— Будь великодушен, ты хочешь сказать. Не могу. Особенно к некоторым из женщин. Меня совершенно не вдохновляет общество Лорны Фриман.
— Вот это да! Неужели она до сих пор не дает тебе проходу? — засмеялся Тони.
— У этой женщины мертвая хватка.
— Бедный Роб, — посочувствовал Тони. — Ну ладно. Мы втроем утешим Лорну.
Дженни разрывалась между долгом приличия и желанием остаться с Робертом. Наконец через силу заговорила:
— Тони, ты не очень рассердишься, если я тоже не пойду? Ты же знаешь, я всегда чувствую себя неловко в новой компании, а Роберт как раз хотел послушать мои песни…
— И ты решила выбрать музыку, — снисходительно закончил он за нее.
Она кивнула, глазами умоляя его согласиться.
Тони нехотя улыбнулся.
— Ну, хорошо, Малиновка. Пусть мнение Роберта поможет тебе поверить в себя."— Он нахмурился. — Хотя у меня такое чувство, что, может быть, я зря познакомил тебя с братом.
— Почему это? — с вызовом в голосе протянул Роберт.
Тони склонил голову набок и посмотрел на брата. В глазах читался подвох.
— Давай разберемся, Роб. Если взять чисто внешние данные, то я в сто раз красивее тебя, но у меня есть подозрение… Повторяю, толь подозрение, что— слушатель из тебя лучше, чем из меня.
Роберт рассмеялся. Тони стоял, довольно улыбаясь. У Дженни гора с плеч свалилась. Все улажено. Эти два часа она проведет наедине с Робертом Найтом.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Я принесу гитару?
Миранда и Тони наконец ушли к Фриманам, и Дженни не хотела терять ни минуты. Она была вся полна ожидания. С трудом сдерживая по-детски глупое желание взлететь по ступенькам вверх, она направилась к лестнице.
— Подожди, — послышался сзади его голос.
Она удивленно оглянулась.
— Давай пойдем в мою спальню.
Такое предложение ошарашило ее.
— В твою… спальню? — с сомнением переспросила она.
Он насмешливо улыбнулся.
— Насколько я понял, ты не прочь использовать спальни для разговоров… или песен.
Или это только привилегия Тони и на его брата не распространяется?
— Я… — Мучительная краска стыда залила щеки, и отчаянно пытаясь побороть свою неловкость, она быстро добавила: — Хорошо. Если ты считаешь, что это самое подходящее место…
Он откровенно забавлялся.
— Извини меня, пожалуйста. Мне захотелось увидеть, как ты краснеешь. Я устроил у в комнате студию звукозаписи. Это действительно лучшее место в доме, где можно послушать музыку.
— Понятно. — Дженни тихонечко перевела дух.
Он нагнал ее, взял за руку и с веселым блеском в глазах добавил:
— Туда никто не войдет, так что нам никто помешает. И я смогу сколько угодно слушать мисс Дженни Росс.
Он повел ее наверх. Рука Дженни заныла от прикосновения его пальцев, а щеки запылали еще ярче от ощущения, что он идет рядом.
— Не называй меня так, — тихо сказала она.
—Как?
— Мисс Дженни Росс. Звучит старомодно.
Он засмеялся.
— Мне кажется, тебя так и надо называть. Женщина, которая краснеет при одном упоминании слова “спальня”, — большая редкость в наши дни.
— Ты ужасный циник.
— Не спорю. — Он вызывающе посмотрел
на нее. — Может быть, мне нужен рядом кто-то, похожий на тебя, который сделал бы меня менее циничным.
Они дошли до ее комнаты. Она поспешно скрылась в дверях, отчаянно моля Бога, чтобы краска хоть немножко отлила от лица. Конечно, если ты похожа на неловкую школьницу, то нелепо даже мечтать о таком искушенно мужчине, как Роберт Найт. Она сделала несколько глубоких вздохов, чтобы как-то успокоиться, взяла гитару и вышла к нему в коридор.
Он привел ее в огромную комнату. Если бы не большая двуспальная кровать, вряд ли это помещение можно было бы назвать спальней? Стойки с электронной аппаратурой расположились вдоль одной из стен, а рядом находилась целая коллекция пластинок, кассет и книг. Что касается кровати, Дженни ничего подобного в своей жизни раньше не видела. Это был, собственно, угловой диван, на спинке которого разместились и светильники, и полки, и радио со встроенными часами, и маленький бар, и небольшой телевизор. Только пикейное покрывало и гора подушек свидетельствовали о том, что здесь еще и спят.
Роберт небрежно указал ей на стул.
— Мне кажется, тебе с гитарой будет здесь удобнее всего.
Когда она села, од принялся заправлять кассету в магнитофон. Холодок пополз по спине Дженни. Она попыталась возразить.
— Роберт…
— А? — спросил он, не оглядываясь.
— Ты хочешь… Зачем это?
Он вопросительно взглянул на нее.
— Хочу записать тебя. Ты ведь не возражаешь?
— Но зачем? Я же говорила тебе… Пожалуйста не делай этого… — несмело закончила она, от волнения не в силах ясно выразить мысль.
Он обернулся к ней. Дженни была не в состоянии выдержать его испытующий взгляд.
— А почему нет? — спросил он, явно озадаченный ее поведением.
Мучительно подбирая слова, Дженни начала обьяснять:
— Я не профессиональный композитор, Роберт. Я уже говорила. Ты просил спеть мои песни для тебя. Если ты их запишешь, они станут…
Безликими… Она вовремя спохватилась и не произнесла этого слова. Склонилась над гитарой, чувствуя себя все более несчастной. Совсем не таким представлялся ей их разговор наедине.
Он сел на вращающийся стул около аппаратуры и, слегка подавшись вперед, заговорил: — Дженни, музыка — моя профессия. Песня, которую ты исполнила вчера… — он немного помедлил, потом осторожно закончил: — …очень своеобразна с музыкальной точки зрения. Если и остальные твои песни такие же, то мне надо будет прослушать их еще и еще раз.
Она недоверчиво посмотрела на него.
— Вчера ты об этом ничего не говорил.
— Ты так внезапно ушла, а я все не мог переварить услышанное. — Легкая улыбка тронула его губы. — Признаюсь, твое пение ошеломило меня. И я понял, почему мама и Тони так зачарованы твоим лицом.
Она сердито нахмурилась.
— Мне начинают надоедать разговоры о моей внешности. Ничего особенного в моем лице нет. Более того, в зеркале я читаю совсем другое.
Его улыбка стала шире.
— А зеркало тебе и не скажет правду, Дженни. У тебя необыкновенно выразительное лицо. Оно особенно привлекает, когда ты поешь. На самом деле, ты можешь добиться большого успеха, если будешь петь в маленьком клубе или в ресторане, где можно высветить лицо. А так, голос у тебя не очень сильный, и с коммерческой точки зрения ты неперспективна, — сказал он, стараясь выразиться как можно более необидно.
От его слов у нее на душе сразу потеплело. Значит, ему понравилось, и он не считает ее бездарной.
— Я не рвусь в артистки, Роберт. Я знаю возможности своего голоса и думаю, мне приятней петь для себя. А делать это ради денег… Мне кажется, я на это не способна.
— А для меня ты споешь?
— Да, — тихо ответила она и смущенно опустила ресницы, словно желая спрятать свою готовность ради него пойти на все.
— Тогда позволь мне записать твой голос. Просто представь, что магнитофона нет вообще. Обещаю тебе, он не будет мешать. Пойми, это очень важно для меня.
Дальнейшие уговоры уже были не нужны.
— Ну, если что, ты ведь можешь в любую минуту все стереть, — покорно пожала плечами Дженни.
Он засмеялся, развернулся на стуле обратно и нажал на кнопку. Потом вновь обратил к ней посветлевшее от смеха лицо.
— Я почти уверен, что никогда не сотру эту запись. Что там Тони говорил сегодня о “Походной песне”? Может, с нее и начнем?
—Давай. — Дженни склонилась над гитарой и заученным движением взяла первый аккорд. И тут почувствовала, что вишенки, качающиеся на золотой цепочке, не дают сосредоточиться. Она отложила гитару и сняла |колье. — Мешает, — объяснила она, увидев удивленное лицо Роберта.
Роберт быстро скользнул взглядом по ее одежде сверху вниз, на секунду задержав взгляд на ее груди.
— Может, снимешь пояс? Если одежда стесняет, то тоже трудно петь.
— Нет, нормально, — поспешно ответила она и взяла гитару. От его мимолетного оценивающего взгляда на секунду перехватило дыхание, а потом бешено и гулко заколотилось сердце, словно внутри кто-то начал стучать на барабане.
Роберт ободряюще кивнул. Радость и желание угодить ему подхлестнули ее. Быстрый темп “Походной песни” волновал душу и создавал ощущение приподнятости. Музыка удивительно совпадала с настроением Дженни, а восторженное внимание, с которым Роберт слушал ее, привело к тому, что она исполнила песню просто мастерски. Закончив петь, вопросительно посмотрела на него.
— Так, — неопределенно протянул он, но глаза взволнованно блестели. — Еще одну?
Дженни только этого и ждала. Она уже забыла про бесшумно работающий магнитофон и пела для Роберта. Только для него одного.
— Эту вещь я назвала “Песня-пожелание”.
Неторопливо зазвучала гитара, и полилась, сентиментальная, трогающая душу мелодия. Затем последовала песня под названием “Время не пришло”, наполненная звенящими нотами протеста. Дженни исполнила еще песни, ни одна из них не была похожа на другую.
Ее буквально пьянило присутствие Роберта, его молчание, его внимательный взгляд. Ей казалось, что они очутились вдвоем в маленькой сказочной стране, где правит бал музыка, готовая соединить любящие сердца.
И словно оборвался прекрасный сон, когда он заговорил:
— Хватит пока. Я думаю, надо выпить.
Он повернулся и выключил магнитофон. Дженни отложила гитару.
— Что тебе налить?
— А что есть? — пожав плечами, спросила она.
Он направился к кровати и открыл маленький, сделанный под шкаф холодильник.
— Джин с тоником, виски с содовой, апельсиновый и томатный сок, если не хочешь спиртного. Ну, выбирай.
— Джин с тоником, пожалуйста, — ответила она. Конечно, такой напиток был крепковат для нее, но она не хотела обнаружить перед ним свою неопытность.
Он вручил ей высокий стакан с напитком и по-дружески заговорил:
— У тебя хорошие песни, Дженни. Есть некоторые шероховатости, как ты сама сказала, но они подкупают своей оригинальностью.
Радостная улыбка озарила лицо девушки.
Он долго и внимательно смотрел на нее, так долго, что от этого взгляда ее бросило в жар. Потом, усмехнувшись, сказал:
— Приятно смотреть на твою улыбку. Поверь она достаточно хороша, чтобы любой мужчина захотел попробовать вкус твоих губ.
Прежде чем Дженни смогла собраться с мыслями, он отошел и опять сел к магнитофону. Дженни залпом выпила половину стакана, хотя пить совсем не хотелось.
— Значит, между тобой и Тони ничего нет? — небрежно заметил он.
— Что ты имеешь в виду под “ничего”? Мы очень хорошие друзья, — постаралась ответить она как можно спокойнее.
— Что-то на него это не похоже, — сказал Роберт, рассеянно разглядывая свой стакан.
— Видишь ли, Тони часто производит впечатление бабника, но на самом деле он вовсе не такой. Он просто пользуется тем, что само идет ему в руки, а при такой внешности недостатка в предложениях, естественно, нет, — насмешливо сказала она.
— И ты не возражаешь против этого? Я имею в виду, когда все это происходит в твоем доме? — спросил он.
— Он не приводит их домой. У него правило: женщины — одно, а жизнь — совсем другое.
— И ты — часть именно этой жизни.
Она пожала плечами.
— Так получилось — дом-то мой. Но я почти не захожу в мастерскую, которую он оборудовал в кладовке. Очень редко, и только по приглашению.
— А как же твои знакомые мужчины? Они не возражают против жильца?
У Дженни чуть не сорвалось с языка, что никаких мужчин и в помине нет, но она вовремя спохватилась. Девушка медленно отпила из стакана, чтобы собраться с мыслями. Не хотелось, чтобы Роберт подумал, будто мужчины вообще ею не интересуются. А на самом деле, когда отец болел, у нее совершенно не было времени на личную жизнь. Потом, убитая горем, она и думать не могла о знакомствах, ну, а потом появился Тони и составил ей отличную компанию. И только сейчас она осознала, что ей необходимо нечто большее.
— Да нет, никто не возражает, — уклончиво ответила она. — Мы же ничем не связаны. Иногда я его целыми днями не вижу. Он может отправиться куда-нибудь на своем фургоне рисовать или просто запрется в мастерской и работает.
Роберт покачал головой.
— Чудеса, да и только, — недоверчиво улыбнулся он. — Шесть месяцев жить рядом с девушкой — и не поддаться искушению. Похоже, Тони более стойкий оловянный солдатик, чем я о нем думал.
При этом его глаза говорили о том, что сам он в подобной ситуации не устоял бы перед соблазном. Взгляд был столь откровенным, что Дженни невольно съежилась. Его внимание льстило, но в то же время казалось оскорбительным. Хотелось настоящего чувства, а не быть очередным объектом его страсти.
— Сладкое быстро приедается. Наверно, когда живешь в такой непосредственной близости, с булочки облезает сахарная глазурь. Хотя меня вряд ли можно сравнить со сладкой булочкой, — ядовито произнесла она.
— Сладкого много не съешь. По мне, так вкуснее песочного коржика ничего нет, — последовал невозмутимый ответ.
Она вскинула брови и с некоторой долей сомнения в голосе спросила:
— Я должна понимать это как комплимент?
Роберт со смехом откинулся на стуле. На этот раз он смеялся от души, и, когда заговорил, в голосе не было ни капли цинизма. Наоборот, сердечность интонации согревала душу.
— Ты мне нравишься, Дженни Росс. Определенно нравишься. Ну что, продолжим?
Дженни кивнула, поставила почти пустой стакан и взяла гитару. Снова заработал магнитофон. Роберт сидел, не шевелясь. Он весь погрузился в ее песни. Их близость друг к другу, его сосредоточенность создавали атмосферу задушевности. Дженни исполняла песню за песней, делая короткие передышки. Каждую песню она предваряла коротким комментарием. Она делала это специально для него, он это чувствовал и благодарно принимал.
— Это все, — наконец со вздохом произнесла она.
— Ты не спела “Пожар на ферме Россов”.
— Она очень длинная. Всю спеть?
— Всю.
Дженни допила джин и уселась поудобнее. Эта песня была очень дорога ей. Чувства, бушевавшие внутри, прорвались наружу, придав голосу более богатые оттенки.
Когда она дошла до слов:
И Роберт дрался за любовь
Прекрасной Дженни Росс,
то, не удержавшись, посмотрела на Роберта Найта. Волна радостного ликования захлестнула ее. От волнения она некоторое время не могла начать следующий куплет.
Конец песни она уже допевала, обращаясь прямо к нему, черпая энергию в его горящих огнем глазах. Умолкла последняя нота. Не сводя глаз с Дженни, он, рукой нащупав кнопку, выключил магнитофон. Дженни отложила гитару. Тут он встал и, слегка приподняв, крепко обнял ее.
Губы ее раскрылись в трепетном ожидании и были вознаграждены долгим обжигающим поцелуем, который окончательно стер из ее памяти воспоминания обо всех предыдущих встречах. Все ее существо инстинктивно откликнулось на любовный порыв, словно молния вспыхнувший в нем. Он становился более настойчив и нетерпелив, а она в безрассудной горячке уже сама искала его ласк, руки гладили его плечи, ласкали шею, пальцы теребили густые пряди его темных волос, словно она таким образом пыталась справиться со шквалом обрушившихся на нее чувств. Его рука упрямо скользнула по ее спине вниз; тело Дженни, покорное этой властной руке, слегка изогнувшись, прижалось к нему, вызвав в нем неудержимое желание овладеть ею.
— Скажи “да”, — тихо проговорил он, все еще сладко терзая ее губы.
— Да, — выдохнула она.
Он не дал ей перевести дух, в новом поцелуе снова властно припал к ее губам, ясно давая понять, что хочет от нее чего-то большего. Дженни сдалась безоговорочно. Он поднял ее на руки, перенес на кровать и одним гибким движением накрыл собой ее тело. Сердце девушки бешено заколотилось под его тяжестью, а он все целовал ее и целовал, пока она не превратилась в сплошной кипящий комок страсти. Тогда он, чуть подвинувшись, одной рукой начал расстегивать вишневые пуговички на ее платье. При этом его горящие желанием глаза и поток ласковых слов обещали безумное наслаждение.
— Твоя улыбка слаще вина, она пьянит, она непреодолима, как наркотик. Раздень меня, милая Дженни. Я хочу вкусить тебя всю.
За целую жизнь с Дженни ничего подобного не случалось. Возбуждение дошло до того, что, казалось, кровь закипает в жилах. Пальцы не слушались, и все ее торопливые, неумелые попытки расстегнуть его рубашку заканчивались безрезультатно.
Роберт быстро справился с ее платьем и, теряя терпение от ее медлительности, разделся сам. Это были упоительные минуты. Два обнаженных тела прильнули друг к другу. Дженни затрепетала от полноты незнакомых ей доселе ощущений. Соприкасаясь с его кожей, чувствуя его так близко, маленькое хрупкое тело Дженни переполнилось желанием отдаться этой мужественной силе. Сердце тревожно заныло.
— Не торопись, — хрипло прошептал он и снова в нежном поцелуе коснулся ее губ. На этот раз поцелуй был долгим и полным чувственности.
Дженни закружил водоворот эмоций. Роберт переместился чуть ниже, коснулся губами ее шеи, потом еще ниже, к маленьким холмикам грудей, нащупал ртом набухшие соски и стал нежно теребить их языком, все больше и больше возбуждая Дженни, потом снова двинулся вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16