Возможно, выстукивание само побуждает добычу производить движения, позволяющие ай-ай обнаружить ее по звуку».
Поиску добычи методом выстукивания Эриксон дает весьма очаровательное название «percussive foraging», что можно передать приблизительно так: «как постучишь, так и полопаешь».
Еще столько предстоит узнать об этом диковинном животном, что кто знает, какие необыкновенные секреты «магического пальца» ай-ай откроются нам. Вдруг сыщутся доказательства, что «магический палец» наделен волшебством в гораздо большей степени, чем предполагают мальгашские колдуны. Независимо от того, что здесь играет главную роль — эхолокация или фантастическая способность к осязанию, — налицо доказательства, насколько Природа мудрее человека.
На следующий день Джон, Кью и Жулиан, по обыкновению, отправились осматривать гнезда и почти сразу же вернулись, неся крупного самца ай-ай с физиономией кулачного бойца. Неудивительно, что он был так уязвлен: как же, ни с того ни с сего нарушили его покой и бесцеремонно засадили в клетку на потеху двуногим тварям! Мы окрестили нового пленника Патрисом в честь другого нашего ловца, но за свое поведение он вскоре заслужил и прозвище — Бандюга…
В этот вечер, еще до того как ему подали еду, он со страшным хрюканьем и шмыганьем принялся скрупулезно исследовать клетку и все протестировал на твердость. Каждый прут в клетке был опробован на вкус; качество дерева, из которого был изготовлен ящик, куда его потом пересадили, было изучено с особым тщанием и сопровождалось изрядным фырканьем. Пообедав, он внимательно обозрел миски и разбросал их по клетке — очевидно, с целью испытать на прочность. А уж трескал Патрис, особенно сахарный тростник и кокосовый орех, с таким шумом, что его не пустили бы ни в один приличный салон. Мы решили, что такое поведение вовсе не обязательно вызвано его стремлением к побегу: вполне вероятно, его хулиганство и буйство явились ответом на действия людей, которые считают, что до собеседника ничего не дойдет, если не стукнуть по столу и не наорать. Впрочем, буйный нрав этого создания настолько беспокоил его собратьев, что пришлось задвинуть ящик с Патрисом в самый дальний угол домика для животных, откуда его буйная натура не могла столь пагубно проявляться. Интересно: он таким родился или стал с годами, и почему с таким скандальным стремлением привлечь к себе внимание он не навлек на себя удар меткого мачете? Известно ведь: чем тише жить, тем больше шансов выжить, а привлекать к себе внимание, — значит постоянно заигрывать со смертью.
Теперь в нашем распоряжении было пять из шести дозволенных нам животных. Осталось поймать еще одного взрослого самца — и задача выполнена. Мне просто не верилось, что мы почти достигли цели и более того уложились в лимит времени, который сами себе отвели. Коли так, настало время созывать военный совет.
После прибытия в Мананару по костоломной дороге из Тана мы единогласно решили, что если добудем ай-ай и повезем их обратно по такой чудовищной трассе, то неминуемо растрясем их. Единственной альтернативой было отправить их воздушным путем. В Мананаре имелась крохотная взлетная полоса, а самолет из столицы летал трижды в неделю. Впрочем, «самолет» сказано с большой натяжкой: это была этажерка времен чуть ли не первой мировой войны. На такой летал еще Блерио.
Те, кто посещают зоопарки и любуются различными видами экзотических животных, наверняка не задаются вопросом, а какого труда стоило их привезти? Мы, например, когда покидаем Джерси, никогда не знаем, добудем ли животных или же вернемся с пустыми руками. Теперь ситуация была такова: при минимальном шансе, что мы отловим еще одного ай-ай, клетки нуждались в дополнительном укреплении, потому что на нашу голову свалился зверь, который, судя по всему, смог бы прогрызть себе ход из тюрьмы Синг-Синг. А так как процесс доведения клеток до совершенства весьма долог, то самым правильным было отправить животных на Джерси как можно скорее.
Первым делом следовало переправить зверей из Мананары в Тану и известить Джерси, что мы возвращаемся с добычей. Наши клетки не помещались в этажерку времен первой мировой войны, а полагаться на случайные коммерческие рейсы не хотелось. Посему мы решили, что будет лучше всего, если мы с Ли полетим в Тану, свяжемся с Джерси и наймем самолет.
Настало время расставания. И мне, и Ли было грустно. Особенно мне — я сросся с этим милым лагерем душой и сердцем, и единственное, что отравило пребывание тут, так это моя неподвижность. Нам казалось, что мы оставляем здесь целую жизнь: паромщика с его скандальными новостями, заменявшими газету; девушку с ведром и с ее песнями; других величавых леди, приходивших сюда стирать и мыть посуду; купаясь голышом, они все смелее и смелее приближались к нашей компании — мол, наша сестра мальгашка да и наш брат мальгаш сложены ничуть не хуже любого вазаха; прозрачный зов шпорцевых кукушек, растворявшийся на рассвете дня; детишек, с радостными лицами приносивших личинок для наших драгоценных животных и с гордостью принимавших плату в виде мелких монет и конфет: мы будем помнить, как к нам пришел мальчик с четырехлетней сестренкой и принес тщательно завернутую в листок крошечную личинку. Мы вознаградили его большой, но дурно раскрашенной конфетой и заметили, как он откусил лишь кусочек, а остальное отдал сестренке; группу детей, которым мы дали полбутылки лимонаду — они передавали ее по кругу, отпивая по крошечному глоточку, пока бутылка не опустела. Все они вошли в нашу жизнь — даже петушиный командир со своими курами и треклятые утятушки-ребятушки — они стали нашими друзьями и разнообразили жизнь. Жаль, что так недолго!
Верный Марк рыдал, как и две наши прекрасные леди. И даже изрядная куча жестянок, коробок и бутылок, которые им предстояло распределить среди своих ближайших и дражайших родственников и друзей, не могла облегчить их страданий. Мы ехали через деревню, махали на прощанье местным жителям, и они махали нам в ответ; мы же старались в последний раз надышаться экзотическим ароматом, в котором перемешались пряный запах гвоздики, сладкий запах ванили, гостеприимные запахи, доносящиеся с кухни, и тонкий, едва различимый аромат солнечных лучей, играющих на листьях. Под деревом личи, красным от плодов, лежали три зебу, принимая, как говорил Капитан Боб, теневые ванны. У теплого шелкового бока одного из них спал шестилетний пастушонок с хлыстом, как с рыцарским мечом Экскалибуром, в детской ручонке.
Мы добрались до города и заехали в отельчик, чтобы пропустить по стаканчику и попрощаться с хозяйкой. Там по-прежнему раздавался стук молоточков, облагораживавших хрусталь, и, собираясь в аэропорт, я утянул горсточку кристаллов. В то же утро перед выездом из лагеря я, словно опьяненная любовью дева викторианской эпохи, сорвал несколько листьев самых причудливых форм с деревьев, что росли вокруг нашей палатки, и заложил их между страницами своего дневника, который не слишком-то аккуратно вел. Правда, где-то по дороге между Мадагаскаром и Джерси все они вывалились и затерялись. Как это произошло — непонятно.
Мы прибыли к взлетной полосе как раз ко времени посадки самолета. Забравшись внутрь и оглядев нашу воздушную колымагу, мы единодушно пришли к мнению, что сие транспортное средство было сконструировано в минуту душевной невзгоды Белоснежкой для семерых гномов. Мы вдавились в миниатюрные кресла, поставленные столь тесно, что колени наши оказались крепко прижаты к спинкам впереди стоящих кресел. Не очень-то удобно, скажем прямо. Самолет был рассчитан на шестнадцать пассажиров, и то при условии, что они набьются, как сардинки в жестянку.
Перед полетом нам вручили роскошно отпечатанную листовку с завораживающим заглавием «Fepetra Rahatra Doza» — «Для вашей безопасности». На ней был изображен план самолета с указанием всех запасных выходов; но боюсь, что, коль скоро мы сидели в тесноте и в большой обиде, никто из нас попросту не смог бы воспользоваться ни одним из них. Затем следовала привлекательная картинка с разъяснением, как поступать в экстренных случаях, — оказывается, нужно наклониться вперед и поместить голову между колен. Трюк, который в этих условиях не смог бы проделать никто, будь он хоть самим гуттаперчевым мальчиком.
Хуже было следующее. В листовке указывалось, что под каждым креслом имеется спасательный жилет. Я не поленился и внимательно поискал под всеми креслами, в том числе и под своим собственным. Ни под одним из них спасательного жилета не было. В ходе дальнейшего исследования я нашел-таки жилет за спинкой кресла; он был упакован в пакет из такого полиэтилена, разрубить который можно было бы только секирой. Что до стройной, веселой и романтичной девушки с листовки, то она, надо думать, способна не только вытащить жилет из пакета, но и надеть его в рекордно короткое время и, словно элегантная ласточка, нырнуть в Индийский океан, когда самолет столкнется с водной поверхностью.
Я тщательно изучил весь сценарий и пришел к огорчительному выводу, что в нем явно недостает здравого смысла. В экстренном случае мы должны поместить голову между колен. Насколько вам это удастся, зависит от размеров вашего черепа. В случае аварии найти пассажиров с выдающимися умственными способностями будет совсем легко — они будут жутко вопить от боли, тогда как те, кто ближе к неандертальцам, будут лишь ворчать от неудобства.
Но вот вам удалось занять позицию по инструкции. Представьте теперь, что пилот сообщает вам, что самолет падает не на сушу, а в море. Тогда непременно начнется паника. Вам нужно будет вывернуться из положения, которое занимает плод в утробе матери, и надеть жилет. Менее наблюдательные пассажиры, конечно, полезут под кресла и, не найдя ничего, завоют от безнадежности в ожидании Страшного суда. Но предположим, они таки найдут жилеты и, передавая друг другу швейцарский кинжал, вскроют пакеты. Очевидно, что в такой тесноте надеть жилеты сразу всем не удастся. Как же быть? Женщины и дети — первыми!
Но, пока мы все наденем жилеты, самолет успеет погрузиться этак футов на пять под воду, полную акул. Не думаю, чтобы в этом случае лучшим средством спасения стала листовка Fepetra Rahatra Doza. Я закрыл глаза, и когда ненадежный, как бабочка, аэроплан оторвался от земли, я старался не думать об изъянах его механики.
Глава десятая. ЗВЕРЬ С МАГИЧЕСКИМ ПАЛЬЦЕМ СОВЕРШАЕТ ПЕРЕЛЕТ
Тем не менее мы вернулись в Тану без приключений и, желая вознаградить себя за долгую и вынужденную сардино-тушеночную диету, заказали в отеле «Кольбер» великолепный ужин — начали с устриц, по две дюжины на каждого, а закончили сливочной меренгой с отличным местным сыром. Насытившись, как питоны, погулявшие в крольчатнике, мы отправились к себе в номер, а Ли села на телефон и факс: нужно было связаться со множеством людей, чтобы согласовать действия. Когда вы смотрите в зоопарке на животное, хоть минуту подумайте о человеке, который его туда доставил. То, что бремя коммуникаций пало на Ли, объясняется ее блестящим знанием французского; я как-то попытался поговорить с моими французскими друзьями на их родном языке, но они сказали, что мой французский похож на мычание испанской коровы, — что может быть оскорбительнее для англичанина, уверенного, что его владение французским не оставляет желать лучшего?
Позвольте перечислить, сколько всего предстояло сделать. Прежде всего нужно было послать факс нашему директору зоопарка Джереми Моллинсону, в котором надлежало поярче расписать наш успех, а также сообщить во всех мельчайших деталях о том, что любит и чего не любит каждый ай-ай и вдобавок что необходимо для всей нашей коллекции — от кротких лемуров до прыгающих крыс — и чего следует опасаться. Во-вторых, мы готовились сделать десять тысяч телефонных звонков в попытках нанять небольшой грузовой самолет: разумеется, мы не собирались разоряться на что-нибудь вроде «конкорда», даже если бы этот последний и смог приземлиться на площадку чуть побольше детского носового платка.
Как ни странно, найти самолет нс составило никакого труда. И в нашу жизнь вторглась математика. Во-первых, нужно было сторговаться о сумме в мальгашских франках, не выпуская из головы, сколько у нас осталось английских фунтов. Кроме того, нужно было пересчитать в метрических единицах размеры и вес клеток, которые у нас были тщательно записаны в дюймах и фунтах. С тех пор как в восьмилетнем возрасте при прибавлении пяти к четырем я умудрился получить фантастическую сумму двадцать восемь, я считаю себя непризнанным математическим гением. Но Ли, отвергнув мои претензии на звание несостоявшегося Эйнштейна, отправила меня прогуляться по рынку зума, сказав, что с ее женской смекалкой будет куда проще разделаться с этими проблемами.
Теперь нас беспокоил график полета. Вылет пришелся на пик сезона сбора личи (фруктов, которые я обожал, но с того момента возненавидел), когда все самолеты были задействованы в перевозке этих плодов, и выкроить окно для перевозки Кью с его драгоценным грузом оказалось трудновато. А ведь так важно, чтобы рейс самолета совпал с международным! В придачу к этой трудности добавилась еще одна: найти водителя, потому как даже такой мастер на все руки, как Джон, не смог бы переправить в Тану сразу две «тойоты» по таким чудовищным дорогам. И снова на нашем пути встали проклятые личи — все лучшие водители были заняты перевозкой этих редкостных и деликатесных плодов. В конце концов нам таки удалось нанять водителя, у которого нашлось на нас время.
Теперь в затылок дышала еще одна проблема. Надо было известить Джона и Кью, что нам удалось нанять самолет, и сообщить точное время его прилета в Мананару, чтобы к тому моменту они подготовили ай-ай (до сих пор проживавших в просторных клетках) к перелету в Тану и пересадили их в специальные клетки. Задача эта потребует времени, так что чем скорее Кью и Джон узнают, тем лучше. Имелось три способа передать им эту новость: по почте, по радио в офисе Ролана или же с кем-нибудь, кто полетит в Мананару. Поскольку телефонная связь на Мадагаскаре устроена еще приснопамятным Мао Цзедуном, она действовала так же надежно, как и замки в мадагаскарских отелях. Таким образом, мы решили не рисковать и послали сообщение по всем каналам сразу.
Этим вечером я попытался вдохнуть жизнь в свою измотанную супругу, которая сидела на телефоне с восьми утра. Я заказал еще один роскошный пир с устрицами. В одной из них она наткнулась на что-то: думала, жемчужина, а когда раскрыла, оказалась измятая долька чеснока. Когда я обратил внимание официанта на сей весьма странный симбиоз, он кивнул, одарил меня ослепительной улыбкой, будто поздравлял с находкой, сказал: «Да, месье», наполнил мой стакан и ушел. Очевидно, его житейская философия не позволяла ему понять, чем это я мог быть недоволен.
Среди всей вышеописанной суеты меня настиг неожиданный удар: я получил известие о смерти старшего брата. Он всегда был моим наставником, и именно он вдохновил меня на писания. В тот момент мне нечем было утешить его вдову, многочисленных бывших жен и единственную дочь, кроме разве что сообщением приблизительной даты прилета на Джерси. Впрочем, скорбные новости были слегка смягчены известием о том, что Микки, которому был поставлен диагноз церебральной малярии, после критического периода в Тане был в конце концов отправлен на Джерси и находится на пути к выздоровлению.
А положение его действительно было критическим. Когда телегруппа доставила Микки в Тану, он метался в бреду. Ему сделали переливание крови и поставили капельницу, которую он постоянно сбрасывал, а мадагаскарские нянечки решили, что Микки слишком для них силен, и потому ухаживать за ним взялись Тим и Капитан Боб — они держали его за руки и за ноги, когда он становился особенно буйным и угрожал сбросить с себя целительный инструмент, без которого бы не выжил. И как радостно было узнать, что нашему милому и доброму другу становится лучше! Кроме всего прочего, это дало мне повод откупорить бутылку шампанского — выпить за упокой моего брата (этот жест он наверняка оценил бы!) и за выздоровление Майка.
События развивались во все ускоряющемся темпе. Самолет найден, водитель тоже, и теперь Ли пришлось вступить в борьбу с бюрократией, чтобы выцарапать из соответствующего министерства все необходимые разрешения на вывоз. Джентльмен, ведающий выдачей таких разрешений, похоже, постоянно отсутствовал. Когда же мы наконец ворвались в его логово, то первое, что заметили, — толстенный слой пыли на телефоне. Может быть, ему надоело, что его рвут на части, и он просто перестал брать трубку, а может быть, и сам телефон стоял здесь только для того, чтобы произвести впечатление на посетителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Поиску добычи методом выстукивания Эриксон дает весьма очаровательное название «percussive foraging», что можно передать приблизительно так: «как постучишь, так и полопаешь».
Еще столько предстоит узнать об этом диковинном животном, что кто знает, какие необыкновенные секреты «магического пальца» ай-ай откроются нам. Вдруг сыщутся доказательства, что «магический палец» наделен волшебством в гораздо большей степени, чем предполагают мальгашские колдуны. Независимо от того, что здесь играет главную роль — эхолокация или фантастическая способность к осязанию, — налицо доказательства, насколько Природа мудрее человека.
На следующий день Джон, Кью и Жулиан, по обыкновению, отправились осматривать гнезда и почти сразу же вернулись, неся крупного самца ай-ай с физиономией кулачного бойца. Неудивительно, что он был так уязвлен: как же, ни с того ни с сего нарушили его покой и бесцеремонно засадили в клетку на потеху двуногим тварям! Мы окрестили нового пленника Патрисом в честь другого нашего ловца, но за свое поведение он вскоре заслужил и прозвище — Бандюга…
В этот вечер, еще до того как ему подали еду, он со страшным хрюканьем и шмыганьем принялся скрупулезно исследовать клетку и все протестировал на твердость. Каждый прут в клетке был опробован на вкус; качество дерева, из которого был изготовлен ящик, куда его потом пересадили, было изучено с особым тщанием и сопровождалось изрядным фырканьем. Пообедав, он внимательно обозрел миски и разбросал их по клетке — очевидно, с целью испытать на прочность. А уж трескал Патрис, особенно сахарный тростник и кокосовый орех, с таким шумом, что его не пустили бы ни в один приличный салон. Мы решили, что такое поведение вовсе не обязательно вызвано его стремлением к побегу: вполне вероятно, его хулиганство и буйство явились ответом на действия людей, которые считают, что до собеседника ничего не дойдет, если не стукнуть по столу и не наорать. Впрочем, буйный нрав этого создания настолько беспокоил его собратьев, что пришлось задвинуть ящик с Патрисом в самый дальний угол домика для животных, откуда его буйная натура не могла столь пагубно проявляться. Интересно: он таким родился или стал с годами, и почему с таким скандальным стремлением привлечь к себе внимание он не навлек на себя удар меткого мачете? Известно ведь: чем тише жить, тем больше шансов выжить, а привлекать к себе внимание, — значит постоянно заигрывать со смертью.
Теперь в нашем распоряжении было пять из шести дозволенных нам животных. Осталось поймать еще одного взрослого самца — и задача выполнена. Мне просто не верилось, что мы почти достигли цели и более того уложились в лимит времени, который сами себе отвели. Коли так, настало время созывать военный совет.
После прибытия в Мананару по костоломной дороге из Тана мы единогласно решили, что если добудем ай-ай и повезем их обратно по такой чудовищной трассе, то неминуемо растрясем их. Единственной альтернативой было отправить их воздушным путем. В Мананаре имелась крохотная взлетная полоса, а самолет из столицы летал трижды в неделю. Впрочем, «самолет» сказано с большой натяжкой: это была этажерка времен чуть ли не первой мировой войны. На такой летал еще Блерио.
Те, кто посещают зоопарки и любуются различными видами экзотических животных, наверняка не задаются вопросом, а какого труда стоило их привезти? Мы, например, когда покидаем Джерси, никогда не знаем, добудем ли животных или же вернемся с пустыми руками. Теперь ситуация была такова: при минимальном шансе, что мы отловим еще одного ай-ай, клетки нуждались в дополнительном укреплении, потому что на нашу голову свалился зверь, который, судя по всему, смог бы прогрызть себе ход из тюрьмы Синг-Синг. А так как процесс доведения клеток до совершенства весьма долог, то самым правильным было отправить животных на Джерси как можно скорее.
Первым делом следовало переправить зверей из Мананары в Тану и известить Джерси, что мы возвращаемся с добычей. Наши клетки не помещались в этажерку времен первой мировой войны, а полагаться на случайные коммерческие рейсы не хотелось. Посему мы решили, что будет лучше всего, если мы с Ли полетим в Тану, свяжемся с Джерси и наймем самолет.
Настало время расставания. И мне, и Ли было грустно. Особенно мне — я сросся с этим милым лагерем душой и сердцем, и единственное, что отравило пребывание тут, так это моя неподвижность. Нам казалось, что мы оставляем здесь целую жизнь: паромщика с его скандальными новостями, заменявшими газету; девушку с ведром и с ее песнями; других величавых леди, приходивших сюда стирать и мыть посуду; купаясь голышом, они все смелее и смелее приближались к нашей компании — мол, наша сестра мальгашка да и наш брат мальгаш сложены ничуть не хуже любого вазаха; прозрачный зов шпорцевых кукушек, растворявшийся на рассвете дня; детишек, с радостными лицами приносивших личинок для наших драгоценных животных и с гордостью принимавших плату в виде мелких монет и конфет: мы будем помнить, как к нам пришел мальчик с четырехлетней сестренкой и принес тщательно завернутую в листок крошечную личинку. Мы вознаградили его большой, но дурно раскрашенной конфетой и заметили, как он откусил лишь кусочек, а остальное отдал сестренке; группу детей, которым мы дали полбутылки лимонаду — они передавали ее по кругу, отпивая по крошечному глоточку, пока бутылка не опустела. Все они вошли в нашу жизнь — даже петушиный командир со своими курами и треклятые утятушки-ребятушки — они стали нашими друзьями и разнообразили жизнь. Жаль, что так недолго!
Верный Марк рыдал, как и две наши прекрасные леди. И даже изрядная куча жестянок, коробок и бутылок, которые им предстояло распределить среди своих ближайших и дражайших родственников и друзей, не могла облегчить их страданий. Мы ехали через деревню, махали на прощанье местным жителям, и они махали нам в ответ; мы же старались в последний раз надышаться экзотическим ароматом, в котором перемешались пряный запах гвоздики, сладкий запах ванили, гостеприимные запахи, доносящиеся с кухни, и тонкий, едва различимый аромат солнечных лучей, играющих на листьях. Под деревом личи, красным от плодов, лежали три зебу, принимая, как говорил Капитан Боб, теневые ванны. У теплого шелкового бока одного из них спал шестилетний пастушонок с хлыстом, как с рыцарским мечом Экскалибуром, в детской ручонке.
Мы добрались до города и заехали в отельчик, чтобы пропустить по стаканчику и попрощаться с хозяйкой. Там по-прежнему раздавался стук молоточков, облагораживавших хрусталь, и, собираясь в аэропорт, я утянул горсточку кристаллов. В то же утро перед выездом из лагеря я, словно опьяненная любовью дева викторианской эпохи, сорвал несколько листьев самых причудливых форм с деревьев, что росли вокруг нашей палатки, и заложил их между страницами своего дневника, который не слишком-то аккуратно вел. Правда, где-то по дороге между Мадагаскаром и Джерси все они вывалились и затерялись. Как это произошло — непонятно.
Мы прибыли к взлетной полосе как раз ко времени посадки самолета. Забравшись внутрь и оглядев нашу воздушную колымагу, мы единодушно пришли к мнению, что сие транспортное средство было сконструировано в минуту душевной невзгоды Белоснежкой для семерых гномов. Мы вдавились в миниатюрные кресла, поставленные столь тесно, что колени наши оказались крепко прижаты к спинкам впереди стоящих кресел. Не очень-то удобно, скажем прямо. Самолет был рассчитан на шестнадцать пассажиров, и то при условии, что они набьются, как сардинки в жестянку.
Перед полетом нам вручили роскошно отпечатанную листовку с завораживающим заглавием «Fepetra Rahatra Doza» — «Для вашей безопасности». На ней был изображен план самолета с указанием всех запасных выходов; но боюсь, что, коль скоро мы сидели в тесноте и в большой обиде, никто из нас попросту не смог бы воспользоваться ни одним из них. Затем следовала привлекательная картинка с разъяснением, как поступать в экстренных случаях, — оказывается, нужно наклониться вперед и поместить голову между колен. Трюк, который в этих условиях не смог бы проделать никто, будь он хоть самим гуттаперчевым мальчиком.
Хуже было следующее. В листовке указывалось, что под каждым креслом имеется спасательный жилет. Я не поленился и внимательно поискал под всеми креслами, в том числе и под своим собственным. Ни под одним из них спасательного жилета не было. В ходе дальнейшего исследования я нашел-таки жилет за спинкой кресла; он был упакован в пакет из такого полиэтилена, разрубить который можно было бы только секирой. Что до стройной, веселой и романтичной девушки с листовки, то она, надо думать, способна не только вытащить жилет из пакета, но и надеть его в рекордно короткое время и, словно элегантная ласточка, нырнуть в Индийский океан, когда самолет столкнется с водной поверхностью.
Я тщательно изучил весь сценарий и пришел к огорчительному выводу, что в нем явно недостает здравого смысла. В экстренном случае мы должны поместить голову между колен. Насколько вам это удастся, зависит от размеров вашего черепа. В случае аварии найти пассажиров с выдающимися умственными способностями будет совсем легко — они будут жутко вопить от боли, тогда как те, кто ближе к неандертальцам, будут лишь ворчать от неудобства.
Но вот вам удалось занять позицию по инструкции. Представьте теперь, что пилот сообщает вам, что самолет падает не на сушу, а в море. Тогда непременно начнется паника. Вам нужно будет вывернуться из положения, которое занимает плод в утробе матери, и надеть жилет. Менее наблюдательные пассажиры, конечно, полезут под кресла и, не найдя ничего, завоют от безнадежности в ожидании Страшного суда. Но предположим, они таки найдут жилеты и, передавая друг другу швейцарский кинжал, вскроют пакеты. Очевидно, что в такой тесноте надеть жилеты сразу всем не удастся. Как же быть? Женщины и дети — первыми!
Но, пока мы все наденем жилеты, самолет успеет погрузиться этак футов на пять под воду, полную акул. Не думаю, чтобы в этом случае лучшим средством спасения стала листовка Fepetra Rahatra Doza. Я закрыл глаза, и когда ненадежный, как бабочка, аэроплан оторвался от земли, я старался не думать об изъянах его механики.
Глава десятая. ЗВЕРЬ С МАГИЧЕСКИМ ПАЛЬЦЕМ СОВЕРШАЕТ ПЕРЕЛЕТ
Тем не менее мы вернулись в Тану без приключений и, желая вознаградить себя за долгую и вынужденную сардино-тушеночную диету, заказали в отеле «Кольбер» великолепный ужин — начали с устриц, по две дюжины на каждого, а закончили сливочной меренгой с отличным местным сыром. Насытившись, как питоны, погулявшие в крольчатнике, мы отправились к себе в номер, а Ли села на телефон и факс: нужно было связаться со множеством людей, чтобы согласовать действия. Когда вы смотрите в зоопарке на животное, хоть минуту подумайте о человеке, который его туда доставил. То, что бремя коммуникаций пало на Ли, объясняется ее блестящим знанием французского; я как-то попытался поговорить с моими французскими друзьями на их родном языке, но они сказали, что мой французский похож на мычание испанской коровы, — что может быть оскорбительнее для англичанина, уверенного, что его владение французским не оставляет желать лучшего?
Позвольте перечислить, сколько всего предстояло сделать. Прежде всего нужно было послать факс нашему директору зоопарка Джереми Моллинсону, в котором надлежало поярче расписать наш успех, а также сообщить во всех мельчайших деталях о том, что любит и чего не любит каждый ай-ай и вдобавок что необходимо для всей нашей коллекции — от кротких лемуров до прыгающих крыс — и чего следует опасаться. Во-вторых, мы готовились сделать десять тысяч телефонных звонков в попытках нанять небольшой грузовой самолет: разумеется, мы не собирались разоряться на что-нибудь вроде «конкорда», даже если бы этот последний и смог приземлиться на площадку чуть побольше детского носового платка.
Как ни странно, найти самолет нс составило никакого труда. И в нашу жизнь вторглась математика. Во-первых, нужно было сторговаться о сумме в мальгашских франках, не выпуская из головы, сколько у нас осталось английских фунтов. Кроме того, нужно было пересчитать в метрических единицах размеры и вес клеток, которые у нас были тщательно записаны в дюймах и фунтах. С тех пор как в восьмилетнем возрасте при прибавлении пяти к четырем я умудрился получить фантастическую сумму двадцать восемь, я считаю себя непризнанным математическим гением. Но Ли, отвергнув мои претензии на звание несостоявшегося Эйнштейна, отправила меня прогуляться по рынку зума, сказав, что с ее женской смекалкой будет куда проще разделаться с этими проблемами.
Теперь нас беспокоил график полета. Вылет пришелся на пик сезона сбора личи (фруктов, которые я обожал, но с того момента возненавидел), когда все самолеты были задействованы в перевозке этих плодов, и выкроить окно для перевозки Кью с его драгоценным грузом оказалось трудновато. А ведь так важно, чтобы рейс самолета совпал с международным! В придачу к этой трудности добавилась еще одна: найти водителя, потому как даже такой мастер на все руки, как Джон, не смог бы переправить в Тану сразу две «тойоты» по таким чудовищным дорогам. И снова на нашем пути встали проклятые личи — все лучшие водители были заняты перевозкой этих редкостных и деликатесных плодов. В конце концов нам таки удалось нанять водителя, у которого нашлось на нас время.
Теперь в затылок дышала еще одна проблема. Надо было известить Джона и Кью, что нам удалось нанять самолет, и сообщить точное время его прилета в Мананару, чтобы к тому моменту они подготовили ай-ай (до сих пор проживавших в просторных клетках) к перелету в Тану и пересадили их в специальные клетки. Задача эта потребует времени, так что чем скорее Кью и Джон узнают, тем лучше. Имелось три способа передать им эту новость: по почте, по радио в офисе Ролана или же с кем-нибудь, кто полетит в Мананару. Поскольку телефонная связь на Мадагаскаре устроена еще приснопамятным Мао Цзедуном, она действовала так же надежно, как и замки в мадагаскарских отелях. Таким образом, мы решили не рисковать и послали сообщение по всем каналам сразу.
Этим вечером я попытался вдохнуть жизнь в свою измотанную супругу, которая сидела на телефоне с восьми утра. Я заказал еще один роскошный пир с устрицами. В одной из них она наткнулась на что-то: думала, жемчужина, а когда раскрыла, оказалась измятая долька чеснока. Когда я обратил внимание официанта на сей весьма странный симбиоз, он кивнул, одарил меня ослепительной улыбкой, будто поздравлял с находкой, сказал: «Да, месье», наполнил мой стакан и ушел. Очевидно, его житейская философия не позволяла ему понять, чем это я мог быть недоволен.
Среди всей вышеописанной суеты меня настиг неожиданный удар: я получил известие о смерти старшего брата. Он всегда был моим наставником, и именно он вдохновил меня на писания. В тот момент мне нечем было утешить его вдову, многочисленных бывших жен и единственную дочь, кроме разве что сообщением приблизительной даты прилета на Джерси. Впрочем, скорбные новости были слегка смягчены известием о том, что Микки, которому был поставлен диагноз церебральной малярии, после критического периода в Тане был в конце концов отправлен на Джерси и находится на пути к выздоровлению.
А положение его действительно было критическим. Когда телегруппа доставила Микки в Тану, он метался в бреду. Ему сделали переливание крови и поставили капельницу, которую он постоянно сбрасывал, а мадагаскарские нянечки решили, что Микки слишком для них силен, и потому ухаживать за ним взялись Тим и Капитан Боб — они держали его за руки и за ноги, когда он становился особенно буйным и угрожал сбросить с себя целительный инструмент, без которого бы не выжил. И как радостно было узнать, что нашему милому и доброму другу становится лучше! Кроме всего прочего, это дало мне повод откупорить бутылку шампанского — выпить за упокой моего брата (этот жест он наверняка оценил бы!) и за выздоровление Майка.
События развивались во все ускоряющемся темпе. Самолет найден, водитель тоже, и теперь Ли пришлось вступить в борьбу с бюрократией, чтобы выцарапать из соответствующего министерства все необходимые разрешения на вывоз. Джентльмен, ведающий выдачей таких разрешений, похоже, постоянно отсутствовал. Когда же мы наконец ворвались в его логово, то первое, что заметили, — толстенный слой пыли на телефоне. Может быть, ему надоело, что его рвут на части, и он просто перестал брать трубку, а может быть, и сам телефон стоял здесь только для того, чтобы произвести впечатление на посетителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22