Для этого я к вам и приехал, Олег Михайлович.— Слушаю вас, Абд… господин Джиоев.— Мы собираемся построить в нашем районе консервный завод для переработки плодоовощной продукции, Олег Михайлович. Сами понимаете, наш цветущий край — край изобилия. Природа дала нам слишком много. И мы перестали дорожить дарами природы. Сколько овощей и фруктов пропадает зря, гниёт, выбрасывается — это страшная статистика, удручающая… Мы затеяли благородное дело — строительство завода. Но, сами понимаете, это очень дорогостоящее мероприятие. Специалисты сделали смету — короче, нам для этого дела нужен кредит в пятьдесят миллионов долларов. И мы обращаемся к руководству банка «Роскапиталинвест» с просьбой выделить нам этот кредит. Сроком на десять лет. Вот зачем я к вам приехал, Олег Михайлович. Разве не благородное дело мы затеяли?— Дело очень благородное, Абд… Абдували Султанович, — согласился Олег, наконец сумев выговорить его имя. — И мы вам очень благодарны за доверие к нашему банку. Мы уже неоднократно оказывали подобные услуги некоторым предприятиям и организациям. Существует определённый регламент подобных кредитов. Вы, наверное, имеете на руках гарантии правительства вашей республики и её Министерства финансов?Джиоев не ответил, только пристальным немигающим взглядом поглядел в глаза Олегу. На губах его застыла улыбка.— Нет, Олег Михайлович, — выдержав паузу, произнёс Джиоев. — К сожалению, таковых гарантий у меня на руках не имеется.— Но иначе наш банк не сможет выделить вам столь значительную сумму, — спокойно произнёс Олег. — К тому же должен вам сказать, что решение о выделении подобных кредитов я не могу принять лично. Такие решения принимает Совет директоров банка. Но при отсутствии гарантий от правительства вашей республики я убеждён, что решение Совета директоров будет отрицательным.— Вы так полагаете? — снова широко улыбнулся Джиоев. И эта его улыбочка в сочетании с вопросом совсем не понравилась Олегу.Он понял, кто сидит перед ним. Этот вальяжный белозубый шикарно одетый господин принадлежал к числу тех, кто был полностью уверен в своих силах и не привык терпеть никаких отказов. Разумеется, в своей республике он отказов и не терпел. И полагал, что и здесь все пойдёт как по маслу. Странно только то, что за подобного субъекта с полууголовными внешностью и манерами ходатайствовал Павленко, председатель правления банка. Странно ли? А не напротив ли, не вполне ли это естественно?— Да я просто уверен в этом, — сказал Олег.— Значит, мнение Вадима Филипповича Павленко для вас роли не играет?— Как это не играет? Мнение Вадима Филипповича играет большую роль. Но даже он и тем более я не имеем права решать подобные вопросы без Совета директоров. Существует определённый регламент для их решения, как вы этого не можете понять? Есть устав банка, в котором все это оговорено до мельчайших подробностей.— Олег Михайлович, — снова улыбнулся Джиоев. — Разумеется, существуют всевозможные правила и регламенты. И устав мы тоже обязаны уважать. Но, посудите сами, если бы мы постоянно следовали этим регламентам и ограничениям, мы бы остались далеко в нашем полусредневековом, полукоммунистическом прошлом. Сейчас идёт настоящая революция во всех производственных отношениях. И порой приходится некоторые правила нарушать, что поделаешь?— Ну это смотря где, — возразил Олег. — В нашем банковском деле точность и пунктуальность — это залог успеха.Джиоев, очевидно, воспринял слова Хмельницкого по-своему.— Вы позволите мне закурить? — спросил он, беря тайм-аут для новой атаки.— Да, разумеется.Джиоев вытащил из кармана пачку «Давидофф», щёлкнул золочёной зажигалкой и пустил вверх струйку дыма. Бросил быстрый взгляд на Олега и снова затянулся сигаретой. Воцарилось некоторое довольно напряжённое молчание.— Точность и пунктуальность — залог успеха, — повторил слова Олега Джиоев. — Так вы сказали?Олег молча кивнул головой.— Это прекрасные слова, Олег Михайлович, — нахмурил тонкие чёрные брови Джиоев. — Но я бы добавил к ним ещё одну категорию. Благодарность — вот что ещё является залогом успеха. Я в редкие минуты досуга размышляю о жизни и прихожу к выводу, что если бы все люди были порядочными и отвечали бы на добро добром, то жизнь могла бы быть прекрасной и счастливой при любом общественном строе — при социализме, капитализме, при чем угодно. Но волчья человеческая суть гробит все благородные начинания на корню. Вы согласны со мной?— В этом вопросе полностью согласен.— Вы умный высокообразованный человек, Олег Михайлович, — уважительно качал головой Джиоев. — Такие люди, как вы, — это будущее нашей многонациональной страны. Но труд и высокая квалификация таких людей не всегда оцениваются по заслугам…«Вот это уже теплее, — понял Олег. — А то что-то он долго тянет, совсем за дурака меня принимает, очевидно, просто за шестёрку, за мыльный пузырь в этом шикарном кабинете. А ну-ка, ну-ка, господин Джиоев. Интересно послушать, что вы мне имеете предложить…»— А ведь благородные люди всегда могут договориться между собой, — продолжал гость с юга. — Если, разумеется, они преследуют благородные цели. А наша цель более чем благородна. Сами понимаете, что уровень жизни населения в нашей республике далеко не такой, как здесь, в Москве. Людям нужны рабочие места, людям нужны дешёвые продукты питания. Разве не очевидно, что именно из-за отсутствия работы и элементарных средств существования многие молодые люди встают на преступный путь. А что им ещё остаётся делать, посудите сами, Олег Михайлович. А мы им дадим и работу, и дешёвые продукты. И вообще, пора развивать пищевую промышленность на местах, чтобы не зависеть от поставок дорогих импортных продуктов. Как вы полагаете?— Я полагаю, что это совершенно верно.— Так почему же вы не можете решить наш вопрос? — снова ослепительно улыбнулся Джиоев.— Почему не можем? — спросил Олег, сознательно игнорируя «вы», обращённое лично к нему. — Если у вас будут необходимые гарантии от правительства республики, то вполне возможно, что Совет директоров и решит ваш вопрос положительно.Глаза Джиоева потускнели, хоть деланая улыбка и не сошла с его губ. Он пристально поглядел на собеседника и яростно хлопнул себя по коленке.— Вы что, Олег Михайлович, полагаете, что в нашем правительстве сидят только доброжелательные и компетентные люди? Да там таких считаные единицы. Все гребут только под себя, никто совершенно не думает о народе. Я уже обращался к некоторым высокопоставленным лицам, и что же? Сами наверняка понимаете, чего они хотят. Все требуют взяток. Да ещё каких… Вымолвить страшно, какие суммы они от нас требуют! Причём требуют с нас за то, что мы радеем о благе народа! — с пафосом говорил он. Затем резко понизил голос чуть ли не до шёпота. — А с вами мы могли бы решить вопрос вот каким образом… — При этих словах смуглое лицо Джиоева приобрело совсем уже серьёзное выражение. — Поверьте, Олег Михайлович, мы умеем быть благодарными, в отличие от некоторых других… Короче говоря, я предлагаю вам от своего имени и имени своих коллег, истинных патриотов своей малой и большой родины, стать акционером нашего строящегося завода.Олег напрягся, он почувствовал ответственность момента. Реагировать надо было быстро и правильно. Иначе Джиоев мог все понять по-своему.— И это ещё не все, Олег Михайлович, — понизил голос Джиоев и наклонился ближе к Олегу. Тот почувствовал его горячее дыхание. — Это ещё далеко не все. Поскольку жизнь наша коротка и непредсказуема, а прибыль от акций — это дело хоть и недалёкого, но все же будущего, я предлагаю вам лично… — Он сделал небольшую, полную значимости, паузу: — Предлагаю вам один миллион долларов наличными… Вы поняли меня?Олег багрово покраснел. Слова застряли у него в горле. Он молча глядел на Джиоева.— Вам надо подумать? Понимаю. Дело непростое, дело очень серьёзное. И деньги тоже серьёзные. Вы не воспринимайте это как взятку. Это не взятка — это благодарность. Вы сделаете большое дело, если дадите нам кредит, вы поможете нашей республике. И благодарность за это должна быть адекватной.Олег откашлялся и, не думая о последствиях, произнёс:— Господин Джиоев, наш разговор закончен. Я вам не вокзальная проститутка, нечего меня покупать…— Грубо, ох, как грубо, Олег Михайлович, — укоризненно покачал головой Джиоев. — Оказывается, вы совершенно не понимаете ситуацию, вы совершенно не хотите вникнуть в наши проблемы.— Я уже объяснил вам, как полагается действовать в подобных случаях, — процедил сквозь зубы Олег. — И больше мне добавить нечего. Так что… Будьте здоровы, извините, у меня через полчаса совещание, я более не могу уделить вам ни одной минуты.— Гоните взашей, короче говоря? — неприятно усмехнулся Джиоев.— Примерно так, — сурово произнёс Олег. — Нам не о чем с вами разговаривать. Мы говорим на разных языках.— Возможно, что и так, — широко улыбнулся Джиоев. — Но мы постараемся сделать так, чтобы привести наши понятия к общему знаменателю. Чтобы они стали, так сказать, адекватны.— Грозите?— Это уж понимайте, как знаете… Мне известно одно — Вадим Филиппович Павленко в курсе дел, и не только он в курсе дел. А от вас требуется только письменное распоряжение выдать нам кредит и перевести на наш счёт указанную сумму. А вы берете на себя слишком много. Сами посудите, не разведав обстановку, разве мы бы пришли к вам с такой просьбой? Не берите на себя слишком много, это чревато опасными последствиями.— Если руководство банка будет недовольно моими действиями, меня могут освободить от работы. Ну и что? — попытался улыбнуться Олег, понимая, что в словах Джиоева очень много правды. — Пусть увольняют, я кандидат наук, я не пропаду. Зачем мне так много денег? Я и без них проживу.— Так дай вам бог, — ещё шире улыбнулся Джиоев. — Под которым мы все ходим. А вы мыслите весьма-таки устаревшими и примитивными понятиями.Он встал и быстро пошёл к выходу. А у самой двери обернулся и произнёс:— К сожалению, в жизни есть так много тёмных сторон, о которых мы порой и понятия не имеем. А вы, боюсь, только что сделали самую серьёзную ошибку в вашей жизни, Олег Михайлович…И тихо затворил за собой дверь.Олег долго молча сидел в своём кресле и напряжённо думал. У него кружилась голова. Ему казалось, что он со страшной скоростью летит в какую-то чёрную бездну. 6 — Эх, Олег Михайлович, — тихо произнёс Павленко, выслушав рассказ Хмельницкого о произошедшем две недели назад разговоре. — Мне-то казалось, что ты более гибкий человек… А ты действительно мыслишь какими-то устаревшими категориями.— Но я же не имел права подписывать документ о выдаче такого кредита, — сказал Олег. Надежды на разговор с Павленко, которые он лелеял в течение двух недель, улетучились мгновенно. Впрочем, сейчас он отдавал себе отчёт в том, что особенно ни на что другое и не рассчитывал. И все же как бы ему хотелось, чтобы Вадим Филиппович одобрил бы его действия и возмутился наглыми притязаниями Джиоева. Он все-таки по старой памяти продолжал доверять ему, а точнее — убеждать себя в том, что доверяет. Но все получилось так, как он в принципе и ожидал. Все, что творилось в банке, разумеется, делалось с ведома и согласия Павленко.— Олег, — вздохнул тот. — Ты должен понимать меня не то, что с полуслова, а с полувзгляда, с полунамёка. Перед отъездом я же предупредил тебя о приезде в Москву Джиоева. Неужели ты полагаешь, что я не был в курсе их дел?— А почему же вы тогда сами не подписали этот документ? — резонно спросил Олег.Павленко выдержал молчание, пристально глядя на собеседника.— Мог бы, — кивнул головой он. — Разумеется, мог бы и сам. Только возникает один вопрос… Вопросик один к тебе возникает, Олег Михайлович. — Он понизил голос, а выражение его глаз стало лукавым и очень выразительным.— Какой вопрос?— А вот какой… Если бы я мог сам подписать этот документ, то для какой цели вы-то занимаете это кресло? — Он быстро, в зависимости от того, что говорил, переходил с дружеского «ты» на официальное «вы». — Вас для чего сюда пригласили работать? Для чего вам платится огромная зарплата? Поймите меня, честных, добросовестных и квалифицированных работников у нас не так уж и мало, как вам кажется. А вот тех, кто может взять на себя ответственность в нужный момент, их вот по пальцам можно пересчитать. И вас я считал как раз одним из таких людей. А не из каких-нибудь бюрократов, буквоедов в чёрных нарукавниках и очках на резиночке. Их время ушло в далёкое прошлое, вам пора бы уж это понять.— То есть, Вадим Филиппович, попросту говоря, мне платится большая зарплата для того, чтобы сделать козлом отпущения и в случае крупных неприятностей свалить все на меня? — выпалил Олег.Павленко изучающе поглядел на него, словно на какую-то диковину, а затем снова покачал головой.— Вы полагаете, что здесь, в этом кресле, в этом кабинете, можно говорить, все, что взбредёт вам в голову, словно в пивной или в бане, Олег Михайлович? — улыбаясь краешками тонких губ, спросил Павленко. А глаза его за золочёными каплевидными очками блестели весьма-таки зловеще.Олег понял, что пошёл напролом и действительно сболтнул лишнее.— Да, похоже на то, что я действительно в тебе ошибся… Когда ты был моим студентом, ты казался мне гораздо умнее, — тихо произнес Павленко, снова переходя на «ты». — Хорош был бы, например, я, если бы в подобных выражениях разговаривал с премьер-министром. Ты представь себе, что я говорю точно такую же фразу о козле отпущения премьер-министру… — Он криво улыбнулся. — То-то… Даже представить себе дико. Эх, Олег, Олег… Кончилось время иллюзий, когда мы полагали себя этакими пупами земли, оторванными от всего насущного индивидами, навсегда кончилось. Сейчас мы все идем в одной упряжке, я имею в виду тех, кто не хочет получать тысячу или полторы тысячи рублей в месяц и клянчить у государства пособия на свою нищету. Тех, кто не живет в подвалах и не питается объедками из помойки. Они-то как раз имеют полное право жить, как им заблагорассудится, и плевать на все на свете с высоты своей нищеты и полной свободы. Я имею в виду тех, кто хочет жить настоящей полноценной интересной жизнью… Не думал я, что ты так глуп, ох, не думал… Кто в наше время не рискует? Кто? Эх, Олег, знал бы ты, какими деньгами ворочают сейчас люди… Да в правительстве сидят только те, кто ворочает большими деньгами. Тебе вот Джиоев предложил миллион, это уже очень большая сумма… Я бы, скрывать не стану, получил еще больше. А там… — он поднял указательный палец вверх, — соответственно занимаемому положению и заслугам. А Джиоев получил бы свой кредит, и пусть делал бы с этими деньгами, что ему угодно. С нами бы он рассчитался в срок, ему не резон обманывать нас, обернул бы деньги и рассчитался. А будет он там строить свой завод или нет, нам-то с тобой какая разница? Вот на таких многочисленных джиоевых и создавали себе миллиардные состояния те, кто оказался на свое счастье приближен к власти в начале девяностых. И кого теперь интересует происхождение их состояния? Только досужих болтунов и неудачников. Никто не осужден, никто ни за что не ответил. Фабрики, заводы, нефтяные месторождения приватизировались за гроши, за пакет ваучеров, также купленных за гроши. А требовалось-то только одно — подпись ответственного лица и некая оборотная сумма. И все, человек мигом обогащался на сто поколений вперед. А ответственное лицо обогащалось еще больше, потому что наша страна огромна, безразмерна, потому что всем что-то нужно… Ты даже представить себе не можешь, какими баснословными состояниями обладают теперь те, кто был у власти в начале девяностых, когда все это начиналось… Неужели ты веришь в их пустую болтовню о благе народа, о демократических преобразованиях? У всех рыло в пуху, абсолютно у всех, без исключения. Разве они такие документы подписывали?! Они приватизировали целые города, вооружали целые армии, становились полновластными хозяевами новообразованных суверенных государств! Ты что, полагаешь, что мне самому все это нравится? Думаешь, я не знаю, каким банком руковожу? Не знаю, что в нем творится и на кого он работает? Я, что ли, затеял все эти так называемые демократические преобразования? Ты же меня прекрасно помнишь, ты знаешь, кем я был, как говорится, до того… Я был классным преподавателем, доцентом, потом профессором. Я любил науку, любил свою работу. И занимался бы этим и впредь, если бы не началось все это. Нас, Олег, втянули в эту мясорубку, нас бросили на произвол судьбы, в воду, в огонь, в дерьмо, не имеет значения, каким словом это назвать, ты сам прекрасно понимаешь, о чем я говорю. И мы вынуждены, пойми ты, вынуждены принимать эти навязанные нам правила игры. Ты ведь еще молод, тебе нет и сорока. А я? Мне ведь идет шестой десяток. Что я, плохо жил при Советской власти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25