Судовой врач остался на суше, а сделать ампутацию никто, понятно, не брал на себя смелости. Всякая надежда на спасение отпадала.
Прежде всего компаньоны решили взять курс на Панаму.
Затем заговорил капитан Рамирес.
— К сожалению, господа, мы не успели захватить ничего из кладовой индуса…
— А я кое-что успел, — с самодовольной улыбкой прервал его Хаутон. И, вынув руку из кармана, он показал соратникам небольшую, литого золота статуэтку усопшего с закрытыми глазами и сложенными на груди руками. Такие изображения клались в незапамятные времена в гробницы знатных и богатых людей.
Выходка профессора покоробила даже бесцеремонного Рамиреса. К тому же он был суеверен.
— Бросьте эту штуку сейчас же за борт! — закричал капитан. — Разве вы не знаете, что изображение покойника приносит судну несчастье?
— Ну-ну! — пробормотал Хаутон обиженно, как ребенок, у которого собираются отнять занятную игрушку. — Как можно — за борт! Это вещица чрезвычайно редкая, такой даже в Британском музее нет.
— Да ладно! — махнул рукой Портер. — Оставьте его, Рамирес, есть дела более важные. Продолжайте, капитан, мы вас слушаем.
— Так вот, господа, — продолжал Рамирес, — несколько интересных сообщений. На борту теплохода мы нашли не только спасение, В штурманской рубке я обнаружил карту с точным обозначением координат Острова Больших Молний.
— Браво, капитан! — воскликнули собеседники.
— Сокровищ индуса нам взять не удалось, но все же мы не прогадали. Вам известно, что «Ломоносов» готовился к выходу в очередной рейс. Но знаете ли вы, из чего состоит его груз?
— Ну?! — собеседники, казалось, были готовы влезть Рамиресу в рот.
— Этот груз — ящики с… золотыми брусками!
На этот раз раздалось такое дружное «гип-гип-ура» что задрожали занавесочки на иллюминаторах.
— И, наконец, господа, — тон и выражение лица Рамиреса особенно подчеркивали значимость того, что он собирался выложить, — мы заполучили в свои руки нечто такое, что не уступит по ценности золотым брускам… — Рамирес хлопнул ладонью по столу. — Вы видели аппарат, установленный на верхнем ходовом мостике?
— Да!
— Я расспросил Бока. Рао-Сагиб, оказывается, нашел способ не только улавливать молнии, но и бросать их. Прошу вас…
Хаутон и Портер вслед за капитаном поднялись на мостик.
Рамирес сдернул брезент, и глазам его спутников представился загадочный прибор: большой шар из голубоватой пластмассы, укрепленный на карданном подвесе. Это позволяло придать прибору любой угол и положение.
Сквозь прозрачный кожух ясно были видны два металлические шара поменьше, находящиеся внутри, и покрывавшая их блестящая сетка замысловатого рисунка. Короткий и широкий ствол отходил от боковой поверхности, из него выглядывал стержень, заостренный, как жало. Сложное прицельное приспособление над стволом было снабжено перископической системой зеркал.
Кронштейны из белого, металла, на которых покоился кардан с шаром, были привинчены к палубе. Тяжелые бронированные провода уходили на корму, извиваясь, как змеи, сползали вниз, к машинному отделению.
Портер и Хаутон долго рассматривали аппарат, многозначительно хмыкая. Затем Портер приказал вызвать Бока.
Бок был очень плох, и его принесли на руках и усалили в плетеное кресло. Портер, всячески подбадривая предателя, стал выпытывать все, что тому было известно о принципе действия аппарата.
— Вы слыхали, конечно, о так называемой шаровой молнии? — спросил Бок. — Предполагают, что это клубок сильно наэлектризованной смеси газов — азота, кислорода и водорода. Охлаждаясь, масса шаровой молнии становится неустойчивой и взрывается с ужасающей силой. Это мало изученное явление. Вполне возможно, что здесь при взрыве происходит освобождение внутриатомной энергии.
В лабораториях уже научились создавать искусственную молнию. «Генератор молний», подобный тому, который Портер видел в лаборатории «А», сам по себе не составляет секрета. С помощью его можно производить разряды мощностью в 30–40 миллионов киловатт. А это равно мощности всех электростанций Америки вместе взятых.
Разряд длится миллионные доли секунды, но молния успевает превратить в пар толстые медные провода высокого напряжения и разбивает вдребезги железобетонную стену.
Однако одно дело получить молнию, а другое — метнуть ее в определенном направлении…
Бок откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— Ну-ну, — торопил его Портер — Говорите об аппарате!
— Аппарат создал Зобиара, — слабым голосом продолжал Бок. — Мы имеем дело с грозным оружием. Генератор вырабатывает «грозовую материю», ту гремучую смесь, о которой я уже сказал, и отдельные порции ее в виде шаровой молнии выбрасываются по намеченной мишени.
— Вам известно, как обращаться с аппаратом? — спросил Хаутон.
— В общих чертах — да, — кивнул Бок. — Мне однажды довелось наблюдать, как Зобиара приводит его в действие. Управление несложно: видите этот щиток с цветными рычажками — белым включается энергия. Вот этим винтом передвигается прицел. Когда цель пришла в глазок видоискателя, ствол автоматически занимает нужную позицию. Зеленым рычажком вводится устройство, которое ионизирует воздух между мишенью и аппаратом Красный рычажок — выстрел. Вот все, что я знаю.
— А голубой рычажок?
— Больше я ничего не знаю, — повторил Бок.
Его унесли в каюту. Часы предателя были сочтены. На заре следующего дня тело Бока с привязанным к ногам грузом без всяких обрядов и церемоний было спущено за борт.
А вскоре после полудня беглецы заметили приближающийся к судну большой вертолет. Рамирес, Хаутон и Портер обменялись быстрыми взглядами. Мысль у всех была одна: «погоня!»
— Красная звезда на корпусе! — вырвалось у Рамиреса.
— Они вызвали на помощь советский вертолет — задыхаясь, выдавил Хаутон.
Взгляды снова скрестились. Компаньоны, казалось, научились понимать друг друга без слов. Спасение было в одном.
— Аппарат! Скорее!
В горячке, рожденной угрозой погони, компаньоны не додумали простой вещи: возможность появления специально вызванного советского вертолета исключалась.
Портер стрелой несся на верхний ходовой мостик, за ним спешил Хаутон. По дороге профессор споткнулся и упал, Рамирес перескочил через него и, догнав Портера, одним рывком освободил аппарат от чехла. Приникнув к видоискателю, Портер нервно крутил винт прицела.
— Ну же, ну! — торопил разведчика Рамирес. — Они уже делают заход…
Вертолет, действительно, сделал над теплоходом первый круг.
Портер дернул красный рычажок. С металлического острия соскользнул голубой шар и помчался к вертолету. Компаньоны видели его путь, видели, как он взорвался, не долетев до воздушного корабля, и хотя все это заняло всего какую-то долю мгновения, им показалось, что прошло, по крайней мере, полминуты.
Рамирес трясся от нетерпения и охотничьего азарта:
— Скорее!
Но Портер уже посылал вторую молнию. И снова на теплоходе увидели взрыв, еще мощнее первого, увидели, как швырнуло вертолет, как замедлилось на нем вращение несущего винта и как он стал снижаться.
— Мимо! — зарычал Рамирес. — Вы не можете! Дайте я…
У аппарата завязалась короткая борьба. Портеру удалось отбросить Рамиреса — «Прочь!», и он в третий раз рванул красную рукоятку.
В третий раз на конце острия возник голубой шар. Но он почему-то не отделился и не умчался в сторону вертолета. Размером с футбольный мяч, он остался на конце металлического стержня и продолжал расти с тихим шмелиным гудением, принимая все более устрашающие размеры. Он казался живым, внутри трепетала и струилась ослепительным ужасом грозовая материя.
Рамирес и Хаутон отпрянули.
Портер, закрываясь левой рукой от нестерпимого сияния, правой в полной растерянности хватался то за одну, то за другую рукоять.
— Назад! — отчаянно закричал Рамирес.
Но было уже поздно. Портер, не сознавая как следует, что делает, потянул на себя голубой рычажок.
Грянул взрыв такой потрясающей силы, как если бы теплоход был сверху донизу начинен динамитом. Колоссальный столб синего пламени метнулся в небо.
Воздушные робинзоны
Вертолет быстро снижался, почти падал. Разрывы шаровых молний, очевидно, даже на расстоянии причинили серьезные повреждения несущему винту. Нарушилась нормальная работа турбореактивных двигателей — на «Мире» они были вынесены наружу и располагались на концах лопастей винтов. Героическим усилием, мобилизовав всю свою выдержку и мастерство, Робушу удалось остановить машину, когда до поверхности океана оставалась какая-нибудь сотня метров.
В этот момент и раздался третий, последний взрыв. Робуш видел катастрофу: от теплохода не осталось ни клочка, будто его и не было. Взрывной волной вертолет подбросило вверх, в переднем винте что-то резко щелкнуло.
Разин прошел в кабину пилота. Робуш сидел в застекленном фонаре весь красный, потный от перенесенного напряжения.
— Как дела, Василий Трофимович?
— Неважно, товарищ Разин. При последнем взрыве, вероятно, обломком повредило автомат перекоса лопастей переднего винта. Никак не могу перевести машину на вертикальный подъем.
Переговорив с командиром корабля, академик вернулся в салон.
— Скрывать нечего, товарищи. Положение тяжелое, Передний винт поврежден, двигатели капризничают. Робуш говорит, что мы лишены возможности набрать высоту и можем двигаться только по горизонтали.
Курочкин предложил связаться с «Изумрудом».
— Э! — махнул рукой Разин. — На него надеяться, не приходится, «Изумруд» сейчас уже далеко. Вызывать его сюда — значит ставить под угрозу перехода опасной зоны, лететь туда самим — тоже. Но на всякий случай можно связаться.
Однако попытка переговорить с «Изумрудом» осталась безуспешной. Антенна на вертолете была сорвана.
В салон пригласили Робуша.
— Докладывайте, — предложил Разин.
— Товарищ начальник экспедиции, — четко сказал Робуш, — винты еле тянут. Повреждения не так уж велики, и я уверен, что их можно устранить своими силами. Но для этого необходимо хотя бы на два часа сесть на твердую землю.
— Ближе Маркизских островов ничего нет. Это 600 километров. Дотянем?
Робуш развел руками.
— Экипаж сделает все возможное. На крайний случай у нас имеются резиновые надувные плоты…
— Насчет плотов — прошу выбросить из головы! — сурово оборвал его Разин. — Вертолет не может быть брошен ни при каких обстоятельствах. Мы все отвечаем перед Родиной за машину, за выполнение задания. Берите курс на Маркизские острова и, если на пути попадется клочок земли величиной хотя бы в ладонь — садитесь на него.
— Есть! — отчеканил Робуш, вытянулся по-военному, щелкнул каблуками и вернулся в кабину.
Разин обвел взглядом сотрудников.
— Прошу всех вернуться к исполнению своих обязанностей. Чрезвычайное положение на борту вертолета объявлять не буду. «Мир» — лучшая в мире машина этого типа, и в надежность ее я верю, как в самого себя.
Разин разгладил свои казацкие усы и вдруг улыбнулся — широко, бодро:
— Экспедиция продолжает работу, товарищи воздушные робинзоны!
Эта улыбка и неожиданная шутка, как луч среди бури, развеяли атмосферу тревоги, которая, казалось, готова была установиться в салоне. Люди задвигались, оживленно заговорили.
Академик сумел загрузить делом всех, и члены экспедиции, уйдя с головой в работу, уже не думали об опасности.
Наташа продолжала прокладывать на карте вероятный путь облака. Курочкин с морским биноклем в руках переходил от одного иллюминатора к другому.
«Мир» медленно, на небольшой высоте летел на юго-восток.
— Пустыня и пустыня, — сетовал у себя в кабине Робуш. — Водяная Сахара, так сказать…
— Земля, товарищ Робуш! — крикнул в трубку Курочкин.
Робуш схватил карту.
— Какая земля?! Да тут кругом миль на триста…
Однако Курочкин был прав. Чем дальше, тем яснее рисовались вдали очертания горы с плоско срезанной вершиной.
— Ну и глаз у Курочкина! — восхищенно воскликнул Робуш.
Зеленая полоса течения огибала не показанный на карте остров. Густая зелень одевала его до самой вершины горы, внизу были видны ослепительно белые отмели. Эта незнаемая земля была опоясана двумя кольцами — зеленой, лагунной водой внутреннего рейда и белой пеной прибоя, разбивавшего о барьерный риф. Над рифом стояло облачко водяной пыли, переливавшейся на солнце всеми цветами радуги.
И вот остров уже под вертолетом. Вовремя! — двигатели могли вот-вот отказать. Острые глаза Курочкина различали что-то вроде гавани. «Мир» медленно летел над кратером потухшего вулкана. А это что? В глубине кратера тускло поблескивало огромное сферическое тело из матово-серого металла. Можно было разглядеть ровные линии пересекающих его заклепок.
— Иван Иннокентьевич! Остров лежит на наиболее вероятной трассе движения облака, — предупредила Разина Наташа.
— Ничего. Будем садиться, — ответил академик. — Если он обитаем, тем лучше. Робуш, идем на приземление!
Вертолет мягко сел на небольшую лужайку. Первой легко выскочила Наташа и побежала к зданию, видневшемуся вдали.
— Ну и коза! — усмехался Разин, выбираясь из машины.
Едва Наташа пробежала несколько метров, как из зарослей выскочил человек и преградил ей дорогу. Вид у незнакомца был самый неприглядный: бородка, обрамляющая его полное рыхлое лицо, свалялась, как войлок, глаза были воспалены, галстук болтался на боку, а пиджак и брюки измяты и местами изорваны. Он упал перед Наташей на колени и, заикаясь, залопотал что-то жалобное, умоляющее. Девушка от неожиданности и испуга шарахнулась в сторону.
— Эге, да у вас даже тут имеются поклонники! — заметил подоспевший Разин.
— Что он говорит? — спросила Наташа.
— Он называет вас «прекрасная мисс» и просит пощадить его! Наталья Петровна, голубушка, разве можно так, с ходу, пронзать сердца!
— Вы все шутите, Иван Иннокентьевич! А тут, может быть, что-нибудь серьезное случилось. Спросите, пожалуйста, чего он хочет?
Академик не успел задать вопрос. Прибывших окружали смуглые, бородатые люди в широких рубахах и шароварах, вооруженные винтовками. У некоторых за поясами торчали кривые ножи. Лица были суровые, угрожающие.
— Кто вы? — спросил по-английски один из вооруженных людей, очевидно, начальник стражи.
— Ученые. Русские, советские люди, — ответил академик. — И прибыли к вам с самыми добрыми намерениями.
Лицо индуса (во всяком случае, Разин счел его таковым) прояснилось. Сверкнула ослепительная белозубая улыбка.
— О, рус, совьет! — старательно, мягко выговорил он, складывая ладони под подбородком. (Разин знал, что в Индии это заменяет рукопожатие). Потом индус сделал знак, предлагая следовать за ним. Стража окружила прибывших и странного всклокоченного человека, которого Наташа сочла за сумасшедшего, и все направились к зданию.
ГЛАВА 16
Метод доктора Майдео
Тело Рао-Сагиба лежало на тахте, прикрытое до пояса покрывалом. Около него находились Зобиара, осунувшийся до неузнаваемости, и Крюков. В изголовье, сложив на груди руки, стоял маленький человек в большом тюрбане, в очках, с крючковатым носом на темнокожем лице. Это был друг и любимец островитян, врач Майдео.
Уже сорок часов организм Рао-Сагиба боролся со смертью. Перевес был за последней. Нож скользнул по бедренной кости, и рана сама по себе не представляла особой опасности. Тревогу вызывало другое: синюшность лица и конечностей, резкие перебои дыхания свидетельствовали о том, что нож был отравлен каким-то сильным, но медленно действующим ядом.
Европейская медицина оказывалась здесь бессильной. Сердце индуса давно бы перестало биться, если б не Майдео. Он знал средства, применяемые в таких случаях народными врачевателями Востока.
Вдруг губы Рао-Сагиба зашевелились. Зобиара опустился на колени и, припав ухом почти к самому лицу умирающего, услышал слабый, как вздох, шепот:
Отдохни ты на горе, когда устанешь,
На вершине влагой изойдешь и легче станешь.
На горе Кайласа плоть внутри застынет,
Громом на горы сойдет, коль ливень хлынет.
Одна за другой текли из цепенеющих уст строфы поэмы древнего индусского поэта Калидасы «Облачный вестник». Это было поэтическое описание образования и движения грозового облака. Порой оно перебивалось строками из другого, неизвестного Зобиаре, поэта:
Руку к тучам подними, грозной силой напоенным,
Тайну молнии вручи всем народам угнетенным…
«Бредит!» — горестно подумал Зобиара. Крюков глядел на инженера: крупные слезы катились по загорелому, энергичному лицу. Зобиара, несгибаемый, бесстрашный Зобиара, плакал…
— Это агония? — спросил он Майдео.
— Еще нет. Но Рао угасает…
— Майдео, Майдео! Неужели все ваше искусство не в силах спасти учителя?
— Мое искусство способно только ненадолго отсрочить конец. Может быть, еще на два, на три часа…
— Майдео! Ведь вы посвящены в тайны древней индийской медицины…
Майдео явно колебался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13