— Игорь, погодь! — приглушенно сказал Пуглов. — Куда так гоним, ты знаешь?— Пока не знаю. Но стоять на месте не собираюсь.— Я тоже не собираюсь, но представь, что сейчас творится в городе.— Был бы у нас вертолет…— А еще бы лучше — перехватчик с вертикальным взлетом. Не морочь себе голову, старик. Нам терять нечего, поэтому рвем к морю. Главное сейчас перемахнуть шоссе.— А что нам даст море? — Ройтс размашисто двинулся в темноту. Он смутно догадывался, что имел в виду Альфонс, говоря о море. — Ты думаешь, надо идти на спасалку?— Пока это единственный выход. Возьмем лодку и доберемся до устья, а там до Бычьего берега рукой подать. В том районе много пустых дачных домиков. Пару дней отсидимся, а там видно будет.Короткими перебежками они добрались до шоссе, но им мешал бесконечный поток машин. Промчался на огромной скорости туристический «мерседес», за ним — вереница частных иномарок, направляющихся на уик-энд за город. Когда они собрались перебежать магистраль, из-за поворота показался милицейский рафик. Он двигался медленно, словно к чему-то прислушивался. Следом за ним — два мотоцикла с омоновцами, вооруженными автоматами.— Не хватало нам только этого дерьма, — шепнул Ройтс. — От этих ребятишек так просто не отвяжешься, — он нащупал в темноте булыжник и, сильно размахнувшись, бросил его по ходу мотоциклов. В свете фар камень какое-то время кувыркался по асфальту, пока его не увело в сторону, в придорожную траву. Передний мотоцикл резко затормозил, с него соскочили омоновцы и врассыпную разбежались по краям шоссе.— Зачем ты это сделал? — спросил Пуглов, когда они уже были на другой стороне дороги.— Просто так, для психологической разрядки. А ты видел, как менты струхнули, подумали, небось, что перед ними граната…Сворачивай на тропинку…Неожиданно Пуглов спросил:— А твой одиночный приход к Рощинскому тоже был психологической разрядкой? Чего ты от него хотел?— Того, что и Нерон с Ножичком. Только слепой не видит, что это за гусь с золотыми лапами. Просто я не хотел тебя втравливать в эту историю.— Знаешь, как это называется? — Пуглову не хотелось говорить и он, сорвав на ходу несколько ягод рябины, кинул их себе в рот. Кислота свела челюсти и в какой-то степени утолила подступившую жажду.— Забудь, все это уже в далеком прошлом…Ты слышал, Рощинский с кем-то по телефону говорил о чем-то таком, что нам нужно…При этом упоминал Таньку…Может, завернем к ней и расспросим?Пуглов тоже помнил слова Толстяка и тоже догадывался о том, как Рощинский распорядился своим добром. Однако предложение Ройтса он отверг на корню.— Нам в холку дышит весь городской угрозыск, а ты о какой чуши ведешь речь…Давай лучше прибавим шагу…Вскоре они попали в заросли коринки, приведшие их в широкий, не загороженный двор и оттуда — на поперечную улицу, ведущую в сторону моря. И если бы кто-нибудь из них удосужился взглянуть на небо, то непременно поразился бы его удивительному покою.Кончился асфальт, и под ногами зашуршала щебенка — шел ремонт дороги. Они метнулись дальше от нее и выбрались на тропинку, уходящую в дюны.— Да не гони ты так! — хрипло взмолился Ройтс. — Дай передохнуть, — у него в руках белел сверток с «франкотом». Пуглов прижимал к боку висевшую на плече сумку с деньгами.— Где-то тут спасалка — слева или справа? — спросил Пуглов. — Так затрахали мозги, что ни черта не соображаю.Они вдруг услышали, как с сиреной промчалась милицейская машина. В дюнах было светло и тихо. Где-то сбоку вскрикнула разбуженная сойка и тут же умолкла. По траве, словно звезды на небе, пластались огоньки светляков. Они мерцали зеленоватым светом и было в этом что-то таинственное, неземное.— Гоним! — подхватился Ройтс.Две мощные мужские фигуры устремились на высокую дюну, и вскоре перед ними открылась безмятежная ширь моря, с корабельными огнями на горизонте. Справа, отражаясь в воде, затих ресторан «Морская жемчужина», ближе к ним, золотилось светом окно спасательной станции. Но они прошли мимо нее, спустились почти к самой кромке воды. Со станции несся голос Шуфутинского: «Эй, наяривай, пой, седой, чтоб слеза прошибала в штык, я теперь на всю жизнь блатной, эх, амнистия, пой, старик…»— Что-то не видно катера, — панически засуетился Ройтс. — Он всегда был здесь…— Возвращаемся к спасалке! — Пуглов широким шагом направился назад, к домику станции. И действительно, возле гаража, под навесом, белел двухмоторный катер на колесах. В случае необходимости его можно было быстро докатить до воды.Ройтс, нетерпеливо бросив на дно катера сверток, потянул судно на себя. Тележка легко стронулась с места, но тут же звякнула цепь, и катер замер на месте.— Алик, взгляни, что там его держит.— Цепь и замок.Где-то наверху скрипнула дверь и через несколько мгновений раздался голос, который они оба знали.— Какое дерьмо там ищет вчерашний день?— Это Король, — шепнул Пуглову Ройтс и машинально дотронулся до того места, где когда-то был зуб. — Я надеялся, что он, сучара, сегодня не работает.— Придется с ним поговорить по душам. Оставайся здесь, а я пойду на переговоры, — Пуглов направился в сторону лестницы, ведущей наверх, к спасалке.Через минуту донеслось:— Юрик, не мешай! Так сложилась ситуация, нам надо отсюда побыстрее слинять.— Не по адресу, блондин, обращаешься! Я казенным имуществом не торгую и не даю напрокат…Впрочем, сколько кладешь на бочку?— А сколько надо? — Альфонс спешил и говорил без обиняков.— А во сколько штук ты оцениваешь свою коммерческую душонку? Сколько мне надо, ты все равно не дашь…Эй, хлопцы, — крикнул Король в открытую дверь спасалки, — тут нам предлагают сделку века.В проеме дверей появились два молодых парня, которые только что кончили жонглировать гирями. При их появлении Король двинулся на Пуглова.— Ты сам сойдешь с лестницы или тебе помочь? — насмешливо-угрожающе поинтересовался Юрка.Один из парней стал приближаться к Пуглову.Ройтс начал нервничать. Он крикнул: «Алик, кидай сюда торбу!» Король удивленно замер и зырнул вниз.— Да тут, оказывается, целая шобла! Эй, Таракан, поди сюда, я тебе золотую фиксу вставлю.— У твоей Монтаны хорошо работает передок и очаровательная бородавка на лобке…Король попробовал ногой достать Пуглова, но ему не хватило техничности — поскользнувшись на ступенях, он схватился за перила и начал по ним сползать вниз. А там его уже ждали кулаки Альфонса. Два хороших подцепа в подбородок Короля, несколько его отрезвили. Встав на корячки, Юрка мотал головой, словно молодой бычок, получивший в загривок укол шпагой.В темноте всколыхнулось белое полотнище. Это Ройтс распеленывал обрез. Он действовал так уверенно, как будто всю жизнь был инструктором по этой заморской штуковине. Звякнули раскрывшиеся стволы, затем два из них чмокнули — это Ройтс вогнал в них патроны.Когда помощники Короля подошли к Пуглову и хотели приняться за капитальный мордобой, в тишине раздался сухой выстрел. Эхо от него прерывисто полетело в дюны. Еще дымился ствол «парабеллума», а один из двух парней, согнувшись в три погибели, метался по откосу дюны. Король рванул наверх и скрылся в светлом дверном проеме.Реакции Короля можно было позавидовать: он метнулся к шкафу и вытащил оттуда завернутый в старый тельник какой-то предмет. Разматывая его на ходу, он вышел на площадку перед дверью станции. Свет, идущий из глубины ярко освещенного помещения, высветил Ройтсу искаженное ненавистью лицо Короля и нечто очень похожее на короткоствольный автомат, который тот держал в руках… Круглая стриженная голова Короля отчетливо контурилась на фоне зеленоватого неба.Юрка в три прыжка достиг края площадки и оттуда, наскоро прицелившись, выстрелил по Пуглову. И, видимо, попал. Ройтс видел как его друг дернулся всем корпусом, затем медленно склонился и уткнулся носом в ступеньку.Ройтс, не раздумывая, поднял обрез до уровня глаз и, не таясь, выкрикнул:— Эй, Король, привет Монтане! — и Таракан нажал на спусковой крючок. Он видел, как заряд плотным снопом улетел в сторону Короля. И в том месте, где только что самовыражалась человеческая плоть, осталась сумеречная пустота. Король наотмашь упал на землю и выпавший из его рук автомат, издал прощальный металлический гул.Ройтс перевел взгляд на небо. Все нутро Таракана вибрировало и наливалось безумием. Решительно он направил стволы обреза в замок, держащий катер на привязи. И снова выстрелил. Теперь, должно быть, весь город знал, где их искать. Он вытащил из борта катера искореженный дробью болт вместе с замком, а саму тележку развернул и покатил в сторону залива. Оставив ее у воды, сам побежал к Пуглову. Тот, лежа на песке, руками загребал вокруг себя землю и стонал.— Все, приехали, — с трудом выдавил из себя Альфонс. — Теперь ты дичь для охоты. — И он вдруг затих, опустив лицо в песок.Ройтс взял его за плечо и перевернул на спину. Чуть ниже левой ключицы, сквозь клочья куртки, виднелось кровавое месиво. Пуглов с трудом дышал, видимо, из-за пули, пробившей легкое, произошел спонтанный пневмоторакс, перехвативший дыхание.— Алик, вставай! — пытался привести его в чувство Ройтс, хотя отчетливо понимал, что Альфонс уже не ходок. Казалось, вялое тело ему не повиновалось. Но вдруг, на какое-то мгновение, глаза Пуглова открылись и рука цепко взяла Ройтса за ворот куртки, притянула к себе.— Скажи, Игорь, что ты сделал с Танькой? — прохрипел Пуглов.Такой поворот был совершенно неожиданным для Ройтса и он в растерянности не мог найти подходящих слов.— Ничего не было… Пустяки и я не знаю, что она тебе наплела, — но слова Ройтса были неубедительны и они оба это прекрасно понимали.— Говори…Ну, Таракаша, что же ты заткнулся? — голос Пуглова набирал уже агонизирующую силу.— Клянусь, ничего особенного не было… обычный по пьяни минет — едва вымолвил он и сам не поверил своему голосу. Пуглов, кажется, намертво прицепил его к себе. Ройтс стал задыхаться — ворот куртки сдавливал горло.— Ты предал меня… Уходи, дешевка, — и пальцы Пуглова разжались, тело его вздрогнуло, а голова дотоле лежащая прямо, вдруг отвалилась набок. Изо рта выкатилась капелька крови.Ройтс приподнял Альфонсу голову и увидел, как булькающе начала вырываться у него изо рта кровь. Глаза уже не светились, они закатились под лоб и тихо там умирали.Таракан опустил голову Пуглова на песок и поднялся на ноги. Кругом стояла оглушительная тишина, ему даже показалось, что все в мире соревновалось за абсолютный покой. Он подхватил лежащую рядом с Пугловым сумку с деньгами и, не оборачиваясь, побежал к катеру. Напрягаясь изо всех сил, он покатил его к воде.Пахло порохом, морской травой и еще чем-то неуловимым, отчего ему становилось жутко. «Неужели запах человеческой крови так далеко разлетается?» — подумал Ройтс.Он вошел в воду и еще долго продвигался по ней, пока катер сам не сполз с тележки и не закачался на легкой волне.Из-за нервотрепки он не сразу завел двигатели. Куда-то запропастился в темноте стартовый шнурок. Наконец, он разобрался что к чему и два спаренных двигателя несколько раз мощно чихнули, винты пустили круговерть, и катер ожил недюжинной энергией. Ройтс взял в руки штурвал и стал ориентироваться по далеким огням. Справа ярко мерцали маяки: ближайший в устье реки, другой — на припортовом Северном молу. И там же пунктиром тянулись огоньки дальнего рейда.Ройтс осмотрелся и повернул нос катера в противоположную от маяков сторону. Ему вдруг отчетливо послышались слова Пуглова: «Не туда рулишь, черт тебя подери!» Он знал, что эти слова всего лишь игра воспаленного воображения и тем не менее, он вслух ответил: «Пойдем на Дымчатый мыс…Видишь огоньки на краю синей полосы?»Нащупав в кармане «севредол», он выщелкнул из фольги три таблетки и положил их в рот. Разжевал. Они были сухие и пресные, как мел.Моторы пружинисто набирали обороты, форштевень легко разбивал пологие волны. Прибавляя скорость, катер с ветерком уходил на Запад. Берег темной полосой постепенно удалялся. И все внимание Таракана было обращено туда, где различалась черная стена сосен и так же едва просматриваемая песчаная полоска земли.Ройтс находился в наркотическом полузабытье. Из-за шума моторов и ветра в ушах он не слышал бешеных ударов своего сердца и тем более не слышал лая милицейских собак, приведших опергруппу на берег залива. И когда он услышал выстрелы, ничего в нем не изменилось. Он видел, как веер трассирующих пуль прошел в метрах ста пятидесяти левее катера и подумал — это ночные ласточки устремились на юг. А может, это вовсе и не ласточки, подумал Ройтс, может, это рой пчел, которые в его детстве гнездились на солнечном берегу — крутом и ослепительно белом.Ему стало легко и отрадно, он помахал берегу рукой, затем наклонился к правому борту и попытался зачерпнуть горсть воды. На мгновение он выпустил из руку штурвал и суденышко, потеряв управление, начало опасно рыскать среди волн. Это было роковое мгновение: он не расслышал и не усмотрел небольшую рыболовецкую посудину, на которой пятеро рыбаков, упившись в стельку, спали мертвецким сном. А от юного моториста, стоявшего на штурвале, толку было мало — он зачарованно уставился в ночное, полное звезд, небо и, кажется, тоже спал с открытыми глазами.Какая-то неведомая сила влекла эти два небольших суденышка к их мистическому концу.В последний момент Ройтс все же разглядел что-то темно-бесформенное, неумолимо приближающееся, но уже был бессилен что-либо изменить. Его руки обмякли и двумя тряпочными жгутами соскользнули со штурвала…Спасательный катер угодил в самое то место рыбацкой шхуны, где устроены баки с горючим и, прорезав форштевнем борт, чиркнул по разлившейся солярке.Горячим гейзером его подняло в воздух и, пока он летел, ему привиделась Лелька. Она лежала голая на гладильной доске, привязанная бельевой веревкой, а он ей ласково говорил: «Потерпи, это не больно. Пила „Дружба“ делает надрезы абсолютно безболезненные…» Но видения вдруг покрылись кроваво-розовым флером: рваный кусок железа вонзился Ройтсу в самый кадык и потянул его в вечное безмолвие. На мгновение он ощутил бесполезную прохладу воды и увидел ослепительный факел, который вознесся над морем и который, как ему мерещилось, еще целую вечность виднелся из-под воды. Однако погружение в бездну было молниеносным и Ройтс успел достичь дна еще до того, как над ним распахнулась и снова захлопнулась звездная ширь… P.S. После звонка Рощинского Авдеева была вне себя. Боль и жалость к нему переплетались с непомерным грузом, который Толстяк на нее взвалил своим поручением. И что делать — звонить ли в милицию или вызвать такси и самой отправиться к нему домой? Она хваталась за телефонную трубку, но тут же ее бросала и через мгновение снова обращалась к телефону. И в какой-то тягостный и неопределенный для нее момент она сделала то, что подсказало сердце: она позвонила по 03 и вызвала «скорую», указав адрес Владимира Ефимовича. Правда, при этом получился конфуз: когда на другом конце провода спросили, сколько больному лет, она растерялась и не могла толком ответить, ибо и сама не знала, когда он появился на свет. Назвала приблизительную дату — 1940 год… Потом она вызвала такси, которое прибыло очень скоро и Авдеева, набрав в сумку лекарств, отправилась к Рощинскому.Она приехала раньше неотложки и со страхом поднималась на крыльцо притихшего, со светящимися окнами дома. И что ее поразило: она не услышала лая Форда и ее охватило ощущение будто все, что с ней происходит — страшный, навязчивый сон…Но действительность превзошла все ее ожидания. Пройдя в открытые настежь двери, она увидела хаос, среди которого, раскинув руки, с неестественно поджатой правой ногой, покоилось тело Рощинского. Но он был не один: рядом с ним, поводя мутным глазом, находился Форд. При виде постороннего человека собака сделал попытку отреагировать, но, видимо, боль остановила ее и животное беспомощно опустило морду на вытянутые лапы. И человек и животное находились в луже крови.Авдеева застыла, как завороженная, однако длился этот столбняк недолго. Она встала перед Рощинским на колени и прижалась головой к его необъятной, гороподобной груди. И долго чего-то там выслушивала, при этом улавливая собственное сердцебиение, и наконец поймала нитевидный отклик, исходящий из недр порушенного человеческого существа. «Владимир Ефимович… Володя, ты меня слышишь?» — позвала она и сама не расслышала своего голоса. А тот, к кому она обращалась, видимо, был чутче, он ждал этого зова и отреагировал на него слабым, едва различимым стоном…На стон хозяина откликнулся Форд: изо всех своих силенок он придвинулся ближе к хозяину и лизнул его руку. Авдееву поразил его язык — он был похож на тертую свеклу, столько на нем налипло крови, которую он слизывал со своей раны……Потом все было, как во сне: люди в белых халатах, какие-то вопросы, слова, неизвестно к кому относящиеся, лицо молодой женщины с резиновым жгутом и шприцом в руках…И эта же женщина, закатав рукав ее плаща, сделала ей внутривенный укол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21