Король, за которым следовал верховный жрец, с
благоговейным блеском в глазах приблизился к помосту, где
возвышалось драгоценное изваяние богини. Поставив на
ступени небольшую, украшенную резьбой шкатулку, откинутая
крышка которой позволяла лицезреть переливчатое сверкание
самоцветов, Лалибеа и Зарамба опустились на колени и
поклонились фигуре из слоновой кости, ударив лбами в
мозаичный пол.
С мольбой простирал руки к великой богине, Зарамба
начал читать призывающее ее заклятье. Остальные жрецы зажгли
в медных жаровенках благовония, от коих тут же потянулся
вверх синеватый ароматный дымок.
Тут-Мекри по-прежнему чувствовал тревогу. Нервы его были
напряжены, он как будто ощущал на себе чей-то враждебный
ненавидящий взгляд. Что-то должно было произойти; что-то
такое, что отнюдь не сулило ему добра.
Неожиданно в зале с колоннами раздался звучный, похожий
на вон много колокола голос - то заговорила изваянная из
слоновой кости статуя.
- О великий король, выслушай мои слова и исполни мою
божественную волю! Знай, что тебе надо остерегаться лживых
уст и предательских речей пришельца из Стигии. Этот человек,
притворяющимся твоим другом, на самом деле хитрый и коварный
враг. Ему удалось бежать от праведной мести, ожидавшей его в
Кешане, а теперь он хочет погубить тебя, о могущественный
Лалибеа! Он - смрадная гиена, шакал из шакалов, стервятник,
пирующий на трупах преданных и обманутых им!
По рядам воинов-пунтийцев пронесся изумленный ропот.
Люди Тут-Мекри, предчувствуя недоброе, встали вокруг него
кольцом, прикрывшись щитами; лучники потянулись к кочанам и
стрелам, остальные сжали древки копий и секир. Никто не
двигался и не грозил оружием, но было ясно, что в любой миг
святилище станет местом жестокой схватки.
Стигиец лихорадочно размышлял, припоминая. Несомненно,
он где-то уже слышал этот женский голос! Это было, когда...
- Погоди, о сиятельный и великий! - воскликнул он. - Это
наговор, ложь! Тебя желают ввести в заблуждение...
Но его слова перекрыл голос богини:
- Стигиец, смрадный пес и наглый лжец, должен быть изгнан
из Пуна, а на место военачальника своих храбрых солдат
назначь Конана из Киммерии, коего я посылаю тебе, король, как
свой божественый дар. Слава об этом доблестном воителе гремит
от ледяных пустынь Ванахейма до джунглей Куша, от выжженных
гирканских степей до побережья Западного Океана. Только
Конан-киммериец сможет привести твои войска к победе, о
великий король!
Как только голос смолк, за помостом распахнулась дверь,
и рядом с изваянием богини возникла могучая фигура
Конана. Неторопливыми шагами он спустился с помоста и
отвесил почтительный поклон: сперва королю Лалибеа, затем -
верховному жрецу Зарамбе.
- Это ты, лжец и обманщик! Ты, киммерийская падаль! -
взвизгнул Тут-Мекри. Его лицо исказилось от ненависти, и он
крикнул своим лучникам: - К бою! стреляйте в него!
Но киммериец, уловив движение натягивающих тетиву рук,
молниеносным прыжком скрылся за ближайшей колонной; на таком
расстоянии он был бы слишком хорошей мишенью для
стрелков-шемитов. Изумленный и разгневанный, король открыл
рот, чтобы отдать приказ своим чернокожим воинам, но в этот
момент...
Выточенная из слоновой кости фигура покачнулась,
вздохнула и шагнула вперед - ступени помоста скрипели и
прогибались по ее тяжкой поступью. Все находившиеся в храме
застыли на месте - перед ними стояла живая богиня Небетет.
Конан, как и все остальные, не спускал с нее глаз; он
словно бы видел перед собой Мюриэлу, но в то же время не
узнавал ее. Дело заключалось не в наложенном гриме - фигура
этой женщины была более стройной, величественной, а лицо -
неизмерно прекрасней смазливой мордашки коринфянки. И голос,
ее голос! Он был похож на природное сопрано Мюриэле и ту
подделку-контральто, которое они сочли наиболее подходящим
для божества. От голоса это женщины, казалось, исходила
неведомая сила, заставлявшая вибрировать стены храма и
каменный пол. И вокруг ее фигуры светился бледный сиреневый
ореол...
- К тебе обращаюсь я, о король Пунта! Я, истинная богине
Небетет, воплощенная в образе смертной женщины! Дерзнет ли
кто-нибудь из вас, моих слуг, в этом усомниться?
Не помня себя от ярости, Тут-Мекри заорал стоявшему
рядом с ним лучнику:
- Стреляй же, болван! стреляй, кому говорят! Подчиняясь
приказу, стрелок натянул тетиву и прицелился. Женщина
бросила на него пристальный взгляд, протянула руку - что-то
щелкнуло, сверкнула нестерпимо ярка вспышка, и шемитский
лучник мертвым рухнул на мозаичный пол.
- Кто-то из смертных еще сомневается? - послышался
холодный голос.
Никто не произнес ни слова: все присутствующие в храме -
король, жрецы, чернокожие воины и даже такие прожженные
авантюристы, как Конан и стигиец Тут-Мекри, - молча
преклонили колена перед богиней.
Она же продолжала:
- Перед тобой, король, не один обманщик, а два - Конан из
Киммерии и Тут-Мекри из Стигии. В Кешане их затея потерпела
неудачу, и теперь они возжелали сотворить подобное деяние
здесь, в моем храме. Стигиец, не доставшийся крокодилам из
королевского пруда в Алкменоне, будет отдан им на съедение в
Кассали. И варвара из Киммерии стоило бы предать такой же
участи однако я желаю, чтобы этот человек был помилован - за
его доброту к той женщине, в чьем теле я сейчас нахожусь. Но
он должен покинуть твои владения, король, и если он не
исполнит это через два дня, вели его тоже скормить
крокодилам.
Ты должен выполнить еще одно мое повеление, о король
Пунта. Созови в этот храм лучших мастеров, которые
способны вырезать из кости мое новое изваяние. Оно должно
быть похоже на женщину, в чьем теле я пребывают и чье
плотью пользуюсь; столь же прекрасным и соразмерным. И
никаких мерзких черепов! Тогда эта статуя сделается моим
пристанищем на века. А сейчас ты должен хорошо заботиться о
моем живом теле. Понял ли ты меня, король? Если понял, не
медли и не пытайся ослушаться моих приказов!
Сиреневый ореол вокруг женской фигур исчез, но никто из
свидетелей чудесного явления богини не мог двинуться с
места. Первым пришел в себя стигиец; он сделал знак своим
людям и, стараясь не привлекать к себе внимания, стал
незаметно протискиваться к дверям храма.
Но тут тишину нарушил властный голос короля Лалибеа:
- Схватить его!
Взметнулся пушенный рукой воина-пунтийца тяжелый дротик,
и один из шемитов рухнул замертво с пробитой грудью. В
следующее мгновение храмовой зал превратился в поле
жестокой кровопролитной схватки. Полетели дротики, зазвенели
натягиваемые тетивы луков, поднялись копья, засверкали
кривые ножи, тяжелые удары палиц из черного дерева
обрушились на щиты противника. Чернокожие воины окружили
вставших плечом к плечу людей стигийца. В воздухе
раздавались стоны раненых и умирающих, падавших на мозаичный
пол, в лужи крови, под ноги сражающихся.
Тут-Мекри, размахивая изогнутым клинком и призывая на
помощь Сета и остальных зловещих стигийских богов, пытался
пробраться к полуразрушенному помосту, где с мечом в руке
стоя Конан; пожалуй, единственное, чего он сейчас желал -
не остаться в живых, но отомстить человеку, во второй раз
сокрушившему все его планы и расчеты. Подкравшись к
киммерийцу сзади, он занес над ним клинок, вознамерившись
одним ударом снести голову врагу. Однако Конан успел
обернуться и подставить меч. Два клинка сшиблись со звоном,
высекая искры; противники, внимательно следившие за каждым
движением друг друга, закружили по залу, выбирая момент для
решающего выпада.
Первым это удалось киммерийцу; сделав обманное движение,
он ударом сбоку вонзил меч под ребра Тут-Мекри. Издав
громкий вопль, стигиец выронил оружие; сквозь прижатые к
ране ладони заструился кровавый ручеек. Конан не стал
рисковать и следующим ударом отсек Тут-Мекри голову.
Обезглавленное тело стигийца, зашаталось, рухнуло, заливая
мозаику пола потоками алой крови.
Увидев, что их господин мертв, оставшиеся в живых люди
Тут-Мекри перестали обороняться и бросились к выходу.
- Догнать их! - приказал король Лалибеа. - Пусть умрут
все до единого!
Чернокожие воины устремились за отступающим противником.
Подойдя к воротам храма, Конан увидел, что сражение
продолжается на склоне холма - пунтийцы преследовали
спасавшихся бегством наемников Тут-Мекри, и мало кому из них
удалось добраться до спасительных лесных зарослей.
Воля богини была исполнена.

* * *

Вернувшись в главный зал храма, киммериец взглянул на
помост - неподвижная фигура его подруги все еще стояла на
том же самом месте, где недавно возвышалось изваяние
богини Небетет. Усмехнувшись, он произнес:
- Ну, малышка, слезай отсюда - нам надо сматываться, да
поскорее! Ты сделала все, что смогла, но видишь, нам опять
не повезло. И я все никак не возьму в толк, где ты раздобыла
это сияющее сиреневое облако?
- Малышка? - послышался низкий звучный голос, и Конан
вздрогнул, ибо вокруг тела женщины опять появился сиреневый
ореол. Этот светящийся туман, да и вообще весь облик
ожившего изваяния, привели киммерийца к мысли, что Мюриэле
никогда не удалось бы изобразить подобные чудеса.
Глаз богини вновь прозвучал над его головой и раскатился
под высокими сводами храма.
- Малышка? Как ты осмелился так обращаться к богине,
червь! или ты хочешь, чтоб я пожалела о проявленной к тебе
благосклонности? Хочешь разделить жалкую участь этого
негодяя-стигийца?
По спине варвара пробежала дрожь. Теперь у него больше
не оставалось сомнений в том, кто вился ему и чей голос
он слышит.
- Так ты - настоящая богиня Небетет? - в растерянности
пробормотал он. - Прости меня, госпожа, но разве я мог сразу
об том догадаться? Однако что же случилось с моей Мюриэлой?
Мне не хотелось бы покинуть ее здесь - после всего, что
произошло.
- Что ж, ты не разочаровал меня, киммериец! Твоя забота
об той девушке смягчает мою душу. Однако ты можешь не
беспокоиться о ней - до того времени, пока не будет готова
новая статуя, я останусь в ее теле, а после должным образом
позабочусь, чтобы жизнь и судьба Мюриэлы были устроены как
можно лучше. Но ты, дерзкий варвар, ты, нечестивец, должен
убраться отсюда - если не хочешь попасть на ужин королевским
крокодилам! Уходи, и побыстрей!
За свою жизнь не столь уж долгую, но богатую
приключениями жизнь, киммериец сталкивался со многими
монстрами, чудовищами, колдунами и жуткими тварями, но
никогда не испытывал перед ними страха. Теперь же он
почувствовал в своем сердце трепет, почтение и
благоговейную дрожь. Все-таки с воистину божественным
существом он встречался впервые...
- Если Мюриэле ничего не грозит, я готов покинуть эту
страну, как ты повелеваешь, великая. Но скажи, как я это
сделаю? У меня нет денег, моя госпожа, а после всего
случившегося ни в Пунте, ни в Кешане не найдется ни одного
человека, на помощь которого я мог бы рассчитывать.
- Отправляйся в Зембабве, варвар! У караванщика Нахора
есть в столице Зембабве родственник, который тоже владеет
караваном и сможет взять тебя охранником. Но если ты не
исчезнешь отсюда через несколько мгновений, то я вспомню все
лишенные почтения слова, с которыми ты дерзнул ко мне
обращаться. Не принуждай меня к этому, киммериец! Прощай, и
не беспокойся о своей подруге.
Конан отвесил богине низкий поклон и направился к выходу
и храма. Но не успел он дойти до ворот, как услышал сзади
какой-то шорох. Обернувшись, киммериец молниеносным
движением выхватил из ножен меч.
Из-за мраморной колонны выползла та самая похожая на
древнюю мумию старуха, с которой он уже однажды встречался -
сгорбленная, высохшая и едва живая. С трудом верилось, что
это жуткое создание было когда-то женщиной.
С трудом приподняв костлявую руку, старуха грозила
варвару иссохшим кулачком. Скаля беззубый рот, она
прошипела:
- Ты убил моего сына, грязный пес! Моего бедного
сыночка! Да поразит тебя проказа, мерзкий шакал! Будь ты
проклят! Пусть обратится против тебя гнев богини, чей храм
ты осквернил! Пусть обрушится на тебя гнев демона
Джаманкха - отца моего несчастного сына! Приди, о мой
возлюбленный демон, и покарай нечестивца! Вырви ему глаза,
забей ему в глотку его собственную печень! Вытяни из его
утробы кишки и удави ими это гнусное порождение ишака и
ехидны! Пусть проклятый варвар задохнется в своей
блевотине и пожалеет, что появился на этот свет!...
Яростную тираду прервал неудержимый приступ кашля.
Старуха прижала к горлу руки, ее лицо исказила стираная
судорога, глаза вылезли из орбит. Мгновение - и высохшее
тело ничком упало на мозаичный пол.
Конан подошел к старухе и осторожно перевернул ее тело
- она не дышала, не слышно было и биения сердца. Наверное,
она была слишком стара, подумал киммериец, и убить ее могло
любое потрясение. Конечно, смерть единственного сына
оказалась страшным потрясением... ведь все-таки этот
волосатый урод был ее любимым сыночком... Но что она
говорила о его отце? положительно, встреча с
папашей-демоном в планы Конана никак не вписывалась. Права
богиня, решил он; пора убираться отсюда, и как можно скорее.
Киммериец закрыл мертвые невидящие глаза. Надо было
спешить в лес, где он оставил дух лошадей, сои припасы и
все свое достояние, что помещалось в паре седельных сумок.
Выходя из храма, он бросил последний взгляд на тело старухи,
покачал головой и быстрым шагом стал спускаться вниз по
склону холма.


1 2 3