Норны — это богини Судьбы. Приговор Норн выше воли богов. Боги ничего не могут сделать с этим приговором, они не могут его отменить. Есть то, что довлеет над богами — неумолимая Судьба. Есть понятие судьбы. То есть мы знаем — есть абстрактное мышление, есть метафизика, есть порыв в трансцендентное. Это уже присутствует. И потом, боги скандинавов, весь этот Пантеон вступает в очень интересные отношения между собой. Здесь целая история. Можно писать романы. Они и были написаны. В какой-то степени саги — это романы. Так же, как несколько томов греческих мифов, где боги ссорятся, женятся, разводятся, всячески задирают смертных, грешат. Точно так же боги скандинавов, которые называются Асы (их даже не принято было называть богами). Их называют Асами, и их обитель выше Земли называлась Асгард. Они тоже вступают между собой в очень интересные отношения. Ищут золото нибелунгов. Вагнеровская эпопея очень хорошо об этом рассказывает. Фрею пытаются отдать в обмен на это самое золото. Фрея имеет золотые яблоки, которые делают богов вечными, а без этих яблок они умрут, как смертные.
Очень интересное представление о том свете. У славян все было очень просто. Умирает человек, надо упокоить его дух, чтобы он не превратился в навью. А у скандинавов начинаются приключения за гранью смерти. Есть Асгард — обитель богов. Есть срединный мир, где живут люди — Митгард. Есть, наконец, царство усопших, которым владеет волшебница Хёль. Так вот, все зависит от вашей смерти, от того как вы умрете. Если на соломе — это страшно. Если вы умрете в своей постели, если вы умрете от болезни, если вы умрете от старости, ничего хорошего вас не ожидает. Дальше вы попадаете в это неинтересное царство Хёль и будете там блуждать и скитаться. Не ждите никаких занимательных вещей. А вот если вы погибли, как должно, с мечом в руках! Обязательно надо было погибать в бою. Запомните это, потому что часть этого завета перейдет и в наши жилы. Когда мы смешаемся с варягами, скандинавская традиция включит в себя и это. Если вы умрете как должно, вы попадаете в Асгард. В обитель бога Одина. И вы будете прекрасно проводить время. Каждое утро вы будете выходить на равнину и сражаться с богами и с другими такими же счастливцами. То есть просто будете ловить кайф, а вечером будете пировать в обители Одина, и вам будут подавать мед сами валькирии.
Очень интересная роль у женщины в скандинавском Пантеоне. Можно считать, что это какая-то замена легенды об амазонках. Были амазонки или нет, это неизвестно, но была Артемида-воительница, и была легенда об амазонках. И вот скандинавский аналог: девы, которые на поле брани подбирают мертвых героев и несут их в обитель Одина. Валькирии. Нет более прекрасной музыки, чем та часть тетралогии Вагнера, оперы «Валькирия», где звучат совершенно божественные звуки, когда они спускаются на поле битвы, хотя, казалось, женщины должны бежать за десять тысяч лье от этого поля. Этого нет! Они туда спускаются, они счастливы, они видят павших героев, и они несут их в Асгард. А потом в Асгарде они будут подавать им мед. Они будут обносить их медом. Более того, все гораздо сложнее, есть еще некий Ясень Игдразиль, который пронзает семью семь Вселенных. Вот это абсолютно лишнее. Это роскошь.
Это роскошь для Пантеона убогой северной страны, бедной страны, которая никогда не знала золотого солнца Античности, этого непреходящего сияния знания и искусства. Это у них есть. Они, эти викинги, такие на вид неотесанные, тем не менее, мыслят и страдают, и об абсолютно лишних вещах! Дальше — больше. Есть еще вещи, которые практически не встречаются ни в одном Пантеоне мира. Этим располагали только скандинавы. И, может быть, это и объясняет то, что у них самая ранняя многопартийная система, и то, что они, в конечном итоге, дали эту прививку свободы к разным европейским деревам.
Есть у них и представление о Конце Света. О часе Рагнорок или Рагноради, когда злой волк Фенрир вырвется из своих пут и когда наступит последний час битвы. И в этой битве со Злом и Фенриром погибнут все асы и все герои. И тогда наступит Конец Света. То есть представление о Конце Света — самое мрачное. Они жили с этим, со смертью в душе. И это их не подвигало ни к отчаянию, ни к депрессии. Они жили, зная, что впереди будет час победы абсолютного Зла. Тем не менее, они держали в руках этот меч, не выпускали его до смертного часа.
Я очень вам советую посмотреть фильм «Викинги». Это старый фильм, не нашего поколения, английский фильм. Может быть, где-то можно купить кассету. Вы увидите там какие-то элементы менталитета викингов. Страсть к смерти с мечом в руках. Там будет эпизод, когда даже враг этого самого викинга даст ему в последний час в руки меч, чтобы он мог попасть в Вальхаллу, или Валгаллу. Эта обитель богов и героев в чертоге Одина, где будут посмертно пировать и сражаться герои, называется Вальхалла. Вальхалла — это высшее отличие для земнородного. Вальхалла — это последний экзамен. Если ты выдержал последний экзамен, ты попадешь в Вальхаллу. Вальхалла — это удавшаяся жизнь. Тот, кто не попал в Вальхаллу, может считать, что он неудачник.
С подобными намерениями, с подобными взглядами на мир, с подобными тенденциями люди, которые все это выдумали, которые с этим жили, должны были быть абсолютно свободными людьми. Чем можно запугать тех, кто живет с представлением о часе Рагноради и о последней битве с волком Фенриром? Чем можно запугать тех, кто хочет умереть в бою? Тех, кто не хочет дожить до старости, тех, кто не хочет умереть своей смертью? Чем можно запугать таких людей? И действительно ни в летописях, ни в хрониках, нигде нет ни единого упоминания о том, что хотя бы один викинг, один скандинав был обращен в рабство. В плен на юг, на невольничьи базары уводили очень многих, продавали очень многих. Продавали славян. В римские времена продавали кельтов. Продавали жителей далекой Британии после похода Цезаря. Скандинавов нельзя было продать. Они умирали с мечом в руках.
Во— первых, никто так высоко не забирался, там нечего было взять. Не было смысла в экспедициях на крайний Север, в Скандинавию, на территорию сегодняшней Швеции, Дании. Это тоже спасало. Но с другой стороны, никаких рабов на территории древней Скандинавии не было. Они были у всех во время оно. Они были у саксов, они были у франков. Довольно рано это кончилось, но вначале они были. У славян мы упоминание о неких рабах и челядинцах встречаем вплоть до X-XI вв. И нельзя сказать, что были какие-то восстания. Никаких Спартаков на Руси не было. Все терпели. А вот скандинавов нельзя было обратить в рабство. И это они тоже передали нам. Как эстафету. Когда к нам пришли. Это был очень щедрый дар, не считая многопартийной системы.
Посмотрите: X век. Скандинавия еще не объединена. Норвегия все время переходит из рук в руки. Иногда в Норвегии два короля. На такую крошечную страну, где фактически одни фьорды, согласитесь, это слишком много. Но при этом есть партии, их иначе не назовешь.
Если в Риме, достаточно позднем Риме (уже в классическом, золотом) было две партии — оптиматы и популяры (как вы догадываетесь, популяры были якобы за обездоленных, конечно, не за рабов, и даже не за бедных свободных земледельцев, а просто за тех, кто не был ни всадником, ни сенатором; а оптиматы, можно считать, — партия власти типа НДР, только несколько более аристократическая), то у скандинавов в одной Норвегии такое изобилие, что просто глаза разбегаются. Во-первых, баглеры. Баглеры выступали за хёфтингов. Кто были эти хёфтинги? Собственно, они были начальниками: конунги, предводители дружин, ярлы. Можно сказать, что ярлов было по одному на страну. Много ярлов быть не могло. Это было первое лицо после короля. В общем, начальствующие люди — это хёфтинги. Баглеры выступали за них. Были биркебейнеры, которые выступали за городских жителей, за незнатных людей. Но при этом еще были и сллитунги, при этом были и риббунги. В общем, кого только не было. И это — именно партии. Это не племена. Это не радимичи, не вятичи, не кривичи. Они не по территориальному признаку определялись. Они определялись по своему отношению к некой идее.
Многопартийная система, которая появляется в XI веке! Согласитесь, это что-то да должно означать. Конечно, они не заседали в парламенте. Все дела решались скандинавами на тинге. Тинг — это был такой весьма оригинальный парламент, типа нашего Вече, но допускались туда только воины, только те, кто держал оружие в руках. И все вопросы и войны, и мира, и выбора власти решались на тинге. Недаром сегодня норвежский парламент называется стортинг. Эти корни остались в языке, воспоминание об этом осталось.
Во Франции политические партии появятся по-настоящему в XIX веке, даже если первой партией считать третье сословие, хотя оно не было оформлено как партия. Пусть даже в XVIII веке. Но это будет через семь веков.
В Англии это произойдет примерно в то же время, в XVIII в. В Соединенных Штатах это вообще не могло произойти раньше XIX века. Про нас я и не говорю. Когда у нас появились первые политические партии, вы знаете не хуже меня: после царского Манифеста 1905 года.
А здесь XI век — и политические партии! Пользы от них особенной не было. Они раздирали страну в клочья. Биркебейнеры все время убивали баглеров, и наоборот. Брат убивал брата по политическим мотивам. Но эта жестокая рознь давала гарантию от тирании. Она давала гарантию некоего ученичества, школы политической жизни, страсти к политической свободе. Потому что не бывает бесформенной свободы. Свобода всегда как-то оформлена, и то, что у нас не было медной или бронзовой рамки с римским законодательством, — это очень нам помешало. Потому что высшие свершения человеческого духа в сфере свободы проявляются только тогда, когда крылья бьются о какие-то стены, о какие-то законы, о какие-то запреты, о какие-то установления.
Если крылья не бьются ни обо что, если можно лететь куда угодно, это неоформленная, бесформенная свобода, и она называется иначе. Она называется — воля. Она чаще приводит к Дикому полю, к пугачевскому бунту, к абсолютному отсутствию политической и государственной жизни и вообще каких бы то ни было следов цивилизации, чем к парламентам, политическим партиям, к конституциям, к Великим Хартиям вольности.
Итак, скандинавы были беднее славян. Поэтому они и ходили в насельники, поэтому они и получали жалованье и от Ярослава, и от Владимира, и от Святослава, но никак не наоборот. Поэтому они пришли на Русь. Потому что было чем поживиться. Несмотря на их видимую бедность, они могли очень много дать, и они дали очень много. На самом деле, это не было завоеванием; это было взаимным обогащением. И таких скандалов, как с Вильгельмом Завоевателем, который еще два поколения бился с саксами, и двести лет выяснялось, кому все-таки достанется будущая Великобритания, не было. То, что написал Княжнин о Вадиме, последнем сыне вольности, который якобы восстал против варягов, и был ими казнен, — я уверена на все 100 процентов, что это было написано постфактум, когда возникла идея третьего пути. Она достаточно рано, к сожалению, возникла, эта идея самостийности, идея державности и идея третьего Рима. Дабы доказать, что мы ни в чем не нуждались и были лучше всех, и была написана Княжниным, законченным славянофилом, а не западником, эта поэма — «Последний сын вольности». На самом деле и в основании Новгорода, который древнее Киева, очень сильно поучаствовали скандинавы.
Именно поэтому Новгород, в отличие от Киева, имел развитую гражданскую и политическую систему. И, по сути дела, повторял устройство Афин и древнего Рима. Это не случайно. Почему не Чернигов? Почему не Любеч? Почему не Ростов Великий? Почему не Киев, который был намного богаче, который стоял на перекрестке всех торговых путей? Почему именно Новгород имеет эту гражданскую структуру, почему ее имеет Псков? Скажите спасибо варягам. Алексей Константинович Толстой, к которому мы будем часто припадать, потому что он прекрасно, в пародийной форме, прошелся по всей нашей истории от начала ее и до конца, описывает эти события абсолютно анекдотически.
"Послушайте ребята, что вам расскажет дед:
Земля наша богата, порядка только нет.
А эту правду, детки, за тысячу уж лет
Смекнули наши предки: Порядка-де, вишь, нет.
Тут встали все под стягом и думают: как быть?
Давай пошлем к варягам, пускай придут княжить.
Ведь немцы тароваты, им ведом мрак и свет.
Земля наша богата, порядка только нет.
Посланцы скорым шагом отправились туда
И говорят варягам: "Придите, Господа!
Мы вам отсыплем злата, как киевских конфет.
Земля наша богата, порядка только нет".
Варягам стало жутко. Но думают, что ж тут?
Попытка ведь не шутка. Пойдем, коли зовут.
И вот пришли три брата, варяги средних лет,
Глядят: земля богата, порядка, правда, нет."
Это были знаменитые Рюрик, Синеус и Трувор, из которых мы доподлинно уверены в существовании только Рюрика. На самом деле это не основание для того, чтобы комплексовать. Варяги пришли не только к нам. Они пришли ко всем. Они пришли и к франкам, они пришли и к саксам. Я не замечаю что-то ни в английской, ни во французской истории споров — до хрипоты, до пены у рта, до поножовщины, — по поводу того, замутили они самобытность или не замутили. Пришли они призванные или пришли они не призванные. То есть никто по этому поводу совершенно не беспокоится, потому что потом были созданы единые народы. Потому что кровь варягов, кровь саксов, кровь франков смешивается в одном сосуде и получается некий новый драгоценный состав.
Но не забывайте о том, что история франков и будущих англичан — это благополучная история. Это история со счастливым концом. Помните наш стадион. Они на этом стадионе бегут впереди. Наша история — это история спортивного поражения. Пока, до сего момента. Поэтому, именно поэтому возникают споры на уровне поножовщины. Пришли викинги или они были призваны?
Неудача подвигает людей к тому, чтобы они стали докапываться до квинтэссенции, и отношения в русской истерии, как на поле боя, выясняются до сих пор. И вы встретите это при любом эпизоде у любого историка. Потому что любой историк на самом деле, знает, какое место на этом стадионе мы занимаем, что бы он ни говорил. Историк — всегда грамотный человек, он знает историю, и даже если он напишет что-нибудь абсолютно наоборот, даже что-нибудь очень лестное, и скажет, что так и надо, — все равно то, что мы глотаем пыль от ушедших далеко вперед спортсменов, он знает. Поэтому он будет отстаивать истину 1800 года или истину XI века или истину XII века, так, как будто от этого зависит его жизнь. Потому что судьбы русского народа еще не решены. Потому что мы все еще не доиграли эту партию. Эта партия доигрывается и на этом поле, на поле прихода варягов.
Они приходят, и они начинают как-то организовывать славян для самозащиты. Они выбирают себе, естественно, полян, потому что платили им поляне, и поляне делаются доминирующим народом, хотя этнически они ничем не отличались от древлян. Они делаются доминирующим племенем. Все остальное постепенно собирается под метелочку, но собирается достаточно мягко. И собирается не в жесткие рамки империи, а в такую мягкую подушку, которая существует — или не существует — в зависимости от исторической надобности.
К сожалению, жесткая организация ими не была задана с самого начала. Может быть, еще и потому, что это были славяне, мягкие славяне, не склонные к жестким формам государственного строительства. Тогда они не были склонны. Помните, византийская традиция впереди. Ордынская традиция пока еще впереди, пока еще этого нет. И, значит, жесткая самоорганизация, такая как в Англии и будущей Франции, невозможна. Не забудьте, еще и католического Рима нет. Нет основ для жесткой организации. Салическая Правда и Правда Ярославичей — это совсем не то, что римское законодательство. Невозможно организоваться на этой бескрайней территории, когда постоянно есть куда уходить. Допустим, ты сегодня организуешь нечто, а завтра у тебя откроют дверь и просто уйдут, потому что есть куда уйти, потому что слишком много воли, слишком много земли. И, заметьте, можно все.
Крайняя несвобода, которая настигает славян впоследствии, — возможно, это размах маятника. Это расплата за ту первичную волю, когда можно было фактически все, когда не было никаких запретов. Полное отсутствие самоограничения. Это расплата за то время, когда у славян не было ни казней, ни пыток, ни даже тюрем. Если они довольно рано появляются в Западной Европе, то мы фактически до монголов не знаем ничего, кроме поруба. А что такое поруб? Это такая одноместная каморка, куда сажают случайно попавшегося не идейного противника, а скажем так: территориального врага. Посидит он там немножко, потом князья договорятся, потом его выпустят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Очень интересное представление о том свете. У славян все было очень просто. Умирает человек, надо упокоить его дух, чтобы он не превратился в навью. А у скандинавов начинаются приключения за гранью смерти. Есть Асгард — обитель богов. Есть срединный мир, где живут люди — Митгард. Есть, наконец, царство усопших, которым владеет волшебница Хёль. Так вот, все зависит от вашей смерти, от того как вы умрете. Если на соломе — это страшно. Если вы умрете в своей постели, если вы умрете от болезни, если вы умрете от старости, ничего хорошего вас не ожидает. Дальше вы попадаете в это неинтересное царство Хёль и будете там блуждать и скитаться. Не ждите никаких занимательных вещей. А вот если вы погибли, как должно, с мечом в руках! Обязательно надо было погибать в бою. Запомните это, потому что часть этого завета перейдет и в наши жилы. Когда мы смешаемся с варягами, скандинавская традиция включит в себя и это. Если вы умрете как должно, вы попадаете в Асгард. В обитель бога Одина. И вы будете прекрасно проводить время. Каждое утро вы будете выходить на равнину и сражаться с богами и с другими такими же счастливцами. То есть просто будете ловить кайф, а вечером будете пировать в обители Одина, и вам будут подавать мед сами валькирии.
Очень интересная роль у женщины в скандинавском Пантеоне. Можно считать, что это какая-то замена легенды об амазонках. Были амазонки или нет, это неизвестно, но была Артемида-воительница, и была легенда об амазонках. И вот скандинавский аналог: девы, которые на поле брани подбирают мертвых героев и несут их в обитель Одина. Валькирии. Нет более прекрасной музыки, чем та часть тетралогии Вагнера, оперы «Валькирия», где звучат совершенно божественные звуки, когда они спускаются на поле битвы, хотя, казалось, женщины должны бежать за десять тысяч лье от этого поля. Этого нет! Они туда спускаются, они счастливы, они видят павших героев, и они несут их в Асгард. А потом в Асгарде они будут подавать им мед. Они будут обносить их медом. Более того, все гораздо сложнее, есть еще некий Ясень Игдразиль, который пронзает семью семь Вселенных. Вот это абсолютно лишнее. Это роскошь.
Это роскошь для Пантеона убогой северной страны, бедной страны, которая никогда не знала золотого солнца Античности, этого непреходящего сияния знания и искусства. Это у них есть. Они, эти викинги, такие на вид неотесанные, тем не менее, мыслят и страдают, и об абсолютно лишних вещах! Дальше — больше. Есть еще вещи, которые практически не встречаются ни в одном Пантеоне мира. Этим располагали только скандинавы. И, может быть, это и объясняет то, что у них самая ранняя многопартийная система, и то, что они, в конечном итоге, дали эту прививку свободы к разным европейским деревам.
Есть у них и представление о Конце Света. О часе Рагнорок или Рагноради, когда злой волк Фенрир вырвется из своих пут и когда наступит последний час битвы. И в этой битве со Злом и Фенриром погибнут все асы и все герои. И тогда наступит Конец Света. То есть представление о Конце Света — самое мрачное. Они жили с этим, со смертью в душе. И это их не подвигало ни к отчаянию, ни к депрессии. Они жили, зная, что впереди будет час победы абсолютного Зла. Тем не менее, они держали в руках этот меч, не выпускали его до смертного часа.
Я очень вам советую посмотреть фильм «Викинги». Это старый фильм, не нашего поколения, английский фильм. Может быть, где-то можно купить кассету. Вы увидите там какие-то элементы менталитета викингов. Страсть к смерти с мечом в руках. Там будет эпизод, когда даже враг этого самого викинга даст ему в последний час в руки меч, чтобы он мог попасть в Вальхаллу, или Валгаллу. Эта обитель богов и героев в чертоге Одина, где будут посмертно пировать и сражаться герои, называется Вальхалла. Вальхалла — это высшее отличие для земнородного. Вальхалла — это последний экзамен. Если ты выдержал последний экзамен, ты попадешь в Вальхаллу. Вальхалла — это удавшаяся жизнь. Тот, кто не попал в Вальхаллу, может считать, что он неудачник.
С подобными намерениями, с подобными взглядами на мир, с подобными тенденциями люди, которые все это выдумали, которые с этим жили, должны были быть абсолютно свободными людьми. Чем можно запугать тех, кто живет с представлением о часе Рагноради и о последней битве с волком Фенриром? Чем можно запугать тех, кто хочет умереть в бою? Тех, кто не хочет дожить до старости, тех, кто не хочет умереть своей смертью? Чем можно запугать таких людей? И действительно ни в летописях, ни в хрониках, нигде нет ни единого упоминания о том, что хотя бы один викинг, один скандинав был обращен в рабство. В плен на юг, на невольничьи базары уводили очень многих, продавали очень многих. Продавали славян. В римские времена продавали кельтов. Продавали жителей далекой Британии после похода Цезаря. Скандинавов нельзя было продать. Они умирали с мечом в руках.
Во— первых, никто так высоко не забирался, там нечего было взять. Не было смысла в экспедициях на крайний Север, в Скандинавию, на территорию сегодняшней Швеции, Дании. Это тоже спасало. Но с другой стороны, никаких рабов на территории древней Скандинавии не было. Они были у всех во время оно. Они были у саксов, они были у франков. Довольно рано это кончилось, но вначале они были. У славян мы упоминание о неких рабах и челядинцах встречаем вплоть до X-XI вв. И нельзя сказать, что были какие-то восстания. Никаких Спартаков на Руси не было. Все терпели. А вот скандинавов нельзя было обратить в рабство. И это они тоже передали нам. Как эстафету. Когда к нам пришли. Это был очень щедрый дар, не считая многопартийной системы.
Посмотрите: X век. Скандинавия еще не объединена. Норвегия все время переходит из рук в руки. Иногда в Норвегии два короля. На такую крошечную страну, где фактически одни фьорды, согласитесь, это слишком много. Но при этом есть партии, их иначе не назовешь.
Если в Риме, достаточно позднем Риме (уже в классическом, золотом) было две партии — оптиматы и популяры (как вы догадываетесь, популяры были якобы за обездоленных, конечно, не за рабов, и даже не за бедных свободных земледельцев, а просто за тех, кто не был ни всадником, ни сенатором; а оптиматы, можно считать, — партия власти типа НДР, только несколько более аристократическая), то у скандинавов в одной Норвегии такое изобилие, что просто глаза разбегаются. Во-первых, баглеры. Баглеры выступали за хёфтингов. Кто были эти хёфтинги? Собственно, они были начальниками: конунги, предводители дружин, ярлы. Можно сказать, что ярлов было по одному на страну. Много ярлов быть не могло. Это было первое лицо после короля. В общем, начальствующие люди — это хёфтинги. Баглеры выступали за них. Были биркебейнеры, которые выступали за городских жителей, за незнатных людей. Но при этом еще были и сллитунги, при этом были и риббунги. В общем, кого только не было. И это — именно партии. Это не племена. Это не радимичи, не вятичи, не кривичи. Они не по территориальному признаку определялись. Они определялись по своему отношению к некой идее.
Многопартийная система, которая появляется в XI веке! Согласитесь, это что-то да должно означать. Конечно, они не заседали в парламенте. Все дела решались скандинавами на тинге. Тинг — это был такой весьма оригинальный парламент, типа нашего Вече, но допускались туда только воины, только те, кто держал оружие в руках. И все вопросы и войны, и мира, и выбора власти решались на тинге. Недаром сегодня норвежский парламент называется стортинг. Эти корни остались в языке, воспоминание об этом осталось.
Во Франции политические партии появятся по-настоящему в XIX веке, даже если первой партией считать третье сословие, хотя оно не было оформлено как партия. Пусть даже в XVIII веке. Но это будет через семь веков.
В Англии это произойдет примерно в то же время, в XVIII в. В Соединенных Штатах это вообще не могло произойти раньше XIX века. Про нас я и не говорю. Когда у нас появились первые политические партии, вы знаете не хуже меня: после царского Манифеста 1905 года.
А здесь XI век — и политические партии! Пользы от них особенной не было. Они раздирали страну в клочья. Биркебейнеры все время убивали баглеров, и наоборот. Брат убивал брата по политическим мотивам. Но эта жестокая рознь давала гарантию от тирании. Она давала гарантию некоего ученичества, школы политической жизни, страсти к политической свободе. Потому что не бывает бесформенной свободы. Свобода всегда как-то оформлена, и то, что у нас не было медной или бронзовой рамки с римским законодательством, — это очень нам помешало. Потому что высшие свершения человеческого духа в сфере свободы проявляются только тогда, когда крылья бьются о какие-то стены, о какие-то законы, о какие-то запреты, о какие-то установления.
Если крылья не бьются ни обо что, если можно лететь куда угодно, это неоформленная, бесформенная свобода, и она называется иначе. Она называется — воля. Она чаще приводит к Дикому полю, к пугачевскому бунту, к абсолютному отсутствию политической и государственной жизни и вообще каких бы то ни было следов цивилизации, чем к парламентам, политическим партиям, к конституциям, к Великим Хартиям вольности.
Итак, скандинавы были беднее славян. Поэтому они и ходили в насельники, поэтому они и получали жалованье и от Ярослава, и от Владимира, и от Святослава, но никак не наоборот. Поэтому они пришли на Русь. Потому что было чем поживиться. Несмотря на их видимую бедность, они могли очень много дать, и они дали очень много. На самом деле, это не было завоеванием; это было взаимным обогащением. И таких скандалов, как с Вильгельмом Завоевателем, который еще два поколения бился с саксами, и двести лет выяснялось, кому все-таки достанется будущая Великобритания, не было. То, что написал Княжнин о Вадиме, последнем сыне вольности, который якобы восстал против варягов, и был ими казнен, — я уверена на все 100 процентов, что это было написано постфактум, когда возникла идея третьего пути. Она достаточно рано, к сожалению, возникла, эта идея самостийности, идея державности и идея третьего Рима. Дабы доказать, что мы ни в чем не нуждались и были лучше всех, и была написана Княжниным, законченным славянофилом, а не западником, эта поэма — «Последний сын вольности». На самом деле и в основании Новгорода, который древнее Киева, очень сильно поучаствовали скандинавы.
Именно поэтому Новгород, в отличие от Киева, имел развитую гражданскую и политическую систему. И, по сути дела, повторял устройство Афин и древнего Рима. Это не случайно. Почему не Чернигов? Почему не Любеч? Почему не Ростов Великий? Почему не Киев, который был намного богаче, который стоял на перекрестке всех торговых путей? Почему именно Новгород имеет эту гражданскую структуру, почему ее имеет Псков? Скажите спасибо варягам. Алексей Константинович Толстой, к которому мы будем часто припадать, потому что он прекрасно, в пародийной форме, прошелся по всей нашей истории от начала ее и до конца, описывает эти события абсолютно анекдотически.
"Послушайте ребята, что вам расскажет дед:
Земля наша богата, порядка только нет.
А эту правду, детки, за тысячу уж лет
Смекнули наши предки: Порядка-де, вишь, нет.
Тут встали все под стягом и думают: как быть?
Давай пошлем к варягам, пускай придут княжить.
Ведь немцы тароваты, им ведом мрак и свет.
Земля наша богата, порядка только нет.
Посланцы скорым шагом отправились туда
И говорят варягам: "Придите, Господа!
Мы вам отсыплем злата, как киевских конфет.
Земля наша богата, порядка только нет".
Варягам стало жутко. Но думают, что ж тут?
Попытка ведь не шутка. Пойдем, коли зовут.
И вот пришли три брата, варяги средних лет,
Глядят: земля богата, порядка, правда, нет."
Это были знаменитые Рюрик, Синеус и Трувор, из которых мы доподлинно уверены в существовании только Рюрика. На самом деле это не основание для того, чтобы комплексовать. Варяги пришли не только к нам. Они пришли ко всем. Они пришли и к франкам, они пришли и к саксам. Я не замечаю что-то ни в английской, ни во французской истории споров — до хрипоты, до пены у рта, до поножовщины, — по поводу того, замутили они самобытность или не замутили. Пришли они призванные или пришли они не призванные. То есть никто по этому поводу совершенно не беспокоится, потому что потом были созданы единые народы. Потому что кровь варягов, кровь саксов, кровь франков смешивается в одном сосуде и получается некий новый драгоценный состав.
Но не забывайте о том, что история франков и будущих англичан — это благополучная история. Это история со счастливым концом. Помните наш стадион. Они на этом стадионе бегут впереди. Наша история — это история спортивного поражения. Пока, до сего момента. Поэтому, именно поэтому возникают споры на уровне поножовщины. Пришли викинги или они были призваны?
Неудача подвигает людей к тому, чтобы они стали докапываться до квинтэссенции, и отношения в русской истерии, как на поле боя, выясняются до сих пор. И вы встретите это при любом эпизоде у любого историка. Потому что любой историк на самом деле, знает, какое место на этом стадионе мы занимаем, что бы он ни говорил. Историк — всегда грамотный человек, он знает историю, и даже если он напишет что-нибудь абсолютно наоборот, даже что-нибудь очень лестное, и скажет, что так и надо, — все равно то, что мы глотаем пыль от ушедших далеко вперед спортсменов, он знает. Поэтому он будет отстаивать истину 1800 года или истину XI века или истину XII века, так, как будто от этого зависит его жизнь. Потому что судьбы русского народа еще не решены. Потому что мы все еще не доиграли эту партию. Эта партия доигрывается и на этом поле, на поле прихода варягов.
Они приходят, и они начинают как-то организовывать славян для самозащиты. Они выбирают себе, естественно, полян, потому что платили им поляне, и поляне делаются доминирующим народом, хотя этнически они ничем не отличались от древлян. Они делаются доминирующим племенем. Все остальное постепенно собирается под метелочку, но собирается достаточно мягко. И собирается не в жесткие рамки империи, а в такую мягкую подушку, которая существует — или не существует — в зависимости от исторической надобности.
К сожалению, жесткая организация ими не была задана с самого начала. Может быть, еще и потому, что это были славяне, мягкие славяне, не склонные к жестким формам государственного строительства. Тогда они не были склонны. Помните, византийская традиция впереди. Ордынская традиция пока еще впереди, пока еще этого нет. И, значит, жесткая самоорганизация, такая как в Англии и будущей Франции, невозможна. Не забудьте, еще и католического Рима нет. Нет основ для жесткой организации. Салическая Правда и Правда Ярославичей — это совсем не то, что римское законодательство. Невозможно организоваться на этой бескрайней территории, когда постоянно есть куда уходить. Допустим, ты сегодня организуешь нечто, а завтра у тебя откроют дверь и просто уйдут, потому что есть куда уйти, потому что слишком много воли, слишком много земли. И, заметьте, можно все.
Крайняя несвобода, которая настигает славян впоследствии, — возможно, это размах маятника. Это расплата за ту первичную волю, когда можно было фактически все, когда не было никаких запретов. Полное отсутствие самоограничения. Это расплата за то время, когда у славян не было ни казней, ни пыток, ни даже тюрем. Если они довольно рано появляются в Западной Европе, то мы фактически до монголов не знаем ничего, кроме поруба. А что такое поруб? Это такая одноместная каморка, куда сажают случайно попавшегося не идейного противника, а скажем так: территориального врага. Посидит он там немножко, потом князья договорятся, потом его выпустят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35