Тильзит — в 1813 г.5 Надо будет сделать все, чтобы эти войска отказались от Гитлера, то есть в пропаганде надо будет использовать эту историческую параллель. Полковник ответил, что мне нужно будет свое заявление написать от руки. Я дал свое согласие.
10 августа 1944 года. Сегодня, с согласия русских, я назначил генерала Лейзера старшим по режиму. Лейзер будет согласовывать все хозяйственные вопросы с администрацией объекта.
Кроме того, я и генералы постановили отказаться от этой роскошной жизни, которую они здесь ведут. Генералы в лагере № 48 живут гораздо проще — они могут потом упрекать нас, что одновременно с изменением своей позиции я изменил и свой скромный образ жизни.
Генерал Лейзер сегодня передаст составленное им меню, которое не отличается от меню для генералов в лагере № 48. Я попросил господина полковника, чтобы в будущем придерживались этих норм.
Вечером 10 августа генерал Лейзер зачитал составленное им меню:
1. Завтрак — хлеб, масло, чай или кофе.
2. Обед из 3 блюд — первое, второе, третье.
3. В 5 часов вечера — чай или кофе, кекс.
4. Ужин — каша, чай.
Что касается спиртных напитков, то не нужно их ставить на стол каждому; кто хочет пить, может сам открыть шкаф (который стоит в столовой) и выпить рюмку.
Далее генерал Лейзер мне сказал, что генерал Штреккер очень переживает, он не мог еще примириться с новым положением в связи с изменением моей позиции, выраженной в заявлении.
Вечером того же дня я получил папку с бумагой — для подготовки заявления, которое нужно обязательно написать от руки. Первый важный документ всегда пишется от руки— это уже такое архивное правило.
11 августа 1944 года. В 7 часов вечера я поехал с господином полковником в Москву, в санчасть НКВД (стоматологическая клиника). В автомашине я сказал, что меня занимает теперь вопрос, как включаться в активную работу, чтобы помочь своей стране.
Господин полковник ответил, что окруженная группировка в Прибалтике — это большой объект для активной помощи и я должен найти способ и слова к этим обреченным солдатам и офицерам, чтобы их спасти.
В этот же день я пригласил генерала Зейдлица на воскресенье к себе. С Зейдлицем должны приехать господа Пик и Вайнерт. Я хочу обсудить вместе с ними все вопросы моего сотрудничества в Национальном комитете, а также воззвание к окруженной Северной группировке.
Теперь я также жду с нетерпением результатов поездки генерала фон Армина в лагерь № 48, в Суздаль. Кроме того, я хотел бы еще встретиться с полковником фон Бело, чтобы узнать, согласен ли он работать вместе с нами.
Прием в стоматологической клинике и работа врача произвели на меня очень хорошее впечатление. В Германии редко можно найти такое прекрасное техническое оборудование.
12 августа 1944 года. Я сегодня гулял с генералом Лейзером. Он мне рассказал, что результаты поездки генерала фон Армина в лагерь № 48 — плохие. Только генералы Роске и Дреббер согласились с моей новой позицией. Они хотели ехать в Москву, остальные генералы не отказались совсем, но и не решились на этот шаг.
Лейзер объяснил это тем, что они все ненавидят «Союз немецких офицеров» и поэтому сдерживаются, но все они против Гитлера. Он, Лейзер, об этом знает.
Затем он меня спросил, что произошло с генералом Роденбургом. Я ответил, что Роденбург потерял свою честь генерала, занимался темными делами — заговором и бегством. После того как он вернулся из Войково, он начал преступную деятельность, наверное, по приказу некоторых войсковых генералов. Это двурушничество было быстро установлено, и мы, по ходатайству «Союза немецких офицеров», его послали в Суздаль, вместо того чтобы его судить.
Генерал Лейзер сказал: «Да, Роденбург склонен к авантюризму». Тут я сказал, обращаясь к подошедшему гос подину полковнику: «Ну, что вы скажете о результатах поездки генерала фон Армина? Я очень удивлен, почему полковник Шильдкнехт отказался ехать ко мне — он был бы здесь очень полезным».
Господин полковник ответил, что для него совершенно ясно, что люди в лагере № 48 не смогли так скоро пересмотреть свою позицию.
Генерал фон Армин должен был несколько дней там побывать и обстоятельно с ними побеседовать. Я уверен в том, что генералы и полковники скоро напишут письмо с известием о том, что они меня поддерживают.
Кроме того, я хотел бы послать генерала Штреккера в лагерь № 48. Ему, Штреккеру, наверное удастся переубедить генералов и Шильдкнехта.
Позднее генерал Штреккер согласился поехать на некоторое время в лагерь № 48, чтобы там уговаривать остальных генералов.
Уж если я решился на этот шаг, невзирая на мою семью, то я хочу довести дело до конца, я хочу объединить всех генералов и включиться в активную работу. У генералов из Войково такие же тормоза, какие были и у меня, а именно — уверенность в том, что:
1. Работа «Союза немецких офицеров» ведется на разложение армии;
2. Наши семьи, которые, без сомнения, попадут под террор Гитлера.
Но все-таки надо решаться. Я поинтересовался, почему не доставляют нам информацию (сводки германского командования и радиоперехваты).
Господин полковник ответил, что на следующей неделе мы их получим точно; что на этот счет уже дано указание, но это будет начиная с понедельника.
13 августа 1944 года, воскресенье. Сегодня вечером я спросил господина полковника: «Для принятия участия в активной работе обязательно ли быть членом „Союза немецких офицеров“?»
Я спросил об этом потому, что некоторые генералы не питают симпатии к «Офицерскому союзу», но хотят работать под руководством Национального комитета. Например, генералы Зикст фон Армин и Штреккер говорят, что нельзя же считать «Офицерский союз» принудительной профсоюзной организацией.
Господин полковник ответил, что нельзя сравнивать «Офицерский союз» с принудительной профсоюзной организацией. «Офицерский союз» выполняет в рамках Национального комитета определенные задачи уже целый год, что он ведет разъяснительную работу среди армии и офицерского корпуса — своей открытой легальной работой он завоевал себе авторитет в широких кругах армии.
Сам генерал Хофмайстер рассказывает, что эсэсовец, генерал Барнт, попав в окружение, сказал Хофмайстеру: «Если будет туго, я перейду к Зейдлицу». Это значит, что армия прислушивается к словам Зейдлица, как президента «Союза немецких офицеров».
Если генерал фон Армин теперь выдвигает какие-то новые мысли, которые компрометируют «Союз немецких офицеров», ибо быть генералу членом Национального комитета и одновременно отмежевываться от «Офицерского союза»— это явление компрометации Союза. Этого не допустит ни Национальный комитет, ни «Союз немецких офицеров».
Они предпочтут совсем отказаться от генерала фон Армина, нежели допустить, чтобы он организовывал какую-то новую группу офицеров вне «Офицерского союза». Еще он добавил, что «надо быть последовательным и забыть старые ссоры, тогда вы увидите, фельдмаршал, что „Союз офицеров“ — это нужная и необходимая организация».
14 августа 1944 года. Сегодня утром я попросил господина полковника, чтобы с объекта № 25 привезли генерала Латтмана, так как он должен будет разъяснить генералу фон Армину некоторые вопросы, касающиеся отношения Национального комитета к «Офицерскому союзу».
После ужина мы сидели в столовой, вместе с Латтманом и Лейзером. Зашел господин полковник, и я пригласил его сесть со мной вместе за маленький стол в углу столовой. Латтман и Лейзер в это время стояли у окна и разговаривали, поэтому мы были наедине.
Я спросил мнение господина полковника относительно письма, написанного мной к генерал-полковнику Шернеру, командующему армейской группой «Норд».
Господин полковник похвалил соответствующими словами содержание и стиль моего письма, но добавил, что полковник Швец опасается, что командующий, генерал-полковник Шернер, как убежденный гитлеровец, сорвет это мероприятие — он это письмо отправит Гитлеру, не познакомив с содержанием ни одного из подчиненных ему генералов.
Я согласился с этим мнением и добавил: «По крайней мере, я тогда сделал все так, что моя совесть будет чиста». Господин полковник ответил: «Если заранее известно, что мероприятие не увенчается успехом, так как этот Шернер его сорвет, то совесть не может быть спокойной, пока не будут исчерпаны все возможности».
Полковник Швец думает, что обращение к генералам и офицерам группировки «Норд» за подписью фельдмаршала, во главе всех генералов из движения «Свободная Германия», может принести желаемый успех.
Разумеется, что содержание этого обращения должно быть свободно от мелочной пропаганды, направленной на разложение армии.
Мне нужно самому найти его форму, чтобы сказать командующим и офицерам правду об их положении и показать им выход, ссылаясь на условия, которые предоставляет им Красная армия. Тогда, по мнению полковника, можно сказать, что совесть чиста — сделано все.
Затем полковник добавил, что его руководство уверено: такое мое обращение может увенчаться успехом, тем более что, по данным русского Генерального штаба, некоторые командиры дивизий и штабные офицеры из группировки «Норд» расположены положительно к заявлению 17 генералов.
Было бы непростительным упущением, если бы мы лишали их возможности познакомиться с нашим коллективным мнением, так как генерал-полковник Шернер вряд ли передаст им содержание моего письма.
Я подумал и сказал: «Правильно, я подумаю еще над этим. До какого срока я должен бы написать такое обращение?» Господин полковник ответил: «Вы знаете, нельзя терять время, это должно быть готово завтра».
Я подумаю еще, как это сделать.
14 августа 1944 года. Сегодня я принял осознанное и правильное решение о вступлении в «Союз немецких офицеров». Я сделал это потому, что в течении последних 34 лет я был прежде всего офицером.
Вечером я передал господину полковнику текст моего обращения к группе армий «Норд». Оно получилось небольшим по объему, но довольно емким по содержанию. Я думаю, что обращение найдет должный отклик как у генерал-полковника Шернера, так и у солдат и офицеров его армейской группы: как мне сообщил господин полковник, оно будет посредством радио передано многократно на разных частотах.
29 августа 1944 года. Мои друзья сегодня сообщили мне, что на собрании военнопленных в лагере № 27, созванном по поводу моего вступления в «Союз немецких офицеров» и выступления с обращением к немецкому народу, один из профашистски настроенных офицеров выкрикнул в мой адрес: «Свинья!» Установить этого человека не удалось.
После собрания некий лейтенант Бисманн заявил: «Если Паулюс еще не был сумасшедшим, то в Москве его теперь свели с ума», а некий лейтенант Крегер сказал: «Можно себе представить, что через 1,5 года Паулюс дал себя сломать». Ему вторил якобы некий обер-лейтенант фон Буркерсроде: «Паулюс несколько дней тому назад вступил в СНО, у него слегка крыша не в порядке». Вот вам и субординация…
Да, работать с таким контингентом очень сложно — у Гитлера было значительно больше времени для их воспитания.
31 августа 1944 года. Радостная весть — группа военнопленных офицеров румынской армии, под воздействием моего и группы офицеров заявления, в количестве 27 человек, подали заявление с ходатайством об отправке на фронт, в Румынию. Они рассматривают заявление как шаг к общей победе над врагом свободолюбивых народов.
Однако не все так хорошо. В лагере № 160 у группы офицеров мое заявление вызвало растерянность.
10 сентября 1944 года. Сегодня беседовали с полковником Болье снова о Сталинграде, и я рассказал ему, как ответил фюреру, когда получил приказ о взятии Сталинграда. Я ему написал: «Ваш приказ будет выполнен! Да здравствует Германия! Пусть живет Германия!» В эту фразу я вложил особый смысл: пусть живет Германия, а не погибнет, как мы. Гитлер это, конечно, понял.
Сталинградская битва имеет три периода: наступление, оборона и преступление. Сколько этому человеку ни делай, он все говорит: мало, достань луну с неба! Между любовью и ненавистью расстояние невелико. Теперь моей ненависти нет пределов.
Вечером, в беседе с генералами, снова затронули эту тему. Я сказал, что до последнего момента все думал, что у Гитлера самые лучшие намерения, что правительство все же перестроится каким-либо образом и отступится от своей политики. Сегодня мы можем оставить эту мысль, как совершенно бесполезную.
Признаваясь откровенно, я должен сказать, что верил в национал-социализм. Все генералы не должны забывать, что были под его влиянием, так как перед нами стояла большая сила, которая, казалось, была способна достичь поставленных целей, а цели эти были прекрасные…
Никто из генералов не мог предполагать, что таков будет исход, так как нельзя же требовать, чтобы человек был пророком — ведь все могло сложиться совершенно иначе. Я был убежден в том, что не должен примыкать к движению.
Я говорил себе: положение таково, что со спокойной совестью я не могу участвовать в этом движении, так как не знаю, как обстоят дела на родине. Однако настоящее положение вещей доказывает, что я глубоко ошибался.
Убедительным моментом явилось открытие второго фронта, а также мысль, на которую меня навели генералы — просто невозможно в настоящее время действовать в соответствии с чисто военными законами. Все эти моменты побудили меня с тяжелым сердцем отойти от прежнего убеждения и прийти к другому.
Если уж я вступаю в борьбу, то я не могу играть роль, которую мне предписывают, иначе я не что иное, как объект, который используется организацией. Я сказал, что полностью включился в движение, но нужно же иметь какую-то точку опоры, за которую можно было бы держаться, так как я не могу так просто выставлять свое имя, как если бы поставили во главе лейтенанта или ефрейтора — это было бы совсем другое дело.
Здесь дело не в формальностях, а в моем отношении к «Офицерскому союзу», в моем положении.
23 сентября 1944 года. Сегодня господин полковник кратко проинформировал меня, что мое вступление в «Союз не мецких офицеров» и воззвание к германскому народу произвели на военнопленных лагеря № 97 большое впечатление.
Профашистски настроенная часть немецких офицеров с возмущением встретила мое воззвание, тогда как раньше (до воззвания) эта часть офицеров всегда ставила меня в пример.
В то же время, как только стало известно о моем вступлении в СНО и воззвании к немецкому народу, эта профашистски настроенная часть изменила свою точку зрения и начала меня характеризовать как плохого командующего, называя «изменником». Таковы уж реалии нашего времени. Впрочем, их мнение меня волнует мало.
14 октября 1944 года. Сегодня беседовали с генералом Штреккером насчет того, чтобы новые генералы в прямой и ясной форме просили об их вступлении в Союз. Они должны и уже готовы сделать, наконец, решительный шаг во имя спасения Германии, так как настоящие события требуют этого, ждать больше нельзя и колебаться тоже.
Поговорив с каждым из генералов в отдельности, я убедился, что они так и поступят.
После разговора с новыми генералами я еще раз пришел к выводу о том, что война для Германии окончательно проиграна, что правительство бессовестно обходится с народом и старается выгородить себя. Несостоятельность гитлеровского правительства очевидна. Факт повешения фельдмаршалов возмутителен — это переходит всякие границы. Безумное руководство — трезво мыслящий человек даже представить себе не может подобного безумия.
Кроме всего, зверства. В Белоруссии нашими истреблено 800 000 евреев. В этом виноват прежде всего Гитлер, потому, что именно он в войне с Россией сделал виновным весь свой народ.
26 октября 1944 года. Сегодня я дал согласие господину полковнику выступить по радио с ответом на гитлеровскую пропаганду, обвиняющую «Союз немецких офицеров» и его президента — генерала фон Зейдлица в предательстве. Через два дня это выступление многократно передавалось по радио.
7 ноября 1944 года. Сегодня в беседе с генералами Штреккером, Лейзером и полковником Болье затронули румынскую тему.
Я сказал, что румыны очень непостоянные люди: они то за одних, то за других. Сначала были врагами русских, теперь друзья. Умеют нравиться, если им нужно. Вежливы, приятны, но и хитры.
Потом поговорили о демократии. Сошлись во мнении, что Англия и Америка хотят создать в Германии демократическое правительство, но они себе мыслят иную демократию, нежели Национальный комитет. Германии нужна своя демократия, немецкая задача Национального комитета — помочь народу преобразовать Германию, растолковать ему все прежние ошибки.
16 ноября 1944 года. Сегодня посетили объект № 20. Да, время мы провели хорошо. Но, как и везде, на 20-м объекте говорят об одном и том же. Все о демократии. Но не все имеют ясное представление о том, что значит демократия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
10 августа 1944 года. Сегодня, с согласия русских, я назначил генерала Лейзера старшим по режиму. Лейзер будет согласовывать все хозяйственные вопросы с администрацией объекта.
Кроме того, я и генералы постановили отказаться от этой роскошной жизни, которую они здесь ведут. Генералы в лагере № 48 живут гораздо проще — они могут потом упрекать нас, что одновременно с изменением своей позиции я изменил и свой скромный образ жизни.
Генерал Лейзер сегодня передаст составленное им меню, которое не отличается от меню для генералов в лагере № 48. Я попросил господина полковника, чтобы в будущем придерживались этих норм.
Вечером 10 августа генерал Лейзер зачитал составленное им меню:
1. Завтрак — хлеб, масло, чай или кофе.
2. Обед из 3 блюд — первое, второе, третье.
3. В 5 часов вечера — чай или кофе, кекс.
4. Ужин — каша, чай.
Что касается спиртных напитков, то не нужно их ставить на стол каждому; кто хочет пить, может сам открыть шкаф (который стоит в столовой) и выпить рюмку.
Далее генерал Лейзер мне сказал, что генерал Штреккер очень переживает, он не мог еще примириться с новым положением в связи с изменением моей позиции, выраженной в заявлении.
Вечером того же дня я получил папку с бумагой — для подготовки заявления, которое нужно обязательно написать от руки. Первый важный документ всегда пишется от руки— это уже такое архивное правило.
11 августа 1944 года. В 7 часов вечера я поехал с господином полковником в Москву, в санчасть НКВД (стоматологическая клиника). В автомашине я сказал, что меня занимает теперь вопрос, как включаться в активную работу, чтобы помочь своей стране.
Господин полковник ответил, что окруженная группировка в Прибалтике — это большой объект для активной помощи и я должен найти способ и слова к этим обреченным солдатам и офицерам, чтобы их спасти.
В этот же день я пригласил генерала Зейдлица на воскресенье к себе. С Зейдлицем должны приехать господа Пик и Вайнерт. Я хочу обсудить вместе с ними все вопросы моего сотрудничества в Национальном комитете, а также воззвание к окруженной Северной группировке.
Теперь я также жду с нетерпением результатов поездки генерала фон Армина в лагерь № 48, в Суздаль. Кроме того, я хотел бы еще встретиться с полковником фон Бело, чтобы узнать, согласен ли он работать вместе с нами.
Прием в стоматологической клинике и работа врача произвели на меня очень хорошее впечатление. В Германии редко можно найти такое прекрасное техническое оборудование.
12 августа 1944 года. Я сегодня гулял с генералом Лейзером. Он мне рассказал, что результаты поездки генерала фон Армина в лагерь № 48 — плохие. Только генералы Роске и Дреббер согласились с моей новой позицией. Они хотели ехать в Москву, остальные генералы не отказались совсем, но и не решились на этот шаг.
Лейзер объяснил это тем, что они все ненавидят «Союз немецких офицеров» и поэтому сдерживаются, но все они против Гитлера. Он, Лейзер, об этом знает.
Затем он меня спросил, что произошло с генералом Роденбургом. Я ответил, что Роденбург потерял свою честь генерала, занимался темными делами — заговором и бегством. После того как он вернулся из Войково, он начал преступную деятельность, наверное, по приказу некоторых войсковых генералов. Это двурушничество было быстро установлено, и мы, по ходатайству «Союза немецких офицеров», его послали в Суздаль, вместо того чтобы его судить.
Генерал Лейзер сказал: «Да, Роденбург склонен к авантюризму». Тут я сказал, обращаясь к подошедшему гос подину полковнику: «Ну, что вы скажете о результатах поездки генерала фон Армина? Я очень удивлен, почему полковник Шильдкнехт отказался ехать ко мне — он был бы здесь очень полезным».
Господин полковник ответил, что для него совершенно ясно, что люди в лагере № 48 не смогли так скоро пересмотреть свою позицию.
Генерал фон Армин должен был несколько дней там побывать и обстоятельно с ними побеседовать. Я уверен в том, что генералы и полковники скоро напишут письмо с известием о том, что они меня поддерживают.
Кроме того, я хотел бы послать генерала Штреккера в лагерь № 48. Ему, Штреккеру, наверное удастся переубедить генералов и Шильдкнехта.
Позднее генерал Штреккер согласился поехать на некоторое время в лагерь № 48, чтобы там уговаривать остальных генералов.
Уж если я решился на этот шаг, невзирая на мою семью, то я хочу довести дело до конца, я хочу объединить всех генералов и включиться в активную работу. У генералов из Войково такие же тормоза, какие были и у меня, а именно — уверенность в том, что:
1. Работа «Союза немецких офицеров» ведется на разложение армии;
2. Наши семьи, которые, без сомнения, попадут под террор Гитлера.
Но все-таки надо решаться. Я поинтересовался, почему не доставляют нам информацию (сводки германского командования и радиоперехваты).
Господин полковник ответил, что на следующей неделе мы их получим точно; что на этот счет уже дано указание, но это будет начиная с понедельника.
13 августа 1944 года, воскресенье. Сегодня вечером я спросил господина полковника: «Для принятия участия в активной работе обязательно ли быть членом „Союза немецких офицеров“?»
Я спросил об этом потому, что некоторые генералы не питают симпатии к «Офицерскому союзу», но хотят работать под руководством Национального комитета. Например, генералы Зикст фон Армин и Штреккер говорят, что нельзя же считать «Офицерский союз» принудительной профсоюзной организацией.
Господин полковник ответил, что нельзя сравнивать «Офицерский союз» с принудительной профсоюзной организацией. «Офицерский союз» выполняет в рамках Национального комитета определенные задачи уже целый год, что он ведет разъяснительную работу среди армии и офицерского корпуса — своей открытой легальной работой он завоевал себе авторитет в широких кругах армии.
Сам генерал Хофмайстер рассказывает, что эсэсовец, генерал Барнт, попав в окружение, сказал Хофмайстеру: «Если будет туго, я перейду к Зейдлицу». Это значит, что армия прислушивается к словам Зейдлица, как президента «Союза немецких офицеров».
Если генерал фон Армин теперь выдвигает какие-то новые мысли, которые компрометируют «Союз немецких офицеров», ибо быть генералу членом Национального комитета и одновременно отмежевываться от «Офицерского союза»— это явление компрометации Союза. Этого не допустит ни Национальный комитет, ни «Союз немецких офицеров».
Они предпочтут совсем отказаться от генерала фон Армина, нежели допустить, чтобы он организовывал какую-то новую группу офицеров вне «Офицерского союза». Еще он добавил, что «надо быть последовательным и забыть старые ссоры, тогда вы увидите, фельдмаршал, что „Союз офицеров“ — это нужная и необходимая организация».
14 августа 1944 года. Сегодня утром я попросил господина полковника, чтобы с объекта № 25 привезли генерала Латтмана, так как он должен будет разъяснить генералу фон Армину некоторые вопросы, касающиеся отношения Национального комитета к «Офицерскому союзу».
После ужина мы сидели в столовой, вместе с Латтманом и Лейзером. Зашел господин полковник, и я пригласил его сесть со мной вместе за маленький стол в углу столовой. Латтман и Лейзер в это время стояли у окна и разговаривали, поэтому мы были наедине.
Я спросил мнение господина полковника относительно письма, написанного мной к генерал-полковнику Шернеру, командующему армейской группой «Норд».
Господин полковник похвалил соответствующими словами содержание и стиль моего письма, но добавил, что полковник Швец опасается, что командующий, генерал-полковник Шернер, как убежденный гитлеровец, сорвет это мероприятие — он это письмо отправит Гитлеру, не познакомив с содержанием ни одного из подчиненных ему генералов.
Я согласился с этим мнением и добавил: «По крайней мере, я тогда сделал все так, что моя совесть будет чиста». Господин полковник ответил: «Если заранее известно, что мероприятие не увенчается успехом, так как этот Шернер его сорвет, то совесть не может быть спокойной, пока не будут исчерпаны все возможности».
Полковник Швец думает, что обращение к генералам и офицерам группировки «Норд» за подписью фельдмаршала, во главе всех генералов из движения «Свободная Германия», может принести желаемый успех.
Разумеется, что содержание этого обращения должно быть свободно от мелочной пропаганды, направленной на разложение армии.
Мне нужно самому найти его форму, чтобы сказать командующим и офицерам правду об их положении и показать им выход, ссылаясь на условия, которые предоставляет им Красная армия. Тогда, по мнению полковника, можно сказать, что совесть чиста — сделано все.
Затем полковник добавил, что его руководство уверено: такое мое обращение может увенчаться успехом, тем более что, по данным русского Генерального штаба, некоторые командиры дивизий и штабные офицеры из группировки «Норд» расположены положительно к заявлению 17 генералов.
Было бы непростительным упущением, если бы мы лишали их возможности познакомиться с нашим коллективным мнением, так как генерал-полковник Шернер вряд ли передаст им содержание моего письма.
Я подумал и сказал: «Правильно, я подумаю еще над этим. До какого срока я должен бы написать такое обращение?» Господин полковник ответил: «Вы знаете, нельзя терять время, это должно быть готово завтра».
Я подумаю еще, как это сделать.
14 августа 1944 года. Сегодня я принял осознанное и правильное решение о вступлении в «Союз немецких офицеров». Я сделал это потому, что в течении последних 34 лет я был прежде всего офицером.
Вечером я передал господину полковнику текст моего обращения к группе армий «Норд». Оно получилось небольшим по объему, но довольно емким по содержанию. Я думаю, что обращение найдет должный отклик как у генерал-полковника Шернера, так и у солдат и офицеров его армейской группы: как мне сообщил господин полковник, оно будет посредством радио передано многократно на разных частотах.
29 августа 1944 года. Мои друзья сегодня сообщили мне, что на собрании военнопленных в лагере № 27, созванном по поводу моего вступления в «Союз немецких офицеров» и выступления с обращением к немецкому народу, один из профашистски настроенных офицеров выкрикнул в мой адрес: «Свинья!» Установить этого человека не удалось.
После собрания некий лейтенант Бисманн заявил: «Если Паулюс еще не был сумасшедшим, то в Москве его теперь свели с ума», а некий лейтенант Крегер сказал: «Можно себе представить, что через 1,5 года Паулюс дал себя сломать». Ему вторил якобы некий обер-лейтенант фон Буркерсроде: «Паулюс несколько дней тому назад вступил в СНО, у него слегка крыша не в порядке». Вот вам и субординация…
Да, работать с таким контингентом очень сложно — у Гитлера было значительно больше времени для их воспитания.
31 августа 1944 года. Радостная весть — группа военнопленных офицеров румынской армии, под воздействием моего и группы офицеров заявления, в количестве 27 человек, подали заявление с ходатайством об отправке на фронт, в Румынию. Они рассматривают заявление как шаг к общей победе над врагом свободолюбивых народов.
Однако не все так хорошо. В лагере № 160 у группы офицеров мое заявление вызвало растерянность.
10 сентября 1944 года. Сегодня беседовали с полковником Болье снова о Сталинграде, и я рассказал ему, как ответил фюреру, когда получил приказ о взятии Сталинграда. Я ему написал: «Ваш приказ будет выполнен! Да здравствует Германия! Пусть живет Германия!» В эту фразу я вложил особый смысл: пусть живет Германия, а не погибнет, как мы. Гитлер это, конечно, понял.
Сталинградская битва имеет три периода: наступление, оборона и преступление. Сколько этому человеку ни делай, он все говорит: мало, достань луну с неба! Между любовью и ненавистью расстояние невелико. Теперь моей ненависти нет пределов.
Вечером, в беседе с генералами, снова затронули эту тему. Я сказал, что до последнего момента все думал, что у Гитлера самые лучшие намерения, что правительство все же перестроится каким-либо образом и отступится от своей политики. Сегодня мы можем оставить эту мысль, как совершенно бесполезную.
Признаваясь откровенно, я должен сказать, что верил в национал-социализм. Все генералы не должны забывать, что были под его влиянием, так как перед нами стояла большая сила, которая, казалось, была способна достичь поставленных целей, а цели эти были прекрасные…
Никто из генералов не мог предполагать, что таков будет исход, так как нельзя же требовать, чтобы человек был пророком — ведь все могло сложиться совершенно иначе. Я был убежден в том, что не должен примыкать к движению.
Я говорил себе: положение таково, что со спокойной совестью я не могу участвовать в этом движении, так как не знаю, как обстоят дела на родине. Однако настоящее положение вещей доказывает, что я глубоко ошибался.
Убедительным моментом явилось открытие второго фронта, а также мысль, на которую меня навели генералы — просто невозможно в настоящее время действовать в соответствии с чисто военными законами. Все эти моменты побудили меня с тяжелым сердцем отойти от прежнего убеждения и прийти к другому.
Если уж я вступаю в борьбу, то я не могу играть роль, которую мне предписывают, иначе я не что иное, как объект, который используется организацией. Я сказал, что полностью включился в движение, но нужно же иметь какую-то точку опоры, за которую можно было бы держаться, так как я не могу так просто выставлять свое имя, как если бы поставили во главе лейтенанта или ефрейтора — это было бы совсем другое дело.
Здесь дело не в формальностях, а в моем отношении к «Офицерскому союзу», в моем положении.
23 сентября 1944 года. Сегодня господин полковник кратко проинформировал меня, что мое вступление в «Союз не мецких офицеров» и воззвание к германскому народу произвели на военнопленных лагеря № 97 большое впечатление.
Профашистски настроенная часть немецких офицеров с возмущением встретила мое воззвание, тогда как раньше (до воззвания) эта часть офицеров всегда ставила меня в пример.
В то же время, как только стало известно о моем вступлении в СНО и воззвании к немецкому народу, эта профашистски настроенная часть изменила свою точку зрения и начала меня характеризовать как плохого командующего, называя «изменником». Таковы уж реалии нашего времени. Впрочем, их мнение меня волнует мало.
14 октября 1944 года. Сегодня беседовали с генералом Штреккером насчет того, чтобы новые генералы в прямой и ясной форме просили об их вступлении в Союз. Они должны и уже готовы сделать, наконец, решительный шаг во имя спасения Германии, так как настоящие события требуют этого, ждать больше нельзя и колебаться тоже.
Поговорив с каждым из генералов в отдельности, я убедился, что они так и поступят.
После разговора с новыми генералами я еще раз пришел к выводу о том, что война для Германии окончательно проиграна, что правительство бессовестно обходится с народом и старается выгородить себя. Несостоятельность гитлеровского правительства очевидна. Факт повешения фельдмаршалов возмутителен — это переходит всякие границы. Безумное руководство — трезво мыслящий человек даже представить себе не может подобного безумия.
Кроме всего, зверства. В Белоруссии нашими истреблено 800 000 евреев. В этом виноват прежде всего Гитлер, потому, что именно он в войне с Россией сделал виновным весь свой народ.
26 октября 1944 года. Сегодня я дал согласие господину полковнику выступить по радио с ответом на гитлеровскую пропаганду, обвиняющую «Союз немецких офицеров» и его президента — генерала фон Зейдлица в предательстве. Через два дня это выступление многократно передавалось по радио.
7 ноября 1944 года. Сегодня в беседе с генералами Штреккером, Лейзером и полковником Болье затронули румынскую тему.
Я сказал, что румыны очень непостоянные люди: они то за одних, то за других. Сначала были врагами русских, теперь друзья. Умеют нравиться, если им нужно. Вежливы, приятны, но и хитры.
Потом поговорили о демократии. Сошлись во мнении, что Англия и Америка хотят создать в Германии демократическое правительство, но они себе мыслят иную демократию, нежели Национальный комитет. Германии нужна своя демократия, немецкая задача Национального комитета — помочь народу преобразовать Германию, растолковать ему все прежние ошибки.
16 ноября 1944 года. Сегодня посетили объект № 20. Да, время мы провели хорошо. Но, как и везде, на 20-м объекте говорят об одном и том же. Все о демократии. Но не все имеют ясное представление о том, что значит демократия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34