У меня с ними не может быть ничего общего. Я сказал им, что их планы направлены против Америки.Рима кивнул.— Это хорошо, — сказал он. — Значит, у тебя не может быть с ними ничего общего.— Совершенно верно.— Потому что это направлено против Америки.— Да-да, именно так.— А ты патриот.— Да.— И ты совершенно не заинтересован в том, чтобы сколотить несколько лишних миллионов долларов.— Нет, не заинтересован.— Да брось, Хефферлинг, — укоризненно произнес Римо.— Это чистая правда.— Значит, вот так ты надеешься оправдаться? Это должно помешать мне убить тебя?Хефферлинг не отрываясь смотрел на Римо. Затем его физиономия начала медленно расплываться в улыбке.— Я понял. Это ты пошутил, да? Тебе за это заплатили, так? Чтоб вроде как на пушку взял. Тебе заплатили, да?Римо пожал плечами.— Вообще-то да. Как-никак это моя работа.— Это что же: запугивать? Угрожать?— Нет, — ответил Римо и, поскольку теперь это уже не имело никакого значения, рассказал Хефферлингу о себе всю правду. Как молодого нью-йоркского полисмена Римо Уильямса обвинили в убийстве, которого он не совершал, и отправили на электрический стул, который не сработал, и как он остался жив и был завербован для работы в секретной организации по борьбе с преступностью, которая называлась КЮРЕ. Рассказал и о том, как Римо Уильямс изучил искусство Дома Синанджу — древних корейских наемных убийц — и как, постигая это искусство развил в себе способности, которыми не обладает ни один обыкновенный человек. Совершенно особенные способности.Закончив рассказ, Римо посмотрел на Хефферлинга, но не увидел ничего, кроме недоумения. Его, как всегда, не поняли.— Как бы там ни было, Хефферлинг, те, что стоят надо мной, растолковали мне, что к чему. Самому мне бензин не нужен. Но мне сказали, что где-то в Пуэрто-Рико ты держишь пять танкеров с нефтью и ждешь, когда взлетят цены, после чего станешь продавать эту нефть в Америке. А тем временем люди томятся в очередях за бензином. Вот что рассказали мне люди, которые сидят наверху, и еще они сказали мне, что я должен все это как-нибудь прекратить.— Как, например? — спросил Хефферлинг.— Например, убить тебя.— Подожди! — в ужасе взмолился Хефферлинг. — Я могу еще много чего тебе рассказать! Очень много! Подожди!— Ангелам расскажешь, Хьюберт.Подавшись вперед, Римо легонько ударил его костяшками пальцев, и Хефферлинг осел на стуле. Римо поднял его правую руку и отпустил. Рука упала на стол, по-мертвому глухо стукнув.— Таков нефтяной бизнес, дорогуша, — сказал Римо, обращаясь к трупу.Обойдя вокруг стола, он достал из левого верхнего ящика чистый лист бумаги, затем нашел в боковом кармане пиджака Хефферлинга черный фломастер и что-то написал на листе. Потом взял кусочек «скотча» и приклеил листок ко лбу Хефферлинга, предварительно вытерев с него испарину лежащим на столе куском промокательной бумаги. После чего сложил руки Хефферлинга на коленях.Возле двери Римо обернулся, чтобы оценить свою работу. За столом, совершенно прямо, сидел труп Хефферлинга. На листе бумаги, свисавшем у него со лба, было написано:НЕ ПРИТЕСНЯЙ ПРОСТОГО ЧЕЛОВЕКА.ТАК МСТИТ ЭВРИМЕН.Когда Римо вышел из кабинета, Марша взволнованно обернулась. Увидев его, она расцвела. Вот оно опять, подумала она, то же ощущение в глубине живота.— Привет, Марша, — сказал Римо.— Здравствуй. Ты хотел поговорить со мной?— Вообще-то нет. Я хотел тебя поцеловать.И когда он, положив ей на плечо возле самой шеи руку, наклонился, она почувствовала, что голова у нее пошла кругом. Она с трепетом ждала, когда его губы коснутся ее губ. Ей показалось, что она чувствует у себя на лбу его дыхание, затем последовало легкое нажатие на горло — и больше она уже ничего не чувствовала.Римо осторожно опустил ее голову на стол на сложенные руки. Очнется она в полном недоумении, с затуманенным сознанием и едва ли сможет припомнить что-либо из того, что произошло за последние полчаса. Позднее она расскажет полиции, что уснула за столом и ей приснился мужчина, но описать его она не сможет, разве что упомянет о странном ощущении, которое от его взгляда возникало у нее в животе.«По-моему, это у вас с головой что-то странное», — заметит один из полицейских и напишет в протоколе: «Свидетелей убийства Хефферлинга нет».Римо направился обратно к себе в отель и, проходя мимо клуба «Плейбой», помахал рукой посетителям, сидящим возле окон, и крикнул, что лучше бы они играли в теннис, чем пить с утра пораньше.Войдя в свой номер, он подошел к пожилому азиату, сидевшему в позе «лотос» посреди комнаты на покрытом ковром полу, и сказал, выразительно подняв палец к потолку:— Я Эвримен. Бойся моей мести.Одним плавным движением, точно строка дыма из кувшина, азиат поднялся с пола и встал перед Римо. Ростом старик едва достигал полутора метров и весил не более сорока пяти килограммов. По бокам его головы, обтянутой сухой желтой кожей, колыхались реденькие пряди седых волос.— Проходи, сын мой, и садись, — сказал он и потащил Римо к дивану.Римо сесть не пожелал. Старик легонько коснулся его груди, и Римо тут же сел.Старик покачал головой и с грустью проговорил:— Я давно этого ожидал.— Чего ты ожидал, Чиун? — спросил Римо.— Слишком напряженные занятия по изучению искусства Синанджу помутили твой рассудок. Это моя вина. Мне следовало знать, что белый человек не сможет долго выдержать такого напряжения даже под моим гениальным руководством. Это все равно что пытаться влить океан в чашку. В конце концов чашка кокнется. Вот ты и чокнулся. Но прежде чем за тобой придут, чтобы забрать отсюда, я хочу сказать тебе, Римо: ты молодец, что так долго продержался.— Да брось, Чиун. Я пошутил.Чиун вернулся в позу «лотос» и сложил руки на коленях поверх своего пурпурного кимоно. Казалось, что он молится в память о Римо.— Чиун, перестань. Я вовсе не сумасшедший. Просто я пошутил.— Пошутил? — переспросил Чиун, поднимая глаза.— Да. Пошутил.Чиун снова покачал головой.— Еще хуже, чем я опасался. Теперь он шутит над тем, чему его учит Мастер Синанджу.— Ладно, Чиун, кончай дурачиться.— Ты разбил мне сердце.— Чиун...— Ты поверг меня в уныние.— Чиун, ну что ты...— Ты нарушил мое пищеварение.И тут в голове у Римо словно молния сверкнула.— О черт, я совсем забыл про твои каштаны!— Только не извиняйся, пожалуйста, — сказал Чиун. — Это сущий пустяк. Я и не ожидал, что ты вспомнишь о просьбе больного старика, когда тебе представляется возможность развлечься с этими зайчиками.— Какими еще зайчиками?— А в том рассаднике порока.Римо даже сморщился, пытаясь сообразить, о чем говорит Чиун.— А! Ты перепутал. Пьяниц называют кроликами красноглазыми, а не зайцами.— Я буду молиться о твоем спасении.— Чиун, клянусь тебе, я даже близко не подходил к клубу «Плейбой».Чиун фыркнул.— Это клятва белого человека, который недавно клялся принести мне каштаны.— Это клятва ученика Мастера Синанджу, самого великого из всех мастеров Синанджу, — сказал Римо.— Я поверю тебе во имя нашей дружбы, — сказал Чиун.Римо встал и поклонился в пояс.— Благодарю тебя, папочка.Чиун величественно повел рукой.— Ты прощен. А теперь ступай купи мне каштанов. Глава третья Когда письмо с угрозой в адрес олимпийской команды Соединенных Штатов пришло в Олимпийский комитет, его немедленно доставили председателю комитета Р. Уотсону Дотти.Однако он в этот момент был занят другим делом. Прослышав о том, что некий пловец из Сьерра-Леоне бесплатно получил плавки от какого-то производителя купальных костюмов, Дотти пытался найти подтверждение этим слухам, чтобы отстранить этого спортсмена от участия в московских играх. У Дотти было такое ощущение, будто никто на свете, кроме него, не понимает разницы между любителем и профессионалом, и он был всецело поглощен тем, чтобы эту разницу сохранить. Поэтому он отодвинул в сторону листок, который положил на стол его помощник.— Лучше бы вы это прочли, командор, — посоветовал помощник.Дотти поднял глаза, раздраженный назидательным тоном помощника, но бумажку взял. На ней был напечатанный на машинке текст следующего содержания:«В знак протеста против повсеместных нападок на спортсменов из ЮАР и Родезии олимпийская команда Соединенных Штатов будет уничтожена. Не считайте это пустой угрозой».Письмо было подписано «Ю.А.Р.С.», а чуть ниже располагалась расшифровка: «Южно-африканцы за равноправие в спорте».— Стоит нам принимать это всерьез? — спросил помощник.— Да откуда же, черт подери, мне это знать? — ответил Дотти. — Я не могу отвлекаться на такую ерунду. У меня тут пловец из Сьерра-Леоне, о котором известно, что он незаконно обогащается за счет спорта. Вот от кого вам нужно оградить наших спортсменов-любителей.Помощник хотел было сказать, что принятая сьерралеонским пловцом взятка вряд ли осквернит олимпийские бассейны, но удовольствовался замечанием, что, может быть, следует как-то защитить американских спортсменов в связи с угрозой со стороны этой Ю.А.Р.С.— Вы когда-нибудь слыхали о такой организации? — спросил Дотти.— Нет, командор.— Я тоже. Черт бы их побрал, ну что заставляет людей делать такие вещи?Помощник не отвечал, и в конце концов Дотти распорядился:— Отправьте это в ФБР со спецкурьером.— А президенту? — спросил помощник.— Естественно, — ответил Дотти. — И в Белый дом тоже. Пусть они об этом беспокоятся. У меня есть дела поважнее. Давайте. Отправляйте.Когда помощник вышел из комнаты, командор Р.Уотсон Дотти, которому этот воинский титул был пожалован в яхт-клубе, расположенном в закрытой гавани! Плейнфилд, Нью-Джерси, стукнул кулаком по столу.— Будем считать это розыгрышем.— Хорошо, если это просто розыгрыш, — проговорил директор ФБР.— Однако вряд ли стоит на это надеяться, не так ли, сэр? — спросил начальник отдела по особым делам.— Пожалуй, нет. И думаю, следует предупредить об этом Белый дом.— Они уже знают, сэр, — сказал начальник отдела по особым операциям. — Они получили точно такое же письмо.Шеф ФБР покачал головой.— А еще кто-нибудь получил? ООН, ЦРУ иди «Вашингтон пост»? Господи, неужели этот идиот из комитета не знает, что для таких дел существуем мы? Если бы мы сочли необходимым оповестить президента, мы бы это сами сделали.— Вы угадали одно из трех, сэр, — сказал начальник отдела.— О чем это вы?— В ООН и ЦРУ они не послали, а в «Пост» послали. А также в «Нью-Йорк таймс» и во все телевизионные агентства. Похоже, эта Ю.А.Р.С. заготовила достаточно экземпляров, чтобы хватило всем.— Чертовски любезно с их стороны, не так ли? — заметил директор. — Он находил, что, произнося такие фразы, обретает сходство с сэром Лоренсом Оливье. И всегда сожалел, что во время войны не попал служить в Великобританию, — тогда у него было бы основание щеголять и английским акцентом. — Н-да, чертовски любезно, — повторил он.«Превосходно, — думал президент. — Превосходно! Мало мне инфляции, безработицы, топливного кризиса, распадающихся заморских альянсов — так теперь еще и убийство членов олимпийской сборной страны. Какие там перевыборы! Хорошо еще, если меня не линчуют».— Господин президент, — подал голос один из его приближенных, и президент с удивлением оторвал взгляд от бумаг. Он совсем забыл, что рядом стояли люди. — Пресса желает слышать заявление по этому поводу.— Это розыгрыш, — сказал президент. — Иначе и быть не может. — А про себя подумал: «Хорошо бы, если так. Мне все это совершенно ни к чему».— Я думаю, это не совсем то, что хочет услышать пресса, — заметил первый помощник.— Хорошо. А что, если так: мы даем гарантию — абсолютную гарантию, — что с нашими спортсменами в Москве ничего не случится. Попробуйте так. Абсолютную гарантию. И только побольше решительности в выражениях, когда станете делать заявление. Вы понимаете, о чем я говорю. Наверно, так будет нормально.— Вполне, — сказал помощник. — Так подойдет.— Только сначала согласуйте это с моей женой, — добавил президент. — Может, у нее появится еще какая-нибудь идея.— Это уж как всегда, — пробормотал чуть слышно пресс-секретарь, выходя из комнаты.Оставшийся с президентом помощник спросил:— Не следует ли нам принять кое-какие меры безопасности?Президент посмотрел на него своим красноречивым взглядом, означавшим: «Я бы до этого и без тебя додумался», и помощник сник.— Нужно, чтобы русских оповестили о том, что нам придется принять совместные меры по обеспечению безопасности. Наша команда под угрозой. Им придется на это пойти.— Хорошо, сэр.— ФБР этим уже занимается.— Да.— Хорошо, выполняйте, что я сказал.Оставшись один, президент погрузился в мрачное раздумье и вспомнил о безномерном телефоне, спрятанном в комоде в его спальне наверху.Этот телефон обеспечивал прямую связь с секретной организацией КЮРЕ, с ее директором доктором Харолдом В. Смитом. Предшественник президента на этом посту все ему объяснил. Этот Смит был завербован для руководства операциями КЮРЕ несколько лет назад. Идея заключалась в том, чтобы в обход Конституции расправляться с негодяями, которые обделывают свои дела, прикрываясь этой самой Конституцией. С течением времени масштаб операций КЮРЕ настолько расширился, что теперь она могла действовать где угодно и делать что угодно. И каждый новый президент — он был в этом уверен, — вступая на этот пост, думал об одном и том же: он никогда не станет прибегать к услугам КЮРЕ.И точно так же, как и он, каждый из них был вынужден пользоваться ее услугами.Однако было это совсем не просто. Президент не имел права отдавать КЮРЕ приказов. Он мог только предложить выполнить ту или иную миссию. Окончательное решение принимал доктор. Единственный приказ, который мог отдать президент и который подлежал немедленному исполнению, — это распустить КЮРЕ. Но ни один президент так и не отдал такого приказа, потому что каждый из них видел, что Америке нужна эта КЮРЕ и этот доктор Смит, и его карающая десница Римо, и этот маленький старый азиат, делающий совершенно необыкновенные вещи.Президент Соединенных Штатов поднялся к себе в спальню и, взяв трубку телефона, стал ждать, когда на другом конце линии ему ответит Смит.«Почему этот телефон всегда такой холодный?» — с недоумением подумал он. Глава четвертая Доктор Харолд В. Смит считал нежелательным проводить встречи в общественных, местах. Такова была его позиция. У Римо же была своя позиция: если Смиту нужно встретиться с ним и Чиуном, то ему придется провести встречу там, где ее назначит Римо.А потому, зная, что Римо, не говоря ни слова, может исчезнуть куда-нибудь эдак месяца на три, Смит и очутился в Бронксе, в вагончике фуникулера, плывущем над пешеходными дорожками зоопарка, и именно тут пытался изложить своим наемным убийцам новое задание.— Послушайте, Римо, но почему зоопарк? — недовольно спросил Смит.— А я люблю зоопарки, — ответил Римо. — И я уже давно в них не бывал.Чиун придвинулся вплотную к Смиту.— Он надеется найти тут свою родню, император, — громко прошептал он на ухо Смиту.— Я слышу, — ворчливо заметил Римо.Чиун возвел кверху глаза с выражением невинной кротости.— И перестань называть его императором, — прибавил Римо.Чиун изобразил недоумение. На протяжении тысячелетий мастера Синанджу нанимались на службу к императорам, царям, королям по всему свету, и он считал, что самая подходящая форма обращения к Смиту — «император Смит».— Не обращайте на него внимания, — сказал Чиун Смиту. — Он сердится потому, что все обезьяны тут точь-в-точь похожи на него, и он не может определить, кто из них кем ему приходится.Смит указав на единственного, кроме них, пассажира, который спал, растянувшись на сиденьях в дальнем конце вагончика. Римо и Чиун точно могли сказать, что тот был мертвецки пьян, поскольку исходивший от него винный дух казался им в замкнутом пространстве вагончика густой туманной завесой.— Ему не до нас, — сказал Римо. — На этот счет можете не беспокоиться. Так, значит, меня хотят приставить нянькой к целой олимпийской команде?— Глупое дитя, — быстро сказал Чиун. — Император вовсе не собирается возлагать на тебя такую невыполнимую задачу. И вообще его предложение вполне разумно.Римо подозрительно посмотрел на Чиуна. Ему было известно, что Чиун твердо считал Смита ненормальным, поскольку тот отвергал неоднократные предложения Чиуна ликвидировать президента Соединенных Штатов и сделать его, Смита, пожизненным правителем.И тут Римо все понял.— Не слушайте, Смитти. Это он к вам подлаживается, потому что хочет поехать в Москву на Олимпийские игры, получить там золотую медаль, а потом заколачивать деньги на контрактах с телевизионными студиями.— Чиун? — произнес Смит и, отклонившись назад, посмотрел на хилого старого корейца.— А что? — продолжал Римо. — Ведь он может одержать победу в любом виде состязаний. Даже во всех, если на то пошло. Впрочем, я тоже.— Хоть раз этот паршивец сказал правду, — заметил Чиун. — Все верно, император.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16