вагона, видели, с кем он едет. Боцман, Артист и Док, недолго думая, завалились спать. Мухе, скорее всего, приходится поддерживать интеллигентную беседу с пьяными работягами. Представляю себе эти братания и заверения в нежнейшей дружбе.
Я понял, что на сегодня я уже больше ничего путного не надумаю, будет завтра целый день в поезде, обсудим ситуацию коллективно. Надо было выспаться.
Помолитесь за нас, отец Андрей!
Так для меня закончилось воскресенье, третье июня 2001 года.
Праздник Святой Троицы.
Горец
Не успел Муха проснуться, как подвергся усиленным знакам внимания со стороны своих попутчиков. Робко заглядывая в глаза и потирая уши, его уговорили позавтракать. А когда на первой же станции Муха, высунувшись из окна, приобрел у разносчицы дюжину пива для своей новой свиты, ему показалось, что он вполне может брать этих хлопцев с собой в разведку — если только время от времени бить их по ушам и поить пивом.
Словом, к концу пути отношения в третьем купе шестого вагона вошли в непринужденную фазу, не предусматривающую, впрочем, панибратства. Строители, в сущности, были неплохими парнями, просто не те у них были воспитатели. Трое сезонников-заробитчан с апостольскими именами Йван, Петро и Павло, как выяснилось, жили в деревне Верхнее Си-невидное, что находится не доезжая двух станций электричкой до той самой Тухли, которая фигурировала в послании Бороды. Жизнь в глуши, нищета, заработки вдали от дома и единственная предложенная хлопцам идеология поиска врага привели их, простых лесорубов, к тому моральному одичанию, которое так вовремя приостановил бывший лейтенант Олег Мухин.
Муха представился хлопцам охранником, вохровцем, любителем побродить по горам. Но на Кавказе война, Альпы или Пиренеи не по карману, вот он и решил насладиться прелестями более доступных, но оттого не менее таинственных и романтических Карпат. Лесорубы горячо поддержали Олегов выбор.
— Да краще Карпат гор вообще нема! — сотый раз крутил рекламный ролик бывший атаман, которого звали Петро. — А какие реки! А какие озера! Нащо тебе ще путевку покупать! Поселишься у меня. А в горы пойдешь с чабанами, сейчас как раз отары на полонины гонят!
Это был недурной шанс, но тут хорошо было для начала посоветоваться с Пастухом — отпустит он Муху со своими «коллегами» чабанами в загадочное место, именуемое полониной, или будет против.
* * *
На вокзале во Львове нас встретил Борода. Вот уж действительно была борода! Всем бородам борода. От глаз, вернее, от очков и до груди. Косматая, рыжая. Сам рослый, выше любого из нас, но сутулый, грудь впалая. Рахитом в детстве болел, как заметил Док. Борода нас узнал, несмотря на то что нас было четверо вместо пятерых. Встречу сыграл хорошо, будто мы с ним сто лет знакомы. Впрочем, кроме нас, из вагона вываливались только пьяные заробитчане да какие-то вполне благополучные семейные люди. Только мы и были похожи на заядлых горных туристов.
Мы поулыбались, похлопали друг друга по спинам ровно столько, сколько требовалось, чтобы изобразить давнее знакомство, и Борода повел нас в город. Я приметил Муху на вокзальной площади, когда мы ловили машину. Он торчал поблизости в окружении каких-то помятых типов, видимо своих соседей по купе, с которыми успел побрататься. Я тут же перехватил у Бороды инициативу по отлову алчного частника и, когда местный лихач открыл дверцу, громко спросил у него:
— Куда едем, какой адрес? Борода ответил:
— На Сверчинского.
— А дом?
Борода удивился, но сказал:
— Тридцать два...
Я проорал водиле так, что Муха должен был слышать:
— Сверчинского, тридцать два!!!
По дороге Борода тоже играл неплохо, все время рассказывал какие-то дурацкие истории из своей жизни. И мы не терялись, ржали в нужных местах. Со стороны можно было подумать, что встреча доставляет обеим сторонам несказанную радость. С другой стороны — перед кем здесь было устраивать все эти трюки? Перед водилой? А не переигрывает ли наш новый знакомый? Впрочем, еще в поезде я решил во всем подыгрывать Бороде. Подыгрывать и ждать событий, которые прояснят картинку. Вот только какими будут эти события?
До Сверчинского доехали минут за двенадцать. Тридцать второй дом оказался уютной двухэтажной виллой, спрятанной в запущенном палисаднике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38