Это было бы хуже, чем вместо чая пить каждый день чернила. Вторая: надо заставить этого идиота отправить Дороти на тот свет. Например, насыпав ей в чашку с чаем индийского яда.
— Патриция? Не будь наивен. Эта безобидная жирная особа не может без рыданий поставить даже мышеловку. Нет, единственно, о ком может идти речь, так это о Торп. И хотя я люблю эту бывшую сельскую учительницу так же, как ячмень в своем собственном глазу, я должна признать, что она энергична и целеустремленна. Подумать только, как она сумела убрать Конроя. Ведь я находилась в прихожей, не дальше десяти шагов от места происшествия. Все это граничит уже с…
— Ужасно! И происходит же такое на свете… — Полковник не успел закончить фразу, ибо Грэди наступила ему на ногу металлическим каблуком-шпилькой и спокойно продолжала:
— Я не могу просто понять, как он мог исчезнуть. Бейли и его люди перерыли весь дом. Но, видимо, инспектор глупее, чем я думала. Кроме того, эта сельская учительница отравила его портером, поэтому он не будет ее уличать. А это означает, что теперь на очереди один из нас или мы оба.
— Ты это серьезно? — Голос Декстера, обычно гнусавый, даже когда он погружался в воспоминания о бравых походах, задрожал от страха.
— Настолько серьезно, Гарри, что я уже вижу себя покупающей венок на твою могилу.
— Прекрати нести вздор! — Полковник замахал руками. — Ты знаешь, что я четырежды перенес малярию. С тех пор мои нервы сдали. Не таким я был, когда мы душили индийских повстанцев.
— Во всяком случае, мы должны что-то предпринять, а для этого нужны железные нервы.
— Ты считаешь, что мы должны… Нам нужно… — заикаясь, промолвил Декстер.
— Что нам еще остается? — Грэди испытующе посмотрела на полковника и поняла, что тот трусит. Как бы про себя она сказала: — Я боюсь смерти. Когда я думаю о кладбище в Уолсе, то чувствую себя истлевшей и сгнившей. Декстер нервно кивнул головой.
— И как ты себе это представляешь? — спросил он.
Грэди придвинулась к нему, положила свою жилистую руку на его руку и ласково сказала:
— У тебя есть маленькая ампула, о которой ты мне рассказывал, и ты ведь храбрый мужчина. — Она указала на фотографию, где Декстер был изображен с убитым королевским тигром. И тихо добавила: — Ты понимаешь, что мы тогда сразу же распорядимся всем наследством.
Декстер снова кивнул, выражая согласие с планом Грэди, при этом его губы вытянулись в прямую линию.
— Ведь мы в самом деле должны защищаться, — сказал он наконец неуверенно. — Если она убийца, а она таковой является, и если Бейли идиот, который не может ее изобличить, то мы должны действовать. Наш долг положить конец проискам этой особы. Да, это наш долг?
Стелла Грэди облегченно вздохнула, и они договорились, как реализовать свой план.
Чай, как обычно, готовила Патриция, а Фишер подавал его в серебряных чайниках На одном из них был выгравирован герб династии Торпов, и этим чайником имела право пользоваться только хозяйка. Иногда, правда, желая подразнить Патрицию, Грэди брала чайник себе. Именно это спасло Дороти жизнь.
Когда Фишер накрыл на стол и поставил чайник, Дороти и Стелла Грэди находились в своих комнатах. Полковник вылил содержимое ампулы в чайник, который стоял на месте, где обычно сидела Дороти, и вышел на террасу. Дворецкий пригласил дам к чаю. Патриция, желая, как всегда, удостовериться, правильно ли сервирован стол, сразу заметила, что Фишер допустил ошибку или, возможно, намеренно нарушил свои обязанности. Он поставил чайник с гербом рядом с прибором Грэди, а на месте, где сидит ее хозяйка, стоял чайник без герба. Сердито сопя, она поменяла их местами.
Послеобеденный чай прошел, как обычно, при полном молчании. Лишь было заметно, что Декстер и Грэди пристально поглядывали на леди Торп, листавшую какой-то журнал. В нем было несколько красочных фотографий загорелых веселых людей на водных лыжах в одной из бухт Адриатики. На других фотографиях они были изображены вечером под синим звездным небом на террасе дома в мавританском стиле, где слушали музыку, пили охлажденные напитки и беседовали. Такая жизнь была мечтой Дороти.
Она бросала недружелюбные взгляды на своих соседей по столу и думала о том, как было бы хорошо отделаться от них.
Это случилось быстрее, чем она могла надеяться.
Первой исчезла Грэди. На старом «фиате» полковника она врезалась в липу, росшую на обочине дороги перед поворотом на Уолс. Дереву было около пятисот лет, и на стволе висела дощечка, на которой значилось, что дерево посажено королем Ричардом III в 1484 году в знак того, что на этом месте святой Патрик помог ему спастись от лап огромного медведя.
Ни Патрик и ни другой святой не предупредили, однако, Грэди, и она со скоростью в семьдесят километров въехала на крутой поворот, поскольку уже была в бессознательном состоянии, вызванном медленно действующим ядом В нескольких метрах от липы у нее потемнело в глазах, она пыталась нажать на тормоз, но было уже поздно.
Мотор загорелся, и пламя мгновенно охватило всю машину, а затем взорвался бензобак. Когда к месту аварии, оглашая округу воем сирены, подъехал наряд транспортной полиции, автомобиль и водитель уже обуглились
Получив по телефону сообщение об аварии, Бейли сначала потерял дар речи, затем пришел в себя и с такой силой стукнул кулаком по столу, что чернильница и ручка взлетели к потолку. Побелев от ярости, он позвал Вильямса.
Когда растерянный сержант вбежал в комнату, Бейли посмотрел на него так, как разъяренный бык смотрит на неопытного тореро, намереваясь поддеть его на рога и пронести по арене.
— О чем вы думали, когда начали служить в полиции? — спросил он Вильямса тихим, вкрадчивым голосом. — Вы хотите стать инспектором или даже старшим инспектором, а может быть, и суперинтендантом, не так ли? Вы умны, вам нельзя отказать в добросовестности и прилежании. У вас есть необходимые связи, а почтенный сэр Арчибальд является вашим дядюшкой. — Бейли сделал паузу, несколько раз глубоко вздохнул и сказал с явным сарказмом; — И все же вы никогда не станете ни инспектором, ни старшим инспектором, ни суперинтендантом! Из вас ничего не получится. А почему? Потому что вас с треском выгонят из полиции! И меня тоже.
— Что, собственно, случилось, сэр? — отважился наконец спросить Вильямс.
— Третья жертва в замке Карентин.
— Убийство?
— Якобы автомобильная авария.
— Кто же на этот раз?
— Грэди.
— Если это была автомобильная авария, сэр, тогда…
— Не будьте идиотом, Вильямс. Провалиться мне на этом месте; если это была автомобильная авария. Но мы опять ничего не можем доказать, считайте, что труп исчез. В бензобаке было сорок литров бензина. На том месте, где ее нашли, удалось наскрести лишь горсть золы.
— Если вы позволите, я хотел бы задать один вопрос, сэр.
— Послушайте, вы тоже начинаете говорить таким же нелепым языком, как этот Фишер! — заорал на него инспектор. — И не стойте как жердь, словно у вас сросся позвоночник. Это действует мне на нервы! Что вы хотите спросить?
— Я хотел бы знать, как вы можете с такой уверенностью утверждать, что несчастный случай вовсе не несчастный случай.
— Понятия не имею. Но, черт возьми, я убежден в этом! Этого вам не достаточно?
— Нет.
— Гм, — пробурчал Бейли, как обрывающаяся басовая струна виолончели. Хорошо. Давайте подумаем вместе. Возьмем факты, только факты, и ничего; кроме фактов.
— Согласен, сэр, только факты, — ухмыльнулся Вильямс.
— Послушайте, Вильямс, я запущу сейчас вот этой чернильницей в вашу голову Бегайте тогда целую неделю синекожим.
— Если вы позволите заметить, сэр, то на этом свете нет синекожей расы.
Вместо того, чтобы признать это несомненно правильное замечание, Бейли сделал что-то невероятное. Он схватил чернильницу, встал, подошел к Вильямсу и медленно, с наслаждением вылил ее содержимое на его голову. Потом, как когда-то Лютер, он разбил чернильницу о стену, хотя ему и не почудился там черт. Он сделал это скорее потому, что неожиданно его осенила мысль, которая была настолько же абсурдна, как говорил позднее сам, насколько абсурдной может быть иногда сама истина.
— Вот видите, все же есть синекожие люди, — обратился он к Вильямсу, который стоял, поджавши хвост.
Вильямсу было лет двадцать пять, он не курил, был здоров, холост и поэтому свободен от всяких забот. Бейли считал Вильямса излишне серьезным. Оказалось, что он ошибался
— Вы убедили меня, сэр. — Молодой сержант посмотрел на себя в висевшее над умывальником зеркало. — Но шутка будет стоить вам десять фунтов. Эту сумму вы переведете на счет общества антиалкоголиков «Легко на сердце без виски» в Уолсе. В противном случае я сейчас же сажусь за стол и пишу остатком чернил жалобу. И у вас есть недруги, причем не только в полицай-президиуме, но и в прессе. — Он сказал это на полном серьезе, но потом вынужден был рассмеяться. — Вот будет спектакль, если я в этом виде попаду на первую полосу ливерпульской газеты! Заголовок: «Инспектор освящает своих подчиненных чернилами!» Фото вызовет сенсацию по всей Англии.
Бейли проглотил слезы. Он был шотландцем и поэтому, если верить преданию, немного скуповат. Но он обладал достаточным чувством юмора.
Молча вытащил он из кошелька десять фунтов и положил их на стол. Из портмоне он достал один шиллинг и добавил его туда же.
— Это на чистку. А теперь убирайтесь прочь с моих глаз и возвращайтесь лишь после того, как вновь будете принадлежать к белой расе
Когда Вильямс вернулся, его расовую принадлежность нельзя было точно определить. На лбу, залысинах и висках кожа отсвечивала зеленым цветом, щеки отдавали в желтизну, а подбородок приобрел фиолетовый цвет.
Инспектор посмотрел поверх очков.
— Если вы основательно отмоетесь, то расовая проблема для вас будет решена, — заметил он. Потом неожиданно выпалил: — Этот Фишер совсем не пятидесятилетний человек независимо от того, имеет он отношение к этим убийствам или нет.
— У вас есть доказательства? — донимал Вильямс инспектора точно так же, как это было в начале беседы, когда Бейли утверждал, что бывшая начальница почты погибла не случайно.
— Доказательства, доказательства! — передразнил его инспектор. — Нет у меня доказательств, но зато у меня есть интуиция, вы, синяя борода
— Для судебных следователей интуиция пустое слово. Это ведь ограниченные, то есть логически думающие люди. — Вильямс почесал подбородок.
— Послушайте! — Бейли поднял толстый указательный палец. — А что вы подумали бы обо мне, если бы я, например, сказал: «Сэр, я приложил максимум усилий, чтобы сохранить в этом сосуде кофе при температуре, которую вы предпочитаете». Ну, как?
— Я бы счел вас идиотом. Или.. — У Вильямса началось просветление мозгов. — Вы считаете, что такой высокопарный слог дворецкого Фишер усвоил из книг? В действительности же он никогда не был ни дворецким, ни стюардом, ни кем другим?
— Именно так. А из этого следует, что данные его биографии, по крайней мере за последние десять лет, неверные. Не исключено, что он провел их в тюрьме, сумасшедшем доме или в другом каком-либо изолированном заведении.
— Однако при проверке данные подтвердились.
— Ничего не подтвердилось, вернее, другое: человек по имени Фишер действительно работал стюардом на указанных судах. Но кто вам скажет, что наш Фишер и был тем стюардом?
— Вы правы. Мы должны немедленно направить фотографию Фишера в международную полицию «Интерпол», — горячился Вильямс. — Но если даже выяснится, что Фишер совсем не Фишер, а какой-то гангстер, мы еще долго не сможем его изобличить У него нет ни малейшего мотива отправлять на тот свет наследников этого сумасшедшего Роберта Торпа. Вероятнее всего, он хотел провести последние годы жизни спокойно и поэтому нанялся садовником в Карентин.
— А если он и леди Торп заодно? Можете ли вы доказать обратное? Мы не можем доказать ничего, абсолютно ничего! — Инспектором вновь овладело чувство негодования. — Даже то, что этот дурень, почтенный сэр Роберт, умер естественной смертью. Вполне возможно, что серия убийств началась с него.
— Вы считаете, что мы должны провести эксгумацию?
— Конечно, это вызовет много шума, но и без того этот случай уже наделал столько шуму. что при одном воспоминании о нем у меня раскалывается голова. Итак, поставьте вопрос об эксгумации, но перед этим получите согласие леди Торп. Кстати, что нам известно о Торп? Мы знаем, что у нее есть мотив, я бы сказал, идеальный образец мотива. И возможностей у нее тоже хватало. Это же относится и к Декстеру. Что касается Конроя, то я просто не знаю, что подумать.
— Конрой? — спросил удивленно Вильямс. — Вы считаете..
— А почему бы, собственно, нет? Вполне даже возможно, что он, так же как я или вы, ходит по земле. Кровь на кафеле? В человеке шесть литров этого добра, и если в нем будет на какой-то литр больше или меньше, это не имеет значения. Но если его не убили…
— То его жена должна знать об этом. А она не производит такого впечатления. Она была действительно потрясена
— Бээ! — Инспектор от неожиданности чуть не заблеял. — Чего захотели! Она хотя и никудышная актриса, но изобразить сцену отчаяния — для этого не нужно большого таланта. Даже я, который никогда не ступал на скрипящие подмостки, мог бы разыграть такую же сцену.
— Итак, предположим, что Конрой жив. Сразу возникает вопрос, где он находится. Почему он скрывается или почему его прячут?
— Он наверняка в замке.
— Есть ли у вас доказательства на этот счет? Об этом, видимо, можно не спрашивать.
— Ну вот что, моя просьба прислать помощника из Ливерпуля не удовлетворена. Там все заняты нашумевшей историей с похищением человека, за которого потребовали выкуп. Так что вам придется пожить в замке и бодрствовать ночами напролет.
Вильямс глубоко вздохнул.
— Я очень люблю спать, сэр. Если я не посплю девяти часов, сэр, я просто погибаю. Это мука для меня.
— Мука? — Бейли закатил глаза. — А как вы считаете, что значит для меня вся эта история? Думаете, это не мука? С тех пор как я занялся этим делом, я набрал шесть фунтов веса, ибо постоянно пью портер. Мне придется пройти курс лечения — три недели питаться только овсяным отваром и морковью.
— А как быть с экономкой Патрицией Хайсмит? — перебил инспектора Вильямс.
— Она наверняка не имеет никакого отношения к убийству, — парировал Бейли.
— И вы это можете доказать?
— Да, могу, — пробурчал Бейли.
— И все же я позволю одно замечание, сэр. Если вы подозреваете всех и каждого, то почему исключаете Хайсмит? Я надеюсь, это не связано с портером, которым эта дама так щедро потчует вас.
— В кулинарии она смыслит. Каждый раз, когда я появляюсь в Карентине, Патриция догадывается, о чем тоскует мой желудок.
Бейли отогнал гастрономические мечты, которые не давали ему покоя, и примирительно заметил:
— Конечно, нам не следует забывать и о Патриции.
Обсудив с Вильямсом все вопросы, он дал ему последний совет;
— На вашем месте я принял бы сначала горячую ванну и обработал свою физиономию порошком для чистки кастрюль, иначе вас могут принять за существо с того света.
— Вы можете довольно часто получать удовольствие. разбивая на моей голове чернильницу, но каждый раз вам это будет стоить десять фунтов, — примирительно заметил Вильямс.
Большую часть своей жизни человек проводит при дневном свете, поэтому у него врожденный страх перед темнотой. Это чувство было присуще и Вильямсу. В течение дня он все рассматривал трезвыми глазами бдительного полицейского чиновника. Но когда наступала темнота и он украдкой пробирался в замок, то самоуверенность покидала его. Скрип раскачиваемых ветром ставен заставлял его вздрагивать; игра света и тени от луны и проплывающих облаков казалась ему такой же жуткой, как блеск топора палача. Как-никак, а трое в этом замке уже погибли при странных обстоятельствах. Как знать, может быть, и его ждет та же участь…
Комната Декстера находилась на втором этаже в конце коридора. Свет не горел. Вильямс уже хотел открыть дверь в комнату, как до него донеслось покашливание. Дверь вдруг открылась. Вильямс включил карманный фонарик и начал осматривать помещение. В темноте что-то щелкнуло, и когда мимо него просвистела пуля, он почувствовал холодок около правого уха. Реакция была молниеносной. Вильямс бросился на пол, выключил фонарик и пополз в угол между шкафом и стеной. Поскольку он точно помнил обстановку в комнате, то знал, что здесь он в безопасности.
— Я знаю, куда вы заползли, — раздался хриплый голос Декстера со стороны книжной полки.
— Прекратите стрелять как сумасшедший. Я послан сюда защищать вас, прошипел сержант вне себя от ярости.
— Кто вы?
— Вильямс. Вы что, не узнаете меня?
Полковник включил настольную лампу и вышел из своего укрытия, все еще держа в руке пистолет со звукоглушителем.
— Вы были на волосок от смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
— Патриция? Не будь наивен. Эта безобидная жирная особа не может без рыданий поставить даже мышеловку. Нет, единственно, о ком может идти речь, так это о Торп. И хотя я люблю эту бывшую сельскую учительницу так же, как ячмень в своем собственном глазу, я должна признать, что она энергична и целеустремленна. Подумать только, как она сумела убрать Конроя. Ведь я находилась в прихожей, не дальше десяти шагов от места происшествия. Все это граничит уже с…
— Ужасно! И происходит же такое на свете… — Полковник не успел закончить фразу, ибо Грэди наступила ему на ногу металлическим каблуком-шпилькой и спокойно продолжала:
— Я не могу просто понять, как он мог исчезнуть. Бейли и его люди перерыли весь дом. Но, видимо, инспектор глупее, чем я думала. Кроме того, эта сельская учительница отравила его портером, поэтому он не будет ее уличать. А это означает, что теперь на очереди один из нас или мы оба.
— Ты это серьезно? — Голос Декстера, обычно гнусавый, даже когда он погружался в воспоминания о бравых походах, задрожал от страха.
— Настолько серьезно, Гарри, что я уже вижу себя покупающей венок на твою могилу.
— Прекрати нести вздор! — Полковник замахал руками. — Ты знаешь, что я четырежды перенес малярию. С тех пор мои нервы сдали. Не таким я был, когда мы душили индийских повстанцев.
— Во всяком случае, мы должны что-то предпринять, а для этого нужны железные нервы.
— Ты считаешь, что мы должны… Нам нужно… — заикаясь, промолвил Декстер.
— Что нам еще остается? — Грэди испытующе посмотрела на полковника и поняла, что тот трусит. Как бы про себя она сказала: — Я боюсь смерти. Когда я думаю о кладбище в Уолсе, то чувствую себя истлевшей и сгнившей. Декстер нервно кивнул головой.
— И как ты себе это представляешь? — спросил он.
Грэди придвинулась к нему, положила свою жилистую руку на его руку и ласково сказала:
— У тебя есть маленькая ампула, о которой ты мне рассказывал, и ты ведь храбрый мужчина. — Она указала на фотографию, где Декстер был изображен с убитым королевским тигром. И тихо добавила: — Ты понимаешь, что мы тогда сразу же распорядимся всем наследством.
Декстер снова кивнул, выражая согласие с планом Грэди, при этом его губы вытянулись в прямую линию.
— Ведь мы в самом деле должны защищаться, — сказал он наконец неуверенно. — Если она убийца, а она таковой является, и если Бейли идиот, который не может ее изобличить, то мы должны действовать. Наш долг положить конец проискам этой особы. Да, это наш долг?
Стелла Грэди облегченно вздохнула, и они договорились, как реализовать свой план.
Чай, как обычно, готовила Патриция, а Фишер подавал его в серебряных чайниках На одном из них был выгравирован герб династии Торпов, и этим чайником имела право пользоваться только хозяйка. Иногда, правда, желая подразнить Патрицию, Грэди брала чайник себе. Именно это спасло Дороти жизнь.
Когда Фишер накрыл на стол и поставил чайник, Дороти и Стелла Грэди находились в своих комнатах. Полковник вылил содержимое ампулы в чайник, который стоял на месте, где обычно сидела Дороти, и вышел на террасу. Дворецкий пригласил дам к чаю. Патриция, желая, как всегда, удостовериться, правильно ли сервирован стол, сразу заметила, что Фишер допустил ошибку или, возможно, намеренно нарушил свои обязанности. Он поставил чайник с гербом рядом с прибором Грэди, а на месте, где сидит ее хозяйка, стоял чайник без герба. Сердито сопя, она поменяла их местами.
Послеобеденный чай прошел, как обычно, при полном молчании. Лишь было заметно, что Декстер и Грэди пристально поглядывали на леди Торп, листавшую какой-то журнал. В нем было несколько красочных фотографий загорелых веселых людей на водных лыжах в одной из бухт Адриатики. На других фотографиях они были изображены вечером под синим звездным небом на террасе дома в мавританском стиле, где слушали музыку, пили охлажденные напитки и беседовали. Такая жизнь была мечтой Дороти.
Она бросала недружелюбные взгляды на своих соседей по столу и думала о том, как было бы хорошо отделаться от них.
Это случилось быстрее, чем она могла надеяться.
Первой исчезла Грэди. На старом «фиате» полковника она врезалась в липу, росшую на обочине дороги перед поворотом на Уолс. Дереву было около пятисот лет, и на стволе висела дощечка, на которой значилось, что дерево посажено королем Ричардом III в 1484 году в знак того, что на этом месте святой Патрик помог ему спастись от лап огромного медведя.
Ни Патрик и ни другой святой не предупредили, однако, Грэди, и она со скоростью в семьдесят километров въехала на крутой поворот, поскольку уже была в бессознательном состоянии, вызванном медленно действующим ядом В нескольких метрах от липы у нее потемнело в глазах, она пыталась нажать на тормоз, но было уже поздно.
Мотор загорелся, и пламя мгновенно охватило всю машину, а затем взорвался бензобак. Когда к месту аварии, оглашая округу воем сирены, подъехал наряд транспортной полиции, автомобиль и водитель уже обуглились
Получив по телефону сообщение об аварии, Бейли сначала потерял дар речи, затем пришел в себя и с такой силой стукнул кулаком по столу, что чернильница и ручка взлетели к потолку. Побелев от ярости, он позвал Вильямса.
Когда растерянный сержант вбежал в комнату, Бейли посмотрел на него так, как разъяренный бык смотрит на неопытного тореро, намереваясь поддеть его на рога и пронести по арене.
— О чем вы думали, когда начали служить в полиции? — спросил он Вильямса тихим, вкрадчивым голосом. — Вы хотите стать инспектором или даже старшим инспектором, а может быть, и суперинтендантом, не так ли? Вы умны, вам нельзя отказать в добросовестности и прилежании. У вас есть необходимые связи, а почтенный сэр Арчибальд является вашим дядюшкой. — Бейли сделал паузу, несколько раз глубоко вздохнул и сказал с явным сарказмом; — И все же вы никогда не станете ни инспектором, ни старшим инспектором, ни суперинтендантом! Из вас ничего не получится. А почему? Потому что вас с треском выгонят из полиции! И меня тоже.
— Что, собственно, случилось, сэр? — отважился наконец спросить Вильямс.
— Третья жертва в замке Карентин.
— Убийство?
— Якобы автомобильная авария.
— Кто же на этот раз?
— Грэди.
— Если это была автомобильная авария, сэр, тогда…
— Не будьте идиотом, Вильямс. Провалиться мне на этом месте; если это была автомобильная авария. Но мы опять ничего не можем доказать, считайте, что труп исчез. В бензобаке было сорок литров бензина. На том месте, где ее нашли, удалось наскрести лишь горсть золы.
— Если вы позволите, я хотел бы задать один вопрос, сэр.
— Послушайте, вы тоже начинаете говорить таким же нелепым языком, как этот Фишер! — заорал на него инспектор. — И не стойте как жердь, словно у вас сросся позвоночник. Это действует мне на нервы! Что вы хотите спросить?
— Я хотел бы знать, как вы можете с такой уверенностью утверждать, что несчастный случай вовсе не несчастный случай.
— Понятия не имею. Но, черт возьми, я убежден в этом! Этого вам не достаточно?
— Нет.
— Гм, — пробурчал Бейли, как обрывающаяся басовая струна виолончели. Хорошо. Давайте подумаем вместе. Возьмем факты, только факты, и ничего; кроме фактов.
— Согласен, сэр, только факты, — ухмыльнулся Вильямс.
— Послушайте, Вильямс, я запущу сейчас вот этой чернильницей в вашу голову Бегайте тогда целую неделю синекожим.
— Если вы позволите заметить, сэр, то на этом свете нет синекожей расы.
Вместо того, чтобы признать это несомненно правильное замечание, Бейли сделал что-то невероятное. Он схватил чернильницу, встал, подошел к Вильямсу и медленно, с наслаждением вылил ее содержимое на его голову. Потом, как когда-то Лютер, он разбил чернильницу о стену, хотя ему и не почудился там черт. Он сделал это скорее потому, что неожиданно его осенила мысль, которая была настолько же абсурдна, как говорил позднее сам, насколько абсурдной может быть иногда сама истина.
— Вот видите, все же есть синекожие люди, — обратился он к Вильямсу, который стоял, поджавши хвост.
Вильямсу было лет двадцать пять, он не курил, был здоров, холост и поэтому свободен от всяких забот. Бейли считал Вильямса излишне серьезным. Оказалось, что он ошибался
— Вы убедили меня, сэр. — Молодой сержант посмотрел на себя в висевшее над умывальником зеркало. — Но шутка будет стоить вам десять фунтов. Эту сумму вы переведете на счет общества антиалкоголиков «Легко на сердце без виски» в Уолсе. В противном случае я сейчас же сажусь за стол и пишу остатком чернил жалобу. И у вас есть недруги, причем не только в полицай-президиуме, но и в прессе. — Он сказал это на полном серьезе, но потом вынужден был рассмеяться. — Вот будет спектакль, если я в этом виде попаду на первую полосу ливерпульской газеты! Заголовок: «Инспектор освящает своих подчиненных чернилами!» Фото вызовет сенсацию по всей Англии.
Бейли проглотил слезы. Он был шотландцем и поэтому, если верить преданию, немного скуповат. Но он обладал достаточным чувством юмора.
Молча вытащил он из кошелька десять фунтов и положил их на стол. Из портмоне он достал один шиллинг и добавил его туда же.
— Это на чистку. А теперь убирайтесь прочь с моих глаз и возвращайтесь лишь после того, как вновь будете принадлежать к белой расе
Когда Вильямс вернулся, его расовую принадлежность нельзя было точно определить. На лбу, залысинах и висках кожа отсвечивала зеленым цветом, щеки отдавали в желтизну, а подбородок приобрел фиолетовый цвет.
Инспектор посмотрел поверх очков.
— Если вы основательно отмоетесь, то расовая проблема для вас будет решена, — заметил он. Потом неожиданно выпалил: — Этот Фишер совсем не пятидесятилетний человек независимо от того, имеет он отношение к этим убийствам или нет.
— У вас есть доказательства? — донимал Вильямс инспектора точно так же, как это было в начале беседы, когда Бейли утверждал, что бывшая начальница почты погибла не случайно.
— Доказательства, доказательства! — передразнил его инспектор. — Нет у меня доказательств, но зато у меня есть интуиция, вы, синяя борода
— Для судебных следователей интуиция пустое слово. Это ведь ограниченные, то есть логически думающие люди. — Вильямс почесал подбородок.
— Послушайте! — Бейли поднял толстый указательный палец. — А что вы подумали бы обо мне, если бы я, например, сказал: «Сэр, я приложил максимум усилий, чтобы сохранить в этом сосуде кофе при температуре, которую вы предпочитаете». Ну, как?
— Я бы счел вас идиотом. Или.. — У Вильямса началось просветление мозгов. — Вы считаете, что такой высокопарный слог дворецкого Фишер усвоил из книг? В действительности же он никогда не был ни дворецким, ни стюардом, ни кем другим?
— Именно так. А из этого следует, что данные его биографии, по крайней мере за последние десять лет, неверные. Не исключено, что он провел их в тюрьме, сумасшедшем доме или в другом каком-либо изолированном заведении.
— Однако при проверке данные подтвердились.
— Ничего не подтвердилось, вернее, другое: человек по имени Фишер действительно работал стюардом на указанных судах. Но кто вам скажет, что наш Фишер и был тем стюардом?
— Вы правы. Мы должны немедленно направить фотографию Фишера в международную полицию «Интерпол», — горячился Вильямс. — Но если даже выяснится, что Фишер совсем не Фишер, а какой-то гангстер, мы еще долго не сможем его изобличить У него нет ни малейшего мотива отправлять на тот свет наследников этого сумасшедшего Роберта Торпа. Вероятнее всего, он хотел провести последние годы жизни спокойно и поэтому нанялся садовником в Карентин.
— А если он и леди Торп заодно? Можете ли вы доказать обратное? Мы не можем доказать ничего, абсолютно ничего! — Инспектором вновь овладело чувство негодования. — Даже то, что этот дурень, почтенный сэр Роберт, умер естественной смертью. Вполне возможно, что серия убийств началась с него.
— Вы считаете, что мы должны провести эксгумацию?
— Конечно, это вызовет много шума, но и без того этот случай уже наделал столько шуму. что при одном воспоминании о нем у меня раскалывается голова. Итак, поставьте вопрос об эксгумации, но перед этим получите согласие леди Торп. Кстати, что нам известно о Торп? Мы знаем, что у нее есть мотив, я бы сказал, идеальный образец мотива. И возможностей у нее тоже хватало. Это же относится и к Декстеру. Что касается Конроя, то я просто не знаю, что подумать.
— Конрой? — спросил удивленно Вильямс. — Вы считаете..
— А почему бы, собственно, нет? Вполне даже возможно, что он, так же как я или вы, ходит по земле. Кровь на кафеле? В человеке шесть литров этого добра, и если в нем будет на какой-то литр больше или меньше, это не имеет значения. Но если его не убили…
— То его жена должна знать об этом. А она не производит такого впечатления. Она была действительно потрясена
— Бээ! — Инспектор от неожиданности чуть не заблеял. — Чего захотели! Она хотя и никудышная актриса, но изобразить сцену отчаяния — для этого не нужно большого таланта. Даже я, который никогда не ступал на скрипящие подмостки, мог бы разыграть такую же сцену.
— Итак, предположим, что Конрой жив. Сразу возникает вопрос, где он находится. Почему он скрывается или почему его прячут?
— Он наверняка в замке.
— Есть ли у вас доказательства на этот счет? Об этом, видимо, можно не спрашивать.
— Ну вот что, моя просьба прислать помощника из Ливерпуля не удовлетворена. Там все заняты нашумевшей историей с похищением человека, за которого потребовали выкуп. Так что вам придется пожить в замке и бодрствовать ночами напролет.
Вильямс глубоко вздохнул.
— Я очень люблю спать, сэр. Если я не посплю девяти часов, сэр, я просто погибаю. Это мука для меня.
— Мука? — Бейли закатил глаза. — А как вы считаете, что значит для меня вся эта история? Думаете, это не мука? С тех пор как я занялся этим делом, я набрал шесть фунтов веса, ибо постоянно пью портер. Мне придется пройти курс лечения — три недели питаться только овсяным отваром и морковью.
— А как быть с экономкой Патрицией Хайсмит? — перебил инспектора Вильямс.
— Она наверняка не имеет никакого отношения к убийству, — парировал Бейли.
— И вы это можете доказать?
— Да, могу, — пробурчал Бейли.
— И все же я позволю одно замечание, сэр. Если вы подозреваете всех и каждого, то почему исключаете Хайсмит? Я надеюсь, это не связано с портером, которым эта дама так щедро потчует вас.
— В кулинарии она смыслит. Каждый раз, когда я появляюсь в Карентине, Патриция догадывается, о чем тоскует мой желудок.
Бейли отогнал гастрономические мечты, которые не давали ему покоя, и примирительно заметил:
— Конечно, нам не следует забывать и о Патриции.
Обсудив с Вильямсом все вопросы, он дал ему последний совет;
— На вашем месте я принял бы сначала горячую ванну и обработал свою физиономию порошком для чистки кастрюль, иначе вас могут принять за существо с того света.
— Вы можете довольно часто получать удовольствие. разбивая на моей голове чернильницу, но каждый раз вам это будет стоить десять фунтов, — примирительно заметил Вильямс.
Большую часть своей жизни человек проводит при дневном свете, поэтому у него врожденный страх перед темнотой. Это чувство было присуще и Вильямсу. В течение дня он все рассматривал трезвыми глазами бдительного полицейского чиновника. Но когда наступала темнота и он украдкой пробирался в замок, то самоуверенность покидала его. Скрип раскачиваемых ветром ставен заставлял его вздрагивать; игра света и тени от луны и проплывающих облаков казалась ему такой же жуткой, как блеск топора палача. Как-никак, а трое в этом замке уже погибли при странных обстоятельствах. Как знать, может быть, и его ждет та же участь…
Комната Декстера находилась на втором этаже в конце коридора. Свет не горел. Вильямс уже хотел открыть дверь в комнату, как до него донеслось покашливание. Дверь вдруг открылась. Вильямс включил карманный фонарик и начал осматривать помещение. В темноте что-то щелкнуло, и когда мимо него просвистела пуля, он почувствовал холодок около правого уха. Реакция была молниеносной. Вильямс бросился на пол, выключил фонарик и пополз в угол между шкафом и стеной. Поскольку он точно помнил обстановку в комнате, то знал, что здесь он в безопасности.
— Я знаю, куда вы заползли, — раздался хриплый голос Декстера со стороны книжной полки.
— Прекратите стрелять как сумасшедший. Я послан сюда защищать вас, прошипел сержант вне себя от ярости.
— Кто вы?
— Вильямс. Вы что, не узнаете меня?
Полковник включил настольную лампу и вышел из своего укрытия, все еще держа в руке пистолет со звукоглушителем.
— Вы были на волосок от смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13