Самми высоко поднял голову и сказал:— Я говорю по-английски. Лучше всех в моей стране, за исключением Уиллема.— И кто ж этот Уиллем, черт побери? — спросил Муллин.Самми указал на труп:— Это есть Уиллем.— Ты имеешь в виду, это был Уиллем, — со смехом уточнил Муллин и, махнув пистолетом, сказал: — Ладно, всем выйти.Он отступил назад, давая им возможность по одному спрыгнуть на землю. Увидев труп Сэндза, Уинтерс закрыл глаза и покачал головой.«Бедный Барт. Бедные жена и ребенок».«И бедный я», — закончил он свою мысль. Затем посмотрел на Муллина и сказал:— Послушай, приятель, может, объяснишь, что значит весь этот спектакль?— Конечно, объясню, — ответил Муллин. — Мы изображаем внезапное нападение.— Нападение? — переспросил Уинтерс. — На Барубу?!Муллин расхохотался. Его рука с пистолетом была опущена, но четверо сообщников держали Уинтерса и спортсменов из Барубы под прицелом.— Вот это было бы здорово! — продолжая хохотать, проговорил Муллин. — Захватить власть в Барубе! И на кой черт она нам сдалась? Сортир из нее сделать?— Тогда зачем мы вам нужны? — спросил Уинтерс.Муллин перестал смеяться, и лицо его посуровело. Покосившись на Уинтерса, как бы оценивая его, он сказал:— Вообще-то, раз уж ты об этом заговорил, вы нам как раз и не нужны.«Проклятье!» — мысленно выругался Уинтерс. Догадавшись, что сейчас должно произойти, он ринулся на Муллина, надеясь, что спортсмены последуют его примеру.Муллин снова захохотал и выстрелил Уинтерсу прямо в лоб. Уинтерс неуклюже повалился на песок, запутавшись ногами в ногах убитого Барта Сэндза. Спортсмены не двинулись с места.— Я тебя вызываю, — неожиданно произнес Самми, делая шаг к Муллину.Лейтенант поднял руку, делая знак своим людям не стрелять в спортсмена.— Как тебя зовут, парень?— Самми Уоненко.— Ты что, хороший спортсмен?— Я чемпион Барубы.— И ты, навозная твоя рожа, меня вызываешь?— Да.— И что мы будем делать?— Драться.Муллин захохотал.— Ладно, навозная знаменитость, будем драться, — сказал Муллин и повернулся к своим людям: — Я, пожалуй, разомнусь, ребята. А то вы все такие паиньки, что с вами, чего доброго, вконец заржавеешь.Сняв шляпу, он сделал знак Самми подойти. Самми сделал шаг вперед, и Муллин, сняв очки, нагнулся, чтобы положить их на шляпу. Но Уоненко остановился на таком расстоянии, что достать его ногой Муллину было невозможно, и он выпрямился.— Если я одержу победу, ты нас отпустишь? — спросил Самми.Муллин пожал плечами.— Разумеется, малыш. Трофеи достаются победителю.— Я не понимаю, что это значит, но я буду драться.Согнув руки в локтях, Самми стал в боксерскую стойку, он понял, что сегодня ему придется пустить в ход свою правую. Сейчас он не мог беречь ее для Олимпиады, поскольку сегодняшняя победа была для него не менее важна. Муллин поднял руки, повернув их открытыми ладонями к лицу, и принял стойку каратиста. Самми сделал обманное движение левой и нанес прямой удар правой. Но Муллин, сделав шаг назад, выбросил вперед ногу и ударил Самми в живот. Этот удар должен был уложить парня на месте, но молодой организм тотчас нагнал в кровь адреналина, и, немного оправившись от удара, Уоненко ринулся вперед, обхватил Муллина руками и, навалившись на него всей тяжестью, опрокинул худосочного британца на песок. Но раньше чем его правая рука, занесенная для удара, обрушилась на голову Муллина, тот успел дотянуться до кобуры, выдернул пистолет и всадил негру под подбородок пулю, которая размозжила ему голову. Последней мыслью Самми было то, что он не выиграет золотую медаль для своей страны.Муллин выбрался из-под трупа и с досадой покрутил головой. Теперь эти четверо разнесут весть о том, что молодой спортсмен из Барубы вызвал его на поединок и, если бы не пистолет, одержал бы над ним победу. И тогда авторитет Муллина упадет, и ему станут бросать вызовы все кому не лень. Так дело не пойдет. И он в тот же миг решил, что эти четверо ни в коем случае не должны попасть обратно в лагерь Джимбобву Мкомбу. Никто из них не должен вернуться из Москвы.Взглянув на оставшихся спортсменов, он сказал:— А вам, ребятки, все равно нечего делать на Олимпиаде.Отступив назад, чтобы не попасть под перекрестный огонь, Муллин подал знак своим людям, и Тонни с Томасом получили каждый по дырке в голове, даже не успев сообразить, что происходит. Они даже не успели напоследок подумать об олимпийском золоте. Их мозги задолго до того были парализованы страхом.Они просто умерли.— Ладно, ребята, давайте-ка их разоблачим, пока одежда кровью не перепачкалась.Когда его люди поменялись одеждой со спортсменами, Муллин приказал спрятать трупы в густых тропических зарослях, окаймлявших берег.Потом проследил, чтобы взрывчатку тщательно уложили в спортивные сумки, придав ей вид спортивной амуниции. Затем все это с особой осторожностью погрузили в самолет, точно это были свертки с новорожденными младенцами.«Вот эти младенцы и будут нашим любовным посланием американцам, — мысленно проговорил Муллин. — Любовным посланием от Джима Боба Мкомбу, которое доставит ваш покорный слуга лейтенант Джек Муллин».Так, выходит, что он слуга? «Неужели действительно так оно и есть?» — спросил он сам себя, но тут же отбросил эту мысль. Его время придет, несомненно. И ждать осталось не так уж долго. * * * Вскоре после того, как он покончил с обедом, одну половину отправив непосредственно в рот, а другую, за пазуху, Джим Боб Мкомбу получил шифрованную депешу.Прочитав ее, он громко захохотал. Депеша была от Муллина и в ней говорилось: «Битва при Ватерлоо была выиграна на спортивных площадках Итона».Это был успех. Первая часть операции проведена успешно. Его наемники находились на пути в Москву. Мкомбу подошел к окну и выглянул на расчищенную площадку, где бесцельно слонялись несколько его солдат.Как он и рассчитывал, пресса всего мира подхватила весть об угрозе американским спортсменам и полностью приняла «утку» о том, что угроза эта происходит от какой-то организации белого населения ЮАР и Родезии. Это была первая часть плана. Вторая часть — проникновение его наемников в Москву под видом спортсменов из Барубы. И третья, заключительная часть — уничтожение американцев.После этого уже ничто не сможет спасти от падения режимы ЮАР и Родезии. И тогда Джимбобву Мкомбу станет королем.А как же Муллин?И Мкомбу сказал себе, что на этом полезность лейтенанта Муллина для него исчерпана. Он знал, что Муллин считает, будто сам использует Мкомбу в своих интересах.И Мкомбу, один в пустой комнате, вслух произнес:— Ничего, скоро он увидит, кто из нас кого использует. Глава восьмая Окруженное толстыми стенами поместье Фолкрофт, расположенное в Нью-Йорке, в Рае, было построено неким миллионером, не желавшим делать достоянием общественности свою страсть к молоденьким девушкам. Во время второй мировой войны правительство Соединенных Штатов использовало его в качестве лагеря для подготовки шпионов, после чего оно было передано в ведение какого-то государственного медицинского учреждения, покуда однажды в пятницу не пришло распоряжение всему персоналу очистить помещение к воскресенью к 18.00 и всех развезли по домам с договорами о трудоустройстве на новых местах.А в 18.01, в то же воскресенье, на старый покосившийся причал, что позади главного корпуса Фолкрофта, вышел доктор Харолд В. Смит, назначенный президентом Соединенных Штатов на должность, к которой Смит вовсе не стремился. Так родился КЮРЕ.Через несколько лет Смит преобразовал поместье Фолкрофт в санаторий «Фолкрофт», дорогой дом отдыха для богатых симулянтов, и его безмерно радовало, что этот санаторий теперь круглый год приносил прибыль. На самом деле в этом не было никакой необходимости, поскольку санаторий служил всего лишь прикрытием для мощного компьютерного центра, который КЮРЕ использовала в борьбе с преступностью.Кабинет Смита располагался в задней комнате на втором этаже главного корпуса и выходил окнами на залив Лонг-Айленд, который выглядел серым, холодным и мрачным двенадцать месяцев в году.Смит сидел в кабинете и терпеливо объяснял, какие меры КЮРЕ уже приняла в связи с письмом, содержащим угрозу в адрес американских спортсменов. Римо сидел на стуле с жесткой спинкой напротив, а Чиун расхаживал взад-вперед по комнате, останавливаясь, только чтобы нетерпеливо побарабанить пальцами по столу Смита.— Я все проверил, — говорил Смит. — Мы не смогли найти доказательств того, что эта террористическая угроза исходит из ЮАР или Родезии.— И ни от кого другого, если уж на то пошло, — вставил Римо и, когда Смит кивнул, добавил: — Кстати, во сколько миллионов в год мы обходимся нашим налогоплательщикам?— Я тут ни при чем, — быстро проговорил Чиун, подняв глаза от стола, по которому барабанил. — Всем известно, какое скромное вознаграждение получает Мастер Синанджу за свои услуги в этой богатейшей стране. Это один из позорнейших моментов моей жизни. Когда же мы наконец отправимся в Россию?— К чему такая спешка, Мастер? — спросил Смит.Ему очень хотелось знать, почему Чиун так рвется в эту поездку. Энтузиазм, с которым Чиун воспринял эту московскую миссию, вызывал у директора КЮРЕ подозрение.— Ранняя пташка лучшего червяка ловит, — сказал Чиун и кивком головы указал на Римо. — Или, в данном случае, этому раннему червяку может достаться золотая медаль. И мы вернемся оттуда в лучах славы.Смит прокашлялся.— Да, так вот, Римо, как я говорил, нам не известно, кто замешан в этом деле.— Как всегда. Пошли, Чиун, нам надо ехать.Он встал со стула, и Смит быстро проговорил:— Я так думаю, что в Москве вам лучше не слишком бросаться в глаза.— С его большим белым носом это будет нелегко, — заметил Чиун.— Он имеет в виду, что я там не должен завоевывать никаких медалей, папочка, — пояснил Римо.Чиун посмотрел на Смита с таким выражением, будто, по его мнению, того следовало немедленно поместить в сумасшедший дом.— Что?! — воскликнул он. — Проиграть?!Смит пожал плечами.— А иначе как это будет выглядеть, если Римо попадет на экраны телевизоров?— Великолепно, — сказал Чиун. — Если только он не будет в плохой форме. Но я постараюсь поработать с ним, чтобы этого не случилось.— Может, и великолепно, но определенно опасно, — сказал Смит. — Тайна КЮРЕ может открыться. Жизнь Римо окажется под угрозой. Вы ведь это понимаете, не так ли?— Конечно, я это понимаю, — ответил Чиун. — Я же не ребенок.— Вот и хорошо, — сказал Смит и обратился к Римо: — Запомните: мы не сбрасываем со счета ничего. Ни юаровцев, ни родезийцев, ни вообще кого бы то ни было. Будем искать. Чиун?— Ясно.— Спасибо, что понимаете.— Ну кто же благодарит человека за то, что он умен, император? — сказал Чиун. — Просто я достаточно умен, чтобы все понять и войти в ваше положение.Оставшись в своем кабинете один, Смит заволновался. Слишком уж легко сдался Чиун. И Смит дал себе слово, что непременно будет смотреть Олимпиаду по телевизору, которого вообще-то не переваривал.Когда они вышли в коридор, Чиун сказал Римо:— Этот человек с каждым днем все больше и больше теряет рассудок. Ты только представь себе! Проиграть!Уже ведя машину в аэропорт Кеннеди, Римо спросил:— Чему это ты ухмыляешься, Чиун?Мастер Синанджу не ухмылялся. Он улыбался, согретый сознанием своей гениальности.— И что же тебе подсказывает твоя гениальность?— Я придумал план, благодаря которому стану звездой и в то же время не дам этому ненормальному Смиту повода в чем-либо нас обвинить.— Я оставляю без внимания твое «стану звездой» и хочу спросить только о том, чего ты ждешь от меня? — проговорил Римо.Чиун потер свои сухие руки с длинными ногтями, выражая таким образом безмерное удовлетворение.— Мы немножко покалечим всех американских спортсменов. Конечно, не серьезно. Я ведь знаю, как ты щепетилен на этот счет. Только до такой степени, чтобы они не могли участвовать в соревнованиях. Тогда вместо них во всех видах спорта выступишь ты, выиграешь все золотые медали и заявишь на весь мир, что всем этим ты обязан только мне, своему тренеру, а я буду делать рекламу на телевидении и зарабатывать деньги.— Замечательно, — сказал Римо.— Еще бы, — подхватил Чиун.— Кроме одного момента.— Назови его, — потребовал Чиун.— Я этого не сделаю.— Прошу прощения, не понял? — Чиун вложил в свой голос все презрение, на какое был способен.— Смитти никогда не поверит в то, что наши спортсмены ни с того ни с сего вдруг заболели или стали жертвами несчастного случая. Да еще все сразу.Чиун нахмурился.— Х-м, — произнес он. — А если половина?— Даже если один, — сказал Римо. — Это сразу бросится в глаза. Смит тут же обо всем догадается, а если он только заподозрит, что ты приложил руку к тому, чтобы завалил нашу команду, это будет означать, что подводная лодка с твоим любимым золотом, которая каждый ноябрь приходит в Синанджу, накрылась.— Да, бывают все-таки случаи, когда белый человек говорит разумные вещи. Придумаем что-нибудь другое.И, откинувшись на спинку сиденья, Чиун погрузился в молчание. Новая идея, еще лучше, чем прежняя, не заставила себя долго ждать, но он решил не говорить о ней Римо, обладающему этим мерзким, типичным для американцев мировоззрением неудачника, вечно ищущего причину, по которой нельзя сделать то или иное дело.Его новой идеей было вывести из строя не только американских, спортсменов, но и всех остальных участников Олимпийских игр. И тогда Римо будет объявлен победителем ввиду неявки соперников.Этот план поправился Чиуну еще больше. Глава девятая Это была уже новая Россия. Ушли в туман истории миллионы кровавых жертв сталинских репрессий и эпизодических расправ хрущевского периода. Массовое уничтожение собственного народа прекратилось. Однако последователи Сталина и Хрущева так же маниакально ненавидели иностранцев, а вызов в Кремль для большинства русских по-прежнему служил причиной того, что их прошибало холодным потом.Ибо в России, что в старой, что в новой, одно оставалось неизменным: некоторые из тех, кого вызывали в Кремль, никогда больше не возвращались.Однако, когда туда вызвали Дмитрия Соркофского, полковника КГБ — русской тайной полиции, — он только удивился, почему его так долго не вызывали.Соркофский был человеком гордым, он гордился своей служебной карьерой, а также своими дочерьми: Ниной, одиннадцати лет, и семилетней Мартой. В равной степени он гордился и их матерью, красавицей Наташей, пока она не умерла пять лет назад в возрасте тридцати двух лет.Идя по московским улицам на эту аудиенцию, Соркофский знал, что ему предстоит получить задание, самое важное за всю его карьеру, и душа его скорбела лишь о том, что с ним нет его Наташи, которая могла бы все это с ним разделить.Наташа была на пятнадцать лет моложе его и так полна жизни, что он чувствовал себя с ней молодым. Он так никогда и не понял, что заставило ее влюбиться в него, этакого безобразного старого медведя, но был просто счастлив, что так случилось. Счастлив и горд. Он вспоминал, как его прямо-таки распирало от гордости, когда он ходил куда-нибудь с Наташей, держа ее под руку, и видел, как другие мужчины провожают их взглядами. А потом ей сказали, что у нее неизлечимая болезнь, рак кости.Но несмотря на это, она стойко держалась последние шесть месяцев, а когда умерла, он вдруг ощутил чувство вины перед ней — из-за того, что она каким-то образом сумела сделать эти шесть месяцев счастливейшими в его жизни, в то время как им, по всем законам, следовало быть самыми печальными. Но она даже слышать не хотела о печали. Ей совершенно не о чем горевать, говорила она Дмитрию. У нее растут две замечательные дочери, и у нее совершенно замечательный муж.Остановившись посреди улицы, Соркофский потер рукой неровные бугры, из которых, казалось, было слеплено все его лицо. Как она могла так относиться к нему? Он поднес руку к глазам и, ощутив влагу, быстро смахнул ее.У Дмитрия Соркофского была кличка Носорог. Ростом он был около ста девяноста сантиметров и весил сто десять килограммов. Его неандертальские надбровья давали совершенно неправильные представления об уровне его интеллекта, который был весьма высок. Руки его скорее походили на огромные лапы, и тем не менее Наташа часто называла их самыми нежными на свете.Он так гордился ею! Равно как и своей профессией, и, когда, прибыв в Кремль к начальству, был назначен ответственным за безопасность Олимпийских игр, не испытал никакого волнения, — во-первых, потому, что считал себя наиболее подготовленным для такого дела, а во-вторых, потому, что не было Наташи, которая могла бы разделить с ним его торжество.Его начальник, мужчина с черными кустистыми бровями, сказал, что решение это принято на высшем уровне, в связи с просьбой американцев разрешить им прислать для охраны их спортсменов своих агентов из службы безопасности.— И что им ответили? — спросил Соркофский.— Им ответили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16