И снова он видел Албену, чудное курортное место на Черноморском побережье Болгарии. Игорь заканчивал книгу о замечательном болгарском разведчике коммунисте Цвятко Райдонове, и его пригласили в Софию делать о нем телефильм. Он писал сценарий в номере на последнем этаже гостиницы «Елица». Прямо за окнами лежало море. Блестящее под солнцем, беспечное, курортное море. Игорь, глядя на него, думал, что море, как и люди, бывает разным. Он вспоминал то же море, которое он видел с борта рыболовецкого сейнера. Оно не было веселым, оно было морем-тружеником и пахло солью и потом. А здесь оно было веселым. И звало к себе так же, как звал курортный городок, по улицам которого ездил мототрамвай и цокали копыта извозчиков. Трудно было работать в этом скоплении баров, пиццерий, ресторанов и варьете.Но он работал. До обеда, не больше, а потом с головой окунался в радостную, почти карнавальную жизнь Албены.Аллу он увидел в ночном ресторане «Пикник Орехате». Сначала увидел знакомую актрису Лену Скурихину, а потом уж ее.И он сел к ним за стол, и ему были рады. Еще бы — на съемках в Болгарии встретили земляка, и не просто земляка, а коллегу.Это был чудесный вечер, а потом все вообще стало прекрасным. Они с Аллой уехали в Софию. Съемки закончились, и у нее было свободное время.Потом была Москва, три месяца счастья и горькое похмелье. Наступившее немедленно.Игорь отказался от предложенной на телевидении большой работы. Он был занят поиском погибших десантников, жил в сорок третьем, думал об этом времени, писал о нем, и Алла устроила скандал.Игорь пытался объяснить ей о долге каждого перед историей, говорил, как сложно и трудно ему работать.— Ты сам строишь мельницы, а потом воюешь с ними, — жестко ответила Алла, — сначала сделай этот фильм, получи деньги и обеспечь нас.— Тебе не хватает денег?— Да, не хватает денег. Я купила песцовый жакет, а дубленку уже не могу себе позволить. А какая у нас мебель, стыдно людей позвать. У всех есть видео, а у нас? Если тебе не стыдно ездить на этой машине…— Меня она устраивает.— "Москвич" тебя устраивает, только у приличных людей или «Вольво» или «Мерседес».— Значит, я неприличный.Игорь вышел из квартиры и хлопнул дверью.Через несколько дней ему позвонила какая-то дама и сказала, что он должен отдать ей тысячу шестьсот рублей. Алла купила-таки дубленку. Он отдал ей, но предупредил жену, что делает это в последний раз.— Тогда найди себе другую. Таких женщин, как я, надо содержать соответственно, — ответила зло Алла и уехала демонстрировать покупки в Букуриани.То же самое сказала ему по телефону ее мать, добавив, что каждый выбирает женщину по средствам.Потом начались скандалы, ее неприходы домой. А потом он съехал на дачу. Вот и все. А дальше — Сергей, у которого, видимо, есть средства.Игорь встал, побрился, быстро сварил кофе. Все равно надо работать.Тем более что он, видимо, нашел разгадку гибели разведгруппы.Игорь посмотрел на часы. Шесть пятьдесят шесть. Пора. Он вышел на террасу. *** Ему мешали кусты орешника. Осторожно, очень осторожно он надломил ветку. Теперь терраса была видна.Дверь открылась, и на террасу вышел Бурмин. Он хорошо видел его. Очень хорошо.Бурмин сел, закурил, вставил в каретку машинки чистый лист бумаги. Задумался.«Думай, думай», — внутренне усмехнулся он и положил ствол пистолета на рогулинку.Он вел им, совмещая прорез с мушкой, и наконец ее беспощадная точка воткнулась в висок Бурмина.…И тогда он нажал на спуск… *** «Возьми меня с собой…»Музыка жила в ней сама по себе. И Лиза шла по дорожке вдоль заборов, пританцовывая в такт мелодии.Утро-то какое! Счастье, а не утро. И ее ждут. Обрадуется ей писатель Бурмин и генерал Архипов, обрадуется и будет пробовать молоко и хвалить Лизу. Хорошо все-таки, что они завели корову. И деньги и людям радость.Вот она, дача, где живет Бурмин. Калитка отворена. Лиза посмотрела на часы — восемь без семи. Только вот машинка не стучит. Видать, думает.— Игорь Александрович! — крикнула Лиза. — Молочко пришло.Она перехватила бидон и зашагала к даче. Поднялась по ступенькам…Сначала она подумала, что Бурмин спит, лежа на полу, но потом увидела чернеющую лужу и поняла, что это кровь. *** — Ты чего Лизавета? — крикнул Архипов.— Там… — Лиза говорила спокойно, только руки у нее тряслись и побледнела она так, что загар казался наклеенной на лицо прозрачной бумагой.— Что? — спросил Архипов.— Убили, — Лиза села.— Кого? — подошел Михеич.— Бурмина.— Стой здесь, — скомандовал Михеичу Архипов, — никого не впускай.— Слушаюсь, товарищ генерал.Они вновь были на службе, вновь перед лицом смерти, а значит, опять стали солдатами.Архипов пошел к даче, и Михеич видел его прямую спину, и вспомнил, что генерал никогда не наклонялся, когда шел в атаку.Архипов вернулся сразу.— Что, товарищ генерал?— Застрелили. Никого не пускай. Я пошел звонить.Михеич посмотрел на часы. Восемь девятнадцать. Он закурил и стал, закрыв спиной калитку.Через двадцать минут у калитки остановился милицейский газик. *** Он гнал машину по шоссе, потом свернул на узкую проселочную дорогу.Вот так, все просто. Нажал на спуск, и точка. Он забрал на даче все, что было нужно. Все. А главное, взял список людей, с которыми говорил Бурмин. Три человека. Значит, еще три раза сделать то же самое. Ничего, он сделает. Война многому учит. А милиция пускай ищет.Машину затрясло на ухабах. Деньги берут, а дорогу сделать не могут.Вот они, дачные домики, разбросаны в лесу.Он подъехал к воротам, вылез из машины, открыл калитку. Огляделся, соседние домики пустые. Они были такими, как и его, — летними.Пистолет он спрятал в гараже, в тайнике. Потом переоделся. Снял с себя все. Растопил печку, опять пошел в гараж, облил бензином брюки, носки, белье, пиджак, туфли и, завернув их в полиэтиленовые мешки, сунул в печь.В ее глубине что-то ухнуло, и пламя взялось жарко и яростно. В комнате противно запахло палеными тряпками и резиной.Он подождал, когда прогорит печка, выгреб пепел и выбросил его на участок.Все. Теперь очередь за машиной.По дороге в город он утопил в пруду свой кейс, а из первого же телефона-автомата позвонил в автокомиссионный магазин. Тем более, на работе он сказал, что продает машину и будет позже. *** Фокина вчера они взяли в Серпухове.Лихой вор-домушник Женька Фокин с нежной кличкой «Миленький» вышел из подъезда обыкновенного панельного дома, где на пятом этаже он снимал двухкомнатную квартиру, и направился в гастроном. Но не судьба была Миленькому побаловаться поутру любимым шампанским. Не судьба. Олег взял его под руку, а с другой стороны пристроился Гриша Крылов.— Тихо, Женя, — улыбаясь, сказал Олег. — Тихо. Иди к машине.В РУВД Миленький грохнул об пол сумкой и сказал раздумчиво:— Начальник, ты хоть и не старый, но должен же иметь снисхождение к моему порочному образу жизни, пошли мента за шипучкой.— Не положено, Фокин. Теперь тебе лет десять по утрам холодную воду пить.С утра Олег Наумов писал план мероприятий по ликвидации группы Фокина. Олег знал Фокина. Первый раз, совсем еще зеленым оперативником, он брал его на станции Тайнинская. В тот раз Фокин залез на дачу зубного врача Альтмана.Тогда ему пришлось побегать за ним. Женька был молод и здоров. Догнал его Олег в чахлом лесочке у станции.А на допросе Женька лениво процедил сквозь зубы:— Тебе, начальник, не блатных, а бабочек ловить…Телефон молчал. Документ писался легко. И Наумов почти покончил с ним, но через две минуты открывался буфет, и Олег решил первым прорваться к стойке.Но сегодня день был поистине удивительным. Обычно перед открытием у дверей буфета толпились девицы из различных отделов и машбюро. Казалось, что они приходят на работу только затем, чтобы выпить как можно больше кофе. Сегодня же никого. Олег подошел к стойке, поздоровался с буфетчицей Зиной, молодой, яркой блондинкой.— Кофе, салат мясной и два бутерброда с колбасой.— Что, жена уехала? — посмотрев на него, спросила Зина.— А ты откуда знаешь?— Глаз у вас, мужиков, другой становится. Шалый.Она усмехнулась, одернула халат и затрещала на счетах.— Тебе бы, Зина, с твоей интуицией в следственное управление. А жены у меня пока нет.— Мне и здесь неплохо, — буфетчица поставила на стойку блюдечко с салатом. — Ешь. Кофеварка пока не нагрелась.Он уже заканчивал салат, когда к его столику подошел дежурный по угрозыску Коля Туманов.— Хороший салат? — спросил он голосом, не предвещавшим ничего хорошего.Олег внимательно посмотрел на него.— Срочно. Машина внизу.— Что? — тихо спросил Наумов.— Убийство, — также тихо ответил Коля.Наумов взял бутерброды, завернул в салфетку.Все, теперь он действовал как автомат. Коридор. Дверь в кабинет. Открыл сейф, вынул оружие. Закрыл сейф. Теперь к лестнице и вниз, к машине.«Волга» выскочила на осевую, распугивая машины, коротко огрызаясь сиреной. Все молчали. Шофер сосредоточенно глядел на дорогу, эксперт-криминалист копался в чемоданчике, оперуполномоченный Леня Сытин, входивший в группу, курирующую район, глядел в окно, дымя сигаретой.— Леня, — спросил Наумов, — ты знаешь подробности?— В восемь двадцать пять позвонил владелец дачи генерал-полковник в отставке Архипов и сообщил, что Митрофанова Елизавета Степановна из лесничества принесла молоко на дачу номер двадцать семь и увидела труп Бурмина Игоря Алексеевича, прибежала к нему, Архипову, и они сообщили в милицию. На место выехали работники районного отдела и следователь прокуратуры.— Не много. Что-то фамилия Бурмина мне знакома.— Красивая фамилия, барская, — сказал эксперт Александр Петрович, — я бы сказал, чеховская фамилия.Машина выскочила на Минское шоссе. Москва кончилась.Водитель вывел машину на осевую и прибавил скорость.Олегу казалось, что «Волга» стоит на месте, а мимо нее с шумом проносятся деревья, столбы, дома, машины, люди.Когда-то он любил это состояние. Скорость возбуждала его. Но постепенно Наумов начал замечать, что быстрота движения вызывает в нем неосознанную тревогу. Он пытался разобраться в этом странном ощущении, мысленно упрекал себя в трусости. Однажды он понял. Слишком много по роду службы приходилось ему видеть разбитых машин, и в натуре, и на фотографиях.Видимо, это развило в нем неосознанное чувство осторожности. Вот и сегодня в этой быстро летящей машине он ощущал себя зависимым от шофера.Случись авария, и его умение, ум, смелость оказались бы бессильными.Машина, не сбавляя скорости, вписалась в крутой поворот, только покрышки завизжали, и нырнула в зеленую арку деревьев, сросшихся над дорогой.— Ох, — вздохнул за спиной Олега эксперт, — так он нас и не довезет, пожалуй.— Довезу, — твердо сказал шофер и сбросил скорость.У въезда в дачный поселок стоял сержант. Он поднял руку, и машина остановилась.— Здравия желаю, товарищ майор, а я вас жду.— Где дача? — высунул голову в окно Олег.— Пять минут езды.— Садись.Машина медленно ехала вдоль заборов. По ним можно было определить характеры дачевладельцев. За тонким штакетником, видимо, жили люди веселые и открытые. И дачи у них были маленькие, одноэтажные. За высокими дощатыми заборами не было видно ничего. Только у калиток, рядом со звонком, висели предупреждения о злых собаках.Женщина везла вдоль заборов коляску, промчались мальчишки на велосипеде, из окон дачи пел Челентано — обычная жизнь. Люди не знали о том, что случилось. Да и не надо им знать об этом. Пусть живут, возят детей в колясках, слушают певцов.Машина свернула за угол. В самом конце просеки стоял милицейский микроавтобус.— Пошли, — сказал Олег.У калитки его встретил начальник уголовного розыска района Середин.— Плохие дела, Олег. Убит некто Бурмин Игорь Александрович, писатель.— Писатель? — переспросил Олег и тут же понял, откуда ему знакома эта фамилия. Он читал книгу Бурмина о поисках неизвестных героев войны.— Его застрелили, — продолжал Середин.— А где медицина?— Я попросил их машину в роще оставить, чтобы внимание соседей не привлекать.— Понятно. Пошли.От калитки к даче вела извилистая дорожка с одинокой скамейкой, прижавшейся к развесистой липе. Она чем-то напоминала театральный рисованный задник.Участок был большой, заросший, без традиционных клумб и грядок.Видимо, хозяев устраивал именно дом в настоящем лесу.Дача была маленькая, с веселой, открытой террасой. На крыльце сидел инспектор-кинолог, рядом лежала овчарка. Она подняла голову и внимательно посмотрела на Наумова.— След не взяла, — сказал за спиной Середин. — Вообще ярко выраженных следов нет. Вмятины какие-то.— Видимо, ноги чем-то обмотали.— Наверное.На террасе в углу сидели понятые. Женщина лет пятидесяти и пожилой мужчина в зеленой военной рубашке.Следователь прокуратуры, в форменном кителе, писал протокол.— Мы до твоего приезда не стали трогать…Олег сразу увидел убитого. Он лежал на полу, рядом — опрокинутый стул, одна рука была неестественно вытянута, в нее прочно врезался браслет с красивыми часами. Красная секундная стрелка бежала по черному циферблату, отсчитывая ненужное своему хозяину время.— Стреляли из сада, — сказал эксперт из райотдела. — Расстояние небольшое, но, видимо, оружие сильное. Убитого отбросило на пол.— Кто-нибудь слышал выстрел?— Пока не установили, — ответил Середин.— Гильзу нашли?— Ищем.Наумов подошел к столу, взял табуретку у стены, сел за машинку.Медленно повернул голову в сторону кустов. На секунду на виске забилась жилка, всего на одну секунду.Громко вздохнула понятая.Теперь Наумов глядел на кусты орешника, плотные, сросшиеся, словно надеясь увидеть безжалостную черноту ствола.Стреляли из этих кустов. Видимо, ждали, когда Бурмин выйдет на террасу, значит, знали его распорядок. Убивал человек опытный, привыкший к оружию, иначе так точно не положишь пулю в висок.Олег встал, стараясь не глядеть на убитого, вышел на улицу.За долгую свою службу он так и не смог привыкнуть к покойникам. Нет, он не испытывал страха, просто не привык, и все. Да и не верил, когда говорили или писали, что у профессионала вырабатывается иммунитет.Возможно, у мясника на бойне и вырабатывается, а нормальный человек не может примириться с горем. А убийство — это всегда горе.Наумов обогнул террасу. Жаль, что траву на лужайке затоптала оперативная группа. А трава стояла высокая, некошеная, видимо, хозяев совсем не интересовала дача.Олег медленно шел к кустам, мысленно наметив прямую линию, соединившую висок убитого и заросли орешника.Вот они, толстые старые кусты. Вот и крошечный пятачок в центре, совсем крошечный, но, видимо, здесь и стоял убийца. Не видимо, а точно.Трава примята, ветка обломана совсем недавно, дерево еще сырое.Наумов встал на площадку, достал пистолет, положил его на рогулину сломанной ветки. Точно. Стреляли отсюда.— Есть, — крикнул кто-то, словно выстрелил за его спиной.Олег вздрогнул от неожиданности.— Вот она, товарищ майор! Вот! — кричал совсем молодой оперативник из райуправления.— Кто?— Гильза.Медный, подернутый копотью бочонок упал между двумя сросшимися стволами и лежал словно гриб под листом.Олег даже подивился умению оперативника.— Молодец, — сказал он, — зови эксперта.Вспыхнула лампа, щелкнул аппарат.Наумов наклонился и поднял гильзу. Она лежала на ладони, бесполезная, уже никому не нужная. Разве что свистеть в нее, как в детстве. Приложил к губам и свистнул.— Так, — эксперт покрутил гильзу перед глазами. — Ну-с, Олег Сергеевич, что вы можете сказать, посмотрев на нее?— Калибр восемь, выбрасыватель зацепной, боек полусферический, бой центральный, гильза удлиненная, бутылочной формы. Судя по маркировке или арабская, или азиатская модель.— Неплохо, совсем неплохо, — усмехнулся Александр Петрович. — Медики вынут пулю, тогда посмотрим.— Я думаю, — сказал Олег, — убийца ждал здесь. Видите, как трава вытоптана. Потом выстрелил, пошел к даче. Убедился, что Бурмин мертв… А что же дальше?— А вот дальше ничего понять нельзя, — сказал подошедший Середин, — дальше темнота. В пиджаке убитого найдено семьсот рублей, часы дорогие на руке, магнитофон японский цел, машинка пишущая.— Надеюсь, что у убитого не было ни бриллиантов, ни иностранной валюты. — Олег пошел к даче.— Кто знает, — сказал ему в спину Середин, — может, у него картина была или, к примеру, иконка. Помнишь, в прошлом году в Зарайске…Как же не помнить! Прекрасно помнил Наумов, как двое приехавших из Молдавии рецидивистов ворвались в квартиру, связали старика хозяина и унесли иконку размером чуть больше ладони. Когда он пришел в милицию, такие дела были редкостью. Он о них только в сводках читал. А сейчас многое изменилось. Появился рынок сбыта. Уходят за рубеж иконы, картины, ювелирные изделия.И жулье другое стало. Модные, образованные, спортивные. Бокс — архаика.Тело Бурмина увезли. За столом на террасе следователь прокуратуры перелистывал листы протокола.— Что у вас? — повернулся он к Наумову.— Гильзу нашли.— Это уже кое-что.
1 2 3 4