Таррин работал с сутенерами, букмекерами, людьми, близкими к политическим кругам, с теми представителями преступного мира, которые давали деньги взаймы под очень высокий процент, которые подкупали других и сами брали взятки, — среди этой публики больше полагались на быстрые мозги, нежели на откровенную грубую силу. Они не выставили бы и дюжину полноценных боевиков. Мак Болан собственноручно разрушил империю Серджио Френчи, превратив западную часть штата Массачусетс в чистую, как ему казалось, территорию. Прежние структуры были сломлены и не подлежали восстановлению.
Единственным, кто выжил в той мясорубке, оказался Лео Таррин.
Оджи Маринелло, этот старый дикарь из Нью-Йорка, обследовал территорию и признал ее непригодной для дальнейшего ведения дел. Тут-то Лео Таррин и провозгласил себя боссом этого проклятого богом места.
Разумеется, это было чистой воды самоуправством, поскольку только Совет мафии мог назначать своего человека управлять тем или иным районом, а боссы Организации вовсе не склонны были удовлетворять территориальные претензии Лео Таррина. Таким образом, Питтсфилд превратился в своего рода изолированную область в рамках преступной империи, не только не обладавшую представительством в Совете, но и игнорировавшую все причуды и указания нью-йоркских главарей.
И однако, несмотря на всю дерзость своей выходки, Лео Таррин остался на плаву, и главным образом благодаря имиджу «главного эксперта по Болану» — тут уж Таррин не жалел сил, чтобы его слава не померкла в соответствующих кругах. И даже изрядно преуспел: Оджи Маринелло, фактический главарь всех боссов мафии, лично проявил благосклонность к дерзкому «мальчику» из Питтсфилда и исподволь принялся подбирать ему высокопоставленную должность в международной структуре мафии.
Так что же вдруг стряслось? Почему все полетело кувырком? О какой такой «большой чистке» идет речь? Что разъединило Лео Таррина и его преданные боевые порядки? Болан не сомневался: все это не было личной местью, поскольку печальные вести до него долетали и из других штатов страны.
Причем вот что важно: в случившемся не обязательно присутствовал некий скрытый смысл. По собственному опыту Болан знал: зачастую все сводилось к примитивным узкокорыстным целям, которых добивались те или иные мафиозные главари.
Итак, чтобы заполучить голову Лео Таррина, в Питтсфилд было брошено двадцать боевиков. Странно. Обычно мафия не поступала таким образом. Слишком уж много людей и вооружения задействовано ради одного человека. Значит, первостепенную роль приобретает быстротечность операции. Кто-то решил сработать молниеносно и наверняка. Но кто? И чего ради?
Болан произвел в уме нехитрый расчет. С четырьмя боевиками покончено. Девять пока следовали впереди на трех автомобилях. Но это — пока. Их судьба решена. А вот еще семерыми нужно как следует заняться.
После этого двадцать трупов благополучно отправятся из Питтсфилда назад.
Быть может, после этого им на замену Нью-Йорк пришлет сорок новых головорезов. А что потом, если и тут ничего не выгорит? В Питтсфилде появятся восемьдесят боевиков? Сто шестьдесят?
Ладно, сейчас об этом лучше не думать. Слава Богу, есть конкретная цель — три автомобиля, пассажиры которых очень скоро должны были ответить на все эти мучительные «кто», «зачем» и «почему»?
Мак Болан не любил распыляться. Начиная одну игру, он никогда не приступал к другой, не покончив прежде с первой.
И всякий раз ставкой в подобной игре была его собственная жизнь.
Глава 2
Боевики поселились в старом обветшалом мотеле, что стоял на опушке леса неподалеку от Беркшир Грейл. Здесь расположилась еще дюжина таких же домиков, как две капли воды похожих друг на друга.
Похоже, бандиты оккупировали весь мотель. Сбоку от подъездной дороги светилось объявление: «СВОБОДНЫХ МЕСТ НЕТ». Лишь в одном помещении, вероятно, служившем офисом мотеля, не горел свет. Зато в остальных комнатах лампы сияли вовсю. Группа мужчин, невзирая на дождь, вышла наружу встречать прибывшие автомобили. Слышались приглушенные настороженные восклицания. В дверном проеме, в ореоле света, застыла полураздетая женщина. Другая, явно навеселе, в одних трусиках слонялась перед домом под проливным дождем, глупо хихикала и пением приветствовала вернувшихся боевиков. Было очевидно, что преступников обслуживала целая бригада представительниц древнейшей профессии.
Возле других домов стояло еще несколько автомобилей, в том числе и огромный лимузин — вроде того, что привозил мафиози в Питтсфилд.
Если и существовало какое-то подобие охраны, то она явно была чисто условной. Похоже, ребята чувствовали себя в полной безопасности и свято верили, что при выполнении задания у них не возникнет никаких проблем.
Чуть поодаль от других стоял головорез огромного роста, атлетически сложенный и с массивной квадратной челюстью. Болан узнал его с первого взгляда.
Звали этого бандита Джо Романи, и в жизни главной радостью для него было — прострелить кому-нибудь башку. Выходец из Бостона, сейчас он, как видно, работал по контракту. Босой, в одних брюках и нижней рубашке, Джо стоял со скрещенными на груди руками и, опершись боком о борт «кадиллака», беседовал со старшим группы, которая только что вернулась из Питтсфилда.
— Так какие у тебя проблемы, Марио?
— Да такие, что твои дружки втянули меня в грязную работенку, черт вас всех побери, — донеслось из салона автомобиля.
— Тебя ранили?
— Я-то не ранен. Удар нанесли тебе. Я привез два катафалка.
Романи злобно выругался, отступил на шаг и, шлепая прямо по лужам, тотчас отправился обследовать «катафалки».
Первая радость, вызванная возвращением боевиков, мигом улеглась, едва встречавшие опознали, что вся операция если не закончилась полным провалом, то уж по крайней мере имеет отчетливый горький привкус. У мертвых остались друзья. И эти друзья на глазах начали звереть.
Болана всегда поражало, насколько своеобразно двигались мысли этих представителей мафиозного мира. А мысли их всегда двигались в одном направлении. «Ублюдок Таррин» должен был смиренно отдаться в руки тех, кто явился забрать его жизнь, да еще обязан был благодарить, что подобную честь ему оказывают его прежние друзья. А вместо этого он где-то вероломно спрятался. Именно так — вероломно, ибо в контракте все значилось прямо противоположным образом. Ну, этот Лео «Котеночек» Таррин, поплачет, когда наконец попадется! Он умрет не сразу, ему будут вырезать один орган за другим. Сначала его заставят пить собственную мочу, а потом ему затолкают в глотку его же половые органы. Затем он станет вопить и умолять, чтобы его поскорее убили, а его довольные друзья между тем будут глумиться все больше и больше, пока этот сукин сын наконец-то не издохнет, корчась среди вынутых из живота кишек.
Да, со всем этим Болан сталкивался много раз. Иной логики подобные ребята попросту не понимали, зато в их среде она срабатывала безотказно. Сегодня все они примутся мстить за вероломство своим «друзьям», столь же подло и беспощадно, а уже назавтра кто-то третий возьмется мстить им за все их бесчинства, ибо понятие «месть» в этой среде никак не состыкуется с понятием «человеческое достоинство». Цепочка варварства здесь бесконечна, и ничья смерть не способна ее оборвать.
Бессмысленно садиться с людоедами за стол переговоров. Проблема мафии могла иметь только одно решение. Для всего этого сброда единственным понятным аргументом, который принимался к сведению и хоть как-то уважался, была их собственная смерть. Вот почему Палач и не искал других путей к взаимопониманию.
Нельзя сказать, что Болан обожал насилие. Отнюдь. Он мог бы быть и вежливым, и щепетильно-деликатным, если бы жил в мире, где эти качества ценились бы превыше остальных. Но он жил в совершенно ином мире — диком и жестоком, где смирение и любовь к ближнему расцениваются как безумие, опасная для окружающих болезнь, лекарство от которой лишь одно — уничтожение ее носителя и всех, кто с ним соприкасался.
Болан все это отлично понимал и не тешил себя иллюзиями. Конечно, мечта о справедливо устроенном обществе, где нет места жестокости и беззакониям, гнездилась где-то в глубине его души, хотя как раз он сам-то и не смел жить, целиком сообразуясь с нормами высокой морали. Возможно, именно потому, что до сих пор не разуверился в своей мечте.
А для воплощения ее покуда требовалось многим поступаться. Ибо враг, с которым он боролся, никаких правил для себя не признавал. Если выпустить дикарей из-под контроля, мир обречен на деградацию.
Так считал Мак Болан, Палач. И с открытым забралом сражался с крупнейшим, по его мнению, злом — мафией, опутавшей своими щупальцами весь земной шар.
Складывалось впечатление, что в мыслях и поступках Болан руководствовался знаменитыми словами Рона Хаббарда, философа и писателя, который, как он сам уверял, умер еще до собственного рождения, хотя, конечно, вряд ли Мак читал его труды. А Хаббард, между прочим, заявил в одной из широко известных книг: «Дабы определить, на что вы пригодны, Бог не станет изучать ваши медали, дипломы и ученые степени — ему довольно будет увидеть ваши шрамы».
Что ж, если бы Господь и впрямь отыскивал только «шрамы», то он должен был бы питать громадное уважение к человеку, подобному Маку Болану.
Сам же Болан предпочитал не философствовать всуе. Просто он знал, чем обязан заниматься в каждую конкретную минуту, и довольствовался этим. И если, следуя долгу, как он его понимал, Мак собирал на своем теле и в собственной душе все новые и новые шрамы, то такова, наверное, была его судьба.
Это отнюдь не означало, что Болан был неким рыцарем без страха и упрека, эдаким суперменом, которому неведомы сомнения, усталость или горечь поражений. Нет, всякое случалось на его пути, но, будучи действительно отменным воином, он умел преодолевать эмоции и собственную слабость, возрождаться всякий раз, будто Феникс из пепла, и идти к намеченной цели, невзирая ни на что. Умение предельно мобилизоваться и побеждать в критический момент — вот что отличало его от обычных людей.
Да, надо признать, сейчас он чувствовал себя уставшим и опустошенным. Сутки назад завершилась кампания в Джорджии, очередная боевая операция, которая вымотала его совершенно. Казалось, можно было праздновать победу и немного отдохнуть. Но уже на исходе своего пребывания в Джорджии Болан неожиданно узнал, что жизнь Лео Таррина в опасности. И уже в Питтсфилде его неприятно поразила новость: Таррин признал себя побежденным и готов идти на заклание. Так передали из Вашингтона. Вряд ли это можно было считать проколом Гарольда Броньолы, общепризнанного борца Номер Один с преступностью. Скорее всего на него оказали давление — не исключено, что с самого верха, — и он поневоле отступил. Если дело обстояло именно так, то вся операция в Питтсфилде была обречена на провал. Помогать Болану никто не станет. Равно как и мешать боевикам. Неужто судьба Таррина предрешена?
Предполагалось, что Броньола был единственным в Вашингтоне человеком, знавшим всю подноготную «Липучки» — тайного агента ФБР по имени Лео Таррин. Лопни его прикрытие из-за политической нестабильности в Вашингтоне — и ничто его уже не спасет. Короче, могло случиться, что Мак Болан был втянут в кровопролитную кампанию, вообще не имевшую смысла. Или таким образом кто-то тоже хотел покончить с ним?
Так или иначе, у враждующих мафиозных групп оказались развязанными руки. Судя по тому, что на карту была поставлена жизнь Лео, это сулило широкомасштабные боевые действия. Вполне возможно, личность Таррина служила только прикрытием в данной ситуации — просто пришло время очередной дележки пирога.
Уже не год и не два Лео Таррин стоял как бы между двумя мирами — цивилизованным и дикарским, мафиозным. И в смертельной игре, которую они вели друг с другом, Таррин выглядел если не ключевой фигурой, то, по крайней мере, такой, за какую следовало побороться. В этой партии каждый классный игрок был на вес золота. Вот почему в словах Болана напрочь отсутствовала какая-либо сентиментальность, когда он обратился к «Липучке» со словами: « Ты мне нужен живой, Лео. Хватит с меня мертвецов».
Мафиозных дикарей Мак Болан людьми не считал и за их жизни не дал бы и ломаного гроша. Если они для него и представляли интерес, то только в качестве мертвых. Чем больше их трупов устилало землю, тем было лучше. Он без малейших колебаний прикончил бы миллион этих ублюдков, лишь бы сохранить одного Лео Таррина в игре.
Впрочем, сейчас задача, стоявшая перед ним, не требовала столь грандиозных масштабов — следовало лишить жизни всего шестнадцать боевиков.
Как ни смешно, они сами облегчили ее решение.
— Убрать отсюда всех шлюх! — гаркнул Романи. — Совет должен собраться через десять минут! У меня! Бобби, выставь охрану из своих ребят. Марио, идем со мной! Все немедленно привести в порядок!
Марио, возглавлявший группу из Олбани, покинул машину и с треском захлопнул дверцу.
— Почему ты мне приказываешь, Джо? — сердито спросил он. — И с каких это пор Бостон осуществляет руководство всей операцией?
Романи угрожающе потыкал пальцем ему в грудь:
— С тех пор, как вы привезли четыре трупа, Марио. Хочешь обсудить этот вопрос?
Но старший из Олбани вовсе не собирался уступать бостонскому главарю. Задрав подбородок, он с вызовом ответил:
— Ты прав, это надо обсудить. На нас свалили самую грязную работенку, и я хочу знать, кто стоит за этим!
— Пораскинь-ка мозгами, — злобно выдавил из себя Романи.
— Ладно, Джо, мы оба знаем, на кого шла охота. И кто нас в это дело втянул. Но понимаешь... А вдруг мы оказались на месте просто раньше всех остальных?
— Ты совсем спятил, да? — зарычал Романи. — Ты что несешь? Хочешь сказать, это моя вина и я тебя подставил, так?! Болван! Кому я мог тебя подставить? Ты подумай хоть чуть-чуть!
— А вдруг — полицейским? — ехидно спросил Марио. — Или самому же Лео «Кошечке»? Откуда мне знать? Но я понимаю одно: меня чуть не прикончили!
— Если бы я и впрямь хотел бы тебя подставить, — презрительно заметил Романи, — ты не стоял бы здесь сейчас и не порол бы всякую чушь. Ладно, идем ко мне и обсудим все детали в спокойной обстановке.
Он, не торопясь, поднялся по ступенькам и вошел в дом.
Марио знаками отдал приказания своей группе и последовал за бостонским главарем.
Тотчас после этого всех женщин, не особо церемонясь, выдворили из базового лагеря. Даже не пытаясь протестовать, они покорно побрели к автомобилям, стоявшим перед домиками. Профессиональные шлюхи и, понятно, не местные. Боевикам ни к чему было рисковать. Женщины сами приехали и сами же теперь убирались прочь.
Когда машины отъезжали, один из парней завопил:
— Будь тепленькой, Мари!
Голая рука швырнула трусики через открытое окошко, и изнутри послышался ответ:
— Тебе на память, дорогой!
Караван автомобилей выехал на шоссе и направился в сторону Бостона.
Не мешкая, Болан обогнул дом и, обнаружив машину с двумя охранниками, бесшумно уничтожил их. По его предположениям, это были Бобби и Джейк. Он быстро вытащил их тела из кабины и швырнул в высокие сорняки, росшие вдоль дороги, после чего вернулся к своему автомобилю и приготовился к открытой схватке.
Плащ он свернул и засунул в багажник, достав взамен объемистый патронташ, который прочно закрепил на груди. Слегка похлопав себя по бокам, дабы убедиться, что все снаряжение держится как надо, он выбрал из своего мобильного арсенала пистолет-пулемет «узи» и прицепил его к поясу.
Он очень надеялся, что, кроме «узи», ему не придется использовать взрывчатку или какое-либо другое оружие. Операция, которую он задумал, не должна нести на себе хорошо знакомый почерк Палача. В этом вся хитрость и заключалась. Главное — застать их врасплох, тогда действительно удастся обойтись одним «узи». Первый же его удар вызовет в лагере переполох, и несколько минут преимущество будет на его стороне. Потом они, конечно же, начнут соображать, что к чему, и сумеют организовать оборону. Но именно этого Болан и стремился не допустить.
Он двинулся по боковой дорожке и незаметно проник в лагерь. Несколько боевиков под проливным дождем возились с доставленными трупами, вытаскивая их из автомобилей и складывая под стену дома. Остальные головорезы стояли у дверей своих коттеджей: парни из Олбани — справа, а бостонские — слева. Нервно покуривая, они вполголоса обсуждали возможные перипетии надвигавшейся ночи.
Болан решил, что пора прекратить эту сумятицу в их головах.
Пользуясь глубокой тенью, он пробрался на открытую площадку между коттеджами и, приготовив «узи», громко крикнул:
— Эй, Джо! Джо Романи! Ты слышишь?
Настало время считать трупы в начавшейся войне.
* * *
— Между друзьями не должно быть никаких трений, иначе все мы сядем в галошу, — пытался урезонить Романи обозленного Марио Конти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17