В краткие мгновения
железный строй аквилонской пехоты превратился в
беспорядочную толпу, в скопище людей, в страхе бросавших
оружие и мчавшихся куда глаза глядят - куда угодно, лишь бы
избавиться от несущего смерть ужаса.
И, как довершение этот кошмара, из-за стволов деревьев
выскочили размалеванные дикари. Теперь им не составило
большого труда расправиться с аквилонцами, потерявшими
разум от боли и страха.
Ядовитые змеиные зубы достали капитана Арно - он лежал
на земле, его тело сотрясалось в предсмертных судорогах, а
душа уже ступила на тропу, ведущую к Серым Равнинам.
Солдаты разбегались, падая под ударами пиктских топоров;
жужжали стрелы с кремневыми наконечниками, воздух дрожал
от стонов, воплей и боевого клича дикарей. Битва кончилась,
началась резня.
Конан огляделся вокруг и понял, что поражение
неизбежно. Не поражение - полный разгром! Его солдаты были
обречены и стоило подумать о собственном спасении. И о
спасении тех, кому он еще мог помочь.
Неподалеку Флавий рубился с двумя пиктами.
- Ко мне! - закричал киммериец. - Пробивайся ко мне!
Уклонившись от удара топором, Флавий сумел достать
одного из противников мечом и, отпрыгнув, очутился рядом с
Конаном.
- Что делать, капитан? - Лицо его исказилось в
отчаянии. Что будем делать?
- Только одно - выбираться из этой резни. Если хочешь
остаться жив, держись за мной, парень!
Обнажив мечи, они принялись пробиваться сквозь толпу
дикарей, падавших вокруг словно колосья под серпом жнеца.
Никто из них не мог устоять против воинского мастерства
Конана, никто не мог соперничать с ним силой, свирепостью
быстротой. Через несколько мгновений, прорубив себе
кровавую дорогу, они бросились бежать - обратно, по той
самой тропе, которая привела сюда отряд. Их никто не
преследовал; дикари добивали раненых аквилонцев, с опаской
избегая места, где недавно стоял их несокрушимый строй. Там
вместо пиктских копий и секир уже поработали смертоносные
змеиные зубы.

3

Стараясь производить как можно меньше шума, Конан и
Флавий осторожно пробирались по берегу протоки. От
раздавшегося вдруг громкого всплеска молодой полусотник
вздрогнул и вопросительно посмотрел на киммерийца.
- Это бобры, - прошептал Конан. - Их слух гораздо тоньше
человеческого - они учуяли нас и теперь хлопают хвостами по
воде, предупреждают об опасности. Взгляни-ка! Вон там,
впереди, над водой видна их плотина!
За этим сооружением, на противоположном берегу протоки,
перед беглецами простиралась довольно большая поляна, а в ее
центре торчал огромный, высотой в два человеческих роста,
вертикально поставленный валун, в котором, присмотревшись,
можно было различить грубые контуры человеческой фигуры.
Рядом с ним был другой, значительно меньший по размеру
камень, похожий на алтарь.
- Это Поляна Совета, - прошептал киммериец. - Когда
пикты властвовали в здешних краях, их вожди, старейшины
и шаманы собирались тут для обсуждения своих дел. Теперь,
когда они снова захватили эти земли, они непременно придут
сюда. Видишь, тут стоит их идол! И я думаю, что после
разгрома нашего отряда им будет о чем потолковать, а нам -
о чем послушать. Если спрятаться за бобровой плотиной...
- Нас увидят, капитан, - запротестовал Флавий, - это
ведь почти рядом с капищем!
- А мы сделаем так...
Конан обломил пару зеленых ветвей и сорвал несколько
белоснежных водяных лилий, укрепив затем этот своеобразный
букет на своем шлеме.
- Но так мы замаскируем лишь головы, а как же тела?
- Поток рядом с запрудой мутный, там нас никто не
заметит.
- Ты хочешь сказать, капитан, что мы залезем по шею в
воду?! Но не известно ведь даже, появятся здесь пикты
или нет...
- Ничего страшного, постоим, сколько понадобится. По
мне так лучше схватить простуду, чем потерять голову.
Молодой аквилонец тяжело вздохнул.
- Наверное, ты прав, капитан Конан.
- Разумеется. Если я хотел бы раз ошибся, моя голова
давно уже служила бы украшением хижины какого-нибудь
пиктского вождя.
Не тратя более времени на разговоры, Конан зашел в
протоку и направился к бобровой запруде, примерно на
локоть выступающей над поверхностью воды. Флавий без
колебаний последовал его примеру, положившись на опыт
старшего своего товарища. Вода у самой плотины достигала им
до подбородков, и в ее тени их головы и шлемы, прикрытые
зеленый камуфляжем, были почти незаметны.
- А теперь нам действительно придется подождать, -
промолвил Конан. - Ты как считаешь, сможешь простоять
здесь не двигаясь, пока солнце не опустится на ладонь?
- Придется! Ведь ты сам сказал, что другого выхода у нас
нет.
Киммериец лишь приподнял уголок рта в одобрительной
усмешке.
Предвечернюю тишину нарушало лишь кваканье лягушек,
которые приостановили было свой концерт при появлении
людей, но вскоре успокоились и принялись с новой силой
выводить звонкие рулады. Солнце клонилось к западу, бросая
на поверхность воды у плотины алые отблески; казалось, что
в мутный поток вплетены струйки крови. Вдруг Флавий
приглушенно охнул.
- В чем дело? - недовольно прошептал киммериец.
- Кто-то вцепился мне в ногу, - так же тихо ответил
полусотник. - Больно!
- Тоже мне, страдалец! Это все-навсего пиявки. Ничего с
тобой не сделается, всю кровь они из тебя высосать не
успеют.
Но Флавий был на этот счет несколько другого мнения и
попытался избавиться от присосавшихся к его ноге кровожадных
тварей. В этот самый момент Конан выдохнул:
- Тихо! Не шевелись! Пикты! Вот они!
Из леса на поляну вышла группа дикарей, еще не смывшых
с тел устрашающей боевой раскраски. Они оживленно и шумно
что-то обсуждали - вероятней всего, подробности недавней
битвы и своей победы. Флавия поразила их непосредственная,
едва ли не детская радость - судя по рассказам старых
воинов, людей бывалых и опытных, пикты отличались угрюмым
нравом и совсем не любили лишних разговоров.
Вскоре на Поляне Совета сгрудилось множество людей,
среди коих большую часть составляли вожди и шаманы,
отличавшиеся своими одеяниями от простых воинов, облаченных
только в сапоги из шкур да набедренные повязки. По
раскраске и перьям в волосах можно было понять, что сюда
пришли предводители племен Волка, Ястреба, Черепахи, Рыси и
Ворона. По-прежнему слышались радостные возгласы и смех,
многие прикладывались к бурдюкам и флягам с кислым вином.
- Посмотри, - тихо сказал Флавий, - здесь пикты из
нескольких разных племен, и они отлично ладят друг с другом,
хотя еще недавно были смертельными врагами.
- Им ничего не оставалось, как объединиться и забыть про
междоусобицы, иначе дикарям не под силу противостоять
Аквилонии. И если б все племена по ту сторону Громовой реки
смогли бы договориться, наш достойный король расстался бы с
большей частью этих земель. Неважно, присоединил ли он их по
закону или нет.
Внезапно киммериец, склонившийся к уху Флавия и
говоривший шепотом, едва удержался от изумленного возгласа.
На поляне появились два человека, выделявшиеся по виду из
общей массы размалеванных дикарей. Один из них был шаманом -
его длинную кожаную накидку украшали звериные хвосты,
причудливый головной убор казался составленным из искусно
подобранных птичьих перьев. Второй же носил обычную одежду
аквилонских пограничных стражей - потертую кожаную куртку с
металлическими защитными бляхами, штаны и сапоги.
- Клянусь, Кромом! - прошипел киммериец. - Ты узнаешь
Эдрика, лазутчика графа Лусиана? Проклятый изменник! А рядом
с ним - Сагайета, новый шаман пиктов!
Дикари почтительно расступились перед новоприбывшими,
которые подошли к плоскому камню-алтарю. Тот, в ком Конан
узнал человека Лусиана, медленно и раздельно заговорил на
хайборийском, обращаясь к собравшимся, а стоявший рядом
шаман переводил его слова.
- Вы только что убедились, что великий военачальник,
благородный граф Лусиан выполнил свое первое обещание:
привел аквилонский отряд в указанное вами место. Теперь вы
можете не сомневаться, что вся провинция Чохира, как и
обещал граф, снова перейдет в ваши руки. Но за это придется
заплатить: вашему верному и благородному другу нужна сейчас
третья часть тех денег, которые были обещаны ему за
неоценимую помощь в возвращении исконных ваших земель.
Шаман закончил переводить речь Эдрика, сделал небольшую
паузу и добавил еще несколько слов - явно от себя.
- О чем он говорит? - спросил Флавий, не знавший языка
пиктов.
- Он дал согласие на выплату этой суммы. Сейчас придут
его люди с деньгами... Смотри же, вот они!
Четверо пиктов, вышедших из леса, с трудом тащили на
плечах огромный тяжелый сундук, висевший на толстой,
похожей на бревно палке. Они поставили свою ношу на землю,
Эдрик подошел к ней и поднял окованную медью крышку ящика.
Запустив в него обе руки, он вытащил горсть монет,
полюбовался на блеск золота и высыпал деньги обратно.
- Откуда у дикарей взялось это сокровище? - прошептал
удивленный Флавий. - Ведь собственную монету они не чеканят,
в торговле с нами очень редко берут деньги. Им нужны
украшения, ткани и оружие, а не бесполезные желтые кругляши!
- А ты разве не узнаешь этот сундук? В казначействе
Аквилонии такие обычно используют для перевозки звонкой
монеты. Думается мне, что в этом было жалованье солдат из
форта Тусцелан - его так и не успели выдать накануне штурма.
- Но Лусиан, граф Лусиан, наш военачальник! Как мог он,
потомственный нобиль, продаться пиктам?
- Хмм... У меня есть на сей счет кое-какие
предположения, Флавий.
- И Эдрик, Эдрик! Неужели мы допустим, чтобы
предательство сошло с рук этому гнусному шпиону?! - Флавий
гневно стиснул кулаки. - Мне кажется, я смогу добраться до
его горла прежде, чем дикари успеют поднять оружие!..
- Только попробуй, и пожалеешь, что родился на свет! Ты
разве не понял, как важно нам добраться до Велитриума и
сообщить то, о чем мы здесь узнали? Эти сведения куда дороже
жизни какого-то ублюдка! А потому держи-ка язык за зубами,
приятель, да нагни пониже голову - хоть теперь пиктам не до
нас, но осторожность все ж таки не помешает.
Тем временем пиктские воины, сгибаясь под тяжестью
сундука, удалились с поляны, сопровождаемые Эдриком. Шаман
Сагайета взобрался на плоский алтарный камень и начал
длинную торжественную речь, в которой превозносились
доблесть и мужество пиктов. Столпившиеся вокруг дикари
встречали его слова торжественным гулом и радостными
воплями, а затем пустились в странный причудливый танец,
движения которого как бы имитировали их действия во время
недавней битвы. По рукам снова пошли бурдюки с вином,
пляска становилась все более дикой и необузданной, и спустя
некоторое время все пикты, включая шамана, валялись точно
бревна на траве Поляны Совета.
Выждав еще немного, дабы убедиться, что опасности больше
нет, Конан велел Флавию следовать за ним, и беглецы с
превеликой осторожностью двинулись к берегу. Солнце село; в
наступившей ночной тишине, которую по-прежнему нарушало
только лягушиной кваканье, киммериец быстро пробирался
вперед по узкой, почти незаметной лесной тропинке. Молодой
полусотник был не так ловок; он то и дело спотыкался о
выступающие из земли корни или задевал ствол дерева, пока не
понял, что ему лучше всего идти по следам капитана, который,
похоже, мог видеть в темноте как лесная кошка. Казалось, сам
гигант-варвар не ведает усталости, однако заметив, что его
менее выносливый спутник начал задыхаться, выбившись из сил,
Конан остановился, дав ему время отдохнуть. Впрочем,
утомление не заставило неугомонного аквилонца прекратить
свои бесконечные расспросы.
- Так почему же граф Лусиан оказался предателем? Ты
говорил, что догадываешься...
- Ну, это довольно просто, парень. Ведь после того, как
пикты захватили Тусцелан, графу, как командующему легионом
пограничной стражи, фактически стала подчиняться все
Конаджохара.
- И что с того? Конаджохара! Невелик почет! Глушь, дикие
нравы, дикие люди... Это всего лишь небольшой кусок
побережья Громовой реки. Три бедные провинции - Конавага,
Чохира да Орискония, всего один город...
- Я про то и говорю. Губернаторы соседних провинций
станут требовать у короля, чтобы земли Конаджохары были
поделены между ними - и мне кажется, что наш добрый
Нумедидес не станет этому препятствовать. И что тогда
останется Лусиану? Большая часть его владений отойдет к
Боссону, а тамошний губернатор Тасперас - злейший враг
Лусиана. Теперь понимаешь, отчего нашему графу выгодно
сдать пиктам Чохиру? Он подложит свинью Тасперасу, а кроме
того, получит огромные деньги! В гарнизоне Тусцелана была
тысяча воинов, а жалованье они не получали целых полгода!
Прикинь, какую сумму это составляет! А всему Велитриуму
известно, что Лусиан более всего на свете любит играть в
азартные игры и ставки делает крупные. В последнее время
ему, наверное, больше везет в любовных делах, чем в игре, и
за ним значатся огромные долги, так что Сагайета
подвернулся ему очень кстати.
- Но если Чохира снова перейдет к пиктам, что же будет с
теми, кто там живет? Кто получил там землю?
- Думаешь, Лусиан из-за того ночами не спит? Его одно
заботит - благополучие и процветание собственной персоны. И
в том, как я полагаю, он мало отличается от остальных ваших
нобилей...
- Ты не прав, капитан! Вот ты упомянул губернатора
Боссона - он никогда бы не сделался предателем!
- Про барона Таспераса я и в самом деле не могу сказать
ничего дурного. Он даже оставил в пограничье своих людей -
после того, как пал Тусцелан, и присланные нам на подмогу
войска остальных губернаторов были отозваны. Но вообще-то я
не доверяю аристократам: они, как шакалы, рвут себе
богатства да владения, а случись какая беда, удирают
первыми. Ну, а что касается предательства Лусиана... Тут
палка о двух концах! Дикари-то, наоборот, считают его деяние
благородным - ведь он вернул им земли, которые Аквилония
получила обманным путем.
- Не могу понять, капитан - ты с таким презрением
говоришь об аквилонцах, и в то же время поступил на
королевскую службу. Да еще рискуешь ради нас жизнью в этих
гибельных местах, - в недоумении произнес Флавий.
- С чего ты взял, что я вас презираю? Нет, Флавий, в
твоей стране я встретил множество достойных людей, но,
видишь ли, немногие из них принадлежат к знати. А жизнью я
рискую, если уж говорить начистоту, не ради вас - просто я
привык хорошо делать свое дело. Ведь я командую наемниками
и чаще всего продаю меч не тому, на чьей стороне правда, а
кто больше мне заплатит. Но пойдем! Если мы будем и дальше
молоть языками, то не успеем до рассвета выбраться из этого
проклятого леса. Пошли!

4

Конан и Флавий, в обществе двух наспех одетых и, видимо,
только что поднявшихся с постели мужчин, сидели в
небольшой, освещенной масляной лампой комнате в казармах
Велитриума. Тяжелый дневной переход под лучами палящего
солнца, последующее сражение с пиктами, долгие часы,
проведенные в холодной воде, - все это совершенно не
отразилось на состоянии варвара, тогда как его молодой
спутник был полностью измотан. И потому Флавий почти не
принимал участия в разговоре, с трудом удерживаясь, чтобы не
заснуть прямо за столом.
1 2 3 4 5