Аннотация
Проблема России — в том, что ее граждане не хотят быть свободными. Они не ценят свободу, не думают о ней — и вообще она в России не котируется. Все это можно было бы свалить на «тысячелетнее рабство», как постоянно и делается — одни указывают на коммунизм, Гулаг и колхозы, другие — на царя и крепостное право, третьи — на монголо-татар — словом, кому что больше нравится. «Не сами, по родителям». Только вот беда: отмазка не канает. Традиция рабства тут ни при чем. Отсутствием интереса — а точнее, любви к свободе — ныне активное поколение обладает само по себе. В самом деле, нынешних россиян никто особенно не притеснял! Взрослели они кто в вегетарианское хрущевско-брежневское время, кто в перестройку, ничего страшнее потешных андроповских рейдов по кинотеатрам не застали, все наблюдали кризис беспомощности позднесоветской и постсоветской власти до состояния почти полной анархии. И на месте «привычного угнетения» обнаруживается — отсутствие у самого обычного, рядового гражданина России иной мотивации, кроме материальной, и страх перед всем и каждым. Все решает действие гражданина, одного гражданина. Монголы и русичи в земле. Крепостники и крепостные в земле. Большевики и белые в земле. Лихие энкеведешники и вохровцы тоже в земле. Все это было, этого больше нет. Здесь и сейчас живем только мы с вами. Действовать должен ныне живущий, но каждый из тех, кто мог действовать, и все они вместе — бездействуют. А это значит, что во всем виноват ты, читающий мои строки. Не общество в целом, а ты. Не столетия крепостного рабства, а ты. Не коммунистический режим — а ты лично. Это в твоей груди — сердце спрута. Сердце жадины. Сердце приспособленца. Сердце труса. Это ты во всем виноват. В России нет демократии потому, что ты ценишь свою жалкую шкуру выше чести. Странно, что ты до сих пор не понял, что спасти шкуру ценой чести нельзя. Выбирающий между жизнью и честью честь получает и жизнь и честь; выбирающий жизнь вместо чести лишается сперва чести, а потом и жизни. Это непреложный закон мира. Это научный факт. Впрочем, зачем я говорю это тебе? Еще столетия назад Бен Франклин сказал: «Меняющие свободу на безопасность не заслуживают ни безопасности, ни свободы». Конечно, в России свято верят каждому, кто называет себя ученым, но поможет ли это? Если Франклину не верят, поверят ли Вельзелю? Страх иррационален. Сердце труса отключает разум. Чтобы стать свободным, надо этого захотеть. Не денег, не власти, не благ мира, которые она якобы принесет с собой — а самой свободы. Не торговаться со своей свободой — «а что я получу взамен» — а просто влюбиться в нее, и она ответит взаимностью.
Валерия Новодворская
Мой Карфаген обязан быть разрушен
Об авторе от автора
Автор этих лекций — катакомбный историк. Это значит — не патентованный, без лицензии и диплома истфака.
До 1991 года ни один честный диссидент не мог учиться или защищаться на историческом, ибо история была мертвой зоной КПСС, КГБ и прочих милых организаций. А до 1991 г. автор успел перечитать всех русских и половину импортных историков из сундуков Иностранки, этого оазиса чистой науки, куда пускали всех и давали все, даже Шпенглера, видно, рассчитывая, что владеющих до такой степени иностранными языками в России или не найдется, или они сбегут за кордон, или просто погоду не сделают. Так что на истфак стало идти незачем. Можно было смело идти и читать лекции юным историкам в РГГУ и других местах. Автор и пошел.
К тому же автор, родившийся в 1950 г., успел впутаться в историю в прямом и переносном смысле, создав в Инязе еще в 1969 г. подпольную студенческую организацию с далеко идущими задачами: свержение власти КПСС вооруженным путем, народное восстание, построение капитализма, ликвидация Варшавского договора, роспуск СССР… Примерно это же и значилось в листовках, которые автор открыто бросал с балкона Дворца Съездов 5 декабря 1969 г., в день Конституции, на опере «Октябрь». Потом, естественно, было Лефортово, статья 70 об антисоветской пропаганде, казанская спецтюрьма… А потом, после 1972 г., было полно столь же детективных историй: контрабандное поступление на иностранный факультет пединститута, его контрабандное окончание, участие в диссидентском движении, тиражирование Самиздата, листовки, листовки, листовки, аресты, аресты, аресты… Горбачевская перестройка 1986 г. застала автора в Лефортово, но благодарности за освобождение бедный Михаил Сергеевич не получил. Далее был создан ДС — Демократический Союз, и все повторилось: митинги, листовки, демонстрации, разгоны, избиения, аресты. ГКЧП автора посадить не смогло: автор уже сидел в Лефортово с мая 1991 г. за предложение опять-таки свергнуть власть КПСС вооруженным путем — после Вильнюса. С тех пор выпущенный окончательно подчистую отовсюду автор ведет оседлый образ жизни, пишет статьи в крутой либеральный еженедельник «Новое время» и даже допущен там в члены редколлегии, но порох держит сухим на случай возвращения коммунистов к власти. Автора больше не сажают, но два года, с 1995 по 1996-ой, судили за нежелательную, непатриотическую, неприемлемую для коммунистов и национал-"патриотов" трактовку русской истории, то есть почти как генетиков и кибернетиков — за лженауку, причем буржуазную. То есть за данный курс лекций. Так что автор — не только участник истории, но и ее соучастник, а книга сия — чуть ли не триллер. По крайней мере, саспенс и боевик. Не хуже Дэвида Линча с его «Твин Пикс».
Так что рекомендую этот труд массовому читателю.
Вступление. Вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется…
История России еще не написана. Она — не картина, но только набросок, эскиз. Потому что картина эта живая, в ней продолжается война, наша вечная гражданская война за право написать и озаглавить историю своей страны, добыть ее, отнять у живописцев иной, враждебной школы, озаглавить, вставить в золотую раму и отнести в музей. И будет она там висеть, как истории других, богатых и благополучных государств, как экспонат для туристов, среди паркетов, золотых литеров, витрин и алмазов, как наконец-то краеугольный камень, основа бытия.
Тогда на картине остановится действие, фигуры застынут, и будет ясно, кто победитель и куда нам плыть. Каждый из нас, прогрессоров, флибустьеров, идеалистов хотел бы порулить Россией. У каждого свои карты, свои лоции, свой компас.
Россия — гигантский корабль, дредноут, броненосец. Я веду ее туда, где из горьких вод Атлантики поднимается окрыленный и мощный символ свободного мира: грозная и прекрасная женщина со светочем и книгой, осеняющая и возглавляющая всех, кто готов стать под знамена свободы и знания, независимости, гордыни и мужества. Россия должна уплыть на Запад: с Магаданом, Якутией, Уральским хребтом, Байкалом. И сколько бы канатов ни пришлось обрубить, сколько балласта ни пришлось сбросить, я не пожалею и не остановлюсь. И не оглянусь назад.
Эти лекции были прочитаны несколько раз в РГГУ у Юрия Афанасьева, одного из лоцманов этого нашего Плавания к берегам Свободы. Эти лекции носились в воздухе времени с XVI века, когда Избранная Рада впервые поняла на государственном уровне, что Россию нужно спасать, тянуть за уши из болота, потому что Восток — это болото. Наша история — это вечный бой над вечным крахом за право уйти из тоталитарной пустыни в Землю обетованную, на Запад, в атлантизм. В нашей истории дуют жестокие ветры и горят костры, в ней мы, западники, наследники славянской и скандинавской традиций, сражаемся с носителями византийской и ордынской традиций, изгоняя их из сердца, из генов, из памяти, из политической жизни. Нас мало, мы тонкой струйкой пробиваемся из тысячелетних песков, нас четыре века, начиная с процесса Юрия Крижанича, травят, изгоняют, пытают, казнят, вычеркивают и запрещают. Но мы воскресаем каждое утро, чтобы идти на смерть каждую ночь, но мы тянем страну за собой и вписываем в ее историю единственно достойные строки — своей кровью, и однажды мы не умрем. И тогда Статуя Свободы будет стоять на одном из Соловецких островов: над Беломорканалом, над Кремлем, над Гулагом и Лубянкой, как вечный символ нашей победы. Мы десантники Запада на русской земле, мы пришли сюда с варягами в VIII веке, и мы никому не отдадим наш плацдарм.
Мы уничтожаем советское прошлое, как следы некоего вечного Карфагена, империи Зла, которая должна уступить место юному, блестящему, благородному Риму — демократии Запада, нашей Атлантиде. Наша глава в истории — не только знание, но и сила. Обнаженный меч. Вызов, брошенный рабству, глупости, тирании, социализму, коммунизму, фашизму. И, как писал в своей книге «Россия в концлагере» Иван Солоневич, возьмите этот курс лекций, читайте и боритесь. И вот вам посох в дорогу, посох и подорожная: стихотворение Николая Смолкина, рядового викинга из нашего карраса.
Катон, я тоже знаю Карфаген,
Что твоего коварней и жесточе,
Я кличу смерть его, я смерть ему пророчу,
Зову небытие и насылаю тлен…
Струится нить, плетут судьбу, кружа,
Любовь и ненависть, как два крыла у птицы,
И мчатся боевые колесницы,
Жизнь воздвигая, чью-то жизнь круша.
Мой Карфаген — в кровавом кумаче,
Мой Карфаген — в налитых кровью звездах,
Мой Карфаген — в их покаяньях поздних
И к страшному труду готовом палаче.
Мой Карфаген — инстинкт овечьих стад,
Мой Карфаген — в овчарнях и овчарках.
Катон, кому-то снова кровью харкать,
Как две и больше тысяч лет назад.
И этому, Катон, лежать в золе -
Хоть это и одна шестая суши,
Катон, я полагаю, на Земле
Мой Карфаген обязан быть разрушен.
Лекция № 1. Какого теленка мы у Бога съели?
Русская история еще не написана, потому что не закончена.
История — это стадион с ленточкой старта, но без ленточки финиша, со множеством беговых дорожек, с судьями-историками, со спортивными комментаторами, которые пристально следят за тем, кто — впереди, кто — отстал. Это тоже историки, публицисты, политологи, советологи и вообще всякая вспомогательная историческая рать.
Со зрителями, которые болеют за свою команду. Но, в отличие от спорта, на этом стадионе никто не заботится о равных стартовых условиях.
Когда вы начинали — это ваше личное дело. Сигнал стартового пистолета — от сотворения мира, дальше — как вам повезет. Когда подтянетесь. Ваше опоздание на геологическую эпоху, на век, на 10 веков, на 20 веков абсолютно никого не волнует. Это не учитывается ни судьями, ни зрителями, ни спортивными комментаторами. Главное — бежать. Главное — бежать впереди. Когда вы начали, это ваши личные трудности.
На этом стадионе у нас неважные дела, многие начали свой забег гораздо раньше нас. Мы еще футболки не надели, кроссовки не зашнуровали и вообще еще до стадиона не дошли, а Эллада и Рим пробежали чуть ли не всю дистанцию от начала до конца. Кто-то начинал с нами вместе — Чехия, Польша. Кто-то начинал чуточку раньше — Франция, Великобритания, Испания. Но наступило время, когда нас просто сняли с соревнований, когда мы перестали бежать (в XIII веке), а когда в XVI веке мы вышли на стадион снова и стали догонять, оказалось, что все, кто начал забег с нами или на исторический час или на два раньше нас, как Франция н Великобритания, убежали настолько вперед, что мы видим одну клубящуюся пыль — и ничего впереди.
И вот с тех пор, с XVI века, наша история состоит из того, что мы догоняем. Мы бежим по знаменитой формуле: догонит ли Ахиллес черепаху, — но поскольку они — не черепаха, а мы все-таки не Ахиллес, мы пробегаем какую-то дистанцию, а они за это время убегают очень и очень далеко вперед. И можно сказать, что мы с большим трудом видим след или тень от кроссовок спортсмена, который бежит впереди нас. Это с точки зрения спорта.
С военной точки зрения, история России — это Столетняя война, в которой, как вы помните, для Франции все началось очень плохо. Был так называемый период, который французские историки называют «pйriode de revers», т. е. период сплошных поражений.
Казалось, вообще все кончено. Англичане оставили от Франции одни рожки да ножки. Били, как только могли. И при Азинкуре и при Креси французская армия ни к черту не годилась, французские короли вообще не тянули, французский народ пребывал в полной депрессии. Вдруг где-то на последней четверти началось странное дело. Франция стала отыгрываться. Она отыгрывалась, отыгрывалась и в конце концов получилось, что она выиграла Столетнюю войну. Так вот, история России — это такая Столетняя война, в которой для нас период поражений длится уже чуть ли не 6 веков. И можно сказать, что только с 1991 года, за очень редкими исключениями, у нас начался период частичных побед, т. е. окопная, позиционная война.
Всем все осточертело, все кормят вшей в окопах. Уже не понятно, с чего это началось. И чем это кончится. На западном фронте — без перемен. На восточном фронте — тоже. Идет Столетняя война.
С точки зрения шахмат, история России — это отложенная партия. Если вы помните замечательный фильм Бергмана «Рыцарь и Смерть», там на какую-то очень важную вещь рыцарь играет со Смертью в шахматы. Если он проиграет, смерть его заберет; пока он выигрывает какую-то часть партии, пока смерть получает шах, он еще живет.
И вот, начиная с XVI века, каждое поколение россиян, играя черными (потому что белыми играет Смерть, играет Рок), садится и пытается доиграть эту партию, пытается отыграться. Мы все время проигрываем. В XVII веке, в XVIII-ом, казалось, что выиграем, потом — ничего не получилось, немножко выигрываем в ХIХ-ом, там пешки были на нашей стороне, очень много пешек мы съели.
Потом — все равно. Потом все равно был шах, потом чуть мат не получили. И вот мы каждый раз, можно считать, каждый новый день пытаемся доиграть эту партию. Пытаемся выиграть у Рока то, что мы ему проиграли за прошедшие века.
Есть такая современная пародия на знаменитую сказку о Золушке. В этой сказке умная мачеха, которая хотела повредить своей падчерице, не стала держать ее в черном теле, не стала перед нею раскладывать мешок проса и мешок золы, которые она должна была отделить друг от друга. Она сделала все наоборот.
Она свою дочку, родную дочку, заставила работать, научила домашнему хозяйству, сделала ее спортивной, тренированной, подготовила, словом, к жизни, к жизненным трудностям. А падчерицу она уложила в постель, накрыла шелковым одеялом, кормила ее восемь раз в день, не давала пылинке на нее упасть. В конце концов, когда пришел принц, он обнаружил спортивную, в джинсах, в кедах родную дочку, молодую, стройную, красивую, которая все умела, у которой все в руках горело, и эту так называемую Золушку, раскормленную, как домашняя индюшка, которая уже рукой пошевелить не могла, которая лежала в постели, у которой глаза заплыли. Тщетно было бы спрашивать, на ком женился принц. По-моему, это и так ясно. Потому что ноги у Золушки распухли, и никакая хрустальная туфелька уже на нее не налезала. Спортом надо было заниматься.
То же самое происходит с Россией. Казалось, природа нас одарила щедро. У кого еще есть такое дикое, неумеренное, на троих, на четверых, на пятерых количество природных ресурсов, рек, полезных ископаемых? У кого такие бескрайние равнины? У кого такое количество древесины? У кого такое количество питьевой воды? На самом деле здесь история поступила с нами как мачеха. Она дала нам всего так много, что лишила охоты и способностей добывать что-нибудь своими руками.
Япония, которой история в принципе ничего не дала, кроме нескольких скал в океане, на которых по идее и расти-то ничего не могло, и вообще ни грамма, никаких полезных ископаемых, или Израиль, которому даже пресную воду не отпустили, чуть ли айсберги не приходится ввозить, оказались в положении той самой родной дочери, которую умная мачеха заставила работать. А нам всего дали столько, что это нам впрок не пошло. К сожалению, наши стартовые условия абсолютно никуда не годились.
Смотрите, коммунитарный тип развития, коммунитарное мышление, коммунитарный менталитет, т. е. общинный менталитет, был задан не только исторически, но и географически. На самых ранних стадиях, когда о славянах вообще еще не имели права говорить (нет никаких славян, есть пока еще только протославяне), коммунитарный тип уже прослеживается.
Еще никто не начал считать эти века. Еще идет XV век до нашей эры, еще там кто-то горшки учится обжигать, а уже все ясно.
Скажем, рельеф.
Рельеф — это очень важно. Выше нас, севернее, лежит Скандинавия. С совершенно ужасным климатом. С противнейшим рельефом, изрезанным, прихотливым, там фьорды, от одного населенного пункта до другого там не доберешься иначе как на ладье. Ногу поставить некуда. Распахать что-нибудь — ну разве что клумбу разведешь, да и то цветы не вырастут. Так вот что такое этот самый изрезанный рельеф.
Кстати, изрезанный рельеф Аттики, т. е. будущей Эллады, обеспечил одну очень необходимую для индивидуалистического менталитета вещь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35