Она даже не притронулась к этим кассетам после того первого и последнего раза, когда майор заставил ее досмотреть их до конца.
Но Збарская смотрела фильм молча, ни на что не реагируя. В комнате стояла тишина, только слышалось возмущенное пыхтение Инны Менделевны. Ее лицо было каменным, только ноздри раздувались, как у тигра перед прыжком, и черные усики топорщились над верхней губой.
— Понятно, — произнесла она мрачно, когда обе кассеты были просмотрены. — Все ясно. Теперь давайте посмотрим еще раз, только выборочно.
— Неужели не достаточно? — удивленно поинтересовался Вербин, молчавший до этого. — С души ведь воротит…
Но Инна Менделевна только искоса бросила на майора взгляд и отвернулась.
— Вы хотите иметь результат? — сказала она. — Или вы хотите возмущаться?
Мариночка, дайте мне пульт, я сама буду крутить эти фильмы и останавливать, где нужно.
Она осталась в комнате одна, потому что все сотрудники, включая Марину, вышли.
— Зловещая старуха, — усмехнулся капитан Лу-коморов. — Настоящая Баба Яга.
Чего она там хочет высмотреть?
— Наука, — смеясь, пояснил Виталик и, подняв кверху указательный палец, добавил иронически:
— Я еще с института помню, что такое наука. Это значит сто раз посмотреть одно и то же, а потом покачать головой и сказать, что здесь может быть несколько трактовок.
— Время теряем, — сокрушенно заметил лысый Иннокентий. — Марина вон семьдесят девять детишек выявила… С ними срочно надо начинать работать, раскручивать, а мы тут сидим, кино поганое смотрим.
— А как ты их раскручивать собираешься, детишек-то? — пробурчал Вербин, без перерыва куривший одну сигарету за другой, отчего его кабинет быстро заволокло отвратительно пахнущим дымом. — Будешь им пальцы дверями защемлять?
Или другое что придумаешь?
Все резко замолчали, а сам Иннокентий окаменел на стуле. Намек, вырвавшийся у Вербина, все сразу поняли: прежде Иннокентий служил в отделе по расследованию убийств, и там у него случился нервный срыв — во время допроса чуть было не убил арестованного, не желавшего сознаваться в совершенном преступлении. После той неприятности Иннокентия освидетельствовали в поликлинике и посоветовали перевести его на более легкую службу, где не нужно каждый день смотреть на изуродованные трупы и разговаривать с убийцами. Именно из-за этого Иннокентий и попал в «полицию нравов»… — Ты на мое душегубство намекаешь? — тихим, но угрожающим тоном спросил Иннокентий, не поднимая глаза на майора. — Так чтоб ты знал, и все прочие, я скажу… Никогда я никого не пытал и не бил. Не было этого. Просто нервы не выдерживают, когда с этой сволочью общаешься. Между прочим, здесь ничуть не лучше. Просто преступления другие, а негодяи точно такие же.
В кабинет заглянула Инна Менделевна.
— Я готова, — сказала она. — Все посмотрела, во всем убедилась. Дайте мне сигарету, а то мои кончились.
Вид у нее был вполне торжествующий, она была явно довольна собой.
— И скажите мне, — заявила Инна Менделевна, затягиваясь с видом полководца, выигравшего сражение, — внимательно ли вы все смотрели эти кассеты?
Внимательно? И вы тоже, Мариночка?
Доцентша обвела всех взглядом и ухмыльнулась так, что морщины на ее лице собрались в жесткие пучки вокруг глаз и около рта.
— И никто из вас ничего не заметил? И вы не заметили, Мариночка? Ну, соберитесь и скажите честно: вы действительно не заметили ничего удивительного или придуриваетесь?
Инна Менделевна любила театрализованные действа, Марина помнила это еще со студенческих лет. Збарская любила играть и «гнать картину» — в ней было нечто актерское.
Сейчас, внимательно послушав воцарившуюся в кабинете тишину, Инна Менделевна, весьма довольная собой, снова обвела взглядом недоуменные лица и сокрушенно покачала головой.
— Боже, — сказала она. — И эти люди называют себя сыщиками… А где же ваша внимательность? Где проницательность, о которой так много пишут в книжках?
Где она, спрашиваю я вас?
Она положила ногу на ногу и опять усмехнулась.
— Я расскажу вам анекдот, — сказала Збарская. — Он не очень про сыщиков, но вам подойдет. Так вот… В медицинском институте на практическом занятии в морге профессор подводит студентов к столу,на котором лежит полуразложившийся труп. И говорит: «Будущий медик должен быть не брезглив». И с этими словами засовывает в задний проход трупа палец, а затем облизывает его.
«Сейчас же сделайте все так же, как я, — говорит профессор и повторяет:
— Будущий медик должен быть не брезглив». А студенты ведь хотят стать медиками и не хотят портить отношений с профессором… Все они по очереди подошли и сделали то, что требовалось. И лишь после этого профессор назидательно сказал:
«Запомните, друзья и будущие коллеги! Медик должен быть не только не брезглив, но и наблюдателен! Я-то засунул один палец, а облизал совсем другой… А вы?»
Когда все смущенно рассмеялись и умолкли, не понимая, к чему клонит гостья, Збарская, усмехаясь, продолжила:
— Вот и я вас спрашиваю — а вы? А вы проявили наблюдательность? Нет, говорю я вам. Таки не проявили, а называетесь сыщиками, молодые люди. Сколько вы там насобирали в школах подозрительных детей, Мариночка?
— Семьдесят девять, — ответила Марина и протянула бумаги. — Вот список.
— Можете его выбросить, — заявила Збарская решительно. — Это негодный список. Никто из этих детей в фильмах не снимался.
— Почему? — не выдержал издевательств Вер-бин и даже встал со своего места. — Почему вы так думаете?
— Сядьте, — ничуть не испугалась Инна Менделевна. — Не надо вскакивать, я все объясню и без этого. По школам вы ходили впустую и списки составили тоже пустые. Бессмысленные. Потому что в списках у вас нормальные дети. Ну, скорее всего нормальные, раз учатся в обычных школах. Вы ведь ходили по обычным школам, да? Напрасно. Достаточно ведь было повнимательнее посмотреть эти ваши фильмы, и все стало бы ясно. Удивляюсь я на вас, Шерлоки Холмсы.
Оборвав себя на полуслове, Инна Менделевна, видимо, решила, что хватит уже издеваться.
— Дети на экране — глухонемые, — сказала она твердо. — Они ничего не слышат, им все показывают жестами. А кроме того, их реакции… Одним словом, искали вы не там.
Новость была ошеломляющей. Марина чуть не заплакала от обиды и злости на себя: ведь столько времени и сил потрачено впустую на хождение по школам! Ну, пусть другие сотрудники не обратили внимания на странные реакции детей, но ведь она-то педагог — могла бы заметить.
Как глупо!
Но уже в следующую минуту всеобщее смятение и растерянность сменились почти что радостью.
— Конечно, — тут же заявил Вербин. — Глухонемых гораздо легче искать! Их же гораздо меньше, чем обычных детей.
— Это вы так думаете, — сурово заметила Збарская. — Их меньше, но тоже довольно много. Но искать нужно именно среди них.
— Работать по этому делу будем все, — объявил Вербин после того, как довольная собой Инна Мендел евна уехала домой. — Из прокуратуры уже дважды звонили, интересовались, как идут дела. И в УВД меня тоже спрашивали…
Оказывается, мы потеряли кучу времени.
Майор был собран и деловит: чутье подсказывало ему, что сейчас они вышли на верный путь и победа близка.
— Виталик с Иннокентием разделят между собой все районы города и в районных детских поликлиниках составят списки всех глухонемых детей, — распорядился он. — А затем, не теряя времени, всех нужно обойти, сверить с фотографиями. Понятно?
— Такие списки, скорее всего, не в поликлиниках, а в райсобесах, — вставил умудренный жизнью Лукоморов. — Глухонемой — это же не болезнь, а состояние.
Инвалидность, а где инвалидность — там райсобес.
— Ладно, — махнул рукой Вербин. — Их двое — они разберутся. Тебе, Петр, другое поручение будет. Ты — мужчина тертый, положительный. Займись-ка ты детским приемником УВД. Сам знаешь, туда всех беспризорных детишек свозят, там всякие попадаются. Самое что ни на есть подозрительное место. Присмотрись там к работникам, только аккуратно, понял?
Лукоморов кивнул, задание было нелегким, но ясным до предела. Если в детском приемнике собраны сотни беспризорников, кому-то из сотрудников может прийти в голову использовать ситуацию и заработать. Почему бы и нет? Люди разные попадаются, а желание денег вкупе с ощущением безнаказанности иной раз творит чудеса даже со старыми службистами…
— Марина, — продолжал Вербин, — сколько в городе специальных детских школ для глухонемых? Ими займись, это будет твоя епархия.
Для себя он оставил дом на берегу реки. В прошлое посещение Вербину сильно не понравилось это место. Посетить квартиру на первом этаже ему не удалось: дверь не открыли, как он ни стучал. Что же касается кавказцев на третьем этаже, то с ними требовалось разобраться как следует. Несмотря на то что у них самих имеются дети…
«Мало ли что, — говорил себе майор. — Своих детей они не трогают, заботятся. А кто поручится за то, что именно эти люди не занимаются преступным бизнесом с видеосъемками?»
Правда, Поликарпов ничего не упомянул о том, что человек, продавший ему кассеты, был кавказцем. Ну и что из этого? Во-первых, мог попросту забыть сказать об этом, а во-вторых, те же самые кавказцы могли нанять белого человека для того, чтобы он занимался розничной торговлей.
Получить ордер на обыск не составит в данном случае никакого труда. Если в квартире нелегально проживают иностранцы, прокуратура охотно даст согласие на обыск.
…В этот же вечер у Лукоморова был день рождения. По отдельным репликам сослуживцев Марина догадалась, что этого события здесь ждут с особенным нетерпением. Поэтому, как только деловая часть закончилась, все принялись поглядывать на часы и многозначительно — на Вербина, которому, как начальнику, следовало сказать первое слово.
Он знал это и потому не спешил. День рождения у Пети Лукоморова давно уже стал ежегодной традицией в отделе. К нему готовились, его ждали, и прежде всего сам виновник предстоящего торжества.
— Поздно уже, — сказал Виталик, поглядывая по сторонам с равнодушным видом. — Хватит уже работать-то. Успеется.
— Известное дело: работа не волк, в лес не убежит, — подхватил Иннокентий, усмехаясь. — Кино страшное посмотрели, какая теперь служба?
— Милиционер всегда на службе, — улыбаясь, заметил Вербин, делая вид, что не понимает, куда клонят его товарищи.
— Смеркается, — после недолгой паузы добавил Лукоморов, поглядывая в сторону огромной сумки, которую притащил сегодня с собой утром.
Пора было сдаваться. Вербин засмеялся и поднялся из-за стола.
— Домой пора идти, — потягиваясь, сказал он. — По домам, телевизор смотреть. Ба! Да что же это у Пети за сумка здоровенная? А нет ли там запрещенных видеокассет?
— Или снова порнографическими журнальчиками запасся? — заверещал Виталик, поняв поданный сигнал.
— Ну-ка покажи, Петр Петрович, что у тебя там спрятано?
Груды документов, валяющихся на столах, тотчас смели в ящики. Иннокентий сбегал и запер изнутри дверь отдела, чтобы никто уж с улицы не заходил, не беспокоил. Два стола сдвинули вместе и аккуратно застелили белой бумагой, оставшейся еще с прошлого года для подобных случаев.
— Мариночка, ты у нас теперь будешь хозяйкой — сказал Лукоморов, хитро улыбаясь. — Организуй тарелочки и приборчики вообще всякие, и ты увидишь, чем я занимаюсь осенью по вечерам, вместо того чтобы гоняться как очумелому по городу.
Он принялся одну за другой доставать из казавшейся бездонной сумки стеклянные банки. Тут были малосольные огурчики — совсем маленькие, проложенные листьями червой смородины, с вкраплениями долек чеснока и пятнышками черного перца. Помидоры в такой лее банке — тоже очень маленькие, цельные, не лопнувшие, с чесноком и нарезанными стручками красного жгучего перца. И еще очень многое, начиная от «синеньких» до аппетитных белых грибов домашней засолки.
— А за водкой уже сбегали? — озабоченно поинтересовался Иннокентий, который глядел на яства, появляющиеся на столе, и потирал руки, громко сглатывая набегающую слюну.
— Я к тому, что если надо, то могу сбегать, — добавил он, и глаза его заблестели от предвкушения…
— Водку на службе? — притворно изумился Вербин. — В служебном помещении?
Да где это видано, капитан Виноградов? Как можно!
Он даже изобразил начальственный гнев, хотя с краешками губ ничего не смог поделать: они у него подрагивали от подступающего смеха — несколько часов назад он лично указывал Виталику магазин, в котором нужно купить хорошую, не паленую водку.
— Холодильника у нас нет, — сокрушенно произнес теперь Виталик, вытаскивая из шкафа полиэтиленовый пакет с бутылками. — Водка теперь теплая будет. Вот, заметьте, — добавил он, оглядывая всех присутствующих, — в каждом паршивом притоне, который мы «берем», имеется холодильник. Потому что шлюхи заботятся о своих клиентах, стараются, чтоб у них была всегда холодная выпивка. А наше начальство разве так о нас думает? Где холодильник, я спрашиваю?
— А ты шлюхам пожалуйся, — посоветовал с самым серьезным видом Иннокентий.
— Так и скажи им, что вот, мол, страдаем без холодильника. Оттого, мол, мы такие злые, все время вас хватаем и работать мешаем. Так после этого у нас назавтра уже тут от холодильников проходу не будет.
— Ну да, каждый будет сидеть в персональном холодильнике, — засмеялась Марина, которая тоже успела проникнуться духом веселья и предстоящего маленького праздника. А почему бы и нет? Сколько можно тянуть унылую лямку? — Боже! — тут же испугалась она, заметив выстроившуюся на столе батарею бутылок.
— Разве можно столько выпить? Что с вами будет?
Все дружно рассмеялись.
— Почему это с нами? — спросил Лукоморов. — И с вами будет то же самое. Мы разве не вместе собрались?
— Но я столько не пью, — возразила Марина, что снова вызвало общий смех.
— Никто столько не пьет, — заметил Виталик. — Да мы по чуть-чуть. По граммулечке. Что тут пить-то? Смешно.
— Конечно, что тут пить? — тут же согласился Иннокентий. — Подумаешь, выпивка… По бутылке на брата. Разве это выпивка? Не-ет, одно слово — «полиция нравов». Разве тут оттянешься культурно, как подобает?
— А где было культурно? — усмехнулся Вербин, вспомнив, как страшно напивался вместе с коллегами, когда служил в уголовном розыске. Каждое удачное задержание опасного преступника сопровождалось возлияниями — надо же отметить успех и заодно снять напряжение.
И это не шутки: как не выпить, если за час до этого ты вполне мог погибнуть? В тебя стреляли, тебя пытались достать ножом, об твою голову хотели разбить кирпич. Кого-то из твоих товарищей зацепило, кого-то увезли в больницу.
А дело сделано, и опасный преступник теперь обезврежен и сидит в камере. Ну, при такой жизни не захочешь, да выпьешь…
— Культурно было в «убойном» отделе, — принялся за свои воспоминания Иннокентий. — Вот, бывало, подпишет гад чистосердечное признание. Или, в крайнем случае, явку с повинной. А то бывало…
— Помоги банки открывать, — прервал его на полуслове суровый Лукоморов. — И накладывать тоже. И ты, Мариночка, принимайся, женской рукой чтобы…
Это было очень веселое застолье. Пожалуй, отметила про себя Марина, у нее в жизни никогда и не бывало такого. Убогое служебное помещение? Столы, накрытые белой бумагой? Старые тарелки и отсутствие ножей?
Да, конечно, но разве это главное?
Зато Иннокентий принес домашнее сало — с розовыми нежными прожилочками и абсолютно восхитительное на вкус. И он учил Марину, как надо закусывать за таким столом.
— Сначала берешь вот эту стопочку, — говорил он, всовывая Марине в руки граненый стакан. — Но не пьешь сразу, а готовишь себе закуску — это самое главное. Берем кусок хлеба, на него кладем вот этот кусок сала, а сверху — то, что притащил Петя: нарезанный маринованный сладкий перец, например. И грибки обязательно, но только это — отдельно. Вот сюда положим, на тарелочку с краю.
Так, теперь можно пить. Петя, твое здоровье, расти большой и красивый! Ну вот, до дна пить не обязательно, мы не гвардейские офицеры. А теперь закусываем быстро: сначала грибочком, чтоб он легко проскочил в горло, проклятый… Ага, хорошо. Холодненький, скользкий и пахнет лесом. У Пети всегда такие получаются.
А сейчас откусываем вот этот хлеб с салом и прочими маринадами. Ну как? Научил я тебя?
Иннокентий был очень доволен своей ролью наставника молодежи, но Марина заметила ревнивые взгляды, устремленные на них Вербиным и Виталиком, и потому слегка отстранилась.
Она ощущала теплоту почти семейного праздника — давно уж у нее подобного не бывало.
«А что тут странного? — вдруг подумала она. — Ведь с этими людьми я работаю вместе. Мы почти все время проводим рядом друг с другом. Разве это не семья, хотя бы отчасти?»
Лукоморов сидел гордый и довольный собой. Каждый год он приносит на свой день рождения домашние заготовки, и каждый год срывает аплодисменты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33