И ему было страшно. Так страшно и тоскливо, как никогда в жизни.— В чем же дело? — отозвался Роман Александрович, прилаживая свой диктофон, чтобы его никто не задел. — Валера, помоги.Сзади появились чьи-то пудовые руки и, невзирая на раненое плечо, Сергея прижали к спинке стула с такой силой, что он действительно захрипел и задёргался.Трофимович сноровисто охватил ноги Крути на жгутом и начал привязывать их к подставке.— Ты там поосторожнее с его плечом, — распорядился он невидимому для Сергея Валере, — не налегай так. Сейчас он опять вырубится, и мне снова с ним возиться.Боль действительно была такой, что Крутин, не в силах сдержаться, запрокинул голову и издал сквозь зубы полустон-полувой.— Так сразу бы сказали, — пробасил за его спиной дуболом Валера и ослабил хватку. Вместо этого он схватил Сергея за волосы, оттягивая их назад. Перед глазами Крутина появилась его перевёрнутая щекастая харя.— Допрыгался, гад? — злорадно спросила харя.Ответить ему Сергей не мог. Во-первых, неудобно говорить, когда твоя голова запрокинута так, что затылок едва не касается позвоночника, а во-вторых, он боялся опять закричать.Тем временем Трофимович закончил своё дело. Руки Сергея были намертво прихвачены к подлокотникам, а туловище — к спинке стула. Жгут, входивший под правой подмышкой, давил, и плечо болело все сильнее, но это можно было вытерпеть. Худшее было впереди.Трофимович подошёл к нему со шприцем в руках. Не протирая кожу спиртом, как положено, без излишних церемоний он вогнал иглу Крутину в предплечье и медленно выпустил содержимое. Сергей пошевелился на сиденье, укол был болезненным и даже очень.Конторский эскулап выдернул иглу, положил шприц на столик и посмотрел на часы.— Все, можешь отпускать, — сказал он Валере, который продолжал прижимать Крутина к спинке стула, хотя тот был намертво к ней привязан. — Но будь наготове. Возможно, придётся его придерживать.Странно, действие укола не было неприятным. Наоборот, появилось такое ощущение, будто Сергей хватил стакан водки. Тело приятно расслабилось, боль ушла, все заволокло лёгкой дымкой.Роман Александрович и человек-рыба подвинули свои стулья ближе к нему.Айболит снова взглянул на часы, оттянул Сергею веко, блеснул фонариком, после чего повернулся к остальным и сказал:— Можно начинать.— Как ваше имя? — вопрос задал человек-рыба.— Крутин Сергей Владимирович, — ответил Сергей. Говорить было легко и приятно.— Под каким именем вы работаете сейчас? — это уже от шефа.— Под именем Крутина Сергея Владимировича.— Какое ваше настоящее имя? — снова человек-рыба.— Моё настоящее имя Крутин Сергей Владимирович. Никакого другого имени у меня нет и никогда не было.— Где вы работаете?— На телецентре, я телеоператор. Иногда ещё выполняю функции монтажёра.— Где ещё вы работаете?— Нигде. Я работаю только там. Адрес: Благовестная, 167, можете проверить.— С кем вы сотрудничаете?— По большей части мы работаем сами. Иногда контактируем с соседями:«ТВ-центром», «Тавром», «ФТВ». Несколько раз поступали заказы от «5-го канала».Сергей только сейчас обратил внимание на то, что в комнате жарко. Он сидел раздетый до пояса и чувствовал, как волны горячего воздуха накатывают на него.Интересно, как это они высиживают при такой жаре в своих костюмах?— Где дискета?— Не знаю. У меня её не было.— У кого она?— У Профессора. У Войцеха Казимировича.— Где сейчас Профессор?— Понятия не имею. Он может быть где угодно. Вы не представляете себе, что это за человек. Он пройдёт там, где пройти кажется немыслимым. Это его город.Вы перед ним беспомощны. Он уйдёт от вас, как вода сквозь пальцы. И чем…— Как давно вы знаете Профессора?— Два… нет, уже три дня. Жаль, что мы не встретились с ним раньше. Тогда все могло бы повернуться по-другому.Боже, ну и жара! Капли пота текут у него по вискам и падают на грудь. Зуд во всем теле ужасный, а кончики пальцев свербят до такой степени, что Сергей беспрестанно потирает их о ладони, но это не помогает.— Каким образом вы связаны с группой Захарова?— Я не связан с группой Захарова. А его имени я вообще не слышал до сегодняшнего дня. И, между прочим, этот ваш…— Каким образом к вам попала дискета?— О-о-о… Это сумасшедшая история. Когда два дня назад я уходил от вашей «наружки»… Ну, эта, которая по другому делу. Вы понимаете? То, что связано с Сарановым и кавказским грузом.— Сарановым? Какого Саранова вы имеете в виду?— Ну, как же. Юрий Константинович Саранов. Ваш верховный главнокомандующий и наш будущий президент, не приведи господь…— Кто вы? На какую службу вы работаете?— Я Крутин Сергей Владимирович. Работаю в областном телецентре, компания «Прайм-ТВ». Я телеоператор, и, между прочим, один из лучших. Хотя, если надо, я…— Странно. Может быть, блок? Иван Трофимович, если ему сейчас дать вторую дозу?— Тогда кранты. И спросить ничего не успеете, как он уже хвост откинет. Не может быть, чтобы блок. Против «пятёрки» никакой блок не устоит. «Тройка» ломает, а вы говорите…— Черт! Кто же он такой? Ладно, попробуем сначала. Как к вам попала дискета?— …любой студии. Я же вам говорил. В тот день, когда я уходил от вашего наблюдения, так вышло, что случайно, понимаете, совершенно случайно…Сергей говорил и говорил. Он не мог остановиться, его выплёскивало наружу.Слова мучили Крутина больше, чем зуд в теле и чесотка в пальцах. Их было слишком много. Они теснились у него в голове и перекатывались во рту. Ему не требовалось даже произносить их, Сергей только открывал рот, а они, уже готовые, вылетали оттуда. Роман Александрович и человек-рыба едва успевали задавать вопросы.Крутин рассказал все. Все, что знал. Все, что произошло за эти дни здесь, в городе, и семью месяцами раньше там, в воинственной кавказской республике.Было то, чего он не хотел им говорить, то, что говорить было никак нельзя, но Сергей не мог остановиться. Словно какая-то сила гнала его вперёд, не давая возможности скрыть или утаить что-нибудь.Сергей говорил, чувствуя, как удаляются все находившиеся в комнате, хотя никто из них не вставал с места. Они просто двигались прочь от него, каждый сидя на своём стуле. Это было очень смешно, и Крутин продолжал гово-, рить, захлёбываясь смехом, чувствуя, что ещё вот-вот, и ему не хватит воздуха.А затем в его голове разорвалось ослепительное оранжевое солнце, и Сергей умер. БОМЖ. ВСЕ ПРОПАЛО Убежище было неказистым и ненадёжным. Войцех Казимирович сидел на груде деревянных ящиков за рабочим входом в магазин «Адриатика». Сидел в самом углу, где его не было видно, подтянув колени к подбородку, обхватив руками голову и привалившись спиной к облицованной жёлтой плиткой стене. Остро пахло гнилыми овощами, ржавой сельдью и кошачьей мочой. Сей букет полностью гармонировал с чувствами, гнездившимися у Профессора внутри, и поэтому не вызывал особого дискомфорта.Все рухнуло. Он ничего не смог исправить. Ни-че-го. Единственное, что ему удалось, так это, в дополнение к Шурику и всем остальным, потерять ещё и Сергея. Неужели он стал так стар и беспомощен?! Как ни горько, но приходилось признать, что да.Он бездарно повёл это дело с самого начала. Он позволил себе плестись в хвосте событий, вместо того чтобы предвосхищать и направлять их.Полусумасшедший Сергей зачастую проявлял куда большую осмотрительность и догадливость, чем он, старый дурак. А Король ещё хотел передать ему своё дело!О, Езус, как мы все можем ошибаться в других! Да уже и нечего передавать. Все «вокзальные» за решёткой. Их сожрала, клацая стальными челюстями, государственная машина. И он не смог спасти ни одного человека.Профессор заметил, что сидит, раскачиваясь из стороны в сторону, и изредка издаёт сдавленные мычащие звуки. Любой, проходивший мимо, мог принять его за охваченного «белочкой» алкаша. Ну и пусть. Черт с ними. Лучше бы он и был этим алкашом, все проблемы которого сведены в одну — достать «горючего» и залить «трубы».Войцех Казимирович с силой сжал виски. Как же ему все-таки удалось уйти с комплекса! Невероятно! Хотя, безусловно, здесь на руку Профессору сыграла обширность территории. Как ни велика была численность их людей, но полноценно охватить каждый участок они не смогли. Конечно, им помогали и служба безопасности, и ВОХР, но здесь уже они сами дали осечку. Выдали установку на поиск вооружённого нарушителя, представив его кем-то наподобие американского Рэмбо, а Профессор покинул территорию комплекса под видом работяги, толкая перед собой тачку с мусором. Он — крыса, которая выживает в любых условиях и которую трудно убить. А защитник из него никакой.Перед глазами Войцеха Казимировича встали скорбное лицо Веры, красный отдувающийся Ботя, улыбающийся Шурик с его небесным взглядом, Сергей, нахмуренно прислушивающийся к тому, что происходит внутри его… Все те, кого он так и не смог уберечь. И никто не ответит за то, что с ними случилось. Ни одна…Будьте вы прокляты, господа, топчущие свой народ. Маленькие фюреры, готовые идти по трупам к поставленной цели. Ваша правда, о которой вы так кричите, панове, окрашена кровью, поэтому не бейте себя в грудь и не распинайтесь о счастье того народа, который вы убиваете. Вот уже скоро век, как бог отвернулся от этой земли и заткнул себе уши. И мы существуем в безвременье, выброшенные на обочину, вроде бы и движемся вместе со всеми, но как-то криво и в сторону, и жрём друг друга, и боремся, боремся без устали то с кем-то, то за что-то, и все это вместо того, чтобы просто жить, как живут нормальные люди. И что он, полуполяк-полурусский, может сделать, чтобы изменить это? И как ему это сделать? На что хватит его сил?Нет, Сергей все же был прав тогда, говоря: «Делай, что можешь, и ни о чем не думай». Зря он назвал его сумасшедшим. Если вдуматься, это очень достойная позиция — поступать только так, как считаешь правильным. Главное, делать это всегда.А он? Все ли сделал он? Можно ли попытаться сделать ещё что-нибудь в таком положении?Пальто Профессора осталось в какой-то из кладовок на заводе. Вместо него на нем сейчас была надета грязноватая брезентовая куртка и матерчатая кепка неопределённого цвета. В кармане у Войцеха Казимировича имелось немного денег, дискета в целлофановом пакетике и телефон. Пистолет, в котором не осталось ни одного патрона, он бросил там же, на заводе. Вот и все. Весь его скарб и все его снаряжение. И куда ему с ним деваться? . Профессор сидел, снова и снова разглядывая эти, ставшие абсолютно бесполезными предметы, и мучительно раздумывал, как же ему поступить. А затем не выдержал и швырнул телефон о стенку магазина. Корпус мобильника жалко клацнул об облицовочную плитку и распался пополам.Все. Это конец. Выхода нет, они проиграли во всех отношениях.Единственное, что ему остаётся, — это спасать самого себя. Нужно уходить из города. И притом как можно скорее. ПОГРАНИЧНИК. ОБМЕН Сознание возвращалось к Сергею рывками, то швыряя его бедное тело в этот мир, наполненный болью и ослепительным светом, то накрывая вновь тёмным покрывалом, принося покой и забвение. Как будто кто-то колебался, стоит ли возвращать душу в эту бренную оболочку или милосерднее будет отправить её туда, куда рано или поздно ей все же предстоит отойти.Наверное, его глаза были открыты потому, что их жёг нестерпимый свет, а может быть, их жгло изнутри, потому что, кроме этого света, Сергей ничего не видел.Один раз сквозь «радиопомехи» в своей голове Крутин различил голоса:— …непостижимо. Такое просто не могло…— …Особенно когда он назвал Юрия Константиновича. Я уже было думал, что все-таки…— …вероятность такого совпадения — один к тысяче. Кто бы мог подумать, что все это время мы…— …исходя из ложной предпосылки. Вот вам лишнее доказательство того, что нужно учитывать все возможности. Даже самые невероятные.— Но в таком случае…— …абсолютно бесполезен…Кто это говорил, сколько человек участвовало в разговоре, Сергей различить не смог. Просто отмечал про себя фразы, не особенно вдумываясь в их смысл, а затем опять проваливался в спасительную темноту.Настоящее пробуждение было долгим, тяжёлым и очень болезненным.Мало-помалу Крутин начал различать отдельные предметы. Правда, месторасположение их было довольно странным. В конце концов Сергей понял, что это из-за того, что он лежит на левом боку, прижимаясь к плиткам пола. Плитки были холодные и приятно остужали щеку и висок.Он по-прежнему был привязан к стулу и поэтому напоминал сфинкса, заваленного на бок неизвестными вандалами. Правое плечо занемело и лишь тупо ныло глухой притаившейся болью. Глаза жгло, будто в них сыпанули толчёного стекла, а во рту было сухо, как в пустыне Гоби. Язык распух и не умещался во рту. Сергею казалось, что он неприлично высовывается, подобно сосиске из хот-дога.Зато голова, к его полному удивлению, не болела. Со всем остальным было плохо, а вот голова — наоборот…Не успел Крутин обрадоваться этому, как в сантиметре от его носа появились чьи-то штиблеты. Они на мгновение задержались, их владелец присел, и в поле зрения Сергея появилось вытянутое лицо человека-рыбы.— Похоже, очнулся, — объявил он голосом таким же отмороженным, как и его внешность. — Трофимыч, глянь.Раздалось мягонькое топ-топ-топ, и рыбью морду сменила добродушная округлость лица Айболита.— Ну-ка… ну-ка, — произнёс он, пытаясь повернуть голову Крутина лицом вверх. — Помогите мне. Нужно его усадить.Сергея подняли вместе со стулом и установили в вертикальном положении.Судя по тому, как натужно это все происходило, за его спиной находился уже кто-то другой, а не бык Валера.Роман Александрович, все такой же элегантный и подтянутый, стоял у стола в дальнем углу комнаты и говорил с кем-то по внутреннему телефону. К Сергею он находился вполоборота и, лишь скользнул по нему взглядом без особого интереса, а затем продолжил разговор, который состоял в основном из междометий и коротких распоряжений, отдаваемых приказным тоном.Трофимович тем временем опять принялся осматривать Крутина. Он прощупал его пульс, приподнял веко, заставил несколько раз поднять и опустить голову и, как показалось Сергею, остался чрезвычайно доволен результатом.— Вот вам, полюбуйтесь, как «пятёрочка» работает, — обратился он к человеку-рыбе. — А то говорят «осторожнее», «преждевременно говорить о практическом применении». Пер-рестраховщики. Ясно же, что когда разработка толковая, то и отдача соответствующая. Вот, пожалуйста, и доказательство налицо. Любо-дорого, даже сердце радуется.Роман Александрович закончил говорить и положил трубку.— Что с ним? Порядок? — осведомился он, садясь за стол.Сияющий Трофимович повернулся к нему.— А то! Подраскис немного, а так хоть на выставку. Ввести ему «тоника», чтоб взбодрился?— Не стоит, — Роман Александрович махнул рукой, — незачем.— Пить, — с трудом двигая шершавыми губами, выдохнул Крутин. Непослушный язык ворочался во рту, как колода.Иван Трофимович обернул свою бабскую морду и с де-ланым сожалением развёл руками:— Видишь, дорогуша. Не нужно тебе пить. Незачем.Человек-рыба подошёл к Роману Александровичу и негромко сказал:— Куда его теперь? Отвести вниз и там?..Тишину, которая воцарилась вслед за этим, можно было взвешивать на весах.Шеф долго смотрел на Сергея безразличным взглядом покупателя, приценивающегося к абсолютно ненужной ему вещи. Человек-рыба тоже уставился в его сторону своими блеклыми глазами.— Нет, — изрёк наконец Роман Александрович. — Пусть побудет пока. — Зачем? — безразлично осведомился человек-рыба.— Так нужно, — коротко и исчерпывающе ответил шеф. Человек-рыба поднял невидимые брови, словно говоря: «Ну, раз так, то…», но вместо этого произнёс:— Ну, тогда я в Контору?Вот здесь Крутин рассмеялся. По крайней мере, звуки, вылетавшие из его иссушенной глотки, с натяжкой можно было назвать смехом. Именно слово «Контора», произнесённое человеком-рыбой по отношению к их же организации, вызвало неудержимую реакцию, и Сергей трясся на своём стульчике, жадно хватал ртом воздух и выкашливал новую порцию хахаканья со стоном и всхлипываниями.Все замолчали, недоуменно воззрившись на него, один только Иван Трофимович звонко хлопнул себя по ляжкам и восхищённо произнёс, ни к кому не обращаясь:— Во даёт, а!Роман Александрович ещё раз смерил Сергея своим безразличным взглядом и, видимо, окончательно утратив интерес, ответил человеку-рыбе:— Нет. Заедешь к ним позже. А сейчас пойдём со мной, есть одна зацепка…Проходя мимо Крутина, все ещё дёргающегося и перхающего, он бросил «доктору» Трофимовичу и тому, кто был за его спиной:— Присмотрите пока здесь за ним.— Есть, — неожиданно чётко, по-военному ответил Айболит.Человек-рыба последовал за своим шефом молча, лишь окинув Сергея напоследок взглядом, от которого у того возникло ощущение, будто ему за шиворот сыпнули ледяной крошки.Трофимович нагнулся и принялся распутывать узлы, освобождая Крутина от привязей, которыми он так надёжно соединил его со стулом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42