Самый волнующий аккорд – заключительный. И падали два башмачка со стуком на пол. И воск слезами ночника на платье капал... Платьишко на ней, конечно, так себе, серенькое. Это заметно даже в тусклом свете прилепленных к козырьку над входом фонарей. Но если девочку приодеть... вызвав предварительно в Москву на курсы переподготовки...
«Вольвочка» плавно трогается с места и подкатывает вплотную к лестнице. Стекло уже опущено.
– Позвольте вас подвезти? Такой дождь, а вы без зонта.
Замерла на третьей ступеньке снизу. Острые коленки – как раз на уровне моих глаз.
– Боюсь, нам не по пути.
Она что, не отличает «вольво» от «Оки»? Придется вылезать под дождь. Но вначале – чуть громче музыку, чтобы девочке лучше было слышно. А теперь – галантно раскрыть над ее плащом зонт.
– Ради вас я готов изменить маршрут.
– И поехать за мной на край света, – с готовностью продолжает Элли.
– Где никто не сможет помешать нам, – невозмутимо продолжаю я.
– Помешать нам – чем заниматься?
Она оставляет мне слишком короткую паузу для ответа на столь прямой вопрос.
– У вас прекрасный автомобиль. Но я предпочитаю трамвай.
На мгновение отпустив плащ, Элли, как трехлетняя девочка, «делает ручкой» и, обогнув машину, уходит в темноту и сырость, постукивая своими давно вышедшими из моды каблучками.
Ага, все-таки отличает. Просто ломается. Значит, не все потеряно. Рано или поздно к этому глаголу всегда добавляется приставка «с». И падают два башмачка со стуком на пол...
А вдруг она с предрассудками?
Юрика я встречаю на вокзале. Неопрятный перрон, чумазые вагоны... Провинция. И, контрастом, Юрик: широкополая шляпа, элегантный плащ, изысканный галстук. Пижон. Такая демаскировка когда-нибудь выйдет ему боком. Но работу свою знает хорошо.
Суть дела я успеваю изложить ему еще в машине, по дороге в гостиницу. Номер для него освободится только завтра, а пока... вот, диванчик в Гришином «полулюксе». Сам Гриша дрыхнет на широкой кровати, крепко зажав в кулаке собственную бороду. Боится, что украдут его величайшую ценность. Проснулся, зевнул, ругнулся.
– Потише нельзя? Поспать не дадут. Я сдергиваю с него одеяло.
– Не надо дверь оставлять открытой. Вставайте, граф, вас ждут великие дела!
Решено. Гришу я отправляю на «Комету». Задача Юрика – расшифровка изображений.
– А ты что будешь делать? – интересуется Гриша, натягивая брюки.
– А я ложусь спать.
– Ты что, всю ночь это...
Изумленный Гриша делает – обеими руками – непристойный жест и с трудом успевает подхватить спадающие брюки. Юрик невозмутимо ухаживает за ногтями.
– Лично я всю ночь работал. А вот чем ты здесь занимался – это еще вопрос.
– Ну ладно, ладно – ворчит Гриша, застегивая пуговицы. – Охота тебе по ночам шастать. Ну, как эпилепсия? Был приступ? – И, не дождавшись ответа, поворачивается к Юрику.
– Слушай, тебе жена сухой паек выдала? Выкладывай! А то у меня от здешнего буфета уже изжога началась.
Если бы он так работал, как ест! Впрочем, пока к нему – никаких претензий.
На «Микротехнологию» я подъезжаю в пятнадцать с копейками. Представляюсь, как и положено, директору, он показывает меня начальнику ихнего ВЦ – энергичной женщине лет сорока пяти с угловатыми, как у школьницы, движениями.
Получив у нее «в полное и безраздельное распоряжение», как она выразилась, терминал, я начинаю рутинную проверку. На этот раз – с сетевого драйвера. Но он чист и прозрачен, как слеза младенца. Теперь – объектная библиотека...
За соседними терминалами появляются и исчезают какие-то тени, «петушок» трижды отмечает часовые интервалы, а я все запускаю в чрева компьютеров вирус-детекторы. И все они возвращаются ни с чем. Проверки по контрольным суммам и размерам тоже ничего не дают. Может быть, зря я все это делаю? Нет здесь никакого вируса...
Да, но почему директор ГИВЦа не вызвал нашего представителя и даже не сообщил о неполадках? И что там за странные нерасшифровываемые изображения гуляют по каналам обмена? И почему все приступы начинаются ровно в полночь, словно нечистая сила вселяется в компьютеры? А прекращаются они что, по крику петуха? Или все-таки по властному движению могучей, хотя пока и невидимой, руки?
Нет, не зря я сижу здесь с покрасневшими от перенапряжения и недосыпания глазами, не зря горблюсь над клавиатурой до онемения шейных мышц. Прежде, чем принимать решительные меры, – а без них, кажется, не обойтись, – я должен быть абсолютно уверен, что это все-таки не вирус. По крайней мере – не вирус уже известного типа.
Еще через час, когда дисплей покрывают мелкие серые мурашки, не исчезающие даже после зажмуривания глаз, я встаю со стула, разминаю затекшие мышцы и покидаю полупустое здание. Тусклые фонари отражаются в так и не высохших после вчерашнего дождя лужах. Теперь бы – самое время погулять с Элли. Слушать ее щебетанье, острить по поводу и без повода, наслаждаться стуком вышедших из моды каблучков... Невзначай коснуться руки – раз, другой. Потом, в полутемном переулке, вдруг плотно прижать к себе и поцеловать... Мечты, мечты...
Остановившись у ближайшего отделения связи, я звоню жене. Узнаю, какая погода в Москве, выслушиваю последние домашние новости. Маришка разбила хрустальное блюдо – ну, то, которое на нижней полке серванта стояло. Витька получил двойку по литературе, а за что конкретно – не говорит. На кухне перестал закрываться кран. Вот, пожалуй, и все. Ах, да, еще они все по мне скучают. Я по ним, естественно, тоже.
Возвратившись в гостиницу, я вешаю на наружную ручку двери табличку с надписью «просьба не беспокоить» и сплю еще два часа. Итого за прошедшие сутки – восемь. Вполне достаточно для нормального самочувствия. А мне оно сейчас весьма кстати. Сегодня ночью может многое проясниться. Потому как дежурным оператором на «Микротехнологии» будет Петя Пеночкин. Местный Кулибин, героически ликвидировавший аварию, учиненную пьяным экскаваторщиком. Хотя нет, здесь было что-то другое. Ах, да, смотровой колодец в неположенном месте. Но все равно. Герой Петя Пеночкин, заставивший «Эллипс» постоянно работать в аварийном режиме. А если теперь пропустивший свою очередь экскаваторщик спохватится и оборвет еще один кабель? Что тогда? Судя по почерку, это действительно наш Петя Пеночкин. Только ему могло прийти в голову поменять штатный и нештатный режимы местами. Да еще и ошибку в программном обеспечении обмена допустить. Довольно, кстати, нетривиальную. Пожалуй, единственное, на что способны такие люди – это на нетривиальные ошибки. Ну, а если здесь все-таки злой умысел – Петя Пеночкин наверняка имеет к нему отношение. В качестве квалифицированного исполнителя. Что ни говори, а перекроить «кольцо» в «полумесяц» без определенного уровня профессионализма невозможно. Но вот кто и с какой целью использовал Пеночкина – это вопрос...
Машзал на «Микротехнологии» намного меньше, чем на ГИВЦе, а планировка почти такая же. Дисплейный класс, в котором я сегодня уже побывал, процессорный отсек с зарешеченными пожаробезопасными светильниками, комната с накопителями и оптическими дисководами и отгороженная металло-стеклянной перегородкой «тихая». Что меня заинтересовало – так это целых четыре «Нейрона». Днем я как-то не обратил на них внимания.
И на ГИВЦе, я, кажется, пару таких машин видел...
Да, это наш Петя Пеночкин. Смотрит на меня, как на ожившего мертвеца. То снимет очки, то наденет. И каждые пять секунд заговорщицки подмигивает сразу двумя глазами. В институте за эту привычку его «мигуном» прозвали.
– Пашка?! Ты?! Какими судьбами?
– Иду, смотрю, дверь открыта. Дай, думаю, зайду, с однокурсником побалакаю... Ты что же это не запираешься, инструкцию игнорируешь? Мало ли кто может войти...
– А! – отмахивается Петя. – Внизу вахтер, он посторонних не пускает. Да и кодовый замок... Я просто забыл его с предохранителя снять, когда Евдокия Петровна уходила. Она, кстати, сказала, что явится какой-то важный инспектор. Но что это будешь ты! – мигает Пеночкин особенно выразительно. По-моему, даже его уши принимают участие в движении век и бровей.
Конечно же, это наш Петя Пеночкин. Большие проплешины по сторонам невысокого выпуклого лба, маленькие невыразительные глаза... Вокруг них уже обозначились морщины. Но в общем-то он мало изменился. Раньше он такой велосипед на носу носил... Обнялись, похлопали друг друга по спине. Прошедший через века мужской ритуал. И в один голос:
– Ну, как ты?
Опасный вопрос. Может резко испортить настроение, если на четвертом десятке за душой все еще ничего нет. Должность, машина, дача, диссер накропал – что там еще? Ах да, жена и дети. Европейский стандарт: двое. Слава богу, все проблемы решены вовремя. Так сказать, не отстал от поезда. Сообщаю обо всем этом, конечно, вскользь. Все, как у людей. А у тебя, дорогой однокурсник? До сих пор не женат? Что же ты так... Третий звонок уже прозвенел, поторопись. Поезд еще можно догнать. Если через полгодика жениться, быстренько соорудить пару детишек и заняться остальными нерешенными проблемами.
О кандидатской я Петю даже и не спрашиваю. Такие, как он, не защищаются. У них может быть десяток статей и дюжина изобретений, одно другого оригинальнее, а вот ученой степени – увы. Не дается она в руки, и все тут! Хоть стреляйся! Я таких, кстати, за версту отличаю. То ли походка у них особенная, то ли стрижка специфическая, а взгляну – и сразу все ясно становится. И вопросы-то они всегда задают не простые, а с подковыркой. Вот и сейчас. Не успели мы вспомнить наших, перечислить, кто где устроился, а Петя уже спрашивает:
– Что для тебя главное сейчас?
– Распилить ваш «Эллипс» и ввязать его обломки в «Невод». У вас подготовительные работы закончены?
Пеночкин пренебрежительно машет рукой.
– Закончены, кажется. Это ты у Евдокии Петровны можешь точнее узнать. Я о другом. Работа – само собой. Ну, а в общем? Забросите вы свой бредень – а дальше что?
– Как что? Будем ловить золотую рыбку! – отшучиваюсь я. Вот пристал! На повышение я иду, которое тебе и не снилось! Разве этого мало? – А у тебя сейчас – какая проблема наипервейшая? – возвращаю я Пете его дурацкий вопрос.
– Вот-вот... Та же самая. Хочу поймать свою золотую рыбку. Или даже две... – улыбается он бледными губами и замолкает.
Все понятно. Очередная идея-фикс, замок на песке, фата-моргана. На первом курсе он занимался парапсихологией, на втором усиленно посещал философский кружок. А на старших увлекался проблемой искусственного интеллекта, да так, что чуть без диплома не остался. Руководитель его стоял на земле двумя ногами, а не витал в эмпиреях, и весь бред про «Homo Cyberneticus» из дипломной работы повелел выбросить. Оставшихся материалов вполне хватило бы для защиты, но Пеночкин уперся... Болеть за него вся кафедра пришла. Еще бы, неслыханное дело: выйти на защиту с оценкой руководителя «неудовлетворительно»... В тот раз его пронесло. А теперь чем он занят? Разрабатывает компьютер седьмого поколения? Или какой-нибудь машинный суперязык? М-да... Судя по всему, дружище, жизнь твоя сворачивает наперекосяк. Даже маленьким начальником не стал. Впрочем, твоей вины в этом, может быть, и нет. Разве можно добиться чего-нибудь в жизни с такой фамилией? Пеночкин... Ассоциируется то ли с мыльной пеной, то ли с кипяченым молоком, то ли с легкомысленной птахой. Так к нему и относятся...
– Слушай, а наукой ты занимаешься? – огорошивает меня Петя очередным вопросом. – Я читаю довольно много статей, но твоя фамилия ни под одной не встретилась. Кроме тех, извини, довольно незрелых работ, на которых ты, насколько я понимаю, защитился.
Петя, с важным видом откинувшись на спинку стула, смотрит на меня как на человека, потерявшего в аварии руку. Или голову. Как на калеку смотрит. Вот чудак. Что толку от полудюжины твоих статей? Что мы, японцев догнали, лицензии продали, лучше жить стали? В другом месте нужно силы сейчас прикладывать, чтобы корабль разогнать. Ну, и чтобы самому за бортом не остаться.
Я это давно уже понял. А вот тебе, судя по всему, не удастся понять этого никогда. Не дано, как говорится...
– С наукой мы расстались по-хорошему. У нее ко мне претензий нет, у меня к ней – тоже. Должность моя – ведущий инспектор. Фирма солидная и платят хорошо. Командировок, правда, много...
– А к нам на «Микротехнологию» с какой целью? – равнодушно спрашивает Пеночкин, открывая стол и пряча в него кипу распечаток. – Наша контора рядовая, ничего интересного. Тебе бы, наверное, надо на ГИВЦ подъехать, они тут всем заправляют.
– Ну-ну, не прибедняйся. Там я уже бы и выяснил, что верховодишь-то в городе как раз ты. Сделать из «Эллипса» полумесяц – твоя идея?
– Моя. Чем и горжусь. А не то бы «кольцо» до сих пор не работало. Пришлось, конечно, повозиться, прежде чем обмен полностью нормализовался. За что теперь и расплачиваюсь: чуть где какой сбой – сразу меня вызывают. Как «скорую помощь».
– Все правильно. Ни один добрый поступок не должен оставаться безнаказанным.
Петя снова достает из ящика распечатки и кладет их на стол. Причем – те же самые.
– Слушай... А ты не мог бы помочь мне в одном деле? – говорит он вдруг тихо и часто-часто мигает.
– О чем речь! Все, что в моих силах, сделаю. И что свыше них – тоже. Выручить однокурсника – святое дело.
Интересно, что ему может быть от меня нужно? Такие, как он, для себя никогда ничего не просят. Гордость им, видите ли, не позволяет. Но без одолжений и унижений в наше время не проживешь. Рано или поздно и у них, несгибаемых, появляется необходимость или жену к хорошему врачу устроить, или сына-дочку куда определить. На этом-то они и ломаются. Все до одного, без исключения. Да, но Пеночкин не женат. И детей у него, кажется, нет. Так в чем вопрос? Итальянские колготки для любовницы? Парфюмерный набор для невесты? Нет проблем. В любом комиссионном, только раскошеливайся...
– Вы когда собираетесь «Эллипс» размыкать? – спрашивает Петя, облизывая пересохшие губы.
– По плану – через три дня. Чтобы за выходные и следующую неделю сделать все необходимые соединения, протестировать... Комплексной бригаде уже командировки выписаны и гостиница забронирована.
– А нельзя ли это все... отложить на пару недель? Понимаешь, очень нужно!
М-да... С таким же успехом он мог бы попросить меня прыгнуть с девятого этажа. С парашютом, конечно. Без парашюта – это было бы негуманно.
– Ты знаешь, что такое компьютерная сеть типа «гиперкуб»?
– Наслышан, как же. Телевизионщики все глаза проели, все уши прожужжали. Даже из нашего ГИВЦа один раз репортаж вели. «Здесь будет один из узлов Большой Сети»... Помнишь, как во времена нашего детства: «Здесь будет атомная электростанция»...
А вот от тебя я этого не ожидал. Чтобы так сузить собственный кругозор...
– Это ты как обыватель наслышан. Ну, а как специалист понимаешь, что это даст? «Новый этап НТР!» «Десятикратное ускорение прогресса!» «Каждое техническое решение – на уровне изобретения!» Это что, по-твоему, только газетные заголовки? Нет уж, послушай, дорогой, – не даю я ему возразить. – Ты, я вижу, в этих вопросах дремуч и мохом порос. Известно ли тебе, что как на Западе, так и на Востоке количественный рост компьютерных сетей привел, как и предписано законами диалектики, к гигантскому качественному сдвигу? Ты знаешь, что изобретений во всех областях они делают на порядок больше, чем десять лет назад? А пионерских – на два порядка! Ты знаешь, что мы скоро перестанем понимать, о чем они пишут в научных статьях? Из-за несовместимости скоростей обработки и усвоения информации? Нет, ты не знаешь этого, – вталкиваю я обратно на стул порывающегося встать Пеночкина, – иначе бы у тебя и мысли такой не возникло! Две-три недели... Да это вызовет дополнительное отставание всей, повторяю, всей нашей науки и техники на два-три года! Вот как теперь идет счет! А чем вызван этот качественный скачок, знаешь? Нет уж, позволь, я объясню! Дело в том, что Большая Сеть всю информацию, необходимую для решения самой экстравагантной задачи, может отыскать, упорядочить по десяткам признаков и представить в наиудобнейшем для восприятия виде через какие-то двадцать-тридцать минут! А через каждые сутки – дополнять и обновлять ее. И если ты захочешь, например, чтобы твоя жена стала русалкой, через четверть часа на твоем дисплее будут все имеющиеся на данный момент времени сведения о рыбьих и акульих хвостах, рыбьем клее, рыбьем мехе, совместимости тканей и так далее. Ты даже будешь знать, как ее потом будет удобнее чистить, от хвоста или от головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12